CC BY
40
Кавказская война по воспоминаниям Д.А. Милютина The Caucasian War according to the memoirs of D.A. Milyutin
Жаворонков Андрей Дмитриевич
Студент 2 курса Факультет Исторический МГУ Россия, Москва e-mail: zhavra@mail.ru
Zhavoronkov Andrew Dmitrievich
Student 2 term Faculty of Historical ' MSU Russia, Moscow e-mail: zhavra@mail.ru
Научный руководитель Андреев Андрей Юрьевич
Доктор исторических наук Московский государственный университет, исторический факультет
Россия, Москва e-mail: andrejev-goetting@yandex. ru
Scientific adviser Andreev Andrey Yurievich
Doctor of Historical Sciences Moscow State University, Faculty of History
Russia, Moscow e-mail: andrejev-goetting@yandex. ru
Аннотация.
"Воспоминания" Д.А. Милютина - источник, который малоизучен в отечественными и зарубежными кавказоведами и специалистами по кавказской войне, несмотря на то, что он заключает в себе обширный пласт информации о данном конфликте. В "Воспоминаниях" раскрывается отношение русского командования, правительства, императора и самого Д.А. Милютина к Кавказской войне. Это источник, на основе которого мы можем понять отношение к Кавказской войне в период с 1839 по 1860 г. императора, военных министров, членов генерального штаба. На основе данных представлений, невольно возникают вопросы, которые волновали русское общество и в XIX в., нужна ли была столь кровопролитная и длительная война России, и нужен ли был России сам Кавказ.
Annotation.
"Memoirs" by D.A. Milyutin is a source that is little studied by domestic and foreign kavkazologists and experts on the Caucasian war, despite the fact that it contains an extensive layer of information about this conflict. In "Memoirs" the attitude of the Russian command, the government, the emperor and D.A. Milyutin himself to the Caucasian War is revealed. This is the source on the basis of which we can understand the attitude of the Emperor, military ministers, members of the General Staff to the Caucasian War in the period from 1839 to 1860. Based on these ideas, questions that worried Russian society in the XIX century involuntarily arise, whether Russia needed such a bloody and prolonged war, and whether Russia needed the Caucasus itself.
Ключевые слова: Кавказская война, Кавказ, Д.А. Милютин.
Key words: The Caucasian War, the Caucasus, D.A. Milyutin.
Omnes autem homines natura libertati studere et condicionem servitutis odisse.
C. Iuli Caesaris
Кавказская война в исторической науке
Изучение Кавказской войны, как замечает историк А.Е. Савельев «подвергалась частой переоценке, которая, впрочем, зависела не от объективных причин, а в силу изменения политической ситуации в стране» [1 с. 161]. По ряду причин историки довольно редко в своих работах представляют полный обзор всего периода
Кавказской войны. В большинстве случаев изучается период Ермолова и Паскевича, и лишь вскользь упоминаются последующая роль А.И. Барятинского. Ему отводят роль победителя Шамиля, опуская его административную деятельность. Редко исследователи прибегают к сравнению или анализу двух сторон конфликта, ограничиваясь лишь русской или горской точкой зрения. Кроме того, следует понимать опасность «оступиться» в изучении мира горцев и Кавказского мировоззрения. Риск уйти в своем исследовании в крайности (восхвалять Россию, на подобие историков XIX в. или защищать идеи об освободительной борьбе горцев против империалистов) [1 с. 161-163]. до сих пор угрожают исследователям. Лишь в конце XX в. и начале 2000-ных историки кавказоведы стали искать компромисс в данных вопросах, привлекать новые источники и смотреть на проблему шире.
Однако, что достаточно удивительно, ни историки прошлого, ни новые исследователи изучающие данный период, не обращают внимание на личность Д.А. Милютина - человека, который известен большинству по своей военной реформе. Однако он внес и значимый вклад для укрепления власти Российской империи на Кавказе. И, что более удивительно, так это игнорирование в своих работах воспоминаний и дневников военного министра. Этот массив данных, который полностью был опубликован в России к 1997 г. не упоминается ни в одном из крупных исследований отечественных и зарубежных историков по Кавказской войне. Работы: Я. А. Гордина «Кавказ: земля и кровь» 2000, З. С. Гаирбекова «Кавказская война как столкновение исторических времен, культурных миров, этнических мировоззрений» 2012, В. В. Лапина «Новейшая историография Кавказской войны» 2008, А. Е. Савельева «Кавказская война 1817-1864 гг. в исторической науке» 2011 - не рассматривают и не приводят данный источник, который, без сомнения, способен дать описание Кавказской войны, в те периоды, когда Д.А. Милютин находился на Кавказе, и, что важнее, показать отношение, восприятие и оценку данного конфликта человеком, который приближен к высшему русскому военно-аристократическому обществу.
Целью нашего исследования будет выявление восприятия Кавказской войны Д.А. Милютиным, как представителем военно-политической элиты Российской империи, русским правительством и обществом. Для этого мы рассмотрим воспоминания с Кавказа Д.А. Милютина в контексте ряда проблем, которые затрагивает военный министр в своем сочинении: проблему командования в регионе, отношения в конфликте между горцами и русским населением, отношения к войне в обществе и непосредственно то, как экспансию России воспринимает сам Д.А. Милютин. Исследуя данные проблемы, мы будем придерживаться сравнительного метода, рассматривая отношение Д.А. Милютина в разные периоды его пребывания на Кавказе к разным проблемам.
Автор надеется, что его работа поможет осознать значимость такого источника, как «Воспоминания» Д.А. Милютина, для исторической науки и послужит в помощь дальнейшим исследователям Кавказской войны.
Обзор источника
Первый том воспоминаний Д.А. Милютина, впервые был опубликован в 1919 г. Издание включало период жизни Д.А. Милютина с 1816 по 1841 гг. Дочери передали архив Милютина Военной академии, как он завещал, которая и выпустило первый том. По просьбе автора в его воспоминания вносилось минимум поправок и исправлений. Революция и приход большевиков к власти не позволили опубликовать остальные документы военного министра. Только в 1979 г. П.А. Зайончковский, заведующий отделом рукописей Государственной библиотеки им. Ленина взялся за переиздание «Воспоминаний» [8 с. 40]. В 1947-1950 гг. он уже опубликовал «Дневники» Д.А. Милютина, и теперь им был подготовлен проект для «Воспоминаний» из трех томов. Однако, из-за нехватки финансов, и отсутствия интереса к данной теме представителей партии, было выпущено лишь переиздание первого тома.
Ученица П.А. Зайончковского - Л.Г. Захарова взялась закончить проект своего наставника. Под ее редакцией вышли все три тома: «Воспоминаний» 1Т 1816-1843, 1997; 2Т 1843-1856, 2000; Т3 1856-1860, 2004. Именно данными изданиями мы и пользовались. В них приведена вступительная статья Л.Г. Захаровой о Д.А. Милютине, обращение редактора и обращение к читателю самого Д.А. Милютина, которое он составил к своим работам. Кроме того, включены дополнения военного министра, иллюстрации за авторством Д.А. Милютина и комментарии к текстам, сравнивающие черновые записи с текстом, который автор прописал в итоговые тетради.
«Воспоминания» Д.А. Милютина основываются не только на его личной рефлексии на прошедшие события, но также подкреплены огромным количеством писем, документов и различных бумаг, которые Д.А. Милютин собирал в свой архив. Начинал военный министр писать данное произведение еще в 1873 г., в связи с интригами при дворе и их негласностью, которую он хотел сохранить для следующих поколений [3 с. 34-35]. Основная часть «Воспоминаний» создавалась, когда военный министр покинул свой пост и переехал с семьей в Крым в Симеиз (1881-1892 гг.). Таким образом перед нами источник, написанный прошедшим долгий военно-политический путь человеком, который обобщает и отражает свои мысли и идеи по разным вопросам прошлого с подтверждениями и ссылками на собранные им архивы и письма.
