CC BY
30
КАФЕДРА СЕЛЕКЦИИ И ДЕНДРОЛОГИИ МЛТИ В МОЕЙ ЖИЗНИ
Л.В. ХРОМОВА
Учиться в аспирантуре и работать на кафедре лесной селекции и дендрологии мне пришлось с 1965 по 1976 гг. В истории кафедры это были не совсем обычные годы. В это время там постоянно были хозрасчетные темы, создавались профильные научные лаборатории, работало и училось много веселой дружной молодежи. Преподаватели были в расцвете сил, увлечены педагогикой и очень интересно работали методически, а тот, в общем-то короткий период, дал довольно много научных работников и преподавателей вузов в ранге кандидатов наук, доцентов, докторов наук, профессоров. Об этих интересных и насыщенных годах и пойдет речь, хотя и с экскурсом в студенческие годы, которые тоже были связаны с кафедрой.
В 1955 г. заведующий кафедрой и ее основатель академик Александр Сергеевич Яблоков был уже стар и болен. Вскоре он ушел на пенсию и короткое время и.о. зав. кафедрой была его ученица доцент Наталья Владимировна Котелова, а потом уже, вероятно с 1966 или 1967 г., на должность заведующей назначили Антонину Яковлевну Лю-бавскую, что было связано с ее окончанием докторантуры.
Антонина Яковлевна встала во главе кафедры, но по сути идейно руководящих го-
лов было две - Антонина Яковлевна и Наталья Владимировна. С кафедрой были связаны все их активные годы жизни. Примерно в 1950 г. они одновременно поступили в аспирантуру к А.С. Яблокову. Две очаровательные молодые женщины с университетским образованием (Казанский университетт и МГУ), сложной личной судьбой, как бывало в те послевоенные года, и огромнейшим желанием учиться, хотя учиться с семьей и детьми было непросто. К тому же Наталья Владимировна ездила с окраины Царицына в Мытищи.
Узкая биологическая специальность Антонины Яковлевны - микробиолог. Она уже успела поработать на заводе шампанских вин, а Наталья Владимировна работала в МГУ у известного физиолога растений Т.С. Сабинина, а потом, когда Сабинина «ушли» из университета в связи с сессией ВАСХНИЛ 1948 г., она воспитывала сыновей. Навыки научной работы у обеих были, и они со страстью ринулись в доселе незнакомый мир древесных растений.
В 50-х годах в биологии царствовал Т.Д. Лысенко, фундамент его идей - теоретические основы учения Дарвина и все приемы, которыми пользовался Мичурин, поэтому Наталья Владимировна получила тему о само-
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2006
37
опылении и перекрестном опылении сосны, а Антонина Яковлевна, соответственно, - березы. Александр Сергеевич никогда не навязывал аспирантам своих идей по выполнению темы, жестких рамок тоже не было, каждая делала то, что считала нужным, и шла по тому пути, который наметила сама. Аспирантки успешно уложились в заданные сроки, диссертационные работы были изданы в МЛТИ отнюдь не тонкими брошюрками, и, если судить по тому, что они часто цитировались в научной литературе, значимость у них была. Мне хорошо известны работы Натальи Владимировны. В нашем вузе основным научным методом тогда было «померили - посчитали». Наталья Владимировна в опытах использовала и физиологические методы, и описание процессов на микроскопическом уровне. Работы обеих аспиранток были очень тщательны и написаны превосходным языком.
Первый выпуск нашего вуза был, кажется, в 1948 г. Методика преподавания, т.е. как вкладываются в головы студентов знания, чтобы они там остались, отрабатывается обычно долго. Поэтому в 1954 г., когда я поступила в институт, далеко не на всех кафедрах преподавание было эффективным. Но на кафедре селекции и дендрологии было интересно, и в голове что-то оставалось. По дендрологии после окончания курса полагалось знать около 300 видов. В сентябре студент не отличает ель от пихты, а к концу курса легко ориентировался не только в семействах, но и родах, и видах. Не знаю, как это удавалось молодым преподавательницам, которые и сами еще осваивали новую науку, но к концу курса древесный мир для нас ожил. Особенно было интересно на юге, когда вдруг «узнавала» гледичию, платан и т.д.
