CC BY
52
96 5.КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
5. КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
УДК 343.9 ББК67.51
Г.Н. Горшенков *
КАТАЛИЗАТОР НАУЧНОЙ МЫСЛИ
(РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ ВЫШЕДШЕГО В СВЕТ УЧЕБНИКА ПО КРИМИНОЛОГИИ ДОКТОРА ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК, ПРОФЕССОРА О.В. СТАРКОВА)
Поначалу я хотел назвать написанное ниже так: «Тридцать лет на шестидесяти шести листах», имея в виду печатные листы, в объём которых вмещена (явно, ещё далеко не полностью) профессорская концепция учебного курса «Криминология».1 А тридцать лет — это авторский период последовательных научных открытий и образовательных инноваций в криминологии, которой он предан и образцово служит все эти десятилетия. Поистине это годы научного кипения.
Но, читая книгу, намереваясь написать на неё рецензию, я вскоре был вынужден оставить эту идею, так как понял, что книга вызывает у меня другую реакцию — судить не о ней самой как авторской продукции, а о сути вещей, в ней изложенных. Книга-катализатор (как авторско-личностное явление) вызывала именно такую активность мысли, на которую я с удовольствием и поймался. Тем более сам автор провоцирует на «поиск «бредовых» идей, самых что ни на есть «сумасшедших» мыслей, идей на основе анализа какой-либо узкой проблемы» (с. 578). И это меня вдохновило на размышления, в которых я местами даже, как мне кажется, забываю и о самом авторе.
* Геннадий Николаевич Горшенков — доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права юридического факультета Нижегородского госуниверситетаим. Н.И. Лобачевского, член Санкт-Петербургского международного криминологического клуба (Нижний Новгород, Россия). E-mail: gen7976@yandex.ru © Г.Н. Горшенков, 2013
1 См.: Старков О.В. Криминология: Общая, Особенная и Специальная части: Учебник. — СПб.: Издательство «Юридический центр-Пресс», 2012.
- 1048 с.
Автор — Олег Викторович Старков, известный российский учёный, доктор юридических наук, профессор, главный редактор федерального ежеквартального подписного журнала ВАК «Российский криминологический взгляд», почётный вице-президент Российской криминологической ассоциации.
На счету у Олега Викторовича немало изданных работ (по правоведению, оригинальной криминологической проблематике), но «Криминология» — это особенный фундаментальный труд, который он почему-то назвал учебником. Хотя сам же, противореча себе, во введении пишет: «Настоящий курс лекций читался автором на протяжении более 30 лет в разных вузах» (с. 5).
Учебник — это, как известно, издание, содержание которого определяется изложением не научной, а учебной дисциплины. Между тем традиционно учебники по криминологии начинаются с главы «Криминология как наука (научная дисциплина)» и излагается система знаний о предмете этой науки, её методе. Но почему бы не начать изложение материала в учебнике (курсе лекций) с главы «Криминология как научная и учебная дисциплина»? При этом иметь в виду, что предмет учебной дисциплины определяется образовательной программой, в соответствии с которой раскрываются цели (формирование знаний о научной дисциплине как составляющем профессиональном компоненте и т.д.) и задачи (усвоение предметных криминологических знаний, обучение умениям применения криминологического инструментария и др.).
Сегодня издаются учебники для бакалавров (Ю.М. Антонян, Н.Ю. Круглова),
магистров (В.В. Лунеев). Есть, конечно, различия между образовательными программами бакалавриата и магистратуры. В частности они изложены в федеральном образовательном стандарте высшего профессионального образования по направлению подготовки «Юриспруденция» классификация (степень) «бакалавр», в особенности — в требованиях основных образовательных программ. И стремление обеспечить реализацию этих программ учебной литературой вполне понятно. При этом, полагаю, должна быть дифференциация знаний и умений предусмотренных программ, исходя из чего следует определять соответствующие их объёмы. Причём, считаю необходимым при этом руководствоваться принципом достаточности. В противном случае студент будет вынужден усваивать фундаментальные знания, большая часть которых никогда не будет востребована на практике.
Учебник О.В. Старкова представляется мне академическим учебным изданием «переходного периода» (имеется в виду двухуровневое обучение), которое не ориентировано на конкретную программу — бакалавриата (и специалитета), магистратуры, послевузовского образования. Этот учебник рекомендуется для всех: соискателям учёной степени (докторской, кандидатской), студентам и профессорско-преподавательскому составу высших юридических заведений, для практических работников органов внутренних дел. Таким образом, предлагается самостоятельный выбор учебного материала по уровню получения высшего профессионального образования по направлению подготовки «Юриспруденция» и соответствующему (прежде всего уголовно-правовому) профилю, а также в соответствии с интересами определённого круга лиц.