Стиль Д.А. Милютина достаточно сложно изучать с точки зрения личностного подхода. Будучи военным историком Д.А. Милютин очень аккуратно и спокойно приводил и оценивал факты, раскрывая главным образом лишь фактологическую картину произошедшего, но крайне редко прописывая свое личностное отношение к предмету изучения. Историк Т.Н. Грановский писал, что изложение событий Д.А. Милютиным: «Отличается необыкновенною ясностью и спокойствием взгляда, не отуманенного никакими предубеждениями и тою благородною простотой, которая составляет принадлежность всякого значительного исторического творения» [3 с. 8]. Те же качества отражаются и в «Воспоминаниях» Д.А. Милютина.
В данном исследовании нас интересовали все три тома «Воспоминаний» - главы, посвященные пребыванию Д.А. Милютина на Кавказе (1839-1840, 1843-1845, 1856-1860).
Обзор историографии
Исследований, посвященных Кавказской войне, написано в разное время достаточно много, однако, как я уже упоминал, они, как правило не рассматривают личность Д.А. Милютина, либо односторонне изучают конфликт, либо рассматривают главным образом первые периоды Кавказской войны, не акцентируя внимания на периоде А.И. Барятинского. Вследствие этого историография могла дать нам лишь общие сведения о Кавказской войне, ее обзорное представление. Среди данных работ следует выделить несколько, которые оценены в научном сообществе.
«Северный Кавказ в истории России XIX в.» под редакцией В.М. Безотосного. Исследование 2004 г. посвящено общим проблемам взаимоотношения Российской империи и горцев на Кавказе и обозначению основных противоречий мировосприятия кавказского и русского народа. Кроме того, в данной работе автор постарался дать оценку политики и интересов России на Кавказе. В данном ключе В.М. Безотосный использует поздние работы Д.А. Милютина, в которых военный министр пишет императору концепцию продвижения на Восток тем самым, от части, осмысливая важность конфликта на Кавказе для России.
Работа молодой исследовательницы З.С. Гаирбековой «Кавказская война как столкновение исторических времен, культурных миров, этнических мировоззрений» 2012 г. предлагает читателю пронаблюдать развитие конфликта между русским и местным кавказским населением. Проанализировать мировоззренческие, хозяйственные и религиозные разногласия и их отражения в Кавказской войне. Работа интересна именно попыткой собрать и структурировать все причины, послужившие затягиванию конфликта на Кавказе.
Статьи Л.Г. Захаровой, посвященные непосредственно Д.А. Милютину и его мемуарам, и воспоминаниям, в частности, работа «Россия XIX века в мемуарах Д. А. Милютина» за 2003 г. В ней автор раскрывает структуру и уникальность архивов Д.А. Милютина, их значимость для изучения истории России XIX в.
Отдельно хочется выделить работу историка Я.А. Гордина «Кавказ: земля и кровь» 2000 г. в которой исследователь постарался обобщить точки зрения историков прошлого и создать полноценную картину Кавказской войны с выделением причин экспансии России на Кавказ, отношений русских и горцев к данному конфликту, политику наместников Кавказа и итогов данной войны, особенности социально-экономического строя горцев и невозможности его сосуществования с русской администрацией. Работа Я.А. Гордина представляет из себя ценное исследование по Кавказской войне, предоставляя читателю общий обзор конфликта.
Автор «Воспоминаний»
Рассматривая работу Д.А. Милютина, мы стремимся проецировать его взгляды и мыли, отраженные в «Воспоминаниях», на русское общество и правительство того времени, благодаря тому, что Д.А. Милютин был непосредственно вовлечен в высшее правительственное общество, был близок к царю и занимал должность военного министра. Необходимо брать во внимание жизненный путь Д.А. Милютина при рассмотрении «Воспоминаний», для выявления возможных личностных факторов, повлиявших на содержание данного произведения.
Д.А. Милютин родился 28 июня 1816 г. в Москве в небогатой дворянской семье. Он получил хорошее образование - закончил пансион с серебряной медалью при Московском университете. В 1833 г. получил первый офицерский чин - прапорщика. В 1835 г. он поступил в императорскую военную академию, которую закончил с также с серебряной медалью в чине штабс-капитана. Академия направила Д.А. Милютина на службу в генеральный штаб на Кавказ - это было его первое посещение Кавказа (1839-1840) [3 с. 6]. В данный период он познакомился с местностью Северного Кавказа, Закавказьем, подружился со многими офицерами и членами местного общества.
В 1840 по 1841 гг. Д.А. Милютин, после взятия Ахульго, берет отпуск и проводит его за границей, посещая Германию, Италию, Францию, Англию, Бельгию, Голландию и Швейцарию [3 с. 6].
Вернувшись в Россию, он был в 1843 г. направлен на Кавказ в чине подполковника и звании обер-квартирмейстра войск на Кавказской линии и Черномории. Будучи приближенным к управлению войск в регионе, Д.А. Милютин видел халатность и безалаберность высшего командования, на себе ощущал невзгоды и тяготы данного командования и уже 1844 г. начинает планировать свою отставку. Заручившись поддержкой приближенных к императору друзей в Петербурге, в 1845 г. Д.А. Милютин покидает Кавказ и устраивается в Военную Академию в Санкт-Петербурге в качестве преподавателя военной географии, курс которой, он разработал лично [3 с. 7-9].
В 1853 г. в связи с Крымской войной военный министр В.А. Долгоруков, зная о талантах и опыте Д.А. Милютина, привлекает его к работе в военном министерстве при Крымской канцелярии. Работая в канцелярии Д.А. Милютин лично видел проблемы русской армии, о чем также написал в своих «Воспоминаниях». После окончания войны новый военный министр Н.О. Сухозанет отстраняет Д.А. Милютина от должности [3 с. 10].
В 1856 г. новый наместник Кавказа А.И. Барятинский пригласил Д.А. Милютина на Кавказ на пост начальника главного штаба кавказских войн, то есть предложил ему одну из ключевых должностей в регионе, рассчитывая на его знания военного и административного дела и кавказского региона. После проведения многочисленных административных и военных реформ на Кавказе Д.А. Милютин вызывается в 1860 г. в Петербург Александром II. В столице, по рекомендации Барятинского и ряда министров, Д.А. Милютин
назначается новым военным министром. Этот пост он будет занимать вплоть до 1881 г, отразив эти годы и свою политику в «Воспоминаниях».
На следующий год бывший военный министр с семьей переехал в Крым в поселок Симеиз, где и прожил до конца своих дней, составляя архив и воспоминания. Скончался знаменитый военный реформатор в 1912 г [3 с. 23-29].
«Воспоминания» Д.А. Милютина - это источник, созданный человеком образованным, прошедшим длительный путь по военной карьере - от офицера генерального штаба до начальника канцелярии и военного министра. Д.А. Милютин, в силу своего опыта и знаний, разбирался в истории и иных науках, в военном и административном деле. Занимая высокие посты, он непосредственно общался с министрами, представителями правительства, с императором и отражал их мысли и свои соображения по различным насущным для России темам в своих «Воспоминаниях». Данный факт предоставляет нам еще одно основание для утверждения важности изучения взятого нами источника, так как создавший его автор приводит обоснованную и достоверную точку зрения русского общества и правительства на различные проблемы России в XIX веке.
Восприятие Кавказской войны на Кавказе
Русское командование
Жизнь и война на Кавказе очень отличалась от той, к которой привыкли русские солдаты и офицеры [3 с. 216]. Это вынуждало придерживаться иных правил и методов командования, воинской жизни и ведения войны. Однако не все наместники Кавказа и командующие армиями приходили к этому умозаключению из-за чего Кавказский конфликт периодически разгорался с новой силой. Непонимание особенностей кавказского театра военных действий часто приводили к жертвам русских солдат, которых можно было бы избежать.
Относительно вопроса о русском командовании и администрации Д.А. Милютин высказывался в «Воспоминаниях» в каждый из периодов своего пребывания на Кавказе и высказывался откровенно, приводя порой мнения других офицеров или отношение к командирам в армии.