На кафедре в 50-е гг. был культ Александра Сергеевича Яблокова. Антонина Яковлевна и Наталья Владимировна любили и почитали его совершенно искренне. Александр Сергеевич отличался тем, что прекрасно знал и очень любил мир древесных растений. Он создал Ивантеевский дендрарий, был смел в постановке селекционных задач и уже имел интересные практические результаты. В Ивантеевском дендрарии, где воплощались его научные идеи, Антонина Яковлевна
и Наталья Владимировна знали историю всех его опытных растений и могли их показать. Ходить с ними на экскурсии было одно удовольствие: во-первых, студенты видели то, что росло, например, в скалистых горах или амурской тайге, во-вторых, перед глазами были растения, которых никогда не было в природе, например, гибриды между маньчжурским и грецким орехом, пусть кривые, тщедушные, но, как нам говорили, за ними будущее... Здесь можно было воочию увидеть лесную селекцию: быстрорастущие гибридные лиственницы, внутривидовые гибриды ели колючей, которые брали на ремонт посадок у кремлевской стены, межвидовые гибриды сосен, волшебный сорт гибридной пихты и много еще чего. А о тополях рассказывали поэмы. Пирамидальные тополя на московских улицах селекции Яблокова и сейчас вызывают гордость за их создателя и радость, что знаешь, как они получились.
На экскурсиях преподаватели не только показывали и рассказывали, но и старались разбудить воображение студентов: «А вот те самые канадские ели, среди которых пробирался Джек Лондон в поисках золота».
В 54-59 гг. кафедра селекции имела необыкновенный успех у студентов. Здесь, да еще на кафедре ботаники, только и «пахло биологией». Примкнувшие к кафедре студенты вели научную работу, обычно участвуя в преподавательских исследованиях. Антонина Яковлевна после аспирантуры по совету Александра Сергеевича стала заниматься биологией и сортоводством карельской березы. Наталье Владимировне не давала покоя гибридизация разных видов сосны, и она их упорно скрещивала в Ивантеевском дендрарии. Работая с Натальей Владимировной, я была в курсе целей и задач опытов. С одной стороны, по теории межвидовая гибридизация должна была дать гетерозисные гибриды, а с другой - результаты скрещивания по схемам как-то уточняли или отвергали сложные таксономические связи в роде.
Антонина Яковлевна работала во всех известных тогда местообитаниях карельской березы, и студенты с кафедры туда ездили. У Антонины Яковлевны уже тогда размах был грандиозный: собранные семена сеяли в пи-
томнике, выращивали потомство и пытались разобраться в наследственных признаках березы. Весь институт знал про карельскую березу, которую коротко звали «карбер».
Основательное биологическое образование наших руководительниц мы чувствовали всегда: студенты должны были все делать «как следует быть» (выражение Натальи Владимировны) - опытные посевы были тщательны, мы составляли их «планчики», грамотно писали этикетки. К тому же нас все время приглашали на селекционные сборища. Сейчас думаю: «Не бог весть что...», но студентам была интересна даже атмосфера этих сборищ.
И недаром в 1958 г., когда начала воскресать классическая генетика, большинство студентов, которые «толклись» на кафедре, ринулись в МГУ слушать открытые лекции по генетике. Об этом помнят все биологи, которые учились в то время. Читали нам с азов, потому что большинство слушателей даже не имели представления, что такое ген. Читали известные до 1948 г. генетики, в том числе Сахаров, Хвостова. На нашей кафедре были, конечно, в курсе, но было сказано так: «Ходите обязательно, но чтобы в институте никто не знал». Интересно, что учебник по классической генетике, например «Генетику» Натали, можно было взять в институтской библиотеке: вуз был «на задворках» и после сессии, крамольную генетику у нас изъять забыли...
