CC BY
104
Категория пространства и времени в японских переводах (на материале ранней поэзии О. Мандельштамма)
Е. П. Дудина
Данная статья посвящена исследованию взаимодействия двух культур России и Японии на примере японских переводов ранних стихотворений О. Мандельштама из книги «Камень». Исследование строилось на анализе основополагающих для каждой культуры составляющих мироустройства - категории пространства и времени. В работе были подробно изучены способы семантической вербализации этих категорий и то уникальное пространство японского текста, который в результате художественного перевода сочетает в себе признаки двух культур.
Ключевые слова: художественный перевод поэзии, категория пространства, категория времени, семантика, культурное взаимодействие.
Так переведены на японский язык строки «Всё исчезает - остается // Пространство, звёзды и певец!», которыми поэт Осип Мандельштам в стихотворении «Отравлен хлеб, и воздух выпит» провозглашает пространство как возможность и необходимость творить. В процессе творчества время губительно, поскольку это «стремнина», способная разрушить всё сотворенное.
Категории пространства и времени это те атрибуты, на которых строится поэтический мир Мандельштама: одно созидательно, другое разрушительно. Статья посвящена анализу переводов на японский язык этих основополагающих для всякой культуры категорий, ярко отраженных в раннем творчестве поэта.
Исследовательская позиция строится на возможности выявить пути взаимодействия двух культур на примерах переводов основополагающих составляющих мироустройства - категориях пространства и времени. Взаимоналожения двух видений рождают уникальную картину, где пересекается восточное и западное понимание мира и его составляющих.
Цель исследования: проследить семантические возможности вербализации категории пространства и времени Мандельштама в японском языке.
Для достижения обозначенной цели в исследовании было проанализировано около ста законченных выражений пространства, которые в некоторых случаях могут состоять из двух и более строк, и около семидесяти выражений времени. Перевод сборника стихов «Камень» О. Ман-
дельштама на японский язык был сделан в 1976 году Тосио Минэ1, переводчиком и исследователем русской литературы, в 2001 году Хаяка-ва Мари2, переводчиком и поэтом.
Мандельштам - поэт пространства. Категория «пространство» выделяется во всем творчестве поэта. В своем исследовании Л. Г. Панова объясняет пространство Мандельштама как то, что «придает форму и расставляет вещи по своим местам»3. Это значит, что поэтический мир автора оформляется пространством, зависит от него и ему подчиняется.
Л. Г. Панова также выделяет особую черту пространственного мира поэта - динамичность: «для Мандельштама мир в динамике - это константа», «модус существования человека и мира» . Этот вывод позволяет предвидеть одну из первоосновных причин столкновения двух культур России и Японии: динамическое начало - прочный фундамент, стойко ассоциирующийся с европейским пониманием мира. А статический мир в основе своей отражает восточное восприятие.
Пространство как неотъемлемая категория художественного мира поэта формируется постепенно. Этот процесс начинается в ранних стихотворениях Мандельштама. Однако как отдельная лексическая единица «пространство» в них не встречается, как понятие и категория оно только лишь зарождается из пустоты, хаоса. В первой книге стихов «Камень» пространство выступает сначала как некие несформировав-шиеся, но потенциально динамические абстрактные предметы, линии, формы, которые создают сначала фон для конкретных постигаемых вещей, а затем постепенно формируют арену событий.
Пространство раннего Мандельштама выстраивается в «Камне» по вертикали. Вертикаль задает и протяженность, и направление движения5. С учётом этой особенности авторской композиции были выделены в переводе те семантические опорные слова, при помощи которых выстраивается переводной тезаурус категории «пространство»: существительные ^ (вверх),Т (вниз), Й (дно), МО (высота), #0 (удлинение), (глубина), ^ (пучина); глаголы во вспомогательной функцииТ^Ъ (опускаться), ^Ъ (подниматься), (начало движения), (идти), ШЪ (приходить); прилагательные ^И (глубокий), МИ (высокий), ^И (широкий), (далекий). Частотность употребления этих
лексических единиц в переводном варианте превышает их количество
1 Тосио Минэ. Мандэрисюта:му сисю: - Иси (Сборник поэзии Мандельштама «Камень»). Токио, 1976. С. 159.
2Хаякава Мари. Сисю Иси. Эссэи Тайвася ницуйтэ (Сборник стихов «Камень». Эссе «О собеседнике»). Токио, 1998. С. 204.