При этом, в каждый период своего пребывания Д.А. Милютин четко определяет ответственного за происходящие в регионе события. Д.А. Милютин возлагает всю ответственность, как правило, на одного выше стоящего генерала или наместника Кавказа, тем самым изучая отношение местного командования к Кавказской войне через призму действий данной фигуры. Так, можно сказать, что в период своего первого пребывания на Кавказе, главным ответственным был для Милютина П.Х. Граббе - генерал войсками Кавказской линии и Черномории. Во время второго пребывания - А.И. Нейдгардт, а в 50-ые годы - А.И. Барятинский. Именно эти фигуры в «Воспоминаниях» Д.А. Милютина, их действия, мысли и отношение будет формировать главным образом образ отношения к Кавказской войне русского командования в регионе.
На офицерстве, рядовом составе и казаках Д.А. Милютин слабо акцентирует свое внимание, а во время третьего пребывания на Кавказе практически не рассматривает их воззрения и отношение к войне. Относительно этих групп мы можем довольствоваться лишь парой высказываний за первые два периода службы Д.А. Милютина на Кавказе, когда он непосредственно контактировал и взаимодействовал с офицерами и рядовыми лично.
Начиная свою службу на Кавказе в 1839 г. в качестве офицера генерального штаба при Чеченском отряде, Д.А. Милютин сразу подмечает особенности русской армии на Кавказе: «Не было блеска, была распущенность, неряшливость, местами отсутствие дисциплины» [3 с. 206]. Войска, по мнению офицера, были именно боевыми, а не парадными. По большей части в походах и в крепостях рядовой состав и офицеры обеспечивали себя за свой счет: покупали у местного населения лошадей, бурки, припасы и т.д. Было распространено мародёрство и вообще
отрицательное и озлобленное отношение в армии к горцам, которое не останавливалось, а порой даже поощрялось командованием.
Так, одной из тактик русской армии, было разорение и грабеж враждебных аулов. Д.А. Милютин пишет: «Наши отряды под предлогом наказания тех или иных аулов за враждебные действия вторгалась в допустимые местности, преимущественно в зимнее время, разоряли страну, рубили просеки в лесах и уходили без всякого положительного результата оставляя раздраженное и озлобленное население», [3 с. 299]. а во время взятия Ахульго «русские солдаты, озлобленные упорством горцев, выказывали чаще большую жестокость» по отношению к местному населению до такой степени, что офицеры спасали осиротевших детей, беря их на свое попечительство^ с. 262].
Во время экспедиции П.Х. Граббе к Ахульго все брошенные аулы разрушались, сады и виноградники вырубались, или, например, как у аула Чиркату, шли на строительство мостов [3 с. 227]. Тем самым разрушалась экономика, быт, «мир» горцев.
Ведение частых боевых действий ночью (тайно), постоянные перестрелки, неэффективность европейской тактики и техники в условиях горных районов и, по сути, партизанской войны, вынуждали русское командование придерживаться правил ведения войны по правилам горцев [3 с. 256]. Жестокость и отсутствие пышности и «блеска» помогали выживать, но не выигрывать, так как каждый карательный поход или набег вызывал ненависть горцев. Тактика «кинжальных ударов» в разных направлениях, поощряемая Петербургом [12 с. 142] не решала проблемы Кавказской войны.
Д.А. Милютин в начале своей службы на Кавказе мало уделяет внимания административному устройству, замечая только, что оно находится в зачаточном состоянии [3 с. 292] (хотя с начала освоения Кавказ прошло вот уже как более 30-ти лет!). Под критику, Д.А. Милютина попадает генерал П.Х. Граббе, который руководил осадой Ахульго, где скрывался Шамиль. П.Х. Граббе осознавал особенности ведения войны на Кавказе и имел определенный опыт, но он все равно допускал частые ошибки, который вели к многочисленным смертям русских солдат. Он был упрямым и стремился достигнуть поставленных целей к определенному сроку, не обращая внимания на факторы, не позволяющие достигнуть той или иной цели. Ярким примером является суицидальная атака на Ахульго. Получив подкрепление из свежего, еще не опытного на кавказской войне первого Графского полка генерал бросает его на следующий же день без должной подготовки в атаку на неприступную крепость в надежде задавить численностью врага [3 с. 250]. Итог, как не сложно догадаться, и как предсказывал Д.А. Милютин, был плачевным.
Но что более интересно, так это то, что, прибыв на Кавказ во второй раз в 1843 г. уже в звании обер-квартирмейстера войск на Кавказкой линии и Черномории, то есть включенным в военную администрацию, Д.А. Милютин замечает ухудшения в положении Кавказской администрации и военного руководства. «Дезорганизация местного управления, негодность городской полиции, общество из служащих, огромные потери русских войск, неудачная оборонительная тактика, которая позволяла Шамилю овладеть инициативой и сделаться полным владыкою большей части восточного Кавказа» [4 с. 6], «В генеральном штабе многие офицеры и командиры отсутствовали» [4 с. 29], «Административное деление кавказской линии было случайным, местные управления не имели даже узаконенного личного состава. Начальники частей линии должны были сами вести делопроизводство» [4 с. 31] - пишет в своих воспоминаниях военный министр.
Несмотря на жестокую и порой необдуманную тактику П.Х. Грабее, она приносила победы и держала горцев в страхе, теперь же, перейдя от тактики рейдов на земли горцев, кавказское командование под управлением генерала Гурко и генерала Нейдгарда, стало придерживаться оборонительной тактики [4 с. 6]. Связано это было с тем, что новые командующие не имели должного представления о ведении войны на Кавказе,
которым обладали Д.А. Милютин или уехавший с Кавказа Граббе. Данное следствие привело к неудачам русских экспедиций 1841 и 1842 гг. укреплению положения горцев, в их тактике появилась сплоченность и координация, в то время как русское командование, не осознавая местного «авторитета силы» стало скрываться за крепостями, не стремясь продвинуться вглубь Кавказа. Несмотря на требования Николая I из Петербурга совершить единственный решающий, стремительный удар и продолжить кинжальные удары и пленение вождей для «подавления воли горцев к сопротивлению» [12 с. 217] на Кавказе не было ни средств, ни умелого командования. Кроме того, не подчиняясь требованиям Петербурга местное генеральское командование, как пишет Д.А. Милютин, придерживалось иной военной стратегии: «Командованием было предписано никаких наступательных миссий против горцев не предпринимать, а заниматься исключительно довершением или усилением обороны на наших линиях» [4 с. 28].
Даже когда командованию на Кавказе были выделены дополнительные силы оно отказывалось от проведения необходимых наступательных экспедиций. И только после того, как император более настойчиво потребовал проведения «с помощью увеличения военного контингента активной наступательной деятельности в горы для восстановления обаяния русской власти в крае» [4 с. 94] Нейдгард и Норденстам стали подготавливать поход. Но педантичность Нейдгарда, непонимания им условий ведения войны на Кавказе, присущая начальству «суетливость и неустойчивость в распоряжениях» [4 с. 64], а также плохое снабжение армии привели к тому, что полномасштабная экспедиция так и не состоялась.
На лицо невыполнение приказов кавказским высшим начальством, его некомпетентность в условиях данного края. Не авторитетность командования и незнание им особенностей своего края и привели к ухудшению положения русской власти, затягиванию конфликта и новым жертвам.
Д.А. Милютин наблюдая столь плачевный ход дел подал в отставку, замечая в своих воспоминаниях «Военные действия на Кавказе в 1844 выказали наглядно несостоятельность главных распорядителей и в особенности подорвали доверие к генералу Нейдгарду. В старых войсках открыто осуждались и осмеивались его мелочность педантизм нерешительность, доходившая до боязливости. Кавказцам казалось непонятным почему собранные громадные силы избегали решительного боя там, где в прежнее время одерживались блестящие успехи с самыми ничтожными отрядами. Распоряжения Нейдгарта не одобрялись и в Петербурге. Сам император выразил ему в рескрипте свое неудовольствие» [4 с. 93-94]. Уже после того как, Д.А. Милютин покинул Кавказ Нейдгард был смещен и заменен М.С. Воронцовым, который, не имея опыта ведения войны на Кавказе, потерпел сокрушительное поражение от Шамиля в экспедиции 1845 г.
