CC BY
93
8. Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб.: Европ. Дом, 2004. С. 46.
9. Там же. С. 270.
10. Там же. С. 130.
Notes
1. Kubryakova E. S. V poiskah sushchnosti yazyka: vmesto vvedeniya [In search of the essence of language: introduction] // Kognitivnye issledovaniya yazyka - Cognitive studies of language. Tambov. 2009. P.12.
2. Husserl E. Fenomenologiya vnutrennego, soznaniya vremeni [Phenomenology of internal consciousness of time]. / transl. from German V. I. Molchanov / / Gusserl' EH. Sochineniya - Husserl E. Works. Vol. 1. M. Gnosis. 1994. XIV. P. 159.
3. See also: Plotnikova S. N. Fraktal'nost' diskursa kak novoe lingvisticheskoe ponyatie [The fractality of the discourse as a new linguistic concept] // Vestnik Irkutskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta -Herald of Irkutsk State Linguistic University. Vol. 3. Is. 15. 2011. P. 128.
4. Diesterweg A. O prirodosoobraznosti i kul'turosoobraznosti v obuchenii [On the nature-conformity and conformity to culture in education] // Narodnoe obrazovanie - National education. 1998, No. 7, p. 194.
5. Eliade M. Mify, snovideniya, misterii [Myths, dreams, mysteries]. Kiev. 1996. Pp. 15-16.
6. Bednenko G. B. Prostranstvo mifa [Space of myth] // Prikladnaya yuridicheskaya psihologiya - Applied legal psychology. 2008, No. 4, pp. 37-44.
7. Meletinskiy E. M. Poehtika mifa [Poetics of myth]. M. Nauka. 2000. 407 p.
8. Schleiermacher F. Germenevtika [Hermeneutics]. SPb. Europe House. 2004. P. 46.
9. Ibid. P. 270.
10. Ibid. P. 130.
УДК 82-32
Е. М. Регурецкая
Кафкианский миф «превращения» в прозе Бруно Шульца
Анализируется цикл рассказов Бруно Шульца «Коричные лавки» в сопоставлении с рассказом Франца Кафки «Превращение». Утверждается, что общим автобиографическим импульсом творчества этих писателей, создающим поле для разносторонних мифопоэтических интерпретаций, была тема взаимоотношений отца с сыном, дисгармонических у Кафки и гармонических у Шульца. О мифотворческих интенциях двух писателей свидетельствует контаминация архетипического образа отца с мифологическим мотивом превращения (оборотничества). Несмотря на кафковский генезис этой контаминативной структуры в прозе Шульца, они свидетельствуют о самобытности мифопоэтической концепции автора «Коричных лавок».
This article analyses B. Schulz's cycle of stories 'The cinnamon shops" in terms of Franz Kafka's novel "The metamorphosis". It's argued that the general autobiographical impulse of writers's creativity creating field for my-thopoetical diverse interpretations of the theme of the relationship between father and son, disharmonious Kafka and harmonic Schulz. On the mythcreative intentions two writers indicates contamination of archetypal image of the Father with the mythological motive of transformation (lycanthropy). Despite Kafka's genesis of this structure contaminative Schulz's prose, they testify to the identity of the author's mythological concept of "The cinnamon shops".
Ключевые слова: Шульц, Кафка, мотив превращения, отец, сын, миф.
Keywords: a Schulz, a Kafka, the motive of metamorphosis, a father, a son, myth.
Имена Кафки и Шульца уже не раз в разных контекстах многие критики и литературоведы ставили рядом. Дискуссии на эту тему имеют уже долгую историю. Между Кафкой и Шульцем не было непосредственных контактов, но Шульц знал и читал произведения Кафки, а исследователи находят в их творчестве многие типологические параллели. Например, Г. Газда высказывает даже мнение, что «само соположение этих двух фамилий - это один из самых устойчивых стереотипов в польском литературоведении, и прежде всего, в критике и в читательском мнении» [1]. Исаак Б. Зингер после прочтения произведений Бруно Шульца лаконично заключил: «Пишет, как Кафка» [2]. Подобным образом высказался современный польский поэт Адам Загаевский: «Метафизическая горячка», которая велит писателю «замахнуться на тайну бытия уже на первой странице», роднит Шульца со многими писателями Центральной Европы перелома веков, в том числе и с Кафкой» [3].