3 Панова Л. Г. «Мир», «Пространство», «Время» в поэзии Осипа Мандельштама. М, 2003. С. 329.
4 Панова Л. Г. «Мир», «Пространство», «Время» в поэзии Осипа Мандельштама. М, 2003. С. 260.
5 Там же, С 239.
в исходном сборнике в два раза. В некоторых случаях это объясняется структурой и потребностью японского языка при обозначении пространственных отношений, а в некоторых - подчеркивают авторскую семантику пространства. Например: i.
«Душа висит над бездною проклятой»
2. «Был выброшен на берег твой»
В последнем примере, где при помощи вспомогательного глагола itfS в форме страдательного залога и с семантическим значением «вверх», переводчик Тосио Минэ подчеркивает направление движения в пространстве, чего нет изначально, но что подразумевается не только одним конкретным стихотворением, но совокупностью всех ранних поэтических текстов.
Указывая на авторскую вертикаль пространственного построения поэтического мира, переводчики нередко вводят в текст дополнительные опорные лексические единицы. Примером может послужить строка из стихотворения Notre Dame: «Души готической рассудочная пропасть», в переводе которой пропасть представляется читателям с добавочным прилагательным - «бездонный»:
^P^i^). С точки зрения поэтического языка Мандельштама это кажется избыточным. Однако одновременно это усиливает восприятие исходной вертикальной системы координат.
С точки зрения синтаксиса в японских вариантах «Камня» при описании пространства переводчики используют винительный падеж в пространственном значении движения по какой-либо поверхности. t°Xh «Витает дух над куполом Петра».
«Они идут в священном беспорядке» Таким способом переводчик Хаякава Мари и Тосио Минэ не просто выделяют пространство как место, где происходит какое-то событие (на этом этапе творчества значение «арена событий» исследуемой категории только начинает формироваться), но в первую очередь подчеркивает семантику перемещения - пространство познается в том числе через движение, перемещение по нему.
Направление движения в подобных случаях задается пространственно ориентированными существительными: Ф, i, и другими. Частотное употребление этих лексем в первой части сборника, особенно Ф, семантически обусловлено тем, что для раннего Мандельштама мир и его пространство делились на внутреннее и внешнее, своё и чужое, неизвестное.
// ЗШ^оШШид;? iz
«И хрупкой раковины стены, - // Как нежилого сердца дом»
SULflôi^mtlvs //
«Вся комната напоена // Истомой - сладкое лекарство»
В этих японских примерах пространство знакомого мира становится объемнее, ощутимее и понятнее, оно освоено и обжито лирическим персонажем.
Существительным ф сопровождаются и те абстрактные и предметные понятия, которые в оригинале не содержат семантики внутреннего пространства. Например, ШЮф^^Ц^^^Т^ («летит в туман»), ЖЮ^^^^^КЮф^ («в ледяных алмазах»), (в природе),
Ж®ЮШЮф («в тумане полдня»). Из примеров видно, что пространство подчеркивается и выделяется во всем том, что относится к природным явлениям: туман, лед, хрупкая раковина, сама природа. Таким образом, можно предположить, что в текст перевода входит японское восприятие природы как отдельного мира, наделенного своим пространством и жизнью в нем.
На грамматическом уровне вспомогательные глаголы направленности процесса с точки зрения говорящего /ШЪ также способствуют актуализации авторского замысла, причем отражают и пространственную, и временную категориальные сферы (о темпоральных значениях подробнее будет сказано позже). Употребление дериватов -ТЭ ИКУ, -ТЭ КУРУ со знаменательными глаголами движения в деепричастной форме указывает на определенный пространственный ориентир, с которого или до которого происходит действие. Глагол ^Т^ в работах обоих переводчиков встречается значительно чаще. Это объясняется тем фактом, что в связи с двумя значениями глаголов как знаменательного глагола («уходить» и «идти») конструкции с в поэтических текстах раннего Мандельштама имеют значения перемещения, а не удаления. Об этой семантической возможности глагола писали И. И. Басс и В. М. Алпатов6. Один из классов пространственной категориальной сферы «Камня» - это класс «перемещения».
1. ...^л^едали^яй^шЖ'-ек
«В молочные Альпы мечтанье летит».
2. ШСйй^ТШ^З тт
«На них кустарник двинулся стеной»
В выделенных примерах на японском языке четко прослеживается, как вспомогательный глагол укрепляет пространственную семантику глаголов движения и добавляет значение перемещения по заданному пространству. Особенно выразителен третий пример, в котором глагол в оригинале опущен, но семантически предсказывается его наличие. Усиление в переводе знаменательного глагола «лететь» дериватом обозначает пределы пространства в поэтическом тексте.
Пространственная вертикаль в оригинальном «Камня» отражается также на уровне лексики за счет контекстуально выраженных пределов,
6 Алпатов В. М., Аркадьев П. М., Подлесская В. И. Теоретическая грамматика японского языка. Т. 1. М, 2008. С. 358.
что особенно выразительно прослеживается в следующих исходных, а вслед за ними и в переводных строках:
1. «То всею тяжестью оно идет ко дну, <.. .> // Наверх всплывает без усилий»
2. «Играет ветер тучею косматой, // Ложится якорь на морское дно»
Необходимо отдельно указать, что в первой части переводной книги почти нет вспомогательных глаголов движения. Первая часть «Камня» - это период, когда лирический персонаж осторожно и внимательно изучает и узнает мир вокруг. Основное внимание поэт уделяет внутреннему состоянию своего героя. Отсюда многочисленные глаголы, выражающие восприятие, чувство, состояние. У раннего Мандельштама мир статичен, но при этом содержит потенциальное движение. В японских переводах присутствуют знаменательные глаголы, но именно в той мере в какой этого требует японский язык (а именно в виде причастных и деепричастных форм, глаголов состояния):
(«Медлительнее снежный улей, // Прозрачнее окна хрусталь»).
Таким образом, исследование авторского частотного тезауруса с точки зрения отражения в переводе мандельштамовского поэтического мира выявило, что ключевые моменты в организации пространства сохранены и эксплицированы в тех случаях, когда в исходных текстах различные семантические значения пространства лишь подразумеваются, но не обозначаются прямо.
Исследование отражения поэтического пространства раннего Мандельштама в японских переводах является недостаточным для составления полноценного суждения о результате взаимовоздействия двух культур России и Японии в затронутом нами аспекте. Для создания более полной картины на лексическом уровне была проанализирована степень проявления и функционирования в переводных текстах основных концептов конструирования пространства в японской культуре.
В первую очередь это понятие пустоты. Пустота в японской культуре -это зона смыслообразования, являющая собой некое пустое место, в которое каждый может вписывать любое значение . Пустота - это мир потенциально существующих вещей, непроявленных форм. С помощью пустоты в японской культуре выражается бесконечность пространства. Другими словами, пустота для японцев имеет положительные коннотации. Для поэтического мира Мандельштама пустота враждебна (особенно чет-
7 Решетникова П. А. Организация пространства в японской культуре: концепты и модели // Известия Уральского государственного ун-та. 2007 № 49. С. 269-278.
ко это прослеживается в первой части «Камня», где лирический персонаж только создает и узнает пространство окружающего его мира из хаоса и пустоты), она символизирует страх и отсутствие творческого вдохновения, возможности реализоваться. Она антоним пространству, наполненному, организованному и упорядоченному.
В японском языке пустота как философское понятие обозначается иероглифом 22. Второе значение, указанное в словарное статье: небо, воздух. Семантика пустоты в японском культуре заложена изначально в самом слове «пространство», которое иероглифически выглядит как 21Ж В японских переводах «Камня» такое резкое различие в культурных кодах двух стран остается. Однако за счет контекстуального обрамления понятия пустоты и четкого противопоставления организованного пространства и пустоты как хаоса, различия сглаживаются.
Пустота, прямо названная в исходных поэтических текстах, в переводе дается иероглифическим сочетанием^^.
1. !
«Твой мир, болезненный и странный, // Я принимаю, пустота!»
2.
«И самый страх есть чувство пустоты»
Иероглиф встречается в текстах перевода преимущественно в значении «небо», «воздух». В отдельных случаях этот же знак используется при переводе исходных строк, в которых поэт употребляет эпитеты «напрасный», «пустой»:
1.
«Расширенный пустеет взор», где является иероглифом но написанным на хирагане.
2. <...>
«И стоит осиротелая <.. .> Как пустая башня белая»
Из приведенных примеров видно, что японское понятие пустоты семантически реализуется в существительных в сочетании с глаголом состояния . Подобный выбор лексики вписывает японское представление о пространстве на языковом уровне в поэтический мир Мандельштама, а также грамматически подчеркивает мандельштамовское осознание пустоты как чего-то статичного, лишенного движение. Для ранней доакмеистской лирики поэта это характерная черта.
