CC BY
46
УДК 413.0: 882+ 482: 882
UDC 413.0: 882+ 482: 882
О.А. ГОЛОВАЧЕВА
кандидат филологических наук, доцент, кафедра русского языка, Брянский государственный университет
E-mail: golovacheva-olga@mail.ru
O.A. GOLOVACHEVA
Candidate of Philology, Associate Professor, Department of the Russian language, Bryansk State University E-mail: golovacheva-olga@mail.ru
КАТЕГОРИЯ СВОИ - ЧУЖОЙ И ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА ЕЕ ВЫРАЖЕНИЯ В РАННЕЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ Н.С. ЛЕСКОВА
CATEGORY IT - STRANGER AND LINGUISTIC MEANS OF ITS EXPRESSION IN N. S. LESKOV^S EARLY JOURNALISM
В статье рассматриваются лексические и фразеологические единицы с компонентом оценки в системе парадигматических отношений. Основное внимание уделяется языковым средствам экспликации категории свой - чужой.
Ключевые слова: Н.С. Лесков, ранняя публицистика, оценочные средства, категория свой - чужой.
The article deals with lexical and phraseological units with the component of assessment in the system of paradigmatic relations. It focuses on the linguistic means of expressing the category offriend or foe.
Keywords: N.S. Leskov, early journalism, assessment tools, category friend or foe.
Н.С. Лесков вошел в литературу в 60-е годы Х1Х века как публицист «обеих столиц». В этот период им созданы произведения разных жанров, в том числе цикл статей «Русское общество в Париже» (1863 г.), который автор определил как очерки в письмах к редактору журнала. В данной работе автор представляет европейскую жизнь через восприятие ее простыми людьми, слугами, приехавшими вместе с господами во Францию, студентами, им самим... Н.С. Лесков показывает своих соотечественников, находящихся за пределами родины, в ином этнокультурном пространстве, где у русского человека меняется мировидение и мировосприятие, формируется новая шкала ценностей, что отражено через многочисленные экспрессивные языковые единицы.
Публицист констатировал: у русских нет единения, взаимопомощи и поддержки; напротив, они разделены на два главных типа: елисеевцы и латинцы. Называются так по месту расселения. С сожалением автор фиксирует: рассеянность и отсутствие всякой живой общественной связи лишают их всякой силы, и русский гигант легче пропадает в Париже, чем всякий пигмей молдав, серб и чех [Лесков, т.3, 201; здесь и далее цит. по указанному источнику]. Это означает, что исполинская духовная сила наших людей утрачивается от их разобщенности.
У каждой группы русских, таким образом, создается свое представление о французах и других европейцах, особенностях их и своей жизни, но наиболее ярко это преломляется в речевых партиях представителей простого народа, как правило, слуг. Их Н.С. Лесков аттестует так:
Я и теперь не хочу обидеть русских людей, не бывавших за границей, когда скажу, что мне не до-
водилось дома встречать сплошь и рядом такого количества прекрасных русских простолюдинов, каких я узнал в Берлине, Ницце и Париже.
Положительнооценочная лексема прекрасный и словосочетание такое количество в значении «много» отражают восхищение автора своими соотечественниками, которое конкретизировано за счет лексических и фразеологических единиц в других контекстах:
Скрывай не скрывай, а сознаться должно, что мы, во-первых, большие мастера и еще большие охотники воровать. "Нонче народ вор", "нонче народ шельма", - слышится беспрестанно из уст самого народа. "Плохо не клади, слуги в грех не вводи ", - говорят барыни и барышни всего волжского бассейна. А в Париже о таких художествах, как воровство, и помину нет.
Пословица плохо не клади, вора в грех не вводи трансформирована автором путем субституции вор/слуга. Характерные черты простолюдина-вора эксплицированы в многочисленных русских паремиях (плохо не клади, вора в грех не вводи; доброму вору все впору; на каждого вора много простора и др.). Констатируя склонность своего народа к воровству, Н.С. Лесков отмечает, что это занятие никогда пороком не считалось, потому что «русский человек может допускать бесчестность, может грабить и наживаться нечистыми путями, но при этом он никогда не будет почитать богатство высшей ценностью. в глубине души он благоговеет перед святостью» [Сохряков, 158]. Отсюда парадоксальная с точки зрения рационального мышления русская паремия Добрый вор без молитвы не украдет [Даль, т. 1, 410 (далее - ТСД)]. По наблюдению русского философа Н.А. Бердяева, «В отличие от западных народов, живущих честностью, русский человек живет святостью» [Бердяев, 48].
© О.А. Головачева © O.A. Golovacheva
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
Н.С. Лесков отмечает: этот русский человек, вор и шельма, пребывая во Франции, претерпел ассимиляцию в европейском пространстве (в Париже... о воровстве и помину нет). Трансформации личности касаются не только данного аспекта - проходят по всем направлениям, приводя к переосмыслению своей жизни и устоев социума. В публицистических и художественных произведениях Н.С. Лескова, где имеет место сопоставление российских и заграничных условий («Русское общество в Париже», «Сказ о косом Левше и о стальной блохе» и др.), частотно употреблены языковые и авторские антонимы, демонстрирующие широту восприятия чужого, смену устоявшихся представлений о правильном и ошибочном, например:
Русский простолюдин, уезжая со своими русскими господами за границу, питает то убеждение, что за границей люди, что называется, с голоду пухнут и что сытая и довольная жизнь возможна только у нас, где, мол, даже свиней кочерыжками кормят.
Контекстные антонимы за границей - у нас, с голоду пухнуть - сытая и довольная жизнь, Западная Европа -своя Русь, парижская нищета - московское довольство и др. репрезентируют метаморфозы, происходящие в мировоззрении простых русских людей, получивших возможность осознать свое унизительное по отношению к зарубежному коллеге положение. Сложившееся этносоциальное представление о роли слуги, готового, по библейской заповеди (несколько трансформированной на русской почве), душу свою положить за господина или госпожу, оказывается неуместным в европейском мире прагматических добродетелей. Духовная энергия русского простолюдина, направленная на спасение души, меняет вектор устремленности на бытовые блага. Интенция восприятия образа жизни западного слуги находит отражение в компонентах многочисленных синонимических и антонимических парадигм:
Первейшие западники за границей - это русский р1еЬ^\ русские простолюдины, т, е. русская прислуга. Они не веселятся в Западной Европе, не считают ее землей обетованной и всей душой стремятся к своей холодной родине; но - увы! - уже не тем они возвращаются сюда, на свою Русь, чем были до рокового дня своего отъезда за границу. Увы! они возвращаются страшными, неисправимыми западниками.
Синонимический ряд (русский) р1еЬ^\ (русские) простолюдины, (русская) прислуга, работник, слуга наряду с единицами русского языка включает варваризм р1еЬ^\ сигнализирующий о глобальной перемене в мировоззрении русских слуг. Автор отмечает: это уже западники. Данный субстантив можно рассматривать как оценочную единицу, усиленную за счет контекстных партнеров первейшие, неисправимые. Адъективы неисправимый - «упорный в своих привычках, убеждениях» [Словарь русского языка в 4-х тт., т. 2, 448 (МАС)] и первый - «превосходящий других себе подобных» [МАС, т. 3, 44] - в силу семантического наполнения не предполагающий в узусе форму суперлатива, характеризуют тип по-прежнему верного своему хозяину русского слу-
ги, который ругается и грубит оттого, что ему хочется плакать слезами.
В данной работе Н.С. Лесков нередко использует избыточные в смысловом наполнении сочетания. Нами отмечены две тождественные синтагмы с компонентом 'слезы' (расплакался до слез, плакать слезами). В семантическую структуру глагола плакать («под действием эмоций начать проливать слёзы») входит компонент 'слезы', вследствие чего употребление его в контексте является избыточным. Н.С. Лесков преднамеренно конструирует эти сочетания, чтобы, прежде всего, пробудить в читателе сочуствие к судьбе слуги, который, как любой член общества, должен иметь достоинство, самоуважение, о чем русский простолюдин не задумывался на родине, т. к. для этого нет предпосылок. Приехав в Европу, он видит, что особая комната для каждого слуги здесь не только не считается роскошью, но что здесь даже немыслимо иметь слугу без предоставления ему удобного человеческого помещения.
Ключевой в данном контексте выступает лексема человеческое (помещение), т.е. «достойное человека» [ТСД, т.4, 971]. Автор не дублирует адъектив применительно к другим проявлениям бытового диапазона, однако контексты весьма красноречиво свидетельстуют об этом, фиксируют разницу жизни русских и европейских работников:
. не только всякий лакей, горничная или нянька, а каждый поденный работник, грабарь и мусорщик, иду-чи на работу, не только напьется кофе, но и непременно выпьет стакан абсента, за обедом опять выпьет полбутылки, а то так и целую бутылку вина, а вечером опять абсента.
Здесь две лексико-семантические группы показательно демонстрируют уровень жизни за границей. ЛСГ 'работники', включающая лексемы лакей, горничная, нянька, грабарь, мусорщик и сочетание поденный работник, номинирует неквалифицированный, а значит и самый низкооплачиваемый труд. Искреннее удивление наших соотечественников вызывает наличие у названных работников свободного времени в течение дня (идучи на работу, за обедом, вечером) и средств, о чем на имплицитном уровне сигнализирует ЛСГ 'напитки' (кофе, абсент, вино). Таким образом, номинативные единицы указанных лексико-семантических групп в контексте служат средством создания положительной оценки вследствие отражения поддерживаемых и одобряемых признаков (наличие свободного времени, достаточность средств, доступность общественных заведений и др.). По наблюдению Л.А. Аннинского, за границей «у русского человека просыпается дремавшее дотоле личное достоинство. И просыпается оно - уязвленным» [Аннинский, 479]. Свобода от рабства, унизительных оскорблений «пробуждает в человеке не достойного, разумного гражданина, а хитрого или глупого, но обязательно обиженного амбициозного мстителя» [Головачева, 14].
Резюме автора, эксплицированное через ЛСГ, синонимические и антонимические парадигмы, подводит
читателя к умозаключению о необходимости задуматься не только над положением слуги, но и над положением любого человека -труженика в России.
В 60-е годы Н.С. Лесков создаст целый ряд публицистических произведений по данной проблематике. В них рассмотрены вопросы русских людей, состоя-ших «не у дел», в статье с одноименным названием (в последнее время у нас явилась весьма чувствительная цифра людей... поставленных лицом к лицу с приятным положением не получать никакого запроса на свой труд); образованной молодежи, стремящейся получить работу в соответствии со своим образованием («Практическая заметка», «О соискателях коммерческой службы», «Несколько слов об ищущих коммерческих мест в России», «О найме рабочих людей») и др. Особую озабоченность выражает автор в отношении наемного труда женщин. Желание русского публициста-патриота выровнять социально-экономический крен, упрочившийся в обществе, отражено в статьях «О женском отделении нашей типографии», «О наемной зависимости» и др. Эпиграфом к работе «О наемной зависимости» взята русская пословица Нанялся - продался. Рассуждая над дикостью такого подхода к работнику, автор говорит: Ни в одной стране, где труд - свободное достояние человека, не думают, что нанялся - значит продался.
Развивает свою мысль Н.С. Лесков через текстовую тематическую группу лексем, фиксирующих физиологические и нравственные составляющие человека (мышцы, дыхание, убеждения, честь), получающие оценочную коннотацию положительного регистра в силу того, что отражают постулаты долженствования. Члены данного лексического объединения в контексте вступают в отношения противопоставленности со словом труд - «целенаправленная деятельность человека, требующая умственного или физического напряжения» [МАС, т. 4, 416]:
Везде человек отдает только свой труд; а у нас он нанимается сам, он продает нанимателю не только свой определенный труд, но все свои мышцы, свое дыхание, свои убеждения и нередко даже свою честь. Словом, по настоящему смыслу приведенного изречения народной мудрости, он продается сам.
Публицист наглядно демонстрирует попирание нравственных, этических норм, варварское отношение к человеку, нанятому на работу, в России. Отсутствие уважения к личности отражают контекстные антонимы везде - у нас; отдает только свой труд - нанимается сам, продается сам.
Проводником авторской интенции выступает здесь слово свой - «принадлежащий себе, свойственный себе самому, собственный» [МАС, т. 4, 55]. В языковой системе слово противопоставлено адъективу чужой - «принадлежащий другому, являющийся собственностью другого» [МАС, т.4, 692].
В контексте Н.С. Лескова компонент 'чужой' наличествует имплицитно в слове везде - «во всех местах, всюду, повсюду» [МАС, т.1, 145]; ср.: везде - у нас. В
ряде случаев он конкретизирован (парижская нищета богаче московского довольства). Здесь элемент 'чужой', ярко выступающий в прилагательном парижский, противопоставлен 'своему' в слове московский. Данная антонимическая пара обусловливает функционирование другой (нищета - довольство), где нищета - «крайняя бедность, убожество, скудость, нужда и недостаток» [http://glosum.ru/]. Узуальный антоним слову нищета, согласно лексикографической фиксации, - богатство, обилие. В лесковском тексте коррелятом к субстантиву нищета выступает слово довольство - «материальный достаток, зажиточность» [МАС, т.1, 414], в семантике которого отсутствует компонент 'очень', обязательный для смыслового наполнения единицы обилие. В тандеме парижская нищета - московское довольство выпукло обозначено противостояние своего, родного, близкого, и чужого, иного, далекого. Но чужое объективно оказывается более привлекательным, чем свое.
По наблюдению В.В. Леденёвой, концепты СВОЙ-ЧУЖОЙ «принадлежат к социальному фрагменту языковой картины мира, антропоцентрированы» [Леденёва, 106]. Передаваемые ими представления характеризуют одобряемую/осуждаемую в социуме этическую платформу, в соответствие с которой должны быть реализованы нравственные нормы и модели поведения, что отмечено в многочисленных пословицах и поговорках русского народа, которые, «выступая в роли общеизвестных истин, заключенных в отточенную веками образную форму, подпитывают нашу мысль, дисциплинируют логику суждений, помогают более глубоко высветить новое старым опытом народа» [Хлебцова, № 6, 73]:
Держи свой табак, а на чужой не надейся. Свое береги, чужого не зори. Свое горе - велик желвак; чужая болячка - почесушка. Чужую беду на бобах разведу, а к своей и ума не приложу. Чужой дурак - смех, а свой дурак - стыд. Свои женихи не берут, а за чужого идти не хочется. Кому от чужих, а нам от своих. Он сошел с ума, да не с своего, а с чужого. Береги чужое, а свое как знаешь. Уж лаяла бы собака чужая, а не своя! Свои собаки гложись, а чужая не вяжись. Свои собаки грызутся, чужая не суйся. Говоря про чужих, услышишь и про своих. Пока под чужой крышей не побываешь, своя где течет, не узнаешь. [ http://v-dal.ru/word_s-112512.html].
Рядом паремий в диапазоне свой - чужой фиксируются аксиологические ценности, формирующие нравственные ориентиры человека:
Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу. Чужим добром не разживешься. Чужая пожива не разжива. Чужое взять, свое потерять. По чужую голову идти - свою нести. Не смейся чужой беде, своя на гряде. Однако народная мудрость отражает и другое представление о чужом, куда включены признаки вседозволенности (В чужой дом ни за чем зашел, чужую вещь невзначай унес), полной, абсолютной отстраненности (Чужое горе (печаль) не болит. Чужая болячка в боку не сидит. На чужую беду глядя, не казнятся) или отстраненности с показным эффектом участия (Чужое горе вполгоря горевать), издевки (Чужой человек не
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - PHILOLOGICAL SCIENCES
на утеху, на просмех.). В паремиях данного типа может не быть эксплицирован коррелят свой, заполняющий периферийную зону только в единице На чужой стороне и сокола вороной назовут, где средством его репрезентации выступает лексема сокол. Таким образом, вседозволенность, безразличие по отношению к чужому прочно закрепилось в русском национальном сознании (Лошади чужие, хомут не свой, погоняй, не стой!), а следовательно, находит реализацию и в жизни.
Н.С. Лесков справедливо полагал, что именно в России долженствование не распространяется на категорию чужой, причем это относится не только к предметам материальной культуры, но и к людям. Наиболее уязвимой, страдающей стороной в отношениях работодатель - наемный работник (статья «О наемной зависимости») выступала женщина (в качестве нанимающегося). Произвол хозяина имел место даже в тех случаях, когда женщина не была активно задействована в процессе трудовых отношений, например:
Кто не знает, с какою бесцеремонностью и простосердечием иной Ловелас-помещик... от безделья и пустоты обращался нередко с самыми низкими и безнравственными искательствами к жене или дочери своего управителя, по праву человека, платящего жалованье их мужу или отцу.
Отсутствие моральных принципов у хозяев отмечается лексическими единицами оценочного регистра (безнравственный - «противоречащий требованиям морали» [МАС, т.1, 73], безделье - «пребывание в праздности» [МАС, т.1, 71],) а также лексемами, употребленными в переносном значении пустота - «ЛСВ-3: отсутствие интересов, стремлений» [МАС, т.3, 562], низкий - «ЛСВ-5: бесчестный, подлый» [МАС, т.2, 497]).
Наряду с лексемами отрицательнооценочного плана в контексте имеют место и единицы с положительной коннотацией, например, простосердечие - «простодуш-ность, бесхитростность, доверчивость и сердечность в обращении» [МАС, т.3, 527]. Взаимосвязь контрастных лексем бесцеремонность («развязность, беззастенчивость, пренебрежение рамками приличия» [МАС, т.1, 87]) и простосердечие - алогизм, лингвистическая загадка. Однако Н.С. Лесков, виртуоз русского слова, продуцировал в своих текстах парадоксальные только на первый взгляд сочетания. В данном слово простосердечие имеет глубокие национальные корни, в читательском восприятии ассоциируется с фразеологизмом по простоте сердца/души, т.е. «без задней мысли, наивно». Автор подчеркивает: без всякой мысли помещик, хозяин делает то, что ему заблагорассудится, с женщинами, для него это стественно. По отношению к своим прихотям, желаниям проявляется простосердечие; к чужим устоям - полное безразличие, в отношениях -бесцеремонность. Таким образом, слово, функционирующее в системе языка как позитивноотмеченное, в тексте Н.С. Лескова меняет вектор оценки на противоположный, расширяет авторский потенциал оценочных средств, представленных как лексическими и фразеологическими единицами, так и синтаксическими кон-
струкциями. «Слово в публицистике дает максимально точное и объемное представление о языковой личности, подчеркнуто-выпукло репрезентирует авторское мировоззрение» [Головачева, 6]. Таким образом, русский публицист беспристрастно указывает своему этносу на необходимость преодоления искаженного ментального пространства.
Статья «О наемной зависимости» насыщена оценочными средствами, характеризующими произвол хозяев, что не может оставить равнодушным читателя:
Охота за управительскими дочерями, и особенно за женами, была явлением, так сказать, естественным, равносильным праву охотиться в арендованной лесной даче. И Боже мой! сколько зла, сколько горя наделала эта охота! Сколько брошенных жен, оставленных детей, спившихся с горя мужей, не вынесших смертельного удара, нанесенного минутною прихотью безнравственного сластолюбца и легкомысленною доверчивостью несчастной женщины, навеки им погубленной.
Публицист с горечью фиксирует недопустимое отношение к женщине на рынке труда, используя наряду с экспрессивно-оценочными единицами (конкубина, рабыня, наложничество; скотская страсть; Боже мой!) прием повтора (чего не, какой бы ни, как бы ни, она, рабыня), риторические восклицания и вопросы:
А женский наемный труд!.. Боже мой, что мы с ним сделали? Чего мы к нему не применили, чего не поставили в обязанность наемницы? Нанятая женщина, к какому бы роду занятий она ни была ангажирована, как бы высоко она ни стояла по своему образованию, нравственности и общественному положению, великим большинством общества рассматривается нередко как конкубина [Наложница - Лат.], ибо она "нанялась - продалась ", она - рабыня, а рабыня неудобомыслима вне наложничества с господином. Гувернантка, кухарка, экономка, горничная, швея или специалистка другого какого рода становится заложницей скотской страсти хозяина.
Свободная женщина, по убеждению Н.С. Лескова, должна трудиться, а не удовлетворять прихоти хозяина, и тогда она сможет достойно самоутверждаться при условии отстаивания обществом ее права работницы, труженицы. Надо великим большинством общества защитить женщину от позора и унижения, а не смотреть на потенциальную жертву как на рабыню - такова позиция русского автора.
Тема наемной зависимости тщательно изучена и детально проработана публицистом, она проходит красной нитью в публицистическом творчестве Н.С. Лескова.
Линия свой-чужой доминантно вербализирована через авторские антонимы (Россия - Германия, Франция; везде - у нас; дело любовное, ad libitum - не ad libitum [По желанию, согласию], de jure [По праву]):
Делается все это, конечно, и не в одной матушке России; нанимают женщин огулом на всякие услуги даже и в философской Германии, а во Франции это случается, может быть, еще и чаще, чем у нас; но сила
в том, что везде это - дело любовное, стало быть, тут уж и говорить нечего - просто судит их Бог; а то худо, что у нас все это сделалось возможным не ad libitum [По желанию, согласию - лат.], a de jure [По праву - лат.], по львиному праву, основанному на злой сатире "нанялся - продался ".
Н.С. Лесков, «русский из русских» литераторов, ис-
тинный патриот, с душевной болью констатирует ци-вилизационную отсталость своей страны от Запада. С помощью единиц оценочного регистра (слов, фразеологизмов), эксплицированных в парадигматике, активизирует своего читателя, намечая изменения в системе отношений работник - хозяин.
Библиографический список
1. Лесков Н.С. Полное собрание сочинений в 30 томах. М. «Терра», 1998. Т.3. С.185-372.
2. СохряковЮ.И. Национальная идея в отечественной публицистике XIX - начала ХХ вв. М., Наследие, 2000. С. 254.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка Тт. 1-4. М., 2006 (далее - ТСД).
4. Бердяев Н. А. Русская идея. Париж, 1971. Публикуется по изданию:УУ8Л-Рге88, 1946. 258 с.
5. Словарь русского языка в 4-х тт. М., «Русский язык», 1988 (далее - МАС).
6. Аннинский Л.А. Публицистика. Почва правды. Н.С. Лесков. Собрание сочинений в 6-ти тт. М., «Экран», 1993. C. 654-694.
7. Головачева О.А. Нравственные проблемы публицистики Н.С. Лескова 60-х годов XIX века. Языковые средства отражения позиции автора. Брянск: «Брянское областное полиграфическое объединение», 2011. 168 с.
8. ЛеденёваВ.В. Слово Лескова. М., МГОУ, 2015. С.259.
9. Хлебцова О. Пыль в глаза // «Журналист», 2002, №6. С. 73-74.
10. http://glosum.ru/
11. http://v-dal.ru/word_s-112512.html
References
1. Leskov N.S. Complete Works in 30 volumes. M. "Terra", 1998 V.3. Pp.185-372.
2. Sohryakov Yu.I. National idea in Russian journalism XIX - early XX centuries. M. Heritage, 2000. P. 254.
3. Dal' V.I. Explanatory Dictionary of the Russian Language. Vol. 1-4. M., 2006 (hereinafter - TSD).
4. Berdyaev N.A. Russian idea. Paris, 1971. Published by the edition: YVSA-Press, 1946. 258 p.
5. Russian dictionary in 4 vol. M., "Russian language", 1988 (hereinafter - the MAC).
6. Anninsky L.A. Reading. The ground of the truth. N.S. Leskov. Collected Works in 6 vols. M., "Display", 1993. Pp. 654-694.
7. Golovacheva O.A. Moral problems of N.S. Leskov's journalism of 60-ies of the XIX century. Language means reflect the position of the author. Bryansk "Bryansk regional printing associations", 2011. 168 p.
8. Ledenev V.V. Leskov's Word. M. MGOU, 2015. P.259.
9. Hlebtsova O. Dust in the eyes // "Journalist", 2002, №6. Pp. 73-74.
10. http://glosum.ru/
11. http://v-dal.ru/word_s-112512.html
