Категория времени в романе М. Шишкина «Венерин волос» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

9. Чуковский К. Маяковский // Чуковский К. Со- 10. Якобсон Р. О поколении, растратившем сво-

временники. - М.: Молодая гвардия, 1967. - 590 с. их поэтов // Цитата. - 2007. - № 5-6 (11-12).

УДК 821.161.1.09

Минеева Ольга Евгеньевна

Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского

lelia08@yandex. ш

КАТЕГОРИЯ ВРЕМЕНИ В РОМАНЕ М. ШИШКИНА «ВЕНЕРИН ВОЛОС»

Статья посвящена анализу темпоральных отношений в романе М. Шишкина «Венерин волос». Особое внимание уделено взаимодействию и наложению разных временных планов. В статье представлен анализ различных языковых средств и стилистических приемов, формирующих хронотоп романа. Анализ художественного времени последовательно связан с рассмотрением повествовательной структуры романа.

Ключевые слова: хронотоп, художественное время, многосубъектность повествования, темпоральная лексика.

На рубеже ХХ-ХХ1 столетий формируется одна из ключевых особенностей поэтики современной прозы, близкой к постмодернизму как комплексу мировоззренческих установок и эстетических представлений, - «специфическое видение истории» [4, с. 229], которому свойственно взаимодействие в рамках единого текста разных временных планов, наслаивание их друг на друга, изображение нелинейности исторического времени.

Такое усложнение пространственно-временного континуума текста характерно и для творческого метода русского писателя Михаила Шишкина. Исследователь русской литературы XX века Н. Лей-дерман назвал его романы «квазиисторическими», тем самым подчеркивая интерес писателя к изображению исторического времени, но при этом отсутствие в его текстах строгой исторической хронологии. В большинстве своих работ, посвященных творчеству Михаила Шишкина, авторы, анализируя специфику изображения времени прозаиком, отмечают особый характер авторского хронотопа: «полифоническое сочетание времен и мест, т.е. всемерное расширение хронотопа» [2], «хронотоп, в котором аннулировано время» [5, с. 266]. Сам Михаил Шишкин так определил особенность изображения времени в своих произведениях: «Ответить на прямой вопрос, где и когда происходит действие, сложно - оно происходит всегда и везде». Задача настоящей работы состоит в том, чтобы проанализировать особенности категории времени в романе «Венерин волос».

Роман «Венерин волос» характеризует сложная архитектоника, которая находит выражение в структуре таких категорий текста, как художественное время и пространство. Наложение, совмещение разных пространственно-временных пластов в тексте обеспечивает его особая повествовательная организация. Повествование ведется от лица нескольких субъектов речи, пребывающих в разных пространственно-временных плоскостях: это настоящее время, где субъектами речи выступают бежен-

цы, желающие получить швейцарское гражданство, и толмач, служащий в посольстве; это эпоха до нашей эры, где субъектом речи является древнегреческий историк Ксенофонт, автор «Анабасиса», посвященного походу греческого войска в Переднюю Азию; это XX век, где повествование ведется в форме дневниковых записей от лица известной певицы Беллы Дмитриевны. Особенностью повествовательной структуры романа «Венерин волос» является то, что субъект речи, казалось бы закрепленный за определенным временным отрезком, вдруг оказывается в иной исторической эпохе. Так, толмач в своих воспоминаниях, связанных с образом его возлюбленной Изольды, совершает «временные прыжки» в прошлое, где актуализируется пространство «вечного» города Рима, находящегося «вне времени». Кроме того, образ толмача оказывается связанным и с хронотопом ирреального мира, воссоздаваемого в его переписке с сыном, причем этот мир лишен каких-либо пространственно-временных координат.