В 1856 г. Д.А. Милютин вновь вернулся на Кавказ по приглашению наместника Кавказа князя А.И. Барятинского в должности начальника главного штаба кавказских войск. Теперь Д.А. Милютин обладал всей информацией о ситуации в регионе и мог, основываясь на своем опыте и знаниях проводить политику умиротворения горцев и укрепления русской власти. Князь Барятинский очень ценил знания Милютина и во многих административно-военных вопросах следовал именно его советам.
С первых дней своего пребывании на новой должности Д.А. Милютин приступил к улучшению и исправлению администрации на Кавказе. В своих воспоминаниях он прописывал, какие реформы и преобразования необходимо было провести: «По части генерального штаба требовалось усиление личного состава и материальных средств» [5 с. 45], наблюдалась «большая проблема с межевыми работами» [5 с. 46] - не хватало рабочих рук. По предложениям и идеям Барятинского необходимо было проводить преобразования в управлении мирными туземцами. Так Барятинский говорил: «в мусульманском населении самый опасный враг -духовенство. Нужно распространять адат, а не шариат поддерживать местную аристократию, привлекать к управлению туземцев под надзором русской военной администрации, создавать местные милиции и убирать
неработающий народ, распространять русский язык среди горцев, вводить его в мечетях и распространять христианство» [5 с. 54].
В военном отношении наместник и генерал штаба также стали использовать новую тактику, которую Д.А. Милютин неоднократно предлагал еще в начале 40-ых. Она заключалась в масштабной вырубке леса, прокладыванию просек и развитию укрепленных пунктов, которые бы все глубже и глубже уходили на территорию противника. Кроме того, развивался проект о крейсерстве вдоль Черноморского побережья Кавказ, для предотвращения контрабанды для горцев, прокладывание железной дороги, для улучшения путей сообщения и иные административно-военные реформы.
Теперь ситуацией на Кавказе управляли знающие свое дело и понимающие специфику региона люди. Наместник Кавказа часто советовался в вопросах ведения военных операций с более опытным Евдокимовым, который применял старые опробованные жестокие меры ведения войны с горцами. Стремился с помощью европейской культуры и распространения «восстановления» Христианства укрепить русскую власть. Однако и в их деятельности были ошибки. Так Барятинский, несмотря на одобряемую Милютиным политику, «часто брался за свои идеи, не имея высочайшего разрешения и ассигнований» [5 с. 88] из-за чего многие его идеи забраковывались свыше. Излишняя поспешность или необдуманность некоторых решений приводила, как и в случае с генералом Граббе, к тяжелым жертвам. Так из-за резкого решение Барятинского по введению войск в Сванетию и установления русского наместника в данном регионе на переговорах погиб князь Гагарин - опытный военный [5 с. 161].
Таким образом, мы можем выделить следующее: Д.А. Милютин замечает, что, во-первых, условия войны и административного управления на Кавказе сильно отличались от стандартных, европейских практик и требовали иного подхода, требующего понимания местных специфик, которые разительно отличались от общеевропейских. Во-вторых, некомпетентность наместников и генералов, которые назначались на Кавказ, не имея представления или опыта об этих особенностях. Ярчайшим примером является Нейдгард, которого высмеивали и рядовой состав и осуждал сам император. Можно сказать, что только, когда за урегулирования ситуации на Кавказе берутся опытные, проведшие на Кавказе не один год, Барятинский, Милютин и Евдокимов начинается период укрепления и стабилизации административной и военной обстановки. И все равно, и эта команда совершала ошибки и сталкивалась с различными препятствиями, но она достигала успехов благодаря знанию региона и его специфики.
Русские и горцы
Говоря о восприятии Кавказской войны необходимо проанализировать восприятие русскими горцев, и то, как горцы отражены в «Воспоминаниях» Д.А. Милютина и с какими событиями они ассоциируются.
Изучение данного вопроса показало нам, что больше всего информации о горцах имеют воспоминания за 1839-1840 гг., когда Д.А. Милютин непосредственно контактировал с ними как военный командир и, в меньшей степени, за 1850-ые, когда он рассматривает местные племена уже с административной точки зрения.
Под понятием «горцы» мы будем подразумевать местное население, как враждебное, так и подчинившееся русской власти. Под «русскими» мы будем воспринимать собирательное понятие из: казаков и их семей, местного городского русского населения, русских солдат и офицеров. Иными словами, под «русскими» мы подразумеваем весь этнический пласт, которые противопоставлял себя в регионе местному населению «горцев». В связи с этим и рассматривать взаимоотношение этих групп мы будем в различных сферах.
Стоит сразу сказать, что Д.А. Милютин и русское командование воспринимали кавказцев как менее развитый, менее культурный, варварский этнос. По отношению к ним всегда, если только не уточнялось племя, применялся термин «туземцы». В восприятии русского горец стоял ниже его.
Ранние воспоминания наполнены главным образом мыслями, связывающих горцев с постоянной опасностью для русского на Кавказе. Постоянные нападения вдоль дорог, на хутора и крепости и пленение местного населения постоянно угрожали казакам, русским солдатам и русским переселенцам, если они не имели должной охраны или не могли держать в руках оружие [3 с. 204-205].
Местное население вызывало недоверие и выглядело в лице русских обманщиками, которые за видимым гостеприимством и уверением в мирном расположении, нападут в удобный для горцев момент. Яркий пример такого поведения - племена Черкессов, которые ни под каким предлогом не желали пропускать через свои земли русские войска, уверяя при этом, что они преданы русскому правительству и в том, что они не имеют никаких сношений с Шамилем. Но Д.А. Милютин подмечает, что «горцы и Черкессы постоянно действовали двулично и это был обман» [3 с. 217] (относительно заверения Черкессов).
Ненависть русских вызывало и непонимание варварской реакции горского населения на приход русской армии. Горцы сжигали мосты, покидали аулы, уничтожая все припасы, делали завалы в ущельях и на дорогах, постоянно со скал беспокоили оружейными выстрелами русских солдат. При взятии Ахульго матери убивали собственных детей лишь бы они не попали в руки русских солдат [3 с. 262]! А как еще один показатель вероломства, были известны многочисленные случаи, когда обреченные на смерть от ран мюриды специально отдавали оружие, но тут же им убивали тех, кому они сдавались [3 с. 262]. Вероломство, двуличие и непонимание причин данного поведения вызывали ненависть у русских, и с точки зрения командования, оправдывали жестокость и варварские методы войны по отношению к горцам - Clavus clavo pellitur.
Не последнюю роль в складывании отношения русских к горцам сыграло отношение местных беев и ханов к русской администрации. Муссы вели себя горделиво, самоуверенно, как истинные властные хозяева своих земель. В период своего первого посещения Кавказа Д.А. Милютин столкнулся с таким отношением дважды: при посещении муссы Хасаева, который, конечно же, проявил правила гостеприимства, но преподнес гостям чай и табак гораздо худшего качества, нежели при их присутствии использовал сам и говорил с ними только через переводчика, хотя русский язык знал [3 с. 204]. Второй раз при посещении аула Унцукуль, где он встретился со старейшиной Аллило, который требовал за свою борьбу с Шамилем чин прапорщика (при том, что он в данной борьбе преследовал интересы своего аула, но никак не России), а на отказ, хитростью отказался помогать Д.А. Милютину [3 с. 234-235].
Во время своего второго пребывания на Кавказе Милютин гораздо меньше уделяет внимания горцам. Единственное значимое замечание Милютина в отношении горцев является то, что «изменилось отношение к горцам в военном и нравственном смысле» [4 с. 41]. Это связано с тем, что Шамиль внедрил артиллерию и дисциплину в своем войске, а мирное население стало перенимать европейскую культуру. Приобщение к европейским ценностям было для русских показателем цивилизованности.
Уже в 50-ых годах Милютин пишет: «Многие туземные семьи усвоили европейские нравы и обычаи и не выделялись из русского образованного общества» [5 с. 37]. Русское, но не местное общество образованное -представление русской администрации в отношении горцев. И Барятинский считал также. Он развивал европейскую культуру в крупных городах, строил театры, галереи и писал императору о необходимости спонсирования данной политики: «На Кавказе нет тех развлечений что в столице и губернских городах, поэтому следует активно их вводить. Необходимо слияние русского и туземного общества и приобщения его к европейской жизни» [5 с. 97]. В данном же русле следует и воспринимать выше нами уже упомянутые идеи Барятинского о распространении русского языка и Христианства - Кавказ должен был стать «русским» не только в политическом, но и в культурном плане. Русская администрация в представлении нового наместника должна была переделать варварский край в цивилизованный - европейский.