Еще одна значимая модель японской организации пространства проявляется в переводе «Камня»: это модель закутывания, обёртывания. В семи примерах авторы переводов используют глагол ^^ «заворачивать», «окутывать» в тех строфах, где это значение в оригинале не подразумевается:
«С колокольни отуманенной // Кто-то снял колокола»
2.
«Дум туманных перезвон. »
3. //
«Утро, нежностью бездонное, // Полуявь и полусон» Если в третьем примере глагол действительно исполь-
зован в переводе, с нашей точки зрения, с целью усиления образности и воздействия на читателя, то в первых двух примерах реализуется японская картина мира: по правилам лексической сочетаемости японского языка «туман» именно «обволакивает» пространство вокруг.
Введение в переводной текст дополнительной лексики не только расширяет семантику и создает усиленный образ, но и в полной мере проявляет японскую модель заполнения пространства. Особенно ярко эта модель проявляется в первом примере, где затуманенная колокольня и в оригинале, и в переводном варианте выражает символ пустоты. Однако в японском восприятии это может быть прочтено в положительном ключе, освещающем субстанцию, которая примиряет все противоречия.
Таким образом, анализ и мандельштамовской вертикали пространства, и проявления японских пространственных концептов и моделей в переводах книги стихов «Камень», выявляет существенные пересечения в конструировании такого важного межкультурного атрибута мироустройства как категория пространства. Появляющееся в переводе пространство уже не совсем мандельштамовское, но и очевидно не японское. В конечном счете, можно говорить о созданной культурной и языковой площадке, на которой взаимосуществуют и взаимореализуются две крайне противоположные культуры.
Поэтический мир Мандельштама организован не только по законам пространства, но и по законам времени. Время в поэзии Мандельштама играет не такую значительную роль, как пространство. Это отмечала и Л. Г. Панова, это следует и из отобранного и проанализированного материала по обеим категориям: количество материала, соответствующего с лексической и грамматической точек зрения категории времени заметно меньше. Объясняется это тем, что у раннего Мандельштама в символистский период время отрицается. Вместо времени поэт воспевает вечность, что по Мандельштаму есть вневременное. В акмеистский период «Камня» на первый план выходит мир предметов, вещей, а для вещи характерно в первую очередь пространственное оформление8.
С темпоральной точки зрения «Камень» строится на основе координаты вневременность-время. Вневременности соответствует категория вечности, которая выводится через действительность - последовательность мгновений жизни. Мгновения жизни как «окно в вечность» представленные в первой части «Камня», грамматически выражаются в большинстве случаев настоящим длительным временем. В переводах
8 Панова Л. Г. «Мир», «Пространство», «Время» в поэзии Осипа Мандельштама. М, 2003. С. 334
длительность передается дериватами с соответствующими значениями -ТИЪ, -ТИ^ . Частотность употребления этих глагольных форм в их аспектуальном значении в японских вариантах подчеркивает состояние стабильности процесса или действия строго в том случае, если оно зафиксировано в исходном поэтическом тексте.
Дериват -ТИ^ в переводе исходных темпоральных выражений указывает на направленность действия от некоторого временного ориентира и обозначает начало заданной контекстом ситуации: 1. ?
«Так - но куда уйдет // Мысли живой стрела?»
2.
«Расширенный пустеет взор»
В первом примере вспомогательный глагол И< используется со знаменательным глаголом перемещения ^^ в деепричастной форме и вносит значение направленного движения по пространству. Однако учитывая метафорическое обрамление всей строфы в оригинале и благодаря его сохранению в переводе данное сочетание не несет пространственной характеристики, а эксплицирует временное значение «начала действия».
Во втором примере употребляется сочетание с глаголом состояния и вспомогательным И< . Временное значение последнего выявляется самим контекстом. Подобная ситуация в переводах складывается достаточно часто. Так в переводе актуализируется категория настоящего длительного времени.
Дериват -ТИЪ непосредственным образом указывает на длительность ситуации и многократно употребляется в переводах как в первой части «Камня», подчеркивая настоящий момент, так и во второй, где авторская модель времени меняется.
Вечность вводится в переводах за счет категории абсолютного грамматического времени, которое выражается у глаголов в заключительной позиции аффиксами -У/РУ:
«И вечность бьет на каменных часах».
По утверждениям И. В. Головнина, глаголы в форме настояще-буду-щего времени недлительного вида чаще выражают постоянные действия, дающие предмету характеристику с указанием на его способность совершать данное действие9. Другими словами, вечность вербализиру-ется в японских переводах как категория абсолютная, неизменная, что коррелирует с японским видением и в целом не деформирует изначальный смысл: грамматика вневременности в переводе задает постоянные сущностные характеристики вечности.
