CC BY
98
КАТКОВ М.Н. И БОЛГАРСКИЙ КРИЗИС 1884-1887 ГГ.: ИНСТРУМЕНТАРИЙ И ЦЕНА СВОБОДЫ СЛОВА
© Панаэтов О.Г.*
Кубанский государственный университет, г. Краснодар
В статье рассматривается участие М.Н. Каткова в освещении болгарского кризиса 1885-1887 гг., а также проблема взаимоотношений газеты с властными структурами.
Ключевые слова: история отечественной журналистики, Катков, Болгарский кризис 1885-1887 гг., свобода слова, «Московские ведомости», личность, политика.
Имя М.Н. Каткова, публициста, издателя, критика, прочно вошло в историю отечественной общественной мысли и заняло в ней особое место, обусловленное не только самостоятельностью мысли, но и тем положением, которое занимали его издания по отношению к властям. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала о смерти Каткова: «Утрата, какую несёт Россия, неоценима; она теряет не только первоклассного журналиста, создавшего политическое значение русской печати, но и центральный ум, который в критические минуты собирал вокруг себя здоровое общественное мнение и указывал ему прямой путь» [цит. по: 12, с. 2]. Александр III послал вдове Каткова Софье Петровне телеграмму, которая была напечатана в «Московских ведомостях», а также некоторых иных газетах: «Вместе со всеми истинно русскими людьми глубоко скорблю о вашей и Нашей утрате. Сильное слово покойного мужа вашего, одушевлённое горячею любовью к отечеству, возбуждало русское чувство и укрепляло здравую мысль в смутные времена. Россия не забудет его заслуги, и все соединяются сами в единодушной молитве об упокоении души его» [цит. по: 13, с. 1].
Оценки Каткова, этого «государственного деятеля без государственной должности» [14, с. 105], порой диаметрально противоположные, схожи, как минимум, в плане эмоциональной силы и признании масштабности этой фигуры.
«Он был Бо1о-человек, - писал о Каткове В.В. Розанов, - и я не знаю, был ли даже во Франции или Англии, не говоря уже о ... Германии, - такой в них публицист, редактор газеты, как Катков. По-видимому - нет. Катков говорил царям, правительствам, и те его слушали, ненавидимые им (Германия), боялись. Во всяком случае «слово Каткова» всех тревожило, смущало. Ему можно уподобить единственно и только Демосфена в Греции. Других параллелей, по-видимому, нет» [9, с. 293].
* Доцент кафедры Истории журналистики и правового регулирования массовых коммуникаций.
Соловьев Вл., тесно общавшийся с Катковым до 1875 г., видел в нем сочетание искреннего христианина, отличающегося «сердечной добротой в личных отношениях» [10, т. 2, с. 632], и проповедника «национально-государственного ислама», «культа абсолютного государства» и «языческого культа народа» [10, т. 1, с. 466-467].
Нельзя не отметить интерес современных ученых к фигуре и наследию Каткова, о чем говорят регулярно с 2007 г. проходящие в Москве при храме Всех Святых (Красное Село), Катковские чтения, а издательство «Росток» в Санкт-Петербурге уже выпустило шесть томов его собрания сочинений.
Хоскинг Дж. отмечал, что «в исторической литературе Каткова обычно называют реакционером. На самом же деле то, что он предлагал, было радикальным средством обновления, прорывом в русской имперской практике, основанной на заигрывании с национальными элитами... Катков предлагал обойти национальные элиты и установить протекторат непосредственно над народами. До некоторой степени эта модель напоминала британскую.» [15, с. 87-88].
О феноменальном положении Каткова -журналиста и издателя писал М. Катц, отметив, что он создал ситуацию, когда «Россия могла оказаться на грани возникновения независимой печати» [16, с. 181].
При наличии соответствующих институтов и законодательной базы свобода слова - обычная практика в демократическом обществе. Во второй половине XIX века таковых не было. Редактор, журналист, занимая определенную позицию, высказываясь публично, стремясь оказать воздействия на мнения, должен был, при несовпадении с официальной точкой зрения, обходить цензурные препоны, что часто вполне удавалось. В рамках же дозволенного препятствий и не было.
Другой вопрос - влияние на решения правительства. Выполнение этой задачи может быть двояким: требующим длительных усилий по формированию общественного мнения, которое может повлиять на решения правительства, и непосредственное влияние на тех или иных представителей власти. В последнем случае - опять же два пути: убеждение либо интрига. Власть чаще была склонна смотреть на представителя печати как на выразителя не общественного мнения, а мнения определенной группы единомышленников или собственного [см.: 8]. На фоне таких взглядов Катков небезуспешно оказывал влияние на тех или иных высокопоставленных чиновников, на принятие определенных решений.