Свидетелем советских репрессий жителей горного аула и, более того, субъектом речи становится и сам автор исторического сочинения - Ксенофонт: «Ошарашенная, замершая от ужаса толпа - рассказывает дальше Ксенофонт - во главе с местными чиновниками двинулась строем по четыре на рынок, где людей погрузили в грузовики и повезли на железнодорожные пути <... >» [6, с. 326]; «Мунтянский воевода послал в Москву списки сожженных. Вот эти имена <... > Также погибла -продолжает свой рассказ Ксенофонт - Алимход-жаева Пайлаха» [6, с. 328-330]. Таким образом, в романе Михаила Шишкина «Венерин волос» границы повествовательной структуры текста оказываются проницаемыми: многосубъектность повествования позволяет автору легко управлять сменой голосов, при этом не маркируя, кто в данный момент является субъектом речи. Посредством такой повествовательной организации текста в романе происходит столкновение, наложение друг на друга настоящего и прошлого, ирреального и реального.

90

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2013

© Минеева О.Е., 2013

Встреча бегущих от репрессий советской власти жителей аула и греческих наемников, отступающих после битвы между войсками Кира и Артаксеркса, служит примером взаимодействия разных временных пластов, изображения прошлого и настоящего как существующих сейчас: «Прямо на снегу горели костры, около которых спали какие-то люди. Это были эллины. Жители аула обратились к ним, не могут ли они погреться у костров и получить что-то поесть. Греки поделились с чеченцами тем немногим, что у них было» [6, с. 331]. Временные границы размываются, условно объединяя историческую эпоху Древней Греции и советское время: «В это самое время в Мунтянской земле, по которой проходили эллины, отмечался день Красной Армии» [6, с. 326]. Эллины оказываются непосредственными участниками событий XX века.

В дневниковых записях певицы Беллы Дмитриевны в единый временной континуум писатель объединяет XX век и эпоху Древней Греции: «И вообще мы промахнулись с рождением <... > Надо было появиться на свет не здесь <... > вообще в другом тысячелетии, в той же Древней Греции» [6, с. 189]; «Сказал, что очень много читает древних авторов, греков. Сейчас читает Ксенофонта <... > Представьте себе, сколько людей прошмыгнуло <... >, а эти греки остались, потому что он их записал» [6, с. 315-316]. В воспоминаниях Беллы Дмитриевны актуализируется достаточно распространенный событийный ряд ее жизни, в который так гармонично «вплетается» древняя эпоха в качестве размышлений и увлечений близких певице людей. Время древнего мира вторгается и в вереницу размышлений самой героини: «Вдруг задумалась об Алеше и будто проснулась в каком-то другом времени - какие-то древние греки. Причем здесь какая-то Эллада?» [6, с. 269]. Таким образом, изображение взаимопро-ницаемости, одномоментности исторического времени достигается писателем за счет созданной им особой структуры хронотопа - всемерного расширения художественной действительности. Вневременное изображение событий позволяет репрезентировать ключевую авторскую мысль о человечестве как едином субъекте бытия.

Возникает вопрос, уместно ли по отношению к творчеству Михаила Шишкина членить историю человечества на общепринятые временные отрезки: прошлое - настоящее - будущее. Ту темпоральную структуру, которую предлагает нам автор в своих произведениях, на наш взгляд, можно определить более точно с помощью понятия «вечность»: в романе «Венерин волос» человечество существует в едином временном континууме, где отсутствуют временные рубежи, границы истории «стерты»: «Вы правы. Время зимой вещь скользкая <... > Глядь - а ты в русско-турецкой войне! <... > Воп-

рос: Послушайте, так мы до древних греков доберемся! Скоро уже Ксенофонт появится. <... > Нам совсем в другую сторону времени!» [6, с. 142]. Примером такого плотного совмещения, «врезания друг в друга» разных исторических эпох может служить фрагмент диалога между толмачом и одним из беженцев, когда условно сохраняется форма диалога вопрос - ответ, но содержательно он распадается. Толмач в процессе диалога, цитируя текст IV века до н.э. «Анабасис» Ксенофонта, постепенно начинает движение из настоящего «в другую сторону времени»: «Вопрос: <... > Царь велит подать ему голову брата <... > Ответ: <... > Мы сидели на кухне, держали друг друга за руки и молчали. <... > А потом... Да вы меня и не слушаете вовсе. Вопрос: После битвы царь, желая, чтобы все говорили и думали, будто он убил брата своею рукой <... >» [6, с. 168]. Но при этом толмач продолжает находиться в едином временном континууме и со своим собеседником, и с историческими событиями древнего мира, в этот момент толмач оказывается в точке одномоментности.