Почему-то кафедральный настрой раздражал факультетское начальство.
На ведущей кафедре таксации считали, что лесной селекции как науки нет, и студенты занимаются ерундой (ведь все деревья в лесу одинаковы). Даже в 1965 г., когда утверждали мою аспирантскую тему, Н.П. Ану-чин сказал таковы слова: «Пылинка..., да ее простым глазом-то не видно, а она (аспирантка) хочет ее изучать...». Но к этой «ерунде» относились не снисходительно, а довольно-таки воинственно. Например, дипломники кафедры боялись защищаться, Николай Павлович мог выступить против весьма страстно и «утопить». Наталья Владимировна накануне моей защиты (диплом о морфологических формах сосны) в волнении твердила: «Только бы не пришел Николай Павлович!»
На кафедре любые идеи по сбору дипломного материала приветствовались, поэтому уезжали в любую сторону СССР. Мы с подружкой на длительную преддипломную практику удалились в климаксовые сосняки Владимирской области, тогда еще не вырубленные. И зрелище вековых чистых сосняков было незабываемым. Другие подруги поехали в Киргизию в естественные насаждения грецкого ореха выискивать формы, которые можно было бы посчитать за сорт. Обследование материала происходило по горным хребтам на лошадях, в виде опытного материала привезли два мешка орехов, и дипломная комиссия важно пробовала отобранные формы.
Учиться на кафедре было интересно. В 1954-59 гг. на некоторых кафедрах материал давался скучно, биологическую суть предмета часто мы не чувствовали. Вероятно, и на селекции было не все в порядке с методикой, тем более что селекция древесных в те времена была почти как космонавтика - все ново, непонятно, идем наощупь, методики разрабатываются на ходу. Но было огромное желание «окунуть» студентов в предмет, научить наблюдать сходство, различие, детали, и это эмоционально расцвечивало восприятие предмета.
Второй этап жизни на кафедре - аспирантура 1965-1968 гг., работа младшим научным сотрудником и и. о. ассистента по 1976 г. Пожалуй, именно эти годы для меня были самыми насыщенными в смысле познания лесной селекции, общения с наставниками и дружбы со сверстниками. Примерно на 1965 г. приходится начало масштабных работ по исследованию сортоводства и биологии карельской березы. Антонина Яковлевна работы вела со страстью, упорно и в больших масштабах - все в ее духе. Массивные исследования требовали площадей, исполнителей, лабораторий и теплиц. У Антонины Яковлевны было присловье: «Я женщина слабая, беззащитная...» И эта слабая, беззащитная женщина каждый год правдами и неправдами заключала договоры с областными управлениями лесного хозяйства на хозрасчетные темы. На эти средства нанимались научные сотрудники, покупалось оборудование, ездили в командировки и экспедиции. Не знаю,
как ей удавалось, но с 1965 г. на кафедре велась интенсивная хозяйственная деятельность. С помощью мужа, который руководил отделом капитального строительства на фирме Королева, к бараку, где мы обитали вместе с кафедрами иностранных языков и озеленения, Антонина Яковлевна пристроила 12 комнат на двух этажах, прилично отделанных. В питомнике близ института возвели громадную пленочную теплицу, был там и хозяйственный сарай. Пустующие земли питомника, «убитые» ногами многих поколений студентов до плотности камня, подняли с помощью тех же студентов и аспирантов, но уже кафедры. В результате массивные посевы карбер под пленкой, пикировка на грядки под щиты, школка и т.д. Все, что требовало рук и времени.