И ещё несколько слов об одной стороне (функции) учебника — прагматической. Учебник по криминологии призван обеспечивать формирование навыков успешной правоохранительной адаптации и, прежде всего, — в решении вопросов, относящихся к изучению, оценке, прогнозированию криминологической ситуации, программированию предупредительной деятельности. В связи с этим целесообразно было
помещаемый в учебник материал делить не на Общую и Особенную (а теперь уже и специальную) части, а — на теоретическую и практическую. Например, социальноправовое мышление бакалавра-правоведа заключается, как мне представляется, в искусстве управления двуединым процессом противодействия преступности, т.е. в умении использовать правоприменение и профилактику в системном управленческом воздействии на преступность. В практическую часть следовало бы поместить учебный материал, посвящённый формированию практической методологии будущего правоведа. Здесь, как минимум, должны иметь место три аспекта: а) обучение прикладному криминологическому исследованию; б) обучение методам изучения видов, или типов преступности (имеется в виду сбор, описание, объяснение, оценка, в том числе прогностическая, что диктует необходимость овладения методикой криминологической экспертизы); в) обучение основам программирования и планирования правоприменительной и предупредительной деятельности.
Всё это я пишу для того, чтобы обозначить своё отношение к феномену, именуемому учебником по криминологии. Но моё особое мнение вовсе не исключает уважительного отношения в частности к рецензируемому учебнику, или курсу лекций. Тем более, возвращаясь к образовательной программе, я обращаю внимание на её вариативную, или профильную часть (в нашем случае — уголовно-правовой профиль), которую устанавливает ВУЗ. Вариативная часть даёт возможность расширения, углубления знаний, умений, а по возможности и навыков, которые определены в базовых дисциплинах, и, таким образом, позволяет студенту получить соответствующие углублённые знания, умения и навыки.
Современный учебник по криминологии отличается от его предшественника (близкого к стереотипному изданию) именно вариативной основой, которая «благословляет» автора на смелые инновации. Как известно в технологии создания современного учебника обозначились несколько подходов, один из которых предполагает отказ от общей теории учеб-
98 5.КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
ника и создание такового, основываясь на выбранных автором образовательных концепциях, каждая из которых «диктует» свои условия.2 Пример тому — учебники по криминологии Я.И. Гилинского, Д.А. Шестакова. Именно такой подход я нахожу у О.В. Старкова, который вообще привык мыслить и действовать «инновационно».
И этой прекрасной привычке Олег Викторович следует уже более тридцати лет. Соответствующим образом в его лекциях персонифицирован текст учебной дисциплины, а соответственно и изучаемого предмета. Его курс лекций по криминологии — это ещё и оригинальный язык и стиль, что помогает доходчиво раскрывать спорные вопросы, аргументировать собственную позицию. В таком стиле и написан учебник. И это не может не работать на серьёзный обучающий эффект.
На это направлены уместные и остроумные иллюстрации, что только подтверждает дерзновенный характер автора, использующего в учебно-познавательном искусстве методы особого стиля — арт-искусства, в основе которого лежит образный язык. А эта образность достигается выражением мысли при помощи любых способов и средств: эпиграфов, картинок.
Мои коллеги наверняка помнят изданный Олегом Викторовичем краткий словарь «Криминопенология» (1998 г.), на обложке которого изображён сам автор, но — за тюремной решёткой. Что бы это значило? Спроси у него самого, наверняка ответит с хитроватым прищуром и улыбкой: «Не дождётесь!». Вроде как, каждый поймёт в меру своей испорченности. Но понимать это следует так, как показывает образно автор: он великолепно знает жизнедеятельность системы исполнения наказаний, давно определив её место в сфере предмета своего научного исследования.
Нельзя не отметить и удачные схематические выражения концептуальных положений, к которым довольно часто обращается автор. Хотя многие из них явно информативно перегружены.
2 См. об этом в кн.: Хуторской A.B. Современная дидактика: Учебное пособие. 2-е издание, переработанное / А. В. Хуторской. — М.: Высшая школа, 2007. - 639 с.
«Криминология» О.В. Старкова отличается, в частности, такой дидактической технологией, как тестовый контроль, точнее, самоконтроль. Изложение каждой темы завершается разнотипными тестами, ответы на которые даются в конце учебника.
Удачно, на мой взгляд, изложены вопросы развития криминологической мысли и дана содержательная характеристика зарубежной криминологии и криминологической практики.