М.М. Бахтин в своей работе «Вопросы литературы и эстетики» в разрезе проблемы времени отмечает тип хронотопа, в котором время аннулировано: «Время здесь в самом действии произведения, можно сказать, вовсе выключено» [1, с. 306]. Эти разделения, эти «раньше» и «позже», вносимые временем, несущественны, их нужно убрать, чтобы понять мир, нужно сопоставить все в одном времени, то есть в разрезе одного момента, нужно видеть весь мир как одновременный [1, с. 307].

В романе Михаила Шишкина «Венерин волос» воспроизводится такой тип хронотопа, в котором время «выключено», оно одномоментно, деление на прошлое - настоящее - будущее не актуально: «<... > мы свободны вернуться в любую точку и в любое мгновение» [6, с. 441]; «Получается, что все это есть и нет одновременно <... >» [6, с. 462]; «Все всегда происходит одновременно <... > Дело же не в стрелках на часах! Их можно перевести и туда, и обратно <...> Все происходит одновременно <... >» [6, с. 531]. Так, эта особенность временной организации текста выражена повтором лексемы «одновременно» со значением «происходящий, совершаемый в одно и то же время». Время в произведениях Михаила Шишкина измеряется не минутами и годами, а событиями, происходящими в жизни человека, теми ее моментами, когда человек испытывает «приступы счастья»: «И самая сладкая свобода - это свобода вернуться именно туда, где ты был счастлив <... > Я перелистываю жизнь и ищу в ней приступы счастья» [6, с. 441].

Переход хронотопа из определенной временной плоскости во вневременную, «выключение» времени, осуществляется в тексте также посредством мотива «забытья». Так, автор размывает временные координаты в дневниковых записях Беллы

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2013

91

Дмитриевны: «Я совсем потеряла счет времени» [6, с. 378]; «Все перепуталось <... > Не знаю, какое сегодня число» [6, с. 386]; «Хотела написать дату и поймала себя на том, что здесь совершенно потеряла счет времени» [6, с. 444]; «Обычный дачный день в середине каких-то годов какого-то века» [6, с. 494]. То, что процесс «стирания» временных координат связан с дневником певицы, закономерно: дневник - это источник воспоминаний, благодаря которым человек может свободно актуализировать ценные для него моменты личной жизни, здесь время теряет свой смысл: «У воспоминаний нет ни дат, ни времени, ни возраста» [6, с. 184]. С идеей «аннулирования» времени связано само оформление Беллой Дмитриевной дневниковых записей: до определенного момента героиня датирует сделанные ею записи в дневнике, но позже она ловит себя на мысли, что потеряла счет времени, и уже в процессе последующего повествования Белла Дмитриевна игнорирует время, вследствие чего она начинает пребывать в едином для всего человечества пространственно-временном континууме - в вечности. Все то, о чем она пишет в дневнике, архетипично - осознание своей сути, осознание жизни и смерти, потеря близких, любовь, - а значит, вечно.