© Регурецкая Е. М., 2016 98
Откуда произошло высказывание, что Шульц - это «второй Кафка»? Многие считают, что тексты Шульца ассоциируются с текстами автора «Замка». По словам Н. Каменевой, «Бруно Шульц интересовался творчеством Кафки и вместе со своей невестой Юзефиной Шелиньской перевел «Процесс» Кафки, с которым позже не раз будут сравнивать его польские критики» [4]. Более того, Шульц стал иллюстратором и автором послесловия к «Процессу», в котором отметил: «Есть метод Кафки, создание параллельной, двойной замещенной реальности. Этого двойного характера своей реальности он достигает при помощи определенного рода псевдореализма», но вместе с тем «эти познания, вглядывания и проникновения», которым Кафка стремится придать вид, не являются исключительно его собственностью, они являются общим наследием мистики всех времен и народов» [5]. Эти слова полностью соответствуют определению творчества самого Шульца. Как отметил Д. Апдайк, «Кафка и Шульц — два неприметных человека, родившиеся на задворках когда-то могущественной империи, надкусили одно и то же яблоко мифотворчества, но с разных сторон» [6].
Франц Кафка и Бруно Шульц - двое классиков модерна, жителей «республики мечтаний», если использовать метафору Шульца, были из еврейских семей, жили в многокультурной и многоязычной Австро-Венгерской империи, впитывали лучшие достижения австрийской культуры. Оба смогли трансформировать проницательную наблюдательность в пророчество, описывая сны и кошмары так точно, словно это были факты из жизни, оба пролили свет на человеческую натуру и были очевидцами истории, дополняя друг друга. И. Клех справедливо замечает некую «сно-родность» их творческого метода, подчеркивая для обоих писателей важность «мотива трансформации, превращения, взаимоперетекания книги и мира» [7]. Оба жили в провинции (для Франца Кафки, немецкоязычного писателя в чешском городе, Прага была скорее духовной провинцией, неким символом оторванности от метрополии, а родной город Дрогобыч, относящийся к так называемым довоенным «кресам» Польши (kresy по-польски - границы, рубежи), имел «экзистенциальное» значение для биографии Шульца.
Основная тема творчества писателей - отношение отцов и детей. Отец Кафки был «домашним тираном, питающим презрение к культуре, духовным ценностям и литературному творчеству сына», тогда как отец Шульца был скромным владельцем мануфактурной лавки, «симпатичным эксцентриком, но которому не везло ни в счастье, ни в здоровье» [8].
У Кафки, по словам Е. М. Мелетинского, обнаруживается в той или иной степени «переворачивание» мифа, его частичное превращение в антимиф [9]. Шульцевская интерпретация роли отца парадоксальным образом способствует усилению мифа. Отец стал одним из основных героев произведения Шульца. Показательным является момент превращения отца в птицу - аналог «Превращения» Кафки. Как известно, в «Превращении» роль жертвы играет сын - кормилец семьи Грегор Замза, превращенный в насекомое, от которого все отвернулись, в том числе и любимая сестра: «Я не стану произносить при этом чудовище имя моего брата и скажу только: мы должны попытаться избавиться от него» [10]. У Шульца, наоборот, жертвой является отец. Изначально сын запоминает отца как птицу: «Даже руки, сильные, длинные, худые кисти отца, с выпуклыми ногтями имели свое сходство с когтями кондора... Характерно то, что кондор пользовался ночным горшком отца» [11]; («Nawet r^ce, silne w w^zlach, dlugie, chude dlonie ojca, z wypukfymi paznokciami, mialy swoj analogon w szponach kondora... Charakterystyczne jest, ze kondor uzywal wspolnego z moim ojcem naczynia nocnego») [12].