Что касается «трёх китов», или структурных частей «Криминологии» то я уже высказал своё мнение. Например, вызывает сомнение целесообразность выделения Специальной части учебника, в которой раскрывается сущность таких криминологических теорий, как: виктимология, криминотеология, криминоюстициология, криминосексология, криминопенология. Надо сказать, что подобных криминологических отраслей разрабатывается достаточно большое количество в современной отечественной криминологии (к сказанному добавлю: криминофамилистика, или семейная криминология, криминология массовых коммуникаций, политическая криминология, этнокриминология и др.). Однако вряд ли целесообразно включать их в учебник. Может быть, достаточно было выделить в Общей части главу, посвящённую криминологическим теориям. Но автор решил так и это его право. Здесь же разделяю точку зрения Д.А. Шестакова, который пишет: «Появление указанных отраслей криминологии не означает рождения соответствующих новых наук. Разумеется, семейная, политическая и т.п. криминологии являются составными частями общей криминологической науки».3
Персонификация криминологии — закономерное и положительное явление в научной и педагогической деятельности учёного. Материал, пропущенный через призму его профессионального мышле-
3 Шестаков Д.А. Криминология: Новые подходы к преступлению и преступности: Криминогенные законы и криминологическое законодательство. Противодействие преступности в изменяющемся мире: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. / Предисл. В.П. Сальникова. — СПб.: Издательство Р. Асланов «Юридический центр Пресс», 2006. — С. 30.
ния, индивидуальной методологии, неизбежно принимает личностно-смысловые и эмоциональные характеристики, определяет в целом «авторский смысл» и особый стиль изложения концепции. И не удивительно, что многие положения автора носят зажигательно дискуссионный характер. Это во всех случаях хорошо: спорят ли по конкретной проблеме студенты, возражают ли оппоненты, попадает ли издание под прицел критика. На том в частности и строится проблемное обучение как фактор интеллектуального развития обучающихся. В том и состоит одна из особенностей новаторского произведения, что оно возбуждает активность научной мысли, нередко даже переводя её в иную плоскость, или, как модно говорить сегодня, в иной формат.
Говоря о достоинствах издания, отмечу в целом главу 5, в которой автор представил результаты прекрасно выполненного системного, и, подчеркну, конструктивнокритического анализа причин и условий преступлений в России. Так, в разделе «Противоречия экономического и политического бытия» (в «административнокомандном варианте социализма, реализованном в нашей стране...») он в частности пишет о первом таком противоречии: «В настоящее время возрождение нового класса капиталистов (так называемых «новых русских») ещё более усиливает, а отнюдь не снимает существовавшие классовые противоречия, ибо у власти остался тот же класс бюрократов, «переодевшийся» в новые одежды, «перекрасившийся» из красного в трёхцветный, а если понадобится, то и ещё перекрасится, и этот класс добровольно свою власть не отдаст никому, но сейчас её можно... купить» (с. 157).
В качестве второго политического противоречия Олег Викторович рассматривает, во-первых, имевшие место до 1985 г. противоречия троевластия (партийная, административная, советская); во-вторых, существовавшие до 1993 г. (период перестройки) противоречия множества властей, «которые разрешились после расстрела Парламента Республики — Верховного Совета, принятия новой Конституции, фактически узаконившей единоличную власть президента... — оста-
лось только закрепить наследственный характер перехода власти президента. Это политическая основа для образования полного «мафиозного» государства...» (с. 157). Здесь же автор пишет о превращении общенародной собственности «в собственность бюрократического класса», что «привело к развитию экономической организованной преступности в лице её субъекта — бюрократического аппарата, сраставшегося всё более с рецидивной, профессиональной, общеуголовной организованной преступностью».
В связи с этим уместно вспомнить февральскую встречу В.В. Путина в Москве с политологами, где он заявил, что не знает ни одного человека, кто бы находился в тюрьме по политическим мотивам: «У нас, по-моему, политических заключённых нет, и слава Богу».4 Получается, что прав О.В. Старков: преступность (в данном случае политическая, которая ныне изучается не только в криминологии, но и в политологии5) действительно безличностное явление.
Но, если без курьёзов, то в отношении авторского определения понятия преступности (об этом чуть подробнее я скажу ниже) «как общесоциальное, а потому безличностное...» (с. НО) (тогда уж лучше «бесчеловечное») замечу следующее. По-моему, точнее было бы сказать не «безличностное» (ведь, изучая преступность, мы изучаем и личностную, или социальнопсихологическую сторону преступности, личность преступника), а «целостное» явление. Данный дефиниционный признак не «выхолащивает» сущность социальноюридического явления, «не выплёскивает ребёнка», а передаёт смысл полной сущности преступности. Что, считаю, важно иметь в виду, преподавая эту криминологическую материю студентам.
Привлекает интерес авторская жизнеутверждающая мысль о том, что в постиндустриальном обществе не будет преступности. Останутся только бытовые эксцессы,но«они,отдельныеэксцессы—будут
4 Путин В.В: У нас нет политических заключённых. URL: http://grani.ru/Politics/ Russia/Cabinet/ m.l95454.html (датаобращения: 14.09.2012).
5 См.: Квон Д.А. Политическая преступность: проблема концептуализации и актуальные практики: автореф. дис. „канд. полит, наук. — М., 2008.
