CC BY
45реализации твоих замыслов, а какие способствовать им. Применительно к современной России можно сказать, что она уже и отдаленно не обладает тем индустриальным запасом прочности, каким обладал СССР, а потому реализация консервативного проекта времен «перестройки» в чистом виде сейчас невозможна. Проводя аналогию с шахматами, можно отметить, что если Советский Союз выигрывал партию при любых сколько-нибудь осмысленных действиях своих рулевых, то “новая Россия” проигрывает ее при любой
«нормальной» игре, не говоря уже о бестолковом следовании по течению. Поэтому сегодня единственным шансом для нашей страны становится только стратегия чуда, предполагающая сознательное и дерзкое конструирование нужного нам мира будущего. А уж на этом поприще грядущая эпоха нового межвременья с ее мириадами исторических альтернатив сулит творцам новой реальности возможности, в настоящее время практически не поддающиеся конкретной оценке.
Примечания
1. Лигачев Е.К. Загадка Горбачева. М., 1992. С. 3-4.
2. Там же. С. 41, 34-35.
3. Там же. С. 41, 272.
4. Там же. С. 268-269.
5. Там же. С. 3-4, 278-279.
6. Там же. С. 105.
7. См. там же. С. 82, 95, 113, 131-132, 297-298, 238-239, 268 и др.
8. См. там же. С. 104-105, 131, 134, 298, 93-95, 290-292 и др.
9. См. там же. С. 75-76, 276, 289-300, 246-247, 134 и др.
10. Там же. С. 279.
11. См. там же. С. 75, 196, 282, 298, 299, 105 и др.
12. Там же. С. 274.
13. Там же. С. 120 и др.
14. Там же. С. 75.
15. Там же. С. 274, 279.
16. Там же. С. 275.
17. Там же. С. 273.
18. Там же. С. 282-283.
19. Там же. С. 270-271, 293.
20. Там же. С.289, 294.
21. Там же. С. 163, 97 и др.
22. Там же. С. 68, 86-87, 134, 239-240, 272.
23. Там же. С. 4, 195, 296.
24. См., например, там же. С. 111 и др.
25. См., например, там же. С. 39-41, 246 и др.
О.О. Маслова
Картина мира ребенка в аспекте теории сценарных аппаратов Э. Берна
(на материале романа Г.Соррентино «Изверг Род» и повести П.Санаева «Похороните меня за плинтусом»)
Роман «Изверг Род» Г. Соррентино - В. Астафьева, вывернутым наизнанку», американского прозаика, поэта, эссеиста - определяя жанр произведения как «роман критики называют «Последним поклоном» воспитания». Соррентино создает жесто-
Стр. 153
кую и циничную сагу о становлении чело-века-чудовища во времена Великой Американской Депрессии 30-х годов. Момент автобиографичности романа нами не установлен в отличие от повести П. Санаева, которая носит черты автобиографии. Само имя автора, а также посвящение повести Р. Быкову говорит о том, что автор осмысливает в данном произведении историю сложных взаимоотношений членов своей семьи: известного актера Всеволода Са-наева, его дочери актрисы Елены Санае-вой, актера, режиссера, отчима Павла Са-наева Ролана Быкова.
В рамках данной статьи мы попытались выявить некоторые механизмы формирования картины мира ребенка (его фантазии, фобии, желания) под влиянием взрослых: их запретов, наставлений, советов - всего, что Э. Берн называет «родительским программированием» [1] или «сценарием». На наш взгляд, психоаналитическое прочтение текстов не только через призму теорий Э.Берна, но также с привлечением психоаналитических концепций З. Фрейда, А. Фрейд, А. Адлера, Э. Фромма позволяет исследователю открыть в тексте недоступные литературоведческому анализу пласты, глубже понять природу поступков героев.
Возможность проведения сопоставительного анализа текстов Г. Соррентино и П. Санаева продиктована совпадением ряда описываемых ситуаций, в которые помещен ребенок.