С религиозной точкой зрения можно связать и еще одну особенность Кавказского региона, которая долгое время возмущала русскую администрацию. Как замечает В.М. Безотосный: «Горцы при принятии обязательств руководствовались не европейским международным правом, а мусульманским». По мусульманскому праву «любой международный договор заключенный с государством неверных может быть нарушен владетелем мусульманского государства если это нарушение приносит пользу этому государству и клятва в отношении не имеет обязательной силы для мусульманина», кроме того горцы не ощущали себя подданными а признавали власть по праву сильного» [11 с. 52].
Против такого религиозно-политического восприятия отчасти также была направлена культурная и христианская политика Барятинскго. Само существование иной религии, диктовавшей иную культуру, иные правила жизни, отличные от европейских, российских, категорически не устраивало русскую администрацию и правительство, не готовое идти в данных вопросах ни на какой компромисс.
И все равно несмотря на европеизацию местного населения «туземцы» воспринимались людьми второго сорта. Союзы русских с горцами в любом виде осуждались и не принимались обществом [5 с. 39].
К местному не городскому населению активно применялась политика насильственного переселения из плодородных долин и смешение их с казацким населением, которое негативно относилось к «туземцам», которое тревожило их жизнь столь длительный период.
Горцы, подчинившиеся после пленения Шамиля, относились к любым европейцам с подозрением [5 с. 113]. Они не желали воспринимать русскую администрацию, налоговую, крепостническую и рекрутскую систему. Переселение же лишь подогревало это недоверие и ненависть к русским.
Более того, по мере того, как русские войска продвигались в Чечню и Дагестан, в тылу, в районе Владикавказа, где, казалось бы, местное население уже много лет выказывает покорность русскому правительству, стали вспыхивать восстания ингушей, назрановцев, карабулаков [5 с. 240]. Связано это было как раз-таки с политикой переселения и отказа соблюдения русской администраций местных обычаев, проведением политики русификации.
Можно сказать, что политика, отношение и восприятие русскими горцев носила колониально-имперские черты. Горец в глазах русского населения и администрации выглядел «туземцем», который постоянно обманывает и не осознает блага европейской цивилизации, которые несет с собой русская администрация. На сопротивление же данной политике горцев, русское командование отвечала «кинжальными» атаками на аулы. Горцы не осознавали бессмысленности сопротивление имперскому аппарату, что в свою очередь возмущало и вызывало недопонимание русской администрации. Уместно в данной связи привести историю того, как горцы видели общую ситуацию присутствия и заявления прав на свою землю со стороны русских. Еще в начале Кавказской войны, когда Черноморской линией командовал генерал Раевский, он попытался объяснить шапсугским старшинам, приехавшим спросить его, по какому поводу идет он на них войной: "Султан отдал вас в пеш-кеш, - подарил вас русскому царю". "А! Теперь понимаю, - отвечал шапсуг и показал ему птичку, сидевшую на ближнем дереве. - Генерал, дарю тебе эту птичку, возьми ее!" Этим кончились переговоры [6 с. 53].
Восприятие Кавказской войны в столице
Финансовая и личностная проблема
Так ситуацию воспринимали непосредственно в Кавказском регионе представители власти, военные и административные элементы, которые прибыли на Кавказ. И мы выделили, что командование и администрации порой не осознавали особенностей региона, особенностей ведения войны на Кавказе, особенностей местного населения. Местная администрация по-имперски воспринимала местное населения и не видела вариантов
умиротворения кроме как навязывания русской администрации - встраивания региона в общую имперскую систему на основе единых правил, к которым планировалось постепенно переходить.
Однако Д.А. Милютин замечает, что проблемы в освоении Кавказа заключались не только в местном командовании и администрации, но и в правительстве. В данном разделе мы будем рассматривать только воспоминания последнего пребывания Милютина на Кавказе из-за того, что этот вопрос поднимается и рассматривается им только тогда, когда он непосредственно связан с этим вопросом в силу занимаемой им должности.
Одной из важнейших проблем, которые поднималась столичным аппаратам управления и самим Д.А. Милютиным являлась финансовая проблема. После Крымской войны России катастрофически не хватало финансов. Кавказ требовал постоянного вложения ресурсов и людских сил ввиду нахождения в постоянном состоянии войны с местными народами. Расшатанная финансовая система не могла обеспечить столь большие траты. Барятинскому и Милютину постоянно приходили письма о необходимости сокращения финансирования на Кавказе. Необходимые и полезные для региона начинания Барятинского постоянно откладывались из-за нехватки средств и отказа в финансировании. Так перевооружение армии нарезными ружьями на Кавказе приходилось осуществлять за счет средств наместника Кавказа, а не военного министерства [5 с. 148].
Необходимое увеличение числа военных на Кавказе для операций Евдокимова и экспедиций против Шамиля, вызывали недовольство в Петербурге. Военное и финансовое министерство неоднократно высказывали свое недовольство относительно больших ничем, по их мнению, необоснованных затрат на содержание армии на Кавказе. Министры задавались логичным вопросом - где значимые победы ради которых выделяются столь значимые суммы?
Урезания бюджета было даже в сфере снабжения солдат провиантом. Так, Д.А. Милютин пишет, что из-за финансового дефицита, хотя и признавалось, что «войска на северной стороне кавказского хребта несущие наиболее тяжелую боевую службу получали меньше содержание чем войска закавказские» [5 с. 290], никаких средств выделено на их содержания не было.
Из Петербурга постоянно приходили письма друзей Милютина в которых кроме всего прочего на фоне бедственного финансового положения рассказывалось о неразберихе и ужасном управлении в министерствах. Министры, не осознавая всей обстановки на Кавказе, смотрящие лишь в расчеты, игнорируя особенности региона призывали императора отозвать с Кавказа войска, уменьшить финансирование и по сути делали все, чтобы усложнить ситуацию для русского командования и наместничества на Кавказе.
Вот некоторые примеры, приводимые Д.А. Милютиным данных писем. Из письма Герстенцвейга: «Вы уже знаете предположение государя об убавке в полках на Кавказе по одному батальону. Будет ли на это ваше согласие? Вы не можете себе вообразить до чего нам докучает финансовая комиссия, требуя убавки сметы -шутка сказать - на 12 миллионов!!!» [5 с. 439].
Из письма Карцова «В военном министерстве ломают себе голову как сократить бюджет на 10 миллионов по требованию финансовой комиссии. В инспекторском департаменте составлен доклад о самых крайних мерах к сокращению войск» [5 с. 439]., «Там идет теперь междоусобная война: директор канцелярии воюет против Булгакова и уже не знаю почему министр ругает Герстенцвейга называя его интриганом. Всего лучше, что он это рассказывает каждому» [5 с. 440].
Обстановку накаляли и сложные отношения между Барятинским и военным министром Сухозанетом, который не понимал высказываемой Барятинским позиции о том, что «Никакие финансовые затруднения настоящего дня не оправдывают добровольного отречения великой державы от своего политического значения и веса относительно других государств» [5 с. 66]. Более того, считая, в какой-то степени, власть Барятинского
некомпетентной, военный министр неоднократно вмешивался в военные дела управлением Кавказа, считая, что он лучше разбирается в сложившийся в регионе обстановке.
Конфликт к началу 1859 г. удалось уладить. Однако наместнику Кавказа по сути выдвигался ультиматум от военного министерства и правительства - закончить «дело на Кавказе» к 1861 г., после чего из региона будут выведены батальоны, а снабжение сокращено в несколько раз [5 с. 293]. Это заявление очень рассердило Барятинского, так как финансовые вопросы, вопросы снабжения решали их в зависимости от личных приоритетов и «общей» ситуации, не зная и не желая понимать обстановку и особенности ведения войны на Кавказе.
Головин писал Милютину, что в Государственном совете и военном министерстве сидят те, кто «так удачно размежевали между собою власть и деньги» [5 с. 284]. Столичная коррупция и бюрократия были одним из якорей, который тормозил разрешение конфликта на Кавказе и искать для решения Кавказской войны новые ресурсы и финансы.