9 Головнин И. В. Грамматика современного японского языка. М, 1986. С. 138.
Лексически взаимодействия категорий вечности-мгновения в переводах усиливается введением в поэтические тексты дополнительных языковых единиц. Особенно выразительно это представлено в строках
// («Она
испытывает лето // Как бы не тронута зимой»). Автор перевода Хаякава Мари сознательно подчеркивает семантическое противопоставление не только двух сезонов (зимы-лета), но в конечном счете, выделяет устойчивую раннемандельштамовскую ассоциацию - зима-холод-вечность и связанный с ней авторский антоним «миг», «мгновение», «сейчас» (^Ъ), который акцентирует внимание читателей на заданном противопоставлении.
В целом в переводных вариантах первой части сборника увеличена частотность реализации ключевой единицы с семантическим значением «мгновение». Значительным для исследования категории времени представляется анализ переводов и функционирования семантических составляющих этой лексемы в контексте всего сборника. Количество переводных единиц с синонимичным значением у всех, таких как — Щ, ЖЮ^, увеличивается за счет переосмысления и расширения авторами семантического поля обозначенной выше лексемы. Например,
// или второй вариант
перевода: ИЪЬЬКЪ //
(«Я вижу дурной сон, // За мигом летит миг»). В обоих случаях исходная авторская лексема «миг» передается словом «время», смысл которого конкретизируется и сужается в первом варианте за счет введения лексемы (с каждым часом, с каждым моментом). В японском языке в семантическое поле «время» не входит значение «мгновение», «миг». Подобное переводческое решение приводит к тому, что в японских текстах «миг» приравнивается к временному отрезку, не обозначенному, но подразумевающему четкие временные границы. А это на имплицитном уровне присутствует и в поэтических текстах Мандельштама.
Данная переводческая лексическая замена В^, «время» на - Щ, «миг» выявляет еще один значимый в кросс-культурном контексте момент: .. - обратным переводом этого словосочетания явля-
ется устойчивым выражением «время летит». В японском дискурсе похожая семантика заложена в поговорке «Время, как стрела». Таким образом, у нас появляется возможность предугадать, как будет выстраиваться ассоциативный ряд у внимательного читателя японских переводов поэтического сборника «Камень»: время - лететь -стрела. Эта вероятность подтверждается последующим стихотворением «Я ненавижу свет» 1912 года: // ^Ю^^Зй^Ю^Й? («Так - но куда уйдет // Мысли живой стрела?»). Контекстным синонимом эпитету «живой» является прилагательное «стремительный», «быстрый», «мгновенный». Такие характеристики стрелы в тексте объясняют выбор переводчиками в качестве предиката
глагола^^Х^< . На проанализированных примерах отчетливо видно, как в японские переводы художественных поэтических текстов транслируется другая языковая картина мира, и каким образом происходит взаимодействие общекультурных понятий на лингвистическом уровне.
В еще одном стихотворении «На бледно-голубой эмали» происходит обратный процесс отражения времени: заданный временной отрезок «минутной» в исходном тексте передается на японский язык синонимичными лексемами - Щ (Хаякава) или (Тосио). Приведем в качестве иллюстрации вариант Хаякава Мари: - ЩюШШ^&ЁЖЪ // ШЬ^Ш&Ш^ («В сознании минутной силы // В забвении печальной смерти»). Такой выбор лексических единиц не искажает авторского восприятия жизни как череды мгновенных событий. Напротив, в японский текст транслируется само авторское понятие жизнь (как мгновения) и выделяется ее антитеза - смерть (как вечность).
Подобное переводческое видение подтверждается и другим ранним стихотворением 1910 года «Медлительнее снежный улей», в котором переводчиком Тосио Минэ эксплицируется контекстные отношения между лексической парой миг-жизнь путем подбора слов:
«Здесь - трепетание стрекоз Быстроживущих, синеглазых».
Таким образом в переводах реализуется принцип семантического сцепления отдельных лексических единиц в группы ассоциативно связанных ключевых слов; создается единый смысловой контекст с четко выраженной актуализацией категории времени.