Герой романа Г.Соррентино - 12летний Род, дитя Великой Американской Депрессии (30-е гг. ХХ века), оказывается жертвой воспитания жестокой «бабули», слабохарактерного дедушки, одинокой беззащитной матери и пьяницы-отца, не способного противостоять воле неумолимой «бабули».
9-летний Саша Савельев, главный герой повести П. Санаева, показан ребенком 70-х гг., который воспитывается деспотичной бабушкой и уступающим ей дедушкой и растет в условиях запрета на
любовь к собственной матери и навязанного ему страха перед отчимом.
Для начала определим, в чем состоят основные особенности мироощущения персонажей-детей того и другого произведения.
Герой Г.Соррентино Род формулирует для себя принцип устройства мира, основой которого является всеобщее равнодушие: 12-летний мальчик констатирует, что «мир устроен так: бабуля не любит дедушку, они оба не любят мать, мать не любит их...» [2]. Чувство «холодной ненависти», владеющее Родом, обращено ко всем членам семьи, включая отца. Глядя на него, Род «хочет, чтобы молния поразила его насмерть. Чтобы небесный огонь дождем рухнул с потолка и спалил его. Чтобы он умер.» [3]. Однако главным объектом ненависти Рода и в то же время причиной его страданий и страха является «бабуля». Ощущение полной зависимости обусловливает восприятие Родом «бабули» как некой грозной всеобъемлющей силы, обволакивающей мальчика со всех сторон; в результате такого восприятия в сознании Рода возникают парадоксальные образы: он сам, «одетый в бабулю» или в ее корсет. Иногда связанные с бабулей видения приобретают эротический характер: жестокое избиение бабулей Рода вызывает у мальчика галлюцинации: отец и бабуля на кушетке вместе с матерью; Род с бабулей голые в ванной; Род в бабулином корсете смотрит на мать и т. д.
Недетский скепсис по отношению к людям и явлениям, и - что нехарактерно для ребенка - радостные эмоции при мысли о смерти обусловлены настойчиво сформированным бабушкой комплексом неполноценности. Род уверен, что ни на что не способен, никому не нужен, с отвращением разглядывая «свое неуклюжее мешковатое тело» в бабулином зеркале. Стремясь компенсировать комплекс неполноценности, Род предается безумным фантазиям, характер которых продиктован ненавистью к бабуле и стремлением нарушить ее запреты (он стремится «врать
на исповеди, не раскаиваясь, слушать и рассказывать грязные истории об отце Грэне и матери - настоятельнице; объявить себя протестантом, чтобы не ходить на проповеди, отпивать дедушкин виски, «в трансе толкнуть бабулю под трамвай»).
Результатом бабулиной тирании оказывается личность 12-летнего Рода, отличающегося равнодушием к людям, цинизмом, жестокостью, безверием в благородные стороны человеческой жизнедеятельности.
Несмотря на схожий характер обстоятельств, определяющих образ жизни того и другого персонажа, в основе картины мира Саши Савельева лежит более определенная система ценностей. «Центром» Сашиной жизни также является бабушка, определяющая содержание и порядок ежедневных его занятий. Любой аспект жизни мальчика - прием лекарств, походы к врачу, редкие прогулки, уроки - контролируется бабушкой. Неотъемлемая часть этой жизни - бабушкин крик - становится для Саши критерием, по которому он определяет настроение в семье и, как следствие, степень его свободы. Саша не представляет иной образ жизни (без крика, таблеток, врачей) и, привыкнув к нему, начинает приспосабливаться, никогда не укоряя бабушку за скандалы с мамой. Подобное поведение свидетельствует об инфантильной способности мальчика принять «правила», навязанные взрослыми; при этом Саша испытывает вину перед мамой, которую он просит простить за предательство. Отличительной особенностью мироощущения Саши является невидимая, но четкая грань между жизнью (бабушкой) и праздником (приходящим вместе с мамой); однако мальчик осознает, что «у праздника - свои правила, а у жизни - свои.» [4]. В отличие от Рода, все больше погружающегося в глубины своей «холодной ненависти» по отношению не только к бабуле, но и к матери, Саша Савельев остается верным своей маме как идеалу, чей поцелуй «возвращает ему все отнятое и добавляет в придачу» [5].