Проблемы ведения Кавказской войны заключались, как мы видим, не только в несостоятельном, неопытном командовании в регионе, неэффективной администрации и имперской политике, но и в самом управлении государством - в министерствах, которые возглавляли министры не понимающие обстановки и значимости региона. Министерство финансов, военное министерство не считали нужным финансировать Кавказ - этот край требующих больших затрат. Они не стремились осознать необходимости данного финансирования. Для них Кавказская война была финансовой ямой, куда уходили средства без отдачи и возврата. Министров больше беспокоили вопросы их собственной власти и состояния в столице, а не интересы изучения региона и причин столь больших, но необходимых затрат. Более того, восприятие Кавказской войны было искажено в императорской семье и обществе в целом. Понимание необходимости Кавказской войны не было у правящего аппарата, и Д.А. Милютин это также отображает в своих воспоминаниях.
Правительство и общество
В данном вопросе ценность для нас представляют также главным образом воспоминания о последнем пребывании на Кавказе, так как в тот период Милютину по поручению Барятинского было необходимо прибыть в Петербург для решения ряда вопросов. В Петербурге Д.А. Милютин проводил неоднократно доклады у Александра II, военного министра, министра иностранных дел и министра финансов. В ходе этих докладов, отчетов и разговоров Д.А. Милютин и показывает нам отношение правительства и Питерского общества к далекой войне на Кавказе.
В Петербурге Д.А. Милютин столкнулся с колоссальным сопротивлением со стороны правительства в отношении проведения на Кавказе верной, с точки зрения кавказских реалий, политики. Министерство иностранных дел во главе с Горчаковым было против введение крейсерства в прибрежных водах и продвижения экспедиций на восток на Кавказе, так как это могло вызвать недовольство Англии [5 с. 201]. Комиссия по финансам и военное министерство требовали сокращение расходов. Многие решение, принимавшиеся лично императором на первых докладах позже в министерствах откладывались в долгий ящик ожидая своего осуществления и после долгой волокиты получали неодобрение, которое, как правило, сводилось к необходимости придерживаться более осторожной внешней политики на Кавказе, к недостатку финансов или наоборот - недостаточно радикальны(!) [5 с. 151].
На балах Милютин выслушивал странные и порой ничем не подкрепленные теории и мысли о войне на Кавказе. Так княгиня Мария Николаевна никак не могла понять особенностей Кавказской войны, которые ей рассказывал Милютин. В ее представлениях, Кавказская война, по средствам и количеству жертв, должна была представлять из себя масштабные кровопролитные битвы [5 с. 153], но никак не постоянные мелкие перестрелки
по горам и лесам. Государственный контролёр генерал-адъютант Анненков считал, что на Кавказе нужно управление как в Польше [5 с. 172] - основанное на независимом контроле, не осознавая, что данная система только разжигает в регионе новые восстания.
В отчете Барятинскому из Петербурга Д.А. Милютин писал: «Меня осыпают вопросами и мнениями о Кавказе более или менее нелепыми и невежественными. Ваше Сиятельство можете сами составить себе понятие о тех нравственных страданиях, которые я выношу ежедневно» [5 с. 173]. И понимающий всю административную волокиты Барятинский поддерживая и подбадривая в ответном письме Милютину с огорчением замечает, что: «Такое жалкое противодействие на каждом шагу» [5 с. 184, подразумевая «противодействие» со стороны непосредственно вышестоящих структур.
В какой-то степени, данное незнание войны можно списать на запрет печати о Кавказской войне. Однако данный запрет был снял в 1857 г. императором, и в том же году в газете «Русский инвалид» [5 с. 108] была опубликована первая статья о ходе боевых действий на Кавказе. Но, стоит задаться в таком случае вопросом, неужели министрам, императору и правительству нужны газеты, чтобы знать о положении и особенностях регионов своей собственной страны?
А вот слухи в правительстве и обществе распространялись куда быстрее, чем новости о кавказских реалиях. Прекрасный опытный генерал Евдокимов, который уже принес русскому оружию не одну победу на Кавказе осуждался правительством. Д.А. Милютин приводит следующее: «Обвиняет сего генерала в крайне корыстолюбивом управлении, что число покорившихся переселенцев будто бы многократно преувеличивается с целью потребления на содержание их значительных сумм, что многостоющая туземная милиция существует большую частью только на бумаге и что все административные места поручены родственникам или приверженцам Евдокимова» [5 с. 294]. Барятинскому после данных заявлений пришлось писать отчеты в столицы, опровергающие слухи и защищавшие честь и важность генерала.
Блокируя идеи реформ Барятинского и Милютина правительство при этом стремилось проводить свои в регионе, считая их подходящими. Так был составлен в столице план переселения целых аулов в Ставропольскую степь (из-за чего вскоре и поднялось одно из восстаний). Министерство иностранных дел настаивало на открытии портов для открытой торговли Турции и Англии, не взирая на заявления Милютина о том, что «открыть враждебному нам прибрежному населению свободу сношений под предлогом торговли значит отречься навсегда от заветной цели - закрепить этот берег за русскою державой. Значит передать его добровольно в руки наших внешних врагов, которые в случае новой войны нашил бы тут готовый базис для действий, чтобы поднять горское население Кавказа против русского владычества» [5 с. 297].
Император и правительство до конца не понимали зачем нужен Кавказ России. Не понимали зачем, и по каким причинам, необходимо в данный регион вкладывать большие суммы, отправлять туда дополнительные батальоны. В представлении министров Кавказ был чем-то далеким, «туземным», малонужным для империи. Князь Константин Николаевич писал Барятинскому «Не о морских победах и не о завоеваниях на Кавказе и сопредельных странах следует думать, не о создании вдруг большого числа судов при больших пожертвованиях и не о содержании на Кавказе многочисленной армии на которую мы решительно не имеем денежных средств. Думать следует о усовершенствовании внутреннего управления на Кавказе вводить порядок и довольство. Управление Кавказом должно стать примером бережливости и благоустройства» [5 с. 94]. Но именно такая политика - политика обороны привела Нейдгарда и Воронцова к поражениям и возвышению горцев. И Барятинский это понимал, он отвечал князю, что край находится на постоянном военном положении, что «Нужно сложить с себя азиатскую кору» [5 с. 97]. Барятинский по сути сам выводит и ставит перед правительством вопрос: «Нужен Кавказ для будущего блага России или нет? Сообразно решению этого вопроса следует одно из
двух ил употребить на этот край усиленные средства или бросить его навсегда. Полумерами мы образуем только язву истощающую лучшие соки государства» [5 с. 98]. Ответа от князя на вопрос наместника не последовало, лишь через друзей Барятинский получил известие, что ответ повлиял на Константина Николаевича и его отношение к региону.
Идею Кавказа в составе России уже давно не разделяли министр Сухозанет, Горчаков. В данном стремлении сомневались князья и сам император. Правительству требовалось один мощный удар, одна выдающаяся победа, чтобы осознать важность Кавказа и вложенных в него средств. Они хотели быстрой войны, решающего сражения, не понимая, что данный подход невозможно было реализовать на Кавказе. Правительство боялось продолжения конфликта, его длительности, неустойчивости, трудности в понимании. Перед взятием Гуниба император предлагал Барятинскому заключить с Шамилем мир! Д.А. Милютин комментирует данный случай: «В глазах Барятинского в указании государя проглядывало сомнение в действительной близости окончательного успеха нашего над Шамилем, недоверие к верности взгляда наместника на тогдашнее положение дел» [5 с. 327]. И Барятинскому пришлось писать ответ императору, объяснять ему, казалось бы, очевидные вещи, что: «Возможно ли помышлять о переговорах с заклятым врагом, когда рука так сказать занесена уже для решительно его поражения?» [5 с. 327]. Администрация в столице как буд-то бы не могла согласовать свои действия и видение конфликта в регионе. При формальной централизации власти, само управление было децентрализованным, разобщенным.