Художественное время в тексте моделируется с -помощью комплекса взаимодействующих средств различных уровней: композиции, морфологии, лексики, разного рода повторов, стилистических приемов. Вариативность средств выражения художественного времени, их порождение текстом наблюдаем и в романе Михаила Шишкина «Венерин волос». Лингвист З.Я. Тураева в работе «Текст: структура и семантика» делит лексические средства на две группы: система темпоральной лексики, передающей временные отношения эксплицитно и регулярно в своем первичном кодовом значении, и лексические средства, лишь имплицитно сигнализирующие отнесенность к тому или иному временному плану. Эти лексические единицы приобретают темпоральное значение только в данном контексте. Так, на отнесенность дневниковых записей Беллы Дмитриевны к временному плану событий начала XX века указывают такие слова-сигналы, как «забастовка», «революция», «погром», «Темерник»: «Мне шесть лет. Я узнаю слова: “забастовка”, “революция”, “погром” <... > Слово “погром”я слышу постоянно» [6, с. 123]; «Декабрь <... > Все с ужасом произносят слово “Темерник”» [6, с. 126]. Данные лексемы позволяют атрибутировать историческую эпоху, обозначая ключевые социальные явления, царящие в начале XX века в России. Ключевым словом-маркером того времени в ряду данных лексем является слово «Темерник», оно обладает большей степенью конкретизации и способно точно указать на событие 1905 года - вооруженное восстание в рабочем районе Темерник.

Первая группа темпоральной лексики представлена в романе достаточно широко: это именная темпоральная группа (Водосвятие, Пасха, Покров, Рождество, Новый год, мрачный день, вечер, глубокая ночь); именная группа со значением краткости (промелькнувшее мгновение, в одно мгновение, на какое-то мгновение); это темпоральные наречия (уже, нынче, тогда, сегодня, вчера, сейчас, днем, после каникул, с утра, теперь, в детстве, ночью, наутро); это обобщающее местоимение (весь день, целый вечер, целый час).

В передачу временных отношений включаются и средства выражения пространственной локализации. Так, в романе «Венерин волос» имя собственное, связанное с воспоминаниями толмача об Изольде, - город Рим - стало словом-символом, объединившим все временные планы. Слово «Рим» в данном контексте из разряда индивидуализирующих (имя собственное) переходит в разряд характеризующих (имя нарицательное). Имя в тексте выполняет дополнительную функцию - служит сигналом объединения разных временных планов. Так, слово «Рим» становится именем собирательным, именем-символом, обозначающим «вечный» город, существующий вне времени и вне пространства, город-универсум, который заключает в себе все сущее, мир в целом: «<... > в Риме, в котором что-то не так со временем - оно не уходит, а набирается, наполняет этот город до краев <... >» [6, с. 537-538]. Следовательно, формирование художественного времени связано с актуализацией определенных образов, приобретающих значение символов в результате способности слова вызывать множество ассоциаций. Большую роль в создании единого временного континуума играют и имена героев романа - Тристан и Изольда, Дафнис и Хлоя, давно ставшие в истории культуры архетипами, заключающими в себе истинный всеобъемлющий смысл, неподвластный времени.

Во многих случаях средством выражения временной позиции повествования выступает форма грамматического времени. В создании полифонии художественного времени романа «Венерин волос» морфологическим средствам - видо-временные формы - не принадлежит ведущая роль. Эти формы подчинены композиции, основному замыслу, наслаиванию разных временных пластов. Таким образом, в романе Михаила Шишкина «Венерин волос» при формировании категории художественного времени доминантой при «сшивании» одной временной плоскости с другой являются не видовременные формы, а лексическая система и композиция.

Итак, категории времени принадлежит важная роль в организации художественного текста, в установлении связей между частями целого. В романе Михаила Шишкина «Венерин волос» можно отметить уникальную особенность изображения

92

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2013

художественного времени: в его произведениях время взаимопроницаемо, одномоментно, настоящее и прошлое, историческое и мифологическое время слиты воедино, между ними невозможно провести четкую грань: «Но время и пространство ветхи, истерты, непрочны. Вдруг обо что-то зацепятся - о ту вашу ветку ежевики? И порвутся. А в эту прореху может вывалиться что угодно, хоть древние греки» [6, с. 77]. Такая сложная модель временного континуума создается писателем посредством определенной повествовательной организации текста: границы повествовательного мира романа оказываются проницаемыми, много-субъектность повествования позволяет автору свободно подменять субъекта речи.