Разнообразие тем, которые затрагивались Катковым в его публицистике, продиктованы часто, так сказать, текущим моментом, что вполне естественно для редактора периодической печати. Боровшийся с идеологией как феноменом общественного сознания, или «как системой отвлеченных, не связанных с жизнью «принципов» [3, с. 508], будучи сам идеологом, Катков, при всем разнообразии тем, опирался на такие базовые ценности как «дей-
ствительность», «верховная власть», «государство», «общество». При этом свою деятельность издателя и публициста Катков воспринимал как исполнение долга.
Тот феномен, о котором говорит М. Катц, состоял не столько в убеждающей силе слова Каткова, сколько в доступе его в правительственные сферы, что давало не только возможность получать эксклюзивную информацию о принимаемых там решениях, которой он пользовался, но и оказывать непосредственное влияние на высокопоставленных чиновников. При таком влиянии «Московские ведомости» становились больше чем просто инструментом влияния на умы. В письме к Александру III в феврале 1884 г. Катков писал: «Газета была ... органом государственной деятельности. В ней не просто отражались дела, в ней многие дела делались» [2, с. 21]. Таким образом Катков оказывался не только в поле идейной борьбы на страницах печати, но и участником внутриправительственных интриг. Тот статус, который он приобрел, делал его и участником интриг и межправительственных.
С последним связана и та позиция, которую занял Катков по поводу «болгарского вопроса» и размолвки с Александром III, отношение которого к редактору «Московских ведомостей было в целом сочувственным.
Конечно, не всегда мнения Каткова совпадали с мнениями верховной власти, что приводило к конфликтам уже не с высокопоставленными чиновниками. Так, С.С. Ванеян отмечает, что «использование Катковым секретной информации в борьбе с министерством иностранных дел (которое Катков называл «иностранным министерством русских дел», имея в виду его прогерманскую ориентацию) вызвало резкое неудовольствие Александра III, приказавшего вынести предупреждение «Московским ведомостям» за «проникнутую безграничным презрением» передовую статью в номере от 8 марта за 1887 («Катков забывается и играет роль какого-то диктатора»)» [3, с. 506]. И хотя К.П. Победоносцев и спас положение, отговорив монарха от официального предупреждения, бесследно для Каткова эта история, разворачивавшаяся на фоне Болгарского кризиса 1885-1887 гг., не прошла.
Это был период обострившегося соперничества великих держав за влияние в Болгарии. Берлинский конгресс 1878 г. не решал Балканский вопрос, о чем говорил еще И.С. Аксаков в своей знаменитой речи об итогах Берлинского конгресса. В выступлении Аксаков критиковал не только европейские державы, но и отечественную дипломатию, приравняв ее к нигилистам и обвинив в «отсутствии всякого исторического сознания и всякого живого национального чувства» [1, с. 268]. Речь Аксакова была опубликована в приложении к еженедельнику «Гражданин» № 23-24, 1878 г. Александр II был недоволен выступлением Аксакова. Номер с речью был конфискован. Редактор Пуцыкович сумел разослать подписчикам 400 экземпляров, а 200 экземпляров было отправлено за границу [1, с. 501]. «Гражданин» временно был приостановлен, И.С. Аксаков выслан из Москвы, а Славянский комитет закрыт.
Расчлененная Болгария не хотела мириться с создавшимся положением, однако взгляды на объединение были различными не только в Европе, но и внутри болгарского общества. В результате сентябрьского 1885 г. восстания в Восточной Румелии и январского 1886 г. соглашения между Турцией и Болгарией, делавшей последнюю союзницей Порты, к власти пришел князь Александр Баттенберг, смещенный и отрекшийся от престола позже в результате пророссийского переворота в августе 1886 г. Противники переворота во главе со Стефаном Стамбуловым (Стамболовым) устроили контрпереворот, стремились восстановить власть князя Александра, а после его отказа Великое народное собрание во главе со Стамболовым избрало на болгарский престол принца Вальдемара Датского, но так же получило отказ.
Дальнейшие события описаны в статье Ю.В. Зобнина «Вячеслав Иванов и газета «Московские ведомости». Лидер Великого народного собрания Стамболов, ориентированный во внешней политике, как и его Народно-либеральная партия, на Австро-Венгрию, Германию и позже на Англию, видел в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. корыстное стремление России к подчинению Болгарии и овладению Константинополем, а союз с Австро-Венгрией рассматривал как единственный шанс для болгар обрести подлинную независимость. «С этой целью в декабре 1886 г. в Вену была отправлена делегация Народного собрания, которая обратилась напрямую к принцу Фердинанду Максимилиану Карлу Марии Саксен-Кобургскому ... с предложением занять освободившийся болгарский престол», что заставило Петербург выступить с «резким заявлением». Как известно, Фердинанд и Франц-Иосиф не дезавуировали болгарское предложение [4, с. 300-301]. Газета «Московские ведомости» по этому поводу писала: «Посланцы балканских разбойников засиделись в столице Австрии - вместо трех они провели там более десяти дней, доставив венским газетам богатый материал не только для глубокомысленных политических статей, но и для занимательных описаний как наружности и образа мыслей, так и текущих ежечастных занятий этих господ, ставших знаменитостями» [6].