100 5.КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
подчиняться закономерностям причинного механизма преступного поведения, несмотря на то, что не будет ни преступности, ни преступления» (с. 109). Оказывается, не надо ждать постиндустриального общества, чтобы сбылась мечта, зародившаяся ещё в светлых головах социал-утопистов,
— о беспреступном обществе. Это возможно и сегодня на примере («былой») преступности: политических преступников в России нет, а закономерности причинного механизма (политически) преступного поведения действуют, но подчиняют они лишь «отдельные эксцессы». И сегодня такое возможно исключительно по политической воле. Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Однако я разделяю убеждение Олега Викторовича относительно того, что преступность, «в принципе... в необозримом будущем можно ликвидировать» (с. 108). Я просто верю (а вера не нуждается в аргументах) в это необозримое будущее. Всему приходит конец. Кстати, и обозримому будущему тоже.
Размышляя по поводу в целом замечательной книги О.В. Старкова, вспомнил я и о том, что лучший способ отметить праздник (в данном контексте — выход в свет рецензируемого учебника) — это сосредоточить внимание на недостатках. Только в данном случае речь не о недостатках, а о единстве противоположных позиций.
Выше я говорил о дискуссионном характере многих положений учебника, что, безусловно, добавляет авторитетной весомости криминологической литературе. Но вместе с этим меня не покидают сомнения в том, что явно имеется, и немалая доля, вероятности того, что ожидания дискуссий в студенческих аудиториях могут оказаться маловероятными. Причиной тому мне видится множество «тяжеловесных» определений понятий, оборотов речи. Например, в главе 4 даётся определение понятий «преступность», «преступное поведение», «преступление» и рассматривается их сходство, различие, соотношение. Читаю: «...Преступное поведение может существовать вне преступности. А преступность не может и не потому, что преступность и преступное поведение — явления взаимозависимые. Скорее всего — наоборот» (с. 108).
Думаю, студенту понять эту мысль будет непросто. Кстати, сам я так и не понял.
Попробую подискутировать с автором. И сразу же прошу обратить внимание читателя именно на дискуссионном характере моих рассуждений и не сводить их к терминологическому спору. По убеждению автора, преступность «безличност-ное» явление. Кстати, «бесчеловечное»
- было бы в данном контексте точнее. С одной стороны, это так. Абстрагирование
- это, как известно, процесс мыслительного отвлечения от некоторых признаков, с целью лучшего познания преступности в данном случае на уровне общего. Хотя преступность рассматривается и на уровне частного, т.е. как интегрированное свойство деяния, предусмотренного Уголовным кодексом РФ (например, ст. ст. 3, 9, 10). Так, ч. 1 ст. 5 УК РФ «Принцип законности» предусматривает: «Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются настоящим Кодексом». Кодексом, вспомним, определяются и деяния, не содержащие преступность. Я имею в виду известную главу 8 УК РФ, в которой определены критерии-обстоятельства, исключающие преступность деяния.
Но вернёмся к ч. 1 ст. 5 УК РФ и обратим внимание на определение преступности, как уголовно-правовые -последствия. Иными словами, это ни что иное, как внешняя, «безличностная» сторона преступления, деяние. Однако в то же время эти последствия и есть результат личностной деятельности или даже бездеятельности, что, как утверждает сам автор, «неотделимо от определённого лица» (с. 106). Эту деятельность (бездеятельность) реализует, главным образом, мотивационный механизм, что, как известно, относится к внутренней стороне преступления. А, если преступность — это явление, «проявляющееся...(в частности — авт.) в неоднородной массе преступлений» (с. НО), то, следовательно, она проявляется в личностях
- преступника и жертвы преступления (в случаях, когда это имеет место). И мне кажется даже ущербным такое «выдавливание» личностного из преступности, хотя этот процесс в методологическом отношении защищён безупречно.
Какой же смысл имеет предлагаемая замена дефиниционного признака «без-личностное» другим признаком — «целостное». По-моему, это более точный признак абстрактного. Он акцентирует внимание не на «выплеснутого ребёнка», а на системность. В данном случае я исхожу из дидактических интересов и снимаю излишнюю проблемность учебного материала, упрощая его усвоение (не теряя смысла), например, учащимся юридического колледжа или студентом — будущим бакалавром. При этом я бы более просто и доходчиво формулировал дефиницию понятия преступности.
Олег Викторович формулирует не дефиницию определения, а именно определение. Дело в том, что в современной науке термины «определение» и «дефиниция» не рассматриваются как синонимы. Определение — это логическая операция, мыслительный процесс, в котором широко раскрывается содержание понятия. Что я и усматриваю, например, в определении понятия преступности. Оно, образно говоря, «застыло» на той мыслительной стадии, которая вписана мыслителем в текст. Но в результате определения формулируется в сжатой и явной (чёткой, видимой, открытой) форме основное содержание (квинтэссенция) понятия, или дефиниция. По сути, любой словарь — это словарь дефиниций, или сжатых понятий. У автора сжатость как-то не уживается с широтой и глубиной мысли, которой он пытается охватить видимое ему явление и соответствующую научную категорию. Таков авторский подход и соответствующий стиль.