Работы по карбер были облечены в форму разработок докторской диссертации Антонины Яковлевны. Думаю, что ничего важнее в жизни для нее тогда не существовало. Весной она, смуглая от природы, была от загара, как головешка; похудевшая, быстрая - работала так же, если не интенсивнее, чем ее «рабсила». Термин «рабсила» существовал, она состояла из лаборантов по теме, лаборантов учебных (они без разговора отрывались от учебного процесса), студентов-кружковцев, тех, которые «толклись» на кафедре, аспирантов, сотрудников по теме. В эту вакханалию невозможно было не впасть, даже если не имела никакого отношения к карельской березе. В аспирантские года я занималась эмбриологией сосны (в связи с проблемой нескрещиваемости), «состояла» при Наталье Владимировне, но всеобщие вылазки на карбер миновать не могла. После аспирантуры Антонина Яковлевна оставила меня работать по своей теме, и я работала уже с ней непосредственно. Выделение форм кар-бер в природе, целенаправленное получение семян отдельных форм, доведение их до использования как сортов - повседневная работа. А в зимнее время занимались анатомией, гистохимией той же березы, обрабатывали летний материал и писали отчеты. И сейчас вижу бесконечную череду последовательных действий, где м.н.с. командовали лаборантами, работая вместе. Большинство сотрудни-
ков ездило из Москвы. Работу начинали в 9 ч, приезжать позже было не принято. Антонина Яковлевна работала вместе со всеми, все время вижу ее согнувшуюся на грядках. На посадках в Валентиновке она увлекалась и работала, не считаясь со временем. Сказать, что нам надо ехать еще в Москву к детям, было как-то неловко. Однажды, в июне, она нас отпустила, сама ухитрилась работать до темноты, а потом заснула в автобусной будке. К ней очень сочувственно отнеслись тогда «любители спиртного», приняв за сотоварища.
Немеряные объемы она любила во всем. Был урожай карбер в Белоруссии, бывает он не каждый год. В тот год семена она собирала сама, делала из каких-то тряпок мешки и отправляла семена по почте. Тряпки кончились, а семян еще много. Тогда в ход пошло все, что было под рукой. В тот год она снабдила семенами все Московское управление лесного хозяйства. Работая по теме, я делала ревизию посадок, которые выросли из тех семян. Конечно, не всем лесничим было интересно «возиться» с навязанными семенами, но все культуры выросли во многих хозяйствах и оказались вполне приличными. Например, в Ногинском лесхозе, где их сажал ученик Любавской - Юрий Матвеевич Аль-ман. Отчеты об этих посадках должны храниться в анналах кафедры.
На другой урожай в Западную Белоруссию был послан десант в моем лице и очень деловой лаборантки Люды Матросо-вой. В качестве массовых сборщиков привлекались местные школьники, которые за каждый килограмм неукоснительно получали деньги по почте. Наученные опытом Антонины Яковлевны, мы захватили ветошь и отправляли по почте бесконечное количество мешков. Вероятно, потомки этих семян тоже растут где-то. Объемы были производственные. Но думаю, что гигантомания - это просто стиль Антонины Яковлевны. Ну, прививаем карбер. Прививки обычно не удаются, но была идея, что если прививать при максимальной температуре, то разрушаются ферменты, препятствующие срастанию, и все получится. Большое поле, июньская жара, женский состав, на всех - минимум одежды, и прививаем, прививаем... К несчастью, этот
опыт не удался, но проверен он был как следует. Массовая проверка характерна для Антонины Яковлевны. Думаю, что дело тут не только в методическом подходе, но и в великой жадности до работы и увлеченности, это касалось абсолютно всего. Сотни прекрасных препаратов и микрофотографий по анатомии (что делал Володя Коровин), тысячи сеянцев и саженцев, сотни га культур. И дело здесь не только в массовой проверке той или иной идеи, разработка сортоводства карельской березы требовала этой массовости, и она осуществлялась, как бы ни тяжко это было в условиях учебного вуза.