И какова была радость в Петербурге, когда дошли известия о пленении имама. Как радовались и изменились в отношении Кавказ те, кто еще день тому назад, считали, что Россия должна оставить Кавказ для своего же блага. Теперь они видят в нем территорию империи, простор для возможностей экономических и политических потенциалов. Головин в своем письме Барятинскому писал следующее: «После того что сделано на Кавказе и при тех мирных преобразованиях и устройствах, которые вами предполагаются Петербург не может более смотреть на Кавказ как на бочку данаид поглощающую деньги, собираемые с России с большим трудом. Кавказ предоставляется нам как плодородная почва, в которую должно сеять в уверенности получить богатую жатву, но для этого нужны деньги» [5 с. 409]. Никаких пессимистичных настроений, никаких осуждений реформ Барятинского, лишь видение возможностей и сетование по поводу нехватки финансов.
Д.А. Милютин прокомментировал это письмо: «Читая эти строки с трудом веришь, что они писаны тем же пером, которое еще так недавно систематически ратовало против излишества расходов на Кавказе против расточительности и славолюбия его наместника. Вообще в Петербурге - и в публике, и в правительственных сферах заговорили о Кавказе совсем иначе чем прежде» [5 с. 409].
Вот оно - отношение правительства и публики к Кавказской войне. Отношение, без осознания особенностей региона, без понимания цели войны, причин, и без видения дальнейших планов на регион. Отношения, ждущие от местного командования стремительных действий с помощью малых ресурсов, которые невозможны на Кавказе. Отношение, вмиг изменившееся после одной крупной победы. А между тем, это отношение строилось на невозможности сформулировать ни целей, ни причин, ни важности Кавказской войны. Так нужен ли Кавказ России? Нужна ли была Кавказская война и все те жертвы, которые были возложены на ее алтарь?
Поиск причин и решений Кавказского конфликта Д.А. Милютиным
Позиция Д.А. Милютина в отношении Кавказа и Кавказской войны вполне соотносится с ее восприятием русским обществом середины XIX в. за тем лишь исключением, что, во-первых, у Милютина были знания о регионе, и во-вторых, на основе этих знаний и общей ситуации в империи он сформировал для себя ту нишу, которую Кавказ должен был занять в Российской империи.
Для Д.А. Милютина горцы были такими же «туземцами» и обманщиками [3 с. 226]. Их культура и быт отличались от европейских стандартов и в следствие этого, по мнению автора воспоминаний, уступали нравам и культуре русских. Любые восстания воспринимались им как «бесцельные и неразумные в сравнении с русской силой» [3 с. 297]. Эти мысли высказывались им во время первого пребывания и в последующие не изменились. Имперская основа его воззрений проглядывает через его неэмоциональный стиль повествования. Уже покинув Кавказ, находясь на посту военного министра Д.А. Милютин будет формулировать следующее объяснение русской экспансии на Кавказ и обозначать саму необходимость кавказского конфликта: «Напрасно скрывать от себя, что восточный вопрос в том виде, как он стоит, - преимущественно русский и что формула общеевропейской безопасности мало к нам приложима» [3 с. 24].
Интересна и его концепция, адресованная императору: «Положение Российской империи одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими без твердой общественной организации. В подобном случае интересы безопасности границ и торговых сношений всегда требуют, чтобы более образованное государство имело известную власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают весьма неудобными. Оно начинает прежде всего с обуздания набегов и грабительств. Дабы положить им предел оно бывает вынуждено привести соседние народы к более или менее близкому подчинению. По достижении этого результата эти последние приобретают более спокойные привычки, но в свою очередь они подвергаются нападениям соседних племен. Государство обязано защищать их от этих грабительств и наказывать тех, кто их совершает. Отсюда необходимость далеких продолжительнейших периодических экспедиций против врага, которого общественное устройство делает неуловимым. Если государство ограничится наказанием хищников и потом удалится, то урок скоро забудется; удаление будет приписано слабости: азиатские народы по преимуществу уважают только видимую и осязательную силу; нравственная сила ума и интересов образования еще нисколько не действует на них. Поэтому работа должна начинаться постоянно снова. Чтобы быстро прекратить эти беспрестанные беспорядки устраивают среди враждебного населения несколько укрепленных пунктов; над ним проявляют власть, которая мало-помалу приводит его к более или менее насильственному подчинению. Но за этою второю миссию другие еще более отдаленные народы скоро начинают представлять такие же опасности и вызывать те же меры обуздания. Таким образом государство должно решиться на что-нибудь одно: или отказаться от этой непрерывной работы и обречь свои границы на постоянные неурядицы делающие невозможным здесь благосостояние, безопасность и просвещение или же все более продвигаться в глубь диких стран, где расстояния с каждым сделанным шагом увеличивают затруднения и тягости, которым оно подвергается. Такова была учесть всех государств, поставленных в те же условия» [11 с. 53].
Вот она - идея имперской политики, во имя блага и сохранности спокойствия на территории всей империи. Вот оно - отношение к менее развитым народам, которым несется «цивилизация» и спокойствие от более развитого соседа. Вот и объяснение необходимости постоянного вкладывания ресурсов в Кавказскую войну и подтверждение данной концепции с помощью истории (борьба с коренными жителями Америки). Только с индейцами боролись колонисты, а с горцами государство, структура куда более амбициозная и сильная, стремящаяся к единому стандарту на всей своей территории.
И все же, несмотря на данные воззрения, Д.А. Милютина все равно волнует очень важный вопрос - а правильно ли мы поступаем непосредственно на уже подчиненных, завоеванных территориях? То, что Кавказ необходим России и, как следствие, экспансия империи в данном крае Д.А. Милютиным обосновывались еще в 1858 г. в письме Головину: «Кавказ есть перешеек между двумя морями внутри перешейка горы кишат воинственными враждебными нам народом извне - с обоих морей - также враждебное и беспрерывно
возрастающее влияние. Кого начальства и без того трудно, а вдобавок не хотят признавать за ним и права показываться на море» [11 с. 53] - Кавказ для Милютина важный стратегический в экономическом и политическом плане регион, который следует умиротворить и подчинить.
Но на подчиненных территориях русская администрация на Кавказе была запущенной, политика в отношении «туземцев» не рассматривала особенностей их быта. Все это приводило к упомянутыми нами постоянным восстаниям и волнениям даже на территориях, которые уже несколько лет находились под властью русской администрации и не выказывали до того сопротивлений или возмущений.
Вследствие этого, Д.А. Милютин пытается найти причины и варианты решения данной проблемы: «Происшествие под Владикавказом наводили на мысли довольно грустные: не должны ли мы с прискорбием сознаться что мы удачнее справляемся с врагами чем правим подвластными? Что подвигаясь победоносно в завоевании края мы оставляем в тылу население на покорность которого полагаться не можем? Когда народ давно уже покорный живущий позади наших кордонных линий окруженный укреплениями казачьими станицами штаб-квартирами полков призывает к себе на помощь отъявленного нашего врага и выдает ему заложников?» [5 с. 254].
На восстание 1860 г. Милютин отвечает Барятинскому, который, слушая Евдокимова, считал, что причина возмущений в дикости горцев и подстрекательстве турецких и чеченских агентов: «Восстание народа особенно такого какое в Аргунской долине не может произойти внезапно только от какого-нибудь внешнего подстрекательства как выставляет граф Евдокимов. Нет ли тут более существенной причины кроющейся в нашей администрации? Если такая причина есть, то надобно было бы истребить ее в самом корне, но к сожалению, я весьма сомневаюсь, чтобы граф Евдокимов решился доискиваться этого корня особенно когда дело идет об Аргунском округе» [5 с. 459].
Кроме того, Д.А. Милютин в многочисленных письмах и отчетах приводит и предложения в отношении решения данной административной проблемы, показывая параллельно недостатки существующей системы. Так в письме Зотову Милютин пишет: «Надобно ясно определить отношения наши к тому или другому племени: если племя обнаруживает враждебное нам настроение, то лучше прямо признать его врагом и действовать решительно как против врага; зато если оно смирилось укротилось, то хотя бы мы в душе и не доверяли ему должны принять на себя обязанности правителей правосудных попечительных и стремиться к тому чтобы выгоды покорности наглядно отзывались на его благосостоянии» [5 с. 254].