В «Превращении» Кафки мы наблюдаем процесс трансформации человека в насекомое, который приводит главного героя к разрыву с семьей, к полному одиночеству. Такую же реакцию семьи на превращение отца в кондора и затем в таракана мы замечаем у Шульца. Главные герои произведений - Иаков Шульц и Грегор Замза потеряли связь с социумом, с близкими. У Шульца, в отличие от Кафки, мы наблюдаем два превращения различного характера: превращение в кондора романтизирует образ отца и усиливает его культ, он предстает перед нами творцом, создателем «птичьего царства»: «Не ограничиваясь выведением из яиц все новых и новых особей, мой отец устраивал на чердаке птичьи свадьбы» [13]; («Nie poprzestajqc na wyl^ganiu coraz nowych egzemplarzy, ojciec moj urzgdzal na strychu wesela ptasie») [14]. Второе превращение отца в таракана уже развенчивает этот культ, мы наблюдаем процесс деградации, когда семья перестает замечать человека, «поглощенного тараканьими делами» [15] («zaplqtany w afery karakonie») [16]. В «Санатории под Клепсидрой» продолжена цепочка метаморфоз: отец превращается в муху (рассказ «Мёртвый сезон»). Метаморфоза героя (его превращение в безобразное насекомое) - это знак отъединения, отчуждения, конфликта с семьей и обществом [17].
Измученный отец Шульца является жертвой так же, как и Грегор Замза, - сначала выпадает из социума и затем умирает. С другой стороны, для ребенка в произведении «Коричные лавки» мир отца становится чем-то удивительным, он наблюдает за ним, как за некой диковинкой, за-
99
мечая со стороны изменения, происходящие с отцом. Если в «Превращении» до самого конца рассказа сохраняется «внутренняя» точка зрения, то есть существует невидимый наблюдатель, который находится в комнате Грегора, зная при этом его мысли, чувства, то в «Коричных лавках» Шульца, наоборот, есть «внешняя» точка зрения, и читатель, по сути, ничего не знает, кроме фактов превращения. Фигура отца сохраняет для читателя свою таинственность, загадочность.
Превращение Грегора провоцирует разлад в семье, поэтому смерть Грегора-насекомого воспринимается всеми домашними как возвращение божьего благословения: «Ну вот, - сказал господин Замза, - теперь мы можем поблагодарить Бога» [18].
Шульц описывает метаморфозу отца следующим образом: «...он стоял на четвереньках, одержимый фасцинацией отвращения, которое вовлекло его в лабиринты путанных своих ходов. Отец шевелился сложным многочленистым движением странного ритуала, в котором я с ужасом узнал подражание тараканьей повадке» [19]; («...1ezal na czworakach, opçtany fascynacjq awersji, ktora go wciqgala w glqb swych zawilych drag. Moj ojciec poruszal siç wie1oczlonkowym, skomplikowanym ruchem dziwnego rytualu, w ktorym ze zgrozq poznalem imitacjç ceremonialu karakoniego») [20]. Сын не с облегчением, а с некой грустью наблюдает за тем, как заканчивается удивительная «гениальная эпоха» отца. Если в «Превращении» смерть героя воспринимается его ближними как возвращение нормального порядка вещей, то в прозе Шульца соответствующая метаморфоза, произошедшая с отцом, и последующая смерть является не утратой и новым обретением нормы, а катастрофическим событием: после смерти отца мир уже не может возвратиться к нормальному состоянию.
Полностью справедливо резюме И. Клеха: «В мире Шульца разыгралась драма поражения отца» [21]. В двух книгах «Коричные лавки» и «Санатория под Клепсидрой» Шульц воскрешает своего o™^ в его силе и величии. Но если в мире реальном смерть отца является непоправимой катастрофой, то в ирреальном мире творческой фантазии (повести «Коричные лавки» и «Санаторий под Клепсидрой») возрождается мир детства рассказчика, демиургом которого был отец.
Всё вышесказанное позволяет воспринимать Шульца не просто как автора «переложения» художественного мифа Кафки на польский язык, а как самобытного художника-мифотворца, для которого диалог с Кафкой стал импульсом к собственным художественным открытиям.
Примечания
1. Gazda G. O drodze do literutury. URL: http://www.art.intv.p1/Gazda_G./Wywiady/.
2. Из книги Филипа Рота «Разговоры на равных». Беседа с Исааком Зингером о Шульце. URL: http://www.ji-magazine.1viv.ua/anons2012/Rot_Interview_s%20Zingerom_pro_Shu1ca.htm.