Итак, для художественного метода Михаила Шишкина характерно отсутствие традиционного членения времени на прошлое, настоящее, будущее и признание одномоментности сосуществования. В романе «Венерин волос» представлен особый тип хронотопа - хронотоп, время в котором «аннулировано». Изображение вневременности всего живущего позволяет писателю выразить мысль о едином человечестве, существующем в вечности. Языковыми сигналами, характеризующими определен-

ный временной план, служат ряды темпоральной лексики, слова-сигналы, имена собственные, способные выполнять в тексте роль слов-символов.

Библиографический список

1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Худож. лит., 1975. - 504 с.

2. Иванова Н. Можно ли перепатриотичить пат-

риота? // Полит.Ру [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://polit.ru/article/2005/07/26/

ivanovashishk/ (дата обращения: 19.01.2013).

3. Лейдерман Н.Л. «Магистральный сюжет»

(XX век как литературный мегацикл) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://

magazines.russ.ru/ural/2005/3/lei18.html (дата обращения: 10.01.2013).

4. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики). - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т., 1997. - 317 с.

5. Ревзина О. Хронотоп в современном романе //Художественный текст как динамическая система. - М.: Управление технологиями, 2006. -С. 265-279.

6. Шишкин М. П. Венерин волос: роман. - М.: АСТ: Астрель, 2011. - 540 с.

УДК 82.161.1.09

Ненарокова Мария Равильевна

кандидат филологических наук Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН maria.nenarokova@yandex.ru

ЯЗЫК ЦВЕТОВ: МАК В РУССКОЙ ПОЭЗИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА*

Статья посвящена русскому языку цветов, важному культурному явлению первой половины XIX в. Символика мака отражает синтез французской и немецкой традиций языка цветов, а также влияние русской народной культуры.

Ключевые слова: язык цветов, мак, Европа, Франция, Германия, Россия, русская народная культура, русская поэзия ХУШ-Х1Х вв., русская литература, символика.

Мак является второстепенным элемен том как европейского, так и русского языка цветов, но комплекс значений, связанных с ним, чрезвычайно интересен.

На протяжении первой половины века во французской традиции устойчивым значением, приписываемым маку полевому (coquelicot), является «признательность, благодарность» [20, р. 16; 22, р. 193; 25, р. 146; 11, р. 23], однако встречаются и другие значения: «покой, безмятежность», впервые введенное в 1811 г. Делашене и повторенное П. Закконе (1853 г.) [14, р. 148; 28, р. 107]; «мимолетная красота» [19, р. 334] (Леневё, 1827) и «утешение» [25, р. 212-214] (1832 г.). Мак садовый («pavot») чаще всего означает «вялость, апатия, томление; истома, нега» [20, р. 19; 22, р. 197;25,

р. 178; 11, р. 59]. Другим значением, столь же устойчивым, является «сон» [14, р. 153; 28, р. 114], хотя в книге П. Закконе, впервые изданной в 1853 г., этому же цветку приписывается значение «мака полевого» - «покой, безмятежность» [28, р. 114].

Во французском языке цветов большое внимание уделялось цвету. Так, различались белый, красный, розовый, пестрый и черный маки. Белый мак имел два разных значения, причем оба зафиксированы в ранних словарях языка цветов. Первое значение, «сон сердца» [22, р. 199; 24, р. 179], связано с основным значением «сон», которое восходит к античности и основано на медицинских качествах этого растения: «Цветочную чашечку белого посевного мака растирают и пьют с вином для сна» [21, р. 1064]. Из незрелых коробочек мака опийного,

* Работа выполнена в рамках проекта РФФИ 12-06-00087-а - «Изучение усвоения и трансформации античных естественных наук в Средние века и Новое время в контексте социокультурной динамики общества».

© Ненарокова М.Р., 2013

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2013

93