У Олега Викторовича, как я представляю, явно «монографический» подход к выбору дефиниционных признаков. Отсюда и «тяжеловесные» определения и суждения, которые больше подходят даже не столько для студентов, обучающихся по магистерской программе, сколько — для соискателей учёной степени.
В связи с этим я, полагаю, необходимо особенно щепетильно обращаться с такой научной материей, как методология. Например, мне представляется не совсем удачной интерпретация автором былинной картины В.М. Васнецова «Витязь на распутье» в разъяснении соотношения ме-
тодологии и методики, причём, в беглом знакомстве обучающегося с методом криминологии. «Налево пойдёшь», «направо пойдёшь»..., т.е. «то направление, куда пойдёт богатырь, и есть методология, а как он «пойдёт» — на коне поскачет, пешком, ползком, на ковре-самолёте полетит, под землёй проберётся (хотя по сюжету богатырю суждено было только «ехати»).., — это и есть методика» (с. 15).
Но в данном метафористичном сюжете я не нахожу (да простит меня великодушный автор) ни методики, ни методологии. Есть три заданных направления, и несколько гипотетических способов движения. А методика, или технология, которая призвана обеспечивать реализацию метода, или в данном случае способа движения (например, как на коне преодолевать различные преграды, с какой скоростью и как эту скорость обеспечить и т.п.), отсутствует. Тем более, ничто не напоминает о методологии как учении о методе.
При всём при этом я одобрительно отношусь к метафористичности, иллюстративности дидактических приёмов автора. Это обеспечивает их доходчивость в усвоении. Сам увлекаюсь этим. И полагаю, что тему методологии в учебной дисциплине и соответственно в учебнике следует раскрывать глубже, но проще, ориентируясь на студенческую аудиторию, из которой вскоре выйдут будущие правоведы-практики. Им нужна «предметная» методология — во-первых, как способ осознания сложности и особенностей познаваемого предмета (например, преступности именно как явления, а не статистически выраженной суммы, или, мягко говоря, совокупности), а, следовательно, сложности и особенностей познавательного процесса; и, во-вторых, как способ познания, или проникновения в сущность предмета, т.е. в его внутренние и внешние связи.
Учебник призван помогать студенту в этой области его профессионального развития, и хорошо, если «на выходе» дипломированный высококвалифицированный специалист будет владеть индивидуальной методологией, т.е., повторяю, умением использовать первичные (теоретические) знания в получении вторичных, или прикладного характера знаний. Здесь просто
102 5.КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
не обойтись без усвоения наиболее общих (философских) понятий, принципов, законов, категорий и общенаучных методов применительно к криминологическому познанию, на основе которых важно сформировать умения пользоваться технологиями (методиками) прикладного научного познания.
Собственно, на обучение конкретнонаучной методологии и должна быть ориентирована практическая часть учебника по криминологии, о чём говорилось выше.
Допустим, если в теоретической части излагаются методологические вопросы, относящиеся к осмыслению, пониманию преступности как явления общественной жизни, точнее социально-юридического явления, то в практической части эти, первичные знания выступают как инструмент получения вторичных (теоретических либо эмпирических) знаний.
Например, владеть системным подходом особенно необходимо правоведу-теоретику, тому, кто занимается вопросами антикриминальной политики, программированием борьбы с преступностью и предупреждения преступлений; предметным — правоведу-практику, тому, кто занимается вопросами планирования, контроля этой работы.
Анализируя понятие преступности, которое даётся в вузовских учебниках, Олег Викторович обращает внимание на определение преступности как «совокупность (система) преступлений» и пишет: «Главным, самым существенным признаком в этом определении является совокупность, сумма преступлений, т.е. суммативная система, понимаемая обычно в том плане, что вся система обладает только свойствами входящих в неё элементов, называемых обычно аддитивными, как куча камней, стог сена, например» (с. 104).
Так вот, исходя из предметного подхода, наверное, с этим можно согласиться. Но вот с системного подхода судить так о преступности не совсем корректно. Аддитивный (от лат. аёёеге — добавлять) означает суммарный, т.е. способный к сложению в сумму, но не образующий цельности. Например, преступления в сумме можно назвать преступностью как сумму (совокупность) статистическую. И в этом
случае, как справедливо замечает А.И. Долгова, «когда речь идёт о преступности просто как о множестве, массе преступлений, внимание акцентируется на статистическом анализе данных о ней».6
Но с позиции системного подхода преступность рассматривается как система, в которой свойства взаимодействующих составных частей, или элементов (преступлений) не сводятся к свойствам целого (преступности). То есть эти свойства преступности являются неаддитивными (например, историческая изменчивость, массовость).
В связи с этим приведу высказывание Г.И. Рузавина: «Ведь даже кучу камней можно рассматривать как некоторую систему, элементы которой взаимодействуют по закону всемирного тяготения. Тем не менее, здесь мы не обнаруживаем возникновения новых целостных свойств, которые присущи подлинным системам».7
Преступность как целостное явление конструируется, основываясь на законе перехода количества в качество, на синергетическом подходе: энергии массы преступлений, единичных «преступностей» (синергий) объединяются в целостное -общую «преступность». Создаётся синергетический эффект — возрастание (в результате вступающих во взаимодействие элементов) энергетического потенциала в новом явлении (преступности). То есть здесь уже имеет место несводимость новых свойств (суммарного потенциала) этой системы к простой сумме (потенциалов) ее частей. Например, такое неаддитивное свойство как преступность (как угроза национальной безопасности) не может быть сведено к свойствам отдельных преступлений.
Подробнее остановлюсь на авторских размышлениях о соотношении категорий «преступности», «преступного поведения» и «преступления». Они, безусловно, катализируют научный интерес (не
6 Долгова А.И. Преступность как объект криминологического изучения // Криминология: Учебник для вузов / Под ред. А. И. Долговой. — 3-е изд., пере-раб. и доп. — М., 2005. — С. 69.
7 Рузавин Г.И. Методология научного познания:
Учеб. пособие для вузов. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. - С. 203-204.
берусь говорить в отношении интереса учебного). Размышления по этому поводу выходят за пределы образовательного стандарта (высшего профессионального образования). Но, поскольку рецензируемый учебник имеет широкий диапазон (да и рекомендуется прежде всего докторантам) нахожу уместным рассматривать эту тему на монографическом поле.
Так, автор рассматривает три категории: «преступность», «преступное поведение» и «преступление». Он даёт громоздкое определение понятия преступности как об^есоциального явления. В этом определении автор указывает его содержание («безличностное, нисходящевосходящее, регрессивное и уголовнопротивоправное») и форму — проявление преступности «в неоднородной массе преступлений», «в своих типах», и «в своих социальных последствиях».
В «преступном поведении» и «преступниках» преступность не находит выражения. Соглашусь с этим утверждением в том плане, что преступность как социальное явление — это высшая форма абстракции, или отвлечение от ряда свойств, с которыми она неразрывно связана, но мыслится изолированно от них.8 Автор абстрагируется от «преступного поведения», т.е. допускает существование «преступности» (как категории, но не реальности) без «преступного поведения», и преступность как абстрактное понятие «лишается» в частности личностного. Но в то же время это условное разделение не способно полностью абстрагироваться от их неразрывной связи, что и удостоверяет автор, отмечая: «...Преступное поведение может существовать вне преступности. А преступность не может и не потому, что преступность и преступное поведение — явления взаимозависимые. Скорее всего
— наоборот» (с. 108).
Преступность — социальная категория, и соответственно рассматривается она на общесоциальном, или философском уровне. С позиций социологического подхода «преступность предстаёт как
8 См. Абстракция // Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 6-е изд., перераб. и доп. — М.: Политиздат, 1991. — С. 7.
единство объективного (социальные действия, акты поведения) и субъективного (оценивающая деятельность государства, выраженная в уголовном законе».9
Поведение человека — категория психологическая. Относительно объективированного поведения неопределённой массы лиц, или социального поведения, то это уже категория социально-психологическая. И здесь закономерно автор обращается к психологическим методам изучения.
Что касается понятия преступление, то его определение дано наполовину как явления психологического («акт, момент преступного поведения»), наполовину
— уголовно-правового («имеющим все уголовно-правовые признаки») (с. 111).
Исходя из философских категорий общего, особенного и частного, можно рассматривать явление на трёх уровнях: а) преступность, т.е. общая преступность, или «общекриминальный» образ жизни неопределённой (многомиллионной) части населения; в ином определении «социальное явление, заключающееся в решении частью населения своих проблем с виновным нарушением уголовного запрета»;10 б) вид (или тип) преступности, или специально-криминальный образ жизни; в) преступление, или индивидуальное появление образа криминальной жизни, конкретное деяние индивида.
Покойный академик В.Н Кудрявцев писал: «Можно выделить три уровня рассмотрения преступного поведения. На нижнем уровне — индивидуального поступка... На более высоких уровнях — философском и социологическом — исследуем состояние, структуру и тенденции преступности в целом, её причины, а также отдельные виды преступлений».11
В этом высказывании — допустимость одного из подходов к рассмотрению пре-
9 Яковлев А.М. Социология преступности (криминология): Основы общей теории. — М., 2001. URL: http://crimestudy.ru (датаобращения: 16.09.2012).
10 Долгова А.И. Преступность, её организованность и криминальное общество. — М.: Российская криминологическая ассоциация, 2003. — С. 7.