При всей нелюбви Саши к своей бабушке он даже не думает о том, чтобы желать ей смерти, напротив, сама мысль о смерти вызывает у него страх.
Однако, по сравнению с фантазиями Рода, наполненными садистскими мотивами и эротическими образами, воображаемые игры Саши не являются жестокими. Съедение кружочков банана, превращающееся в воображении ребенка в расправу над мотоциклистами, тем не менее, несет исключительно игровой характер, далекий от реальных представлений об убийстве, драке, мести, как в случае Рода.
Даже оказавшись рядом с мамой, Саша не испытывает желания отомстить, напротив, финал повести подтверждает идею странной и страшной в своих проявлениях любви близких людей по отношению друг к другу. Скандалы, взаимные упреки и унижения - все кажется неважным перед лицом смерти. Заключительная фраза повести («Плакала мама, плакал дедушка, испуганно жался к маме я - хоронили бабушку») не содержит ни упрека, ни торжества; в ней читается, несмотря ни на что, лишь печаль от потери любимого человека, страдавшего и причиняющего страдания, чья любовь была деспотичной, горькой, но все же сильной и самозабвенной.
Герой П. Санаева живет с наивными представлениями о людях и явлениях действительности. Не сталкиваясь с настоящим злом, Саша Савельев пребывает в инфантильном состоянии незнания и доверия по отношению к миру, в котором его всегда «в случае чего» защитит строгая, но любящая бабушка.
Напротив, картина мира американского мальчика Рода несет мрачные апокалипсические характеристики своего времени - эпохи Великой Американской Депрессии и выражается в открытом конфликте с миром.
Внешне совпадающие условия
взросления персонажей Соррентино и Са-наева формируют совершенно разное мироощущение детей.
Чтобы определить причину столь глубоких психологических различий героев Соррентино и Санаева, мы считаем необходимым выявить в том и другом произведении механизмы взаимоотношений бабушки и внука. С этой целью мы обращаемся к теории сценарных аппаратов Э. Берна, позволяющей определить мотив, лежащий в основе воспитательных действий взрослых.
Согласно определению Э. Берна, сценарий - это «. матовый экран», который помещают между ребенком и окружающим его миром (и самим собой) и который ребенок, вырастая, держит в целости и сохранности.» [6]. Ученый отмечает, что некоторые женщины «чувствуют себя обязанными преподнести ребенку наставления, указания и советы в объеме гораздо большем, чем этого требует долг и нормальное программирование.» [7].
Исследователь выделяет три основные причины, заставляющие родителей (как правило, женщин: бабушек, мам) адресовать ребенку предписания, превосходящие его естественные потребности: 1. Желание бессмертия, то есть «стремление продлить свою жизнь в потомках»; 2. Требование собственных родительских сценариев, «которые могут простираться от «Только не допусти ошибки» до «Погуби своих детей»; 3. Желание избавиться от собственных тяжелых сценарных характеристик, передав их кому-то другому.
Опираясь на данную концепцию, попробуем определить причину, объясняющую деспотичный характер запретов и установок, адресованных Саше Савельеву его бабушкой. Рассмотрим тип «сценария», согласно которому живет Сашина бабушка.
Несмотря на послушание внука и довольно сдержанный характер дедушки, стремящегося во избежание скандалов на время уйти из дома, бабушка, тем не менее, упрекает их в том, что они испортили ей жизнь, «превратили в скользкую массу некогда ее блестящий мозг.» [8]. Утверждая, что они (муж и внук) «загадили» ее
«больной блестящий мозг», бабушка
стремится найти оправдание собственным нереализованным возможностям. Она верит в то, что когда-то была другой, однако жизненные трудности в лице «мужа-эгоиста», «дочери - потаскухи» и «внука-идиота» сыграли с ней злую шутку, превратив ее в некрасивую крикливую старуху.