Политический кризис в Болгарии конца 1886 - начала 1887 г. делал вероятным ввод туда русских войск. Во Франции были весьма сильны реваншистские настроения, выразителем которых был генерал Буланже, ставший военным министром и успешно проведший перевооружение армии. Среди германских военных антифранцузские настроения были не менее сильны, что конкретизировалось в идее превентивного удара и занятии крепости Бельфор. В этом случае Россия могла выступить на стороне Франции, против Берлина и Вены, имея цель изменение положение на Балканах в свою пользу. Бисмарк, хотя и считавший, что «царь и «Марсельеза» несовместимы», тем не менее, войны опасался. Выступление князя Бисмарка в Рейхстаге 30 декабря (11 января) Катков представил в номере от 3 января. Бисмарк предостерегал своих парламентариев от вмешательства в болгарские дела, чтобы не осложнять отношения с Россией: «Мы должны выступать тут в роли защитника мира и по-
давлять публицистические и парламентские возбуждения, направленные во вред миру. Правда, нам грозит опасность, приняв роль адвоката мира, прослыть в Австрии и, особенно, в Венгрии за русофилов, а в России за австрофи-лов... Но этим можно и пренебречь, если только нам удастся сохранить мир Европы» [11, с. 3-4]. Конечно, его выступление предназначалось для публикации, и политика Германии подавалась в выгодном ключе миролюбия. Сам Бисмарк, встречаясь с русскими дипломатами, готовил секретный так называемый «договор перестраховки», шедший в определенном смысле на смену формально тайному «Союзу трех императоров». На этот последний и обрушился Катков в публикации от 8 марта 1887 г., огласив его в печати и, зная об истечении его срока (1887 г.), стремясь не допустить сближения России и Германии в ущерб отношениям с Францией: «Чем ближе к сроку, тем лихорадочнее заметалась политика, ищущая снова захватить нас в свои сети. В Берлине уже дисконтируют психологический момент, выдвигая призрак революции, якобы угрожающей России со стороны декабристов и панславистов, в надежде, что она поспешит искать убежища и успокоения под рукой германского канцлера. Чтоб не могло установиться добрых отношений между Россией и Францией, делается все возможное для возбуждения недоразумений между ними» [7].
Кроме того, в этой публикации Катков резко критиковал Министерство иностранных дел России, которое называл «иностранным министерством русских дел».
Призыв Бисмарка к членам рейхстага «подавлять публицистические возбуждения» в Германии послужил своеобразным примером и для Александра III, который распорядился вынести неофициальное предупреждение «Московским новостям», а Каткову, вызвав его в Гатчину, сделал персональный выговор.
«Договор перестраховки» между Россией и Германией был подписан 6 (18) июня 1887 г., что явилось ударом по противникам сближения с Германией. 25 июня (7 июля) 1887 года Великое народное собрание избрало князем Болгарии принца Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, ставленника Австро-Венгрии, на болгарский престол. Болгарский кризис обострил российско-австрийские и российско-германские отношения. Германия не поддержала Россию в болгарском вопросе, показав, что интересы Австро-Венгрии ей ближе, политика Бисмарка вела к фактическому выдавливанию России с Балкан, а «Союз трех императоров» был разрушен. Обострилась и борьба внутри российского правительства по вопросу сближения с Францией, деятельным участником которой был редактор «Московских ведомостей».
В своих действиях Катков руководствовался не симпатиями к республиканской Франции, а политической прагматикой. Франция искала союзников в своем противостоянии Германии. Таким союзником виделась ей Россия, а Балканский вопрос становился пунктом сближения интересов двух стран. Без особых потерь Франция оказывала в нем поддержку России, которая не была избалована здесь сочувствием даже со стороны партнеров по Союзу
трех императоров. Так образовались в российском правительстве «франкофилы», боровшиеся с «германофилами». На стороне первых и выступал Катков. Министр иностранных дел России Н.К. Гирс, слывший либералом, отстаивал линию на сближение с Германией и становился в этой связи объектом критики консерваторов. В борьбе за направление русской внешней политики не обошлось без интриг. Жертвой этих интриг стал среди прочих и Катков. Зобнин Ю.В. по этому поводу пишет: «Следует сказать, что на последние месяцы жизни Каткова приходится весьма запутанная интрига с его письмами, якобы отправленными президенту Франции Ж. Греви и председателю парламентской палаты в Париже Ш. Флоке, в которых содержались планы давления на русское правительство для предотвращения заключения им союзных обязательств с Германией. Возможно, как утверждали и утверждают поклонники Каткова, это были фальшивки, подкинутые во французские «официозы» его недоброжелателями. Так или иначе, но подозрение в государственной измене омрачило последние дни великого журналиста: уже больной и немощный, он порывался оправдаться, искал встречи с царем и с Н.К. Гирсом, но не был принят ни тем, ни другим» [4, с. 338-339].