Причины волнений автор «Воспоминаний» пытается найти в следующих положениях: «Не прошло еще и года с тех пор когда племена Чечни и Дагестана встречали русские войска как желанных освободителей от тяжкого ига Шамиля и тирании мюридского ига - и вот уже в разных местах новопокорившегося края начинают проявляться признаки неудовольствия, враждебные нам замыслы, желания горцев покинуть родину, искать убежища под покровительством султана - калифа правоверных. Можно ли было ожидать, что полудикие племена, искони гнездившиеся в недоступных горах, а еще более легкомысленные шаткие чеченцы перейдут вдруг как бы по мановению волшебного жезла из-под сурового гнета главы мюридизма под кроткое, но часто неумолимое правление какого-нибудь неопытного русского офицера?» [5 с. 445-446].
«Первоначальная важность, по моему мнению, имел выбор лиц на низшие должности, поставленные в непосредственное соприкосновение с народом. К сожалению, именно в выборе этих лиц мы часто и грешили» [5 с. 255].
«Для водворения порядка среди новопокорившегося населения, для облегчения за ним административного надзора признано было необходимым принять некоторые меры вразрез вековым привычкам и нравам горцев, как, например, переселение на равнины большими селениями. Обитатели верхних нагорных долин не могли равнодушно смотреть на истребление их старого жилья, прилепленных к скалам каменных саклей
и башен с бойницами; не могли охотно переходить на открытую плоскую местность и селиться по образцу русских слободок или казачьих станиц» [5 с. 447].
Столь многочисленным и подробным цитированием я лишь хочу показать, что Д.А. Милютин, в отличии от правительства, министров и высшего командования осознавал причины возмущений и недовольства «туземцев». В то время, как Р. Фадеев, которого цитирует А.Я. Гордин, в 1850 г. писал: «Наше общество в массе не сознавало даже цели для которой государство так настойчиво, с такими пожертвованиями добивалось покорения гор» [10 с. 5], Д.А. Милютин осознавал необходимость Кавказа для страны, и необходимые для этого затраты. Давал достаточно логичные варианты решения проблем, тактики и стратегии ведения боевых действий и укрепления престижа русской власти в регионе. Но, это «понимание» проблем и смысла Кавказской войны для России мы, как показало наше исследование, не можем применить в отношении русского верховного командования на Кавказе (даже Барятинский не осознавал первопричины возмущений горцев), русского правительства и министров, императора и светского общества.
Заключение
Ius esse belli ut qui vicissent iis quos vicissent quem ad modum vellent imperarent - вкладывает Цезарь в уста Ариовиста извечную истину. Как много лет назад победители навязывали свои права и желания побежденным, не взирая на их желания, традиции, быт, так и русская администрация, правительство, желало навязать свои правила, свои устои на Кавказе.
Навязывание варварам-«туземцам» высокой европейско-русской культуры и защита «provinciam nostram» не зная и не желая понять особенностей региона и народов - главные черты имперского восприятия русским обществом, правительством, да и самим Д.А. Милютиным Кавказской войны.
Главными особенностями восприятия Кавказкой войны в России в XIX в., на основе «Воспоминаний» Д.А. Милютина можно выделить:
Во-первых, незнание и не понимание особенностей Кавказской войны, особенностей местного населения, особенностей региона в целом. Горцы, которые, как подмечает Безотосный, не понимали ни европейского права, ни смысла изменения своего подчинения и жизни «зачем русским наши горы и наши земли? Им негде жить?» [11 с. 52]. Как пишет Гордин, горцы: «Ценили свободу, понимали что за покорением пойду подати и трудовая повинность. От бежавших русских солдат они знали, что такое крепостное право и рекрутчина» [10 с. 11]. За свою свободу, права и традиционный уклад жизни сражались «туземцы», которые империя стремилась ликвидировать в привычном для них смысле.
«В русской правящей среде не знали ничего о быте горцев из-за чего происходили многочисленный ошибки и недопонимания с серьезными последствиями» [11 с. 52] - на основе иных источников пишет Безотосный - что только усиливало агрессию против местных народов местной администрации.
Не просто невозможность компромисса, но и не желание осознать особенности региона привело Россию к столь длительному и кровавому конфликту.
Во-вторых, это имперская политика, которой придерживался не только имперский аппарат, но и сам Д.А. Милютин. Для него и русского правительства «туземцы» были, можно сказать, «варварами», которых необходимо просветить благами европейской культуры и русского правления. Распространить на местные народы русский язык и Христианство, как планировал Барятинский под эгидой императрицы для укрепления русской власти. Целью было укрепление позиций русской власти не компромиссом, а как высказывался еще Пушкин, «цивилизовать Кавказ как можно помягче» [6 с. 52-53].
В своих работах А.Я. Гордин показывает, что «узел конфликта был намертво завязан как нежеланием и невозможностью для русской стороны воспринять горский мир, так и нежеланием, и невозможностью для горцев
отказаться в первую очередь от набеговой системы» [2 с. 180]. Но нельзя в этой «причине» опускать само незнание высшими органами, представителями, как в регионе, так и в столице, главных особенностей и положений конфликта. Невозможность компромисса, лежала не только в нежелании его достижения, но и не в понимании между какими системами, культурами должен быть компромисс. Можно сказать, что и со стороны горцев было тоже непонимание экспансии крупного военного аппарата на их исконную землю, где они из покон веков существовали без какого-либо имперского контроля.
И вследствие всего этого недопонимания с двух сторон и не знания обстановки, причин и целей войны, голос ДА.А Милютина, который пытался сформулировать верные причины и варианты решения конфликта, тонул в море невежества правительства. Вопросы Милютина о правильности русской администрации, ее структуре и политики не находили рефлексии в правительстве.
Кавказ воспринимался как далекий регион, требующий постоянных вложений, где постоянно идет война и нет спокойствия. Край, где, по непонятным для правительства причинам, невозможен решающий бой, положивший бы конец всему конфликту. «Провинцией», в которой постоянно поднимают восстания непокорные «туземцы», которые борются с благами европейской цивилизации и администрации. Территорией, от которой лучше отказаться и забыть о ее присоединении, чтобы прекратить траты и постоянную для империи войну.
Все это приводит нас к вопросу - а нужен ли был с таким воззрением и видением Кавказкой войны правительством и русским обществом Кавказ России? Нужны ли были все те жертвы и траты? Принесло ли империи пользу ее новое приобретение? Ответа на эти вопросы нет ни у русского правительства XIX в., ни русского общества, ни в «Воспоминаниях» Д.А. Милютина. Более того, могут ли историки сейчас сказать, нужен ли был тогда России Кавказ? Вопрос, который требует отдельных исследований.
Список используемой литературы:
1) А.Е. Савельев Кавказская война 1817-1864 гг. в исторической науке // Вопросы истории. 2011. №
2.
2) В.В. Лапин Новейшая историография Кавказской войны // Отечественная история. 2008. № 5.
3) Д.А. Милютин Воспоминания 1816-1843. под ред. Л.Г. Захаровой. М, Тритэ. 1997.
4) Д. А. Милютин Воспоминания 1843-1856. под ред. Л.Г. Захаровой. М, Тритэ. 2000.
5) Д.А. Милютин Воспоминания 1856-1860. под ред. Л.Г. Захаровой. М, Росспэн. 2004.
6) З.С. Гаирбекова Кавказская война как столкновение исторических времен, культурных миров, этнических мировоззрений // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2012. Т. 4. № 3.
7) История России XIX - нач. XX в. под ред. В.А. Федорова. М. 2009.
8) Л.Г. Захарова Россия XIX века в мемуарах Д. А. Милютина. // Отечественная история.: №2/2003.
М.
9) М.М. Блиев, В.В. Дегоев Кавказская война. М, Росет. 1994.
10) Осада Кавказа. Воспоминания участников кавказкой войны XIX в. под ред. А.Я. Гордина. СПб, Звезда. 2000.
11) Северный Кавказ в истории России XIX в. под ред. В.М. Безотосного. М. 2004.
12) Я.А. Гордин Кавказ: земля и кровь. СПб, Звезда. 2000.