Но размах был везде. Получив 12 комнат в собственность, кафедра стала создавать научные лаборатории. Деньги хозрасчетных тем позволяли покупать оборудование для научных работ. На кафедре занимались анатомией узорчатой древесины, эмбриологией сосны, немного цитологией и гистохимией. Оборудование нужно было нестандартное по отношению к принятому на факультете. Фонтанирование идей Антонины Яковлевны, поддержка начинаний пламенных аспирантов привели к тому, что в анатомической лаборатории были современные микроскопы, микротомы, превосходный набор красителей и реактивов, все оборудование для работ по эмбриологии. Без вдохновенного начальства такое не создашь! Было очень легко иметь с ней дело, когда речь шла об аспирантских нуждах и тратах на науку. Разрешалось покупать все, что нужно по ходу дела, кое-что заказывалось и в местных мастерских.
С 1965-66 гг., когда стали развертываться хозрасчетные темы, на кафедре появилось много аспирантов и научных сотрудников. Все были примерно в одной возрастной группе, уже поработавшие на производстве, часто обремененные семьей и детьми (дети рождались и в процессе). Но было ощущение молодости, жажды нового, интереса ко всему и очень доброго отношения друг к другу. Сплачивали и общекафедральные дела, ведь не поддаться Антонине Яковлевне было невозможно. В сезон осенний или весенний все, независимо от пристрастий, вылезали на грядки. В период бытовой реконструкции кафедры «двигали шкафы» - делали из преподавательской ас-
пирантскую или наоборот. Тяжелые шкафы мальчики двигали беспрекословно.
Заседания кафедры были очень свободные, обсуждались кафедральные текущие дела и новые веяния в лесной генетике (одно время была идея создать большой дендрарий в Валентиновке, разбивали участок, что-то сажали, но сил не хватило). Лесная генетика тогда набирала силу, появилось много интересных работ, а мы были, в общем, не слишком генетически грамотны, поэтому благоговейно впитывали рассуждения Володи Коровина «за науку». Особенно талантливо и усердно он втолковал нам основы учения о популяции как генетической единице. С Антониной Яковлевной не возбранялось и спорить. Споры часто были отнюдь не дипломатическими, особенно если они происходили вне заседаний. Было много задора, доказательств своей правоты, уличений Антонины Яковлевны в ее «заскоках». Она все стойко переносила. У нее присутствовало понимание молодых: «молодым это свойственно, все равно они хорошие». Вот то, что каждый из нас был для нее «хороший», мы все вместе и каждый порознь чувствовали всегда. Никогда она не ставила нас в жесткие рамки, никогда не обрывала, давала развернуться так, как мы считали нужным, никогда не подчеркивала промахи, никаких намеков на унижение. Общаясь с Антониной Яковлевной, каждый молодой человек чувствовал себя неповторимым, и если не гениальным, то достаточно умным. Когда мне впервые поручили вести занятия со студентами, Антонина Яковлевна была на одном из них, и я увидела ее довольное лицо, на котором было вроде как написано: «Вот, какая у меня умная аспирантка». Это тогда дорогого стоило. Она совершенно искренне относилась к нам как к коллегам, доверяла нам, уважала наши изыски. Мы это чувствовали всегда, и это нам было нужно. Хотя по прошествии лет вижу, что не очень-то мы это ценили, воспринимали как должное, да еще при случае спорили. Вот эта непринужденная обстановка уважения, единения способствовала легкой и приятной дружеской атмосфере на кафедре. Все помогали друг другу, вникали в трудности. Володя Коровин прекрасно делал анатомические препараты и научил этому всех, кому было нужно. На ка-
федре стоял запах керосина, постоянно точили микротомные ножи (они быстро тупились от узорчатой древесины) и резали, резали. Меня он научил основным навыкам микрофотографии. Фотографировал он на том не слишком хорошем оборудовании прекрасно, и его уроки я помню и благодарна ему. Если уж речь зашла о микрофотографиях Коровина, в моем архиве хранится его микрофото анатомического среза, где все структуры четкие и все вместе создает изящную картину внутреннего строения древесины. И подобными микрофото была иллюстрирована диссертация Антонины Яковлевны, а позднее и его докторская. Потом он, смеясь, рассказывал что фотографии из его диссертации, что попала в Ленинку, исчезли...
Занