CC BY
54
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2019. № 4
М.А. Хлебус
КАТЕГОРИЯ СЛОВА В РОМАНАХ М. ШИШКИНА «ПИСЬМОВНИК» И Е. ВОДОЛАЗКИНА «АВИАТОР»
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего
образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»
119991, Москва, Ленинские горы, 1
Рассмотрено осмысление категории слова в романах М. Шишкина «Письмовник» и Е. Водолазкина «Авиатор», определяется его смысловая значимость, выявляется тенденция возвращения слову онтологического статуса. Категория слова анализируется на различных уровнях поэтики: жанра, мотивов, системы персонажей, пространственно-временной организации повествования, а также на уровне используемых авторами христианских мифологем. Герои произведений пишут дневники и письма, буквально словом восстанавливают события прошлого, «воскрешают» чувства, стимулируют память ощущений, запахов, звуков. В романе Водолазкина «Авиатор» слово — философема, язык вводит героя в мир значений, недоступных простому созерцанию. Шишкин («Письмовник») имитирует эпистолярную фабулу, нарушает хронологическую последовательность событий, пренебрегает причинно-следственными связями с одной целью — продемонстрировать власть слова. Исследуя феномен слова в романах Шишкина и Водолазкина, мы обнаруживаем, что философско-эстетические положения писателей коррелируют с философией языка В. Соловьева, идеями Г. Шпета о языке как органе внутреннего бытия, Л. Выготского о соотношении мышления и языка, Д. Лихачева о концептосфере русского языка, В. Гумбольдта о сущностном родстве слова и ощущения. Мы приходим к выводу, что для обоих писателей слово — категория концептуальная, оно является смысловым центром произведений. Сюжеты выстраиваются памятью и словом, которое, выполняя коммуникативную и терапевтическую функции, подчиняя время и пространство, обладает субъективной и надсубъективной значимостью, приобретает бытийное значение, создает новую реальность.
Ключевые слова: Д. Быков; Е. Водолазкин; Л.С. Выготский; Д. Данилов; дневник; М. Елизаров; концепт; концептосфера; Д.С. Лихачев; мотив; мышление; память; письма; слово; В.С. Соловьев; М. Шишкин; Г. Шлет; язык.
В современной русской литературе категория слова, языка выступает не только средством создания художественной реальности, но
Хлебус Марина Александровна — аспирант кафедры истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: [email protected]).
и художественно осмысляются, приобретают бытийный смысл, что позволяет говорить о продолжении идеи слова как специфической реальности в художественном тексте (Мандельштам, «Утро акмеизма», 1914) и как феномена, обладающего особой креативностью в миропорядке (Гумилев, «Слово», 1921), что восходит к христианскому пониманию слова как творящего Логоса. Слово — константа в трудах «практически всех крупнейших философов ХХ века», — пишет Т.А. Касаткина и апеллирует к М. Хайдеггеру, который определяет «язык как "дом бытия"» [Касаткина, 2001: 303]. Пристальное отношение философов к слову не могло не подготовить почву для художественной лингвофилософии. Сегодня в русской литературе актуализировано высказанное В.С. Соловьевым [«Достоверность разума», 1899] задолго до Хайдеггера положение об онтологическом содержании языка. Слово, во-первых, — «психический факт»; во-вторых, ему присущи фактические и универсальные смыслы; в-третьих, слово соотнесено с мышлением; в-четвертых, «слово получает свой психический материал посредством памяти» [Соловьев, 1988: 811, 812].
Мы предприняли попытку на примере романов М. Шишкина «Письмовник» (2010) и Е. Водолазкина «Авиатор» (2016) рассмотреть аспекты категории «слова», формирующей эстетику текста и возвращающей себе онтологический статус.
Осмыслению статуса и функции слова в творчестве Шишкина посвящен целый свод работ: О. Гримова писала об онтологии слова в прозе писателя [Гримова, 2011]; С. Лашова проанализировала комплекс мотивов, образующий общий для всех романов Шишкина метасюжет «воскрешения словом» [Лашова, 2011]; лингвопоэтика текстов подробно рассмотрена в монографии С. Оробия [Оробий, 2011]. С появлением романа Е.Г. Водолазкина «Лавр» (2012) обратили внимание на близость эстетических положений Шишкина и Водолазкина. И. Мотеюнайте, анализируя «Письмовник» и «Лавр», пишет об актуализации «традиции христианского отношения к слову-логосу» [Мотеюнайте, 2017: 237].
Творчество Шишкина и Водолазкина отмечается философско-эстетическим осмыслением категории слова, для обоих писателей характерно погружение в язык как бытийное пространство, порождающее онтологические версии слова. «Письмовник» и «Авиатор» — романы, в которых слово — концептуальная категория, определяющая систему персонажей, жанровое своеобразие, комплекс мотивов. Слово здесь — актант, заполняющий семантическое поле произведения и моделирующий ситуации, персонажную психику.
В «Письмовнике» главные герои пишут друг другу письма, обмениваются воспоминаниями о моментах первой любви. Он уходит
на войну. Она выходит замуж, теряет ребенка, хоронит родителей. В «Авиаторе» главный герой — интеллигент начала XX в., начинающий художник, осужден за убийство и отбывает срок на Соловках. В лагере он становится участником научного эксперимента: его заморозили в жидком азоте и благополучно разморозили в 1999-м в Петербурге, однако просыпается он в состоянии абсолютного беспамятства. Доктор Гейгер предлагает пациенту вести дневник, чтобы восстановить память. Из этих заметок и складывается роман. Пристрастие к автобиографической прозе для себя, к самому процессу письма — доминирующий мотив произведений, их персонажи — авторы или скрипторы.
В обоих произведениях мы имеем дело с пониманием слова как реальности, регенерирующей пространственно-временное содержание бытия. Через слово предпринимаются попытки самоидентификации героев. Например, герои «Письмовника» чаще всего задаются вопросом — «кто я?»: «Мне уже столько лет, а я все еще ничего про себя не знаю. Кто я? Чего я хочу?» [Шишкин, 2016: 275]. Записи необходимы для пересмотра прошлого, а слово становится инструментом самоопределения: «Не описываю это, и оно вроде не существует вовсе» [Шишкин, 2016: 40]; «Существовать — это что? Знать, что ты был? Доказывать себя воспоминаниями?» [Шишкин, 2016: 41].
В «Авиаторе» усилиями героя хаос, пустота постепенно оформляется в слово. На глазах читателя происходит сотворение мира. «Иннокентий ведет дневник с целью сохранить каждое воспоминание в вечности» [Голубков, 2018: 193]. При этом в своих записях герой игнорирует «исторические события», его интересуют только детали частной жизни (горечь микстуры от кашля, запах рождественской елки).
В «Письмовнике» война, на которую уходит герой, — средство для самоанализа, пространство для переоценки ценностей. Володя не реализует себя в военных действиях, он штабной писарь, перед ним стоят другие задачи: сфера личных интересов, переживаний, ощущений героев (вкус кислой клубники в сахаре, запах зубного кабинета изо рта любимого) доминирует.
Платонов пытается воскресить в памяти и зафиксировать словом звуки, запахи — всё то, что составляет повседневную жизнь, а главное — герой фиксирует речь исчезнувшего мира. Фраза «в России всё возможно» [Водолазкин, 2016: 22] всплывает в сознании героя, и он размышляет: «Нет уже ни людей, ни событий, а слова остались — вот они. Наверное, слова исчезают последними, особенно — записанные» [Водолазкин, 2016: 26]. С помощью таких фраз («тепло
быстро передается по металлу», «ровесник века», «иди бестрепетно» [Водолазкин, 2016: 27] и др.) Платонов воскрешает мир детства, юности. Случайно выхваченная из глубин памяти фраза становится реальным событием, обрастает бытовыми подробностями, раскрашивается, обретает свой запах. Например, выражение «ровесник века» [Водолазкин, 2016: 46] позволило воскресить в памяти эпизод распития водки.
В лингвофилософии язык — ключ к пониманию мышления. По Соловьеву, слово — «элемент мысли», ее «ближайшее предположение», не дающее собственно мысли; в то же время «мышление происходит из воспоминаний через слова» [Соловьев, 1988: 812, 813]. Рассматривая вопрос о соотношении мышления и языка, мы опираемся на положения Л.С. Выготского, чьи идеи близки, но не тождественны тем, что находим в «Достоверности разума»: Выготский отмечал, что мысль не выражается в слове, но совершается в нем («Мышление и речь», 1934). По Выготскому, путь мысли к слову — опосредованный. Ученый выделяет план речи внешней и внутренней, при этом внутренняя речь выполняет особую функцию. Если внешняя речь есть процесс материализации мысли, то во внутренней происходит обратное: «испарение» речи в мысль, а мышление осуществляется посредством значения как определяющего признака слова. Таким образом, мы вправе рассматривать значение слова как феномен мышления и — если иметь в виду внутреннюю речь — ее источник, инициатор рождения мысли. В этом и отличие концепции Выготского от точки зрения Соловьева. Мир значений составляет особое пространство: «Осмысленное слово есть микрокосм человеческого сознания» [Выготский, 2017: 429]. В этом и состоит огромнейшее значение языка для мышления. Язык вводит человека в мир значений, которые недоступны простому созерцанию, и в каждом слове, как пишет Выготский, заключена целая философия.
У героя Водолазкина каждая фраза становится самостоятельным пространственно-временным событием и поводом. Терапевтическая задача письма приобретает онтологическое значение. У Шишкина художественное пространство, образуемое словом, также является единственной реальностью: «Без твоих писем я перестал бы быть собой».
Слово в романах разрастается в концептосферу, становится результатом «столкновения» словарного значения слова с личным и народным опытом. Согласно Д.С. Лихачеву, концептосфера языка — это в сущности концептосфера русской культуры; «чем шире и богаче культурный опыт автора, тем шире и богаче потенции концепта» [Лихачев, 1999: 67]. Водолазкин осмысляет слово, словосочетание,
фразу, за которыми вскрывается целый культурный пласт: «Меня завораживало слово — авиатор. Его звучание соединяло в себе красоту полета и рев мотора, свободу и мощь. Это было прекрасное слово. Позднее появился "летчик", которого будто бы придумал Хлебников. Слово неплохое, но какое-то куцее: есть в нем что-то от воробья. А авиатор — это большая красивая птица» [Водолазкин, 2016: 92]. Как и любимый персонаж Платонова Робинзон Крузо, он из ничего создает цивилизацию, «по памяти» [Водолазкин, 2016: 192], опираясь на слова-концепты. Шпет вслед за Гумбольдтом изучал внутреннюю форму слова («Внутренняя форма слова: Этюды и вариации на темы Гумбольта», 1927), итогом его размышлений стало понимание того, что слово — это и орган свершения мысли, и ее питательная среда, и воплощение разума, а значит, и архетип культуры. По Соловьеву, слово получает психическое наполнение через память — из «сверхвременного» [Соловьев, 1988: 811].
По мнению И. Мотеюнайте, в художественной реальности обоих писателей слово способно преодолевать время и пространство, а христианское слово-логос дает возможность найти «выход из тупиков экзистенциального одиночества» [Мотеюнайте, 2017: 237]. В романах онтологическая суть слова актуализирована на уровне христианских мифологем. Самая очевидная — история о Лазаре (Ин. 1:1), с которой связан мотив «воскрешения» по Слову Господа. В «Авиаторе» «ЛАЗАРЬ» — это аббревиатура («Лаборатория по замораживанию и регенерации»), название лаборатории на Соловках, где в качестве эксперимента заморозили Платонова, предложив ему «стать лазарем» [Водолазкин, 2016: 216]. В Евангелии Лазарь воскрес, потому что прозвучали слова.
Идея сохранения жизни, памяти через слово связана с христианской идеей о первичности Слова и характере источника, из которого оно рождается: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин., 1:1). Шишкин отсылает читателя к библейской трактовке слова уже на первой страницы романа: «Открываю вчерашнюю «Вечерку», а там про нас с тобой. Пишут, что в начале снова будет слово...». В акте творчества авторы переписки и жизнеописания уподобляются Богу, они создают словесную вселенную, в которой словами определяют себя. Мотивы письма и творчества коррелиру-ются с мотивом жизнетворчества, слово и жизнь в романах мыслятся как образы-синонимы.
Согласно Водолазкину и Шишкину, бессмертие заключено в самих словах. Лазарь все равно умер, но в словах остался жить. В финале «Авиатора» не сообщается, удалось ли хоть кому-то из пассажиров выжить после аварийной посадки самолета, но очевидно, что Платонов остался жив в своих «запечатках» [Водолазкин,
2016: 223]. В «Письмовнике» Сашенька еще в детстве искренне верила, что прочитанное слово давно умершего писателя способно хотя бы на миг воскресить из небытия, и брала в библиотеке «из жалости к умершим и никому не нужным авторам» их «забытые книги» [Шишкин, 2016: 36].
Таким образом, в романах Шишкина «Письмовник» и Водо-лазкина «Авиатор» слово: 1) является концептуальной категорией;
2) наделяется статусом субъекта, творца художественного мира;
3) выполняя терапевтическую и коммуникативную функции, приобретает онтологическое значение. Только слово может преодолеть смерть, осуществить коммуникацию, воскресить прошлое, вплоть до самого мелкого, частного, бытового. В художественном мире романов силой, способной дать вторую жизнь прошедшим событиям, обладает именно слово. Слово передает чувства, ощущения и мысли, герои ищут ответы на сокровенные вопросы о смысле жизни. Полагаем, что художественная лингвофилософия Шишкина и Водолазкина отражает актуальные тенденции, характерные для многих современных авторов. Например, в романе М. Елизарова «Библиотекарь» (2007) в гротесковой манере воплощена мысль о непреодолимой мощи слова, способного подчинить себе волю человека; роман Д. Быкова «Орфография» (2003) представляет собой развернутую метафору языковой реальности; в романе-дневнике Д. Данилова «Горизонтальное положение» (2010) герой пытается словом нащупать смысл существования.
Список литературы
1. Бочкина М.В., Голубков М.М. Понятия «исторического» и «неисторического» в эстетической и философской системе романа «Авиатор» Е. Во-долазкина // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Литературоведение. Журналистика. № 2 (Т. 23), 2018. С. 188—197.
2. Водолазкин Е.Г. Авиатор. М., 2016.
3. ВыготскийЛ.С. Мышление и речь. СПб, 2017.
4. Касаткина Т.А. Слово, творящее реальность, и категория художественности // Литературоведение как проблема. М., 2001. С. 302—346.
5. Лашова С.Н. Мотив воскрешения в прозе М. Шишкина // Гуманитарный вектор, 2011. [Электронный ресурс]. URL: http://cyberleninka. ru/article/n/motiv-voskresheniya-v-proze-m-shishkina (дата обращения: 28.09.2017).
6. Лихачёв Д.С. Очерки по философии художественного творчества. СПб, 1999.
7. Мотеюнайте И. Слово как способ преодоления времени в романах Михаила Шишкина и Евгения Водолазкина // Знаковые имена совре-
менной русской литературы: Михаил Шишкин / Под ред. А. Скотниц-кой, Я. Свежего. Краков, 2017. С. 227—238.
8. Соловьев В.С. Достоверность разума // Соловьев В.С. Соч.: В 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 797-813.
9. Шишкин М.П. Письмовник. М., 2016.