Опираясь на теорию Э.Берна о сценарных аппаратах, мы можем определить характер бабушкиной игры, суть которой можно выразить следующим образом: «Не вышло, как я ни старалась.» Характеризуя тип человека, находящегося на такой позиции, исследователь «примеряет» футболку, впереди которой написано «Я сообразительный ребенок», а сзади - «Но я сирота» [9]. Характер игры, надпись на футболке, позиция, занимаемая бабушкой, позволяют говорить о типе сценария, который Э. Берн условно называет «Розовая Шапочка, или Бесприданница». Согласно теории Э. Берна, Розовая Шапочка - сирота или по каким-то причинам чувствующая себя сиротой. Она сообразительна, всегда готова дать добрый совет, весело пошутить, но мыслить реалистически, планировать, осуществлять планы не умеет. Совестливая, она готова всегда прийти на помощь, но по каким-то причинам всегда остается в одиночестве. Несмотря на то, что бабушка, изображенная в повести П. Санаева, живет с мужем и внуком, она чувствует себя одинокой и нелюбимой.
Парадоксальное сочетание заботливости и агрессивности в поведении бабушки обусловлено типом бессознательно выбранного ею сценария: с одной стороны, она стремится заслужить любовь, получив таким образом «премиальные» за свою заботу о родных, с другой, сама же препятствует развитию этой любви, делая невыносимой жизнь мужа, внука и дочери.
Механизмы поведения «бабули» Рода (ее «приемы» обращения с внуком, дочерью и мужем) во многом совпадают с особенностями поведения, характерными и для бабушки Саши Савельева. Однако
иным является тип сценария, согласно которому выстраивает свою жизнь «бабуля», чей образ пропущен через призму восприятия Рода.
Если в основе взаимоотношений в семье Саши Савельева все-таки лежит общечеловеческое чувство - любовь, приобретающая уродливые формы под влиянием исторических событий (сталинские репрессии 30-х, война) и психологических факторов (болезнь, смерть первенца), то модель семьи Рода строится по архетипи-ческому принципу Преследователь («бабуля») - Жертвы (Род и остальные родственники).
Э. Берн в связи с теорией сценарных аппаратов выделяет такую «ролевую партию», как «маленький мучитель». По мнению ученого, «маленький мучитель»,
гнездящийся в глубочайших пластах сознания у многих людей, обычно скрыт под слоем социальных идей и навыков. Но когда имеются соответствующие предписания и разрешения, «маленький мучитель» вылезает наружу «во всей красе», становясь активной движущей силой сценария. В одних случаях эта сила действует безотчетно, в других, как, например, в ситуации с бабушкой Рода, - «является грубо, зримо, в полном осознании собственной природы». Роль «маленького мучителя», являющегося «движущей силой» бабулиных поступков по отношению к родным, встречается в сценарии, условно названном Э. Берном «Сизиф, или начни сначала» [10]. В этом сценарии дети, как правило, являются пленниками родительских предписаний, суть которых сводится к следующему постулату: «Не старайся преуспеть!»
Согласно данному сценарию, достижения ребенка вызывают критику и насмешки со стороны родителей, в то время как любой промах ребенка остается незамеченным, если не поощряется.
«Бабуля» улыбается, наслаждаясь унижением внука, который от боли и страха «обмочил штаны, носки, ботинки и ковер» после того, как был в очередной раз жестоко избит «бабулей». Отметим, что бабушка в повести Санаева оказывается жестокой лишь на словах, на самом деле оберегая здоровье внука. Она не только не позволяет себе ударить любимого ребенка, но боится за каждый совершенный им шаг, особенно во время прогулки во дворе, когда Саша находится вне поля ее зрения.
Мы полагаем, что причины, обусловливающие формы «избыточного программирования» в поведении «бабули» Рода и Сашиной бабушки различны.