Упомянутый Флоке вряд ли мог вызывать симпатию у Каткова: участник баррикадных баталий 1848 г., убежденный республиканец, он в 1867 году во время посещения Александром II здания судебных мест выкрикнул «Vive la Pologne, Monsieur!» («Да здравствует Польша, государь!»), после падения Парижской коммуны был арестован как коммунар, после освобождения выступал как представитель радикальной левой части политического спектра. Недоброжелатели же были не только у Каткова, но и у графа Н.П. Игнатьева, стремившегося занять пост министра иностранных дел, сместив Н.К. Гирса. Уже после смерти Каткова Победоносцев сумел убедить царя в непричастности редактора «Московских ведомостей» к упомянутым письмам.
Таким образом, Катков оказался деятельным участником важнейших событий и процессов середины 80-х гг. XIX столетия. Области, так сказать, взаимодействия, поля идеологических схваток разворачивались не только на печатных страницах. Катков стал субъектом не только публичного высказывания, но и внутриправительственных отношений, что проявлялось и во влиянии на тех или иных членов правительства, и в определенном влиянии на внешнюю политику.
Конечно, Катков руководствовался не только конъюнктурой, но и личными убеждениями. Отсюда столь важным понятием является личность. Об этом речь идет еще в программной статье «Пушкин» 1856 г. Личность является и необходимым фактором дальнейшего общественного развития. В статье «Бюрократическая система и опасность чрезмерного ее развития в России» он пишет: «Совершенно верно, что личность в России до сих пор не пользовалась надлежащим признанием, но именно потому отсталость русского народа в разных сферах человеческой деятельности не может быть признана за следствие каких-либо особенностей русской природы» [5].
С феноменом личности связаны категория ответственности и концепция свободы слова у Каткова, которое не должно противоречить «общественной нравственности» и является началом консервативным.
Став влиятельной фигурой не только в области общественного мнения, но и в правительственной сфере, Катков вынужден был оперировать и соответствующим инструментарием. И речь идет здесь не только об отношениях с теми или иными группами в правительстве, сторонниками тех или иных направлений в политике или конкретных решений, но и о методах воздействия. Одним из них была интрига. Катков вполне владел этим орудием, однако и сам становился объектом нападок такого рода. Стремление свободно выражать свое мнение и при этом реально влиять на положение дел, как видно, неизбежно сталкивалось с этой особенностью политической жизни.
Список литературы:
1. Аксаков И.С. Речь, произнесенная 22 июня 1878 г. в Московском славянском благотворительном обществе // Аксаков И.С. У России одна-един-ственная столица. - М.: Русский мiр, 2006.
2. Былое. - 1917. - № 4 (26).
3. Ванеян С.С. Катков Михаил Никифорович // Русские писатели. 18001917. Биографический словарь. Т. 2. - М.: «Большая российская энциклопедия», 1992.
4. Зобнин Ю.В. Вячеслав Иванов и газета «Московские ведомости» // История и культура. Выпуск 9 (9). - СПб., 2012.
5. Катков М.Н. Бюрократическая система и опасность чрезмерного ее развития в России // «Московские ведомости». - 24 февраля 1865. - № 41
6. «Московские ведомости». - 12 декабря 1886.
7. «Московские ведомости». - 8 марта 1887.
8. Победоносцев К.П. Печасть // Победоносцев К.П. Сочинения. - СПб.: «Наука», 1996.
9. Розанов В.В. Мимолетное. - М., 1994.
10. Соловьев В.С. Сочинения: в 2 т. - М.: Правда, 1989.
11. Речь Бисмарка в Рейхстаге // Московские ведомости. - 3 янв. 1887. -
№ 3.
12. «Русские ведомости». - 22 июля 1887. - № 199.
13. «Русские ведомости». - 25 июля 1887 - № 202.
14. Феоктистов Е.М. Воспоминания. За кулисами политики и литературы. - Л., 1929.
15. Хоскинг Дж Михаил Катков и имперский национализм // Катковский вестник: Религиозно-философские чтения. - М.: Прогресс-Плеяда, 2008.
16. Katz M. Katkov. A political biography, 1818-1887. Haague. - P., 1966.