11 Кудрявцев В.Н. Генезис преступления. Опыт криминологического моделирования: Учеб. пособие.
— М.: Издательская группа «ФОРУМ-ИНФРА-М»,
1998.-C.il.
104 5.КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
ступного поведения, или преступности. Можно рассматривать преступность и как вид общественно опасного поведения, порицаемого с позиции уголовно-правового подхода, или «преступное поведение», но тогда акцент сместится на социальнопсихологическую сторону преступности.
Также допустимы и другие подходы: уголовно-правовой (преступность как статистическая сумма преступлений), культурологический (преступность как элемент культуры), социологический (преступность как характерная черта, свойство общества, даже патология) и др.
Что касается категории «преступление», то не могу согласиться с авторским риторическим вопросом: «Почему «ни один современный криминолог не употребляет категорию в своих изысканиях, а называет или «преступность», или «преступное поведение?» (с. 18). Очевидно, Олег Викторович погорячился, не вспомнив в запальчивости об изысканиях, например, Д.А. Шестакова, который давно пишет о целесообразности дифференцированного понимания преступления, а именно: в его юридическом, или уголовно-правовом; в криминологическом смысле и как преступление мнимое.12 Чтобы далеко не ходить за примером сошлюсь на свой скромный исследовательский опыт рассмотрения преступления как криминологической категории.13
Ещё раз оговорюсь: мои рассуждения не следует относить к терминологическому спору. Тем более, я не оспариваю термины, но анализирую их дефиниционные элементы и прикидываю, как бы я использовал их в своих текстах, точнее контекстах. Наверняка, я бы уподобился традиционному употреблению подобного рода
12 См.: Шестаков Д.А. Криминология как свойство общества. — СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2001. — С. 81; его: Криминология: Новые подходы к преступлению и преступности: Криминогенные законы и криминологическое законодательство. Противодействие преступности в изменяющемся мире. — С. 148.
13 См.: Горшенков Г.Н. Преступление как жизненный факт и правовая категория: Учебное пособие.
— Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2009; его: Преступление. Как его понимать? Монография. — Н. Новгород: Изд-во ННГУ, 2004.
дефиниций и особенно отдельных терминов, не встряхни меня профессор Старков своим академическим взглядом на криминологию.
К сожалению, многие ключевые понятия в криминологии (такие, как: «преступность», «причины преступности», «личность преступника», «борьба с преступностью», «предупреждение преступности» и др.) не имеют единой дефиниции. Я могу объяснить это закономерное явление, в частности такой особенностью русского языка, как неоднозначность слов, в связи с чем абсолютная однозначность терминов возможна скорее как исключение. Тем более это связано с авторской персонификацией, или наделением личностными свойствами ряда общеизвестных понятий, их отдельных элементов. Каждый криминолог, как правило, старается выразить в определении своё видение явления, проблемы «своими словами», высказать своё мнение. А там, где спорят два юриста, вспомним, меньше трех мнений не бывает.
Автор книги «Философия преступления» Э.А. Поздняков пишет: «Преступное поведение, поведение отклоняющееся... и прочие определения преступлений носят настолько явный оценочный характер, что не заметить это могут только весьма близорукие люди, а таковых, должен сообщить с некоторым прискорбием, имеется среди криминологов немало»14. К сожалению, это так. Конвенциональность как условность, принимаемая в соответствии с установившимися традициями, далеко не почитаемая среди криминологов категория. Говорить о ней как о принципе научной коммуникации не приходится.
Можем списать это на природу человеческого языка, в котором «иных суждений о всякого рода явлениях и фактах, кроме оценочных.., не существует».15
Это принципиальное положение характерно для «рабочего» научного процесса (систематизации знаний), где функционирует многообразие лексических средств, которые в этом процессе
14 Поздняков Э.А. Философия преступления. — М., 2001. — С. 81.
15 Там же.
познания рождаются, утверждаются, отвергаются, прежде чем утвердиться, но в чьей-то концепции.
В отличие от научной дисциплины, учебная дисциплина ориентирована на ау-диторноеизучениетого(преступности, преступления и т.п.), что знают криминологи. Но обучающемуся необходимо получить строго определённый (образовательной программой) круг знаний и представление об изучаемом предмете, изучать общую концепцию, а — не частные. К тому же следует учитывать разный уровень учебной аудитории — студенческой, аспирантской, преподавательской (повышающей квалификацию), докторантской.
И это обстоятельство наводит меня на мысль о целесообразности разработки в криминологии такого направления методологического характера, в котором получили бы научное освещение такие вопросы, как терминосистема и требования к терминологической деятельности.
Каждый термин заключает в себе системообразующую сущность, ибо каждое понятие, которое обозначено термином, представляет собой элемент системы знаний, или в рассматриваемом случае криминологической отрасли знания. Ввиду этого следует рассматривать терминологическую лексику криминологии как тер-миносистему, в которой выражена система понятий, раскрытая в определениях, или дефинициях.