Сценарий «Розовой Шапочки», которому бессознательно следует бабушка Саши Савельева, на самом деле не содержит угрозы для любимого внука. Согласно наблюдениям К.Юнга, дети всегда инстинктивно «занимают верную позицию в отношении психического состояния родителей» [11], поэтому 9-летний герой
П. Санаева, несмотря на бабушкины запреты и истерики, ощущает себя защищенным ее невысказанной «странной» любовью.
В свою очередь, Г. Соррентино предлагает модель взаимоотношений «бабули» и внука, в основе которой лежит сценарий, несущий жестокий характер («Погуби своих детей!»). Угроза, сопровождающая все поступки «бабули» Рода, находит свое воплощение в открытом избиении мальчика. Сценарная установка «бабули» обусловливает формирование личности Рода, который теряет веру в силу и доброту взрослого. Ощущение одиночества и всеобщей нелюбви порождает агрессивные настроения мальчика по отношению к окружающей действительности и приводит к деструктивным поступкам и провокационным действиям.
Библиографический список
1. Берн Э.Игры, в которые играют люди. М.,1988. С. 445.
2. Соррентино Г. Изверг Род. М., 2003. С. 279.
А.Е. Коняев
3. Там же. С. 49.
4. Санаев П. Похороните меня за плинтусом. М., 2001. С. 188.
5. Там же. С. 138.
6. Берн Э. Игры, в которые играют люди.М., 1988. С. 291.
7. Там же. С. 345.
8. Санаев П. Похороните меня за плинтусом. М., 2001. С. 61.
9. Берн Э.Игры, которые играют люди. М., 1988. С. 293.
10. Там же. С. 295.
11. Юнг К.Г. Конфликты детской души. М., 1995. С. 85.
Е.С. Ровнина
Древнеримский сонник: к вопросу о взаимоотношениях человека с природой
Человек и его взаимоотношения с природой. Эта проблема в последнее время приобретает все большую актуальность. Лозунги типа «Мы не должны ждать милости от природы, взять их - вот наша задача!» уже достаточно давно сменялись призывами к гармоничному сосуществованию с ней. В связи с этим особенно актуальным становится вопрос о том, как строили свои взаимоотношения с природой люди прежних эпох, в частности, древние римляне. Что значил для них природный порядок? Как воспринимались всевозможные аномалии, нарушения естественного положения вещей, необычные явления?
Историк Г. Федели отмечает, что древним римлянам, вообще человеку Античности, присуще «религиозное чувство уважения по отношению к естественному порядку вещей. В их понимании. всякое вмешательство, способное изменить то, что мудро устроила природа, считалось святотатством и было чревато риском подвергнуться божественным карам.» [1].
В подобном отношении к природному миропорядку мы можем убедиться на примере такого экзотического для современных людей, но исторически важного памятника культуры, как «Сонник» Арте-мидора Далдианского.
«Сонник» - очень редкий источник, написанный в жанре онирокритики, то есть толкования сновидений. Другие аналогичные сборники, с которыми можно было бы сопоставить сочинения Артеми-дора, до нас не дошли.
К сожалению, мы не располагаем информацией об авторе «Сонника», его жизни, карьере, творчестве. Справочные издания дают очень скудные сведения об этом человеке. Так, например, Энциклопедический словарь 1890 г. сообщает лишь то, что «Артемидор Эфесский, прозванный Далдианским от города Дальдис в Лидии, родины его матери, жил в конце II в. по Р.Х., объехал берега Азии, Греции и Италии и написал сочинение об истолковании снов, заключающее в себе, при искусном изложении, разносторонние сведения как о правах и обычаях древности, так и об искусстве символического толкования» [2].
Другие свидетельства предоставляют аналогичную информацию.
Сам «Сонник», состоящий из пяти книг, написан, по словам Артемидора, с двоякой целью: «во-первых, дать отпор тем, кто пытается отвергнуть само искусство прорицания и виды его; во-вторых, тем, кто хоть и занимается гаданием, но, не умея найти надежные книги, бродит в