3. ЗагаевскийА. Дрогобыч и мир. URL: http://magazines.russ.ru/inostran/1996/8/shu1c.htm1.
4. Каменева Н. Мифологическая проза Бруно Шульца (Бруно Шульц. Библиографический указатель). Иерусалим; М., 1998.
5. Schulz B. Opowiadania. Wybor esejow i 1istow // Opracowal Jarzçbski J., wydanie drugie przejrzane i uzupelnione. Wroclaw, 1998. 65 s.
6. АпдайкД. Польские метаморфозы. URL: http://magazines.russ.ru/inostran/1996/8/shu1c.htm1.
7. Клех И. Инцидент с классиком: О классиках польских, чешских и русских. М., 1998. С. 3.
8. Gazda G. Указ. соч.
9. МелетинскийЕ. Миф и двадцатый век // Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998.
10. Кафка Ф. Превращение / пер. с нем. С. Апт. СПб., 2005. 35 c.
11. Шульц Б. Коричные лавки / пер. с пол. А. Эппель. М., 1993. 30 c.
12. Schulz B. Sk1epy cynamonowe. Warszawa, 1933. 30 s.
13. Шульц Б. Указ. соч.
14. Schulz B. Указ. соч.
15. Шульц Б. Указ. соч.
16. Schulz B. Указ. соч.
17. МелетинскийЕ. Указ. соч.
18. Кафка Ф. Указ. соч.
19. Шульц Б. Указ. соч.
20. Schulz B. Указ. соч.
21. Клех И. Указ. соч.
Notes
1. Gazda G. O drodze do 1iterutury. URL: http://www.art.intv.p1/Gazda_G./Wywiady/.
2. From the book by Phi1ip Roth «Razgovory na ravnyh» ["Conversations on equa1"]. Conversation with Isaac Singer about Schu1tz. Avai1ab1e at: http://www.ji-magazine.1viv.ua/anons2012/Rot_Interview_s%20 Zingerom_pro_Shu1ca.htm.
3. Zagajewski A. Drogobych i mir [Drohobych and the wor1d]. Avai1ab1e at: http://magazines.russ.ru/ inostran/1996/8/shu1c.htm1.
4. Kameneva N. Mifo1ogicheskaya proza Bruno SHu1'ca (Bruno SHu1'c. Bib1iograficheskij ukazate1') [Mytho1ogica1 prose of Bruno Schu1z (Bruno Schu1z. Bib1iographic index)]. Jerusa1em; M. 1998.
5. Schulz B. Schulz B. Opowiadania. Wybör esejöw i listöw // Opracowai Jarz^bski J., wydanie drugie przejrzane i uzupeinione. Wrociaw. 1998. 65 p.
6. Updike D. Pol'skie metamorfozy [Polish metamorphosis]. Available at: http://magazines.russ.rU/inostran/1996/8/shulc.html.
7. Klöch I. Incident s klassikom: O klassikah pol'skih, cheshskih i russkih [Incident with the classic: the classics of Polish, Czech and Russian]. M. 1998. P.3.
8. Gazda G. Op. cit.
9. Meletinskii E. Mif i dvadcatyj vek [Myth and the twentieth century] // Izbrannye stat'i. Vospominaniya -Selected articles. Memories. M. 1998.
10. Kafka F. Prevrashchenie [Transformation] / transl. from German. S. Apt. SPb. 2005. 35 p.
11. B. Schulz Korichnye lavki [Cinnamon shops] / transl. from Polish. A. Appel. M. 1993. 30 p.
12. B. Schulz Sklepy cynamonowe. Warszawa, 1933. 30 p.
13. Schulz B. Op. cit.
14. Schulz B. Op. cit.
15. Schulz B. Op. cit.
16. Schulz B. Op. cit.
17. Meletiskii E. Op. cit.
18. Kafka F. Op. cit.
19. Schulz B. Op. cit.
20. Schulz B. Op. cit.
21. Klöch I. Op. cit.