Каждый исследователь рано или поздно сталкивается с приятной проблемой дать научное определение чему-то, может быть, даже и общеизвестному, но чему придаётся криминологическое значение. Определение понятия — это непростая логическая операция, мыслительный процесс, в котором в частности анализируется каждое слово. И все мы равны перед диалектическим законом — единства и борьбы противоположностей: с одной стороны — абстрагирование, или «очищение» изучаемого феномена от предметных характеристик (частного, особенного характера); с другой стороны — конкретизация этой конструируемой абстрактной категории. При этом, естественно, конструкций может быть столько, сколько конструкторов.
Отсюда и «терминологическая разноголосица», в криминологии в том числе. Но её ещё можно пережить, и относительно легко, даже нередко с удовольствием (подковырнув коллегу или получив подковырку от коллеги) в монографической литературе. Это даже стимулирует стремление отточить язык (не в запальчивой полемике, разумеется, а в терминотехнике). Но вот подобная «разноголосица» в учебной литературе должна быть сведена к минимуму. Каким образом — это уже другой вопрос, как один из тех, по которым могут быть найдены решения в процессе научных изысканий предлагаемого нового направления.
Что касается рецензируемого произведения, то с чувством большого удовлетворения заключаю: этот учебник, точнее курс лекций, неординарный в ряду современных учебных изданий по криминологии. Он отличается глубочайшим проникновением учёного в сущность изучаемых явлений, причём, не только относящихся к правовой сфере. Его курс лекций — это навигатор для обучающихся криминологии, которым он даёт богатейшую, хорошо структурированную информацию учебной дисциплине «Криминология», и, что немаловажно отметить, предлагает учебнометодическое обеспечение.
А в отношении моих критических заметок (именно заметок, не замечаний) подчеркну: они, прежде всего, обусловлены той же персонификацией. Такого рода персонификация понятий, помимо иных суждений, делает автора узнаваемым. Олег Викторович определяет научные категории в одной, я бы сказал, фундаментально возвышенной плоскости, я же исхожу из другой плоскости, предметно-приземлённой, которая расположена значительно ниже. И между нами, естественно, не может быть общего понятийно-дефиниционного языка. Зато это нисколько не мешает нашим конвенциональным отношениям.
А к юмору (даже «присоленному» иронией) профессор относится тоже не без юмора. И к иронии — тоже (которая у него нередко переходит в сарказм). Я как-то в шутку сказал: там, где смеётся Старков, там неизбежны слёзы. Он не рассмеялся, а только улыбнулся: дескать, хорошо смеёт-
106 5.КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
ся тот, кто смеётся последним. Он привык «резать» правду-матку в глаза, при этом, совсем не боясь ошибиться. Он стойкий и хорошо вооружённый в дискуссионных поединках. Такому вовсе необязательно желать быть со щитом. Он всегда с ним.
В целом же отмечу, Олег Викторович достойно увенчал свой 30-летний научноисследовательский труд академическим изданием, которое благодарный автор посвятил светлой памяти своих родителей и братьев.
«Криминология» Старкова это и «автоподарок» к своему юбилею (60 лет настучало его выносливое сердце!). Я искренне завидую работоспособности Олега Викторовича и удивляюсь, как он, человек большой известности, публичный учёный, постоянно пребывающий в кругах научной общественности, загруженный редакторскими, издательскими делами, общественной работой, читающий лекции в разных вузах и городах, в том числе и за рубежом, пестующий аспирантов и соискателей, находит время писать, да ладно бы, только статьи, но создавать такие произведения!
Профессор Старков — один из тех учё-
ных, благодаря которым и в родном Отечестве развивается критическая криминология. Данное направление положительно «чревато» кардинальной перестройкой общественной и социальной (особенно государственной) систем в целях эффективного противодействия преступности. Можно сказать, профессор занимает передовые позиции в криминологии. И нет ничего удивительного, что «генерал от науки» Старков находит целесообразной войну с преступностью как «вооружённую борьбу между сторонами, ориентированную на уничтожение путём насилия» (с. 849). А война эта идёт, и давно. Сейчас, как пишет «Независимая газета», «в Министерстве обороны рассматриваются планы подключения армейских подразделений к участию в контртеррористических операциях, проводимых в настоящее время на Северном Кавказе...»16. Сегодня это уже не планы: так, в окрестностях Махачкалы наносятся авиаудары по бандгруппировкам.
Поздравляю Олега Викторовича с возрастным юбилеем и юбилеем научной мыследеятельности — они, как два ордена, достойно украшают гражданский мундир учёного.
16 Войска готовятся к боевым операциям на Северном Кавказе. ИКЬ: http://www.ng.ru/printed/27 2776 (дата обращения: 08.10.2012).