Во второй части «Камня» авторское отражение времени начинает меняться. В этот акмеистический период происходит постижение времени. В оригинале вводится повествовательный характер стихотворений, появляется сюжет, и это коррелирует с циклической моделью времени, которая в «Камне» представлена как «вечное возвращение». Грамматически это выражается настоящим и прошедшим (но относительно настоящего) временем, так что складывается ощущения вовлеченности в рассказываемую ситуацию. Л. Г. Панова определяет эту грамматическую категорию времени как время узуальное, то есть то, которое выражает действительность как ряд закономерностей: «они лежат в основе мироустройства, ими определяются повторы в культуре и истории»10.
В переводах этой части «Камня» узуальное время грамматически отражается при помощи аспектуальной формы -XV одно из побочных значений которой, по мнению Кудо Маюми, (эти результаты
10 Панова Л. Г. «Мир», «Пространство», «Время» в поэзии Осипа Мандельштама. М, 2003.С. 426
исследования резюмировала в своей статье И. И. Басс), является повторяемость ситуации. Семантически цикличность также выражают и знаменательные глаголы в форме на -У/РУ11. Приведем примеры, из которых станет ясно, что модель циклического времени в переводах выявляет длительность результата (1-й пример) и повторяемость (2-й, 3-й пример).
1.
«И в полдень матовый горим, как свечи»
«О временах простых и грубых// Копыта конские твердят» 3. //
«Есть ценностей незыблемая скала // Над скучными ошибками веков»
Эти примера не только значимы как «носители» грамматических примет категории времени, но и лексически выразительно раскрывают семантику цикличности у Мандельштама. Во втором примере в состав предиката входит глагол «повторять» и глагол ШЪ «гово-
рить». Употребление сложносоставного глагольного сказуемого не только семантически соответствует авторскому глаголу «твердить», но и эксплицирует в переводе время, которое выражает себе через повторы культуры и истории.
В третьем примере показательно употребление существительного й^И (долгое время, долго), которое заменяет в переводе изначальное конкретное обозначение времени «веков», но, тем не менее, выступает как выразитель протяженности во времени. Подобная лексическая конкретизация и концептуализация во всей книге подчеркивает длительность состояния, обозначенную в исходном «Камне».
Реализация на японском языке мотива «вечного возвращения» происходит также за счет отображения в переводе наречий и местоимений с семантикой времени. Так в книге Мандельштама самыми частотными наречиями, указывающими на цикличность, являются «опять», «снова», «нынче». В переводах они отражаются соответственно своим исходным значениям: ^ОТ (некогда, когда-то), (когда-либо), ^Ю^Ъ
(тогда), (повторно), ^^^^ (опять, снова), «нынче» переводится всякий раз существительным «сегодня» или «сейчас» значение которого усиливается за счет добавления частицы ^ «тоже»:
(«И ныне я не камень // Я дерево пою»).
Перечисленные лексические единицы так же, как и в исходных поэтических текстах сопровождают во второй части сборника некоторое собы-
11 Басс И. И. Проблемы изучения времени в японском языке // Известия российского государственного педагогического ун-та. 2006. № 21-2. С. 17.
тие, обозначая либо неопределенный момент в будущем либо
определенный (^Ю^^) или неопределенный момент в прошлом
Однако в строках
(«Как некогда Адам, распластывая нервы») неопределенное местоимение «некогда», выступающее в роли указателя на неточную локацию во времени в переводе отражается существительным «первоначальный». Переводчик Хаякава Мари конкретизируя значение исходной лексемы, деформирует исходное значение строки и отсылает читателя к переводному стихотворению Silentium 1910 года, то есть к первой части сборника: ЙШ^ LTfcfa // ШЭДЮЙШЪ
(«Да обретут мои уста // Первоначальную немоту»).
В японском мировосприятии изначально существует понимание времени в виде циклической модели, в которой всё повторяется и возвращается. В первую очередь это выявляется в смене времен года, дня ночи. С учётом этого становится очевидным тот факт, что вербализация категории времени в переводах на японский язык с лексической (больше) и грамматической (меньше) точек зрения соответствует ман-дельштамовскому пониманию времени в «Камне». Что касается мотивов в оппозиции «вечность» - «миг», то и это находит свой отклик в культуре Японии: хотя принцип «неизменное», «вечное» в «изменчивом», «сиюминутном» (фуэки рю:ко:) не отражает авторской позиции, однако через противопоставления в переводе мгновения времени его отрицанию происходит процесс присматривания, узнавания и сравнения чужой культуры со своей. Так начинается диалог культур, в результате которого создается новое произведение, сочетающее в себе черты каждой из них.