Marina Khlebus
THE CATEGORY OF WORD IN PISMOVNIK
BY M. SHISHKIN AND AVIATOR BY E. VODOLAZKIN
Lomonosov Moscow State University
1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
This article offers a comparative analysis of the two novels, Pismovnik (The Letter-writer) by M. Shishkin and Aviator (The Aviator) by E. Vodolazkin. The analysis aims to reveal the conceptual and semantic significance ofword in the realm of fiction created by these authors. The conception of word is analyzed at the levels of genre, motifs, characters, time and space, and Christian mythologemes. The characters in the novels exchange letters and write in journals; they reminiscence about their childhood and first love, thereby they are literally restoring events of the past, 'resurrect' their emotions, sensations, smells, and sounds. In Aviator it is the language that makes it possible for the protagonist to enter the realm of meanings which are hidden from his sight and which embrace the philosophy and scale of concepts. Whereas Shishkin recreates an epistolary plot of Pismovnik, he also breaks its chronology and disregards causality with the intent to bring out the irresistible power of the word. Having analyzed the phenomenon of word in the novels by Shishkin and Vodolazkin, we have discovered that the philosophy and esthetics of the authors correlate with the views of G. Shpet about the language as an organ of internal existence and L. Vygotsky's idea of interrelation between language and thought development, and D. Likhachev's works on concepts in the Russian language. Shishkin and Vodolazkin see the word as a conceptual category which plays the leading role in their novels. The word and objective laws of memory create a narrative, thereby they perform communicative and therapeutic functions, connect space and time. Under these circumstances the word acquires an ontological function in the novels. With the help of the word characters not only express their feelings and thoughts but they also look for answers to existential questions, they restore their past and create a new reality.
Key words: D. Bykov; diary; genre; D. Danilov; M. Elizarov; concept; conceptosphere; D. Likhachev; motive; thinking; memory; letters; word; G. Shpet; L. Vygotsky language.
About the author: Marina Khlebus — PhD Student, Department of the History of Contemporary Russian Literature and Modern Literary Process, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University (e-mail: [email protected]).
References
1. Bochkina M.V., Golubkov M.M. Ponyatiya "istoricheskogo" i "neis-toricheskogo" v ehsteticheskoj i fi losofskoj sisteme romana "Aviator E. Vod-olozkina. [Historical and Ahistorical Within Aesthetic and Philosophical System of Vodolazkin's "Aviator"] Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Literaturovedenie. Zhurnalistika [RUDN Journal of Studies in Literature and Journalism]. № 2 (T. 23), 2018, pp. 188-197.
2. Kasatkina T.A. Slovo, tvoryashchee real'nost' i kategoriya hudozhestvennosti. [The Reality-Forming Word, and the Category of Artistic Value] Literaturovedenie kak problema [Studies in Literature as a Problem]. M., Nasledie Publ, 2001, pp. 302-346.
3. Lashova S.N. Motiv voskresheniya v proze M. Shishkina. [The Motif of Resurrection in M. Shishkin's Novels] Gumanitarnyj vektor [Humanitarian vector], 2011. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/motiv-voskresheniya-v-proze-m-shishkina (data obrashcheniya: 28.09.2017).
4. Lihachyov D.S. Ocherki po filosofii hudozhestvennogo tvorchestva. [Essays on the Philosophy of Fiction] SPb., BLIZ, 1999. 191 p.
5. Moteyunajte I. Slovo kak sposob preodoleniya vremeni v romanah Mihaila SHishkina i Evgeniya Vodolazkina. [The Word as a Way to Overcome Time in the Mikhail Shishkin's and Yevgeny Vodolazkin's Novels] Znakovye imena sovremennoj russkoj literatury: Mihail Shishkin [Emblimatic Names of Modern Russin Literature: Mikhail Shishkin] Krakov, Druk, 2017, pp. 227-238.
6. Shishkin M.P. Pismovnik. [Letter Writer] M., Ltd. AST: Elena Shubina, 2016. 416 p.
7. Solov'ev V.S. Dostovernost' razuma. [Reliability of the Reason] Solov'ev V.S. Soch.: in 2 vol. M., Mysl' Publ., 1988, t. 1, pp. 797-813.
8. Vodalazkin E.G. Aviator. [The Aviator] M., Ltd. AST: Elena Shubina, 2016. 416 p.
9. Vygotskiy L.S. Myshleniye i rech. [Thinking and Speech] SPb., Piter, 2017. 432 p.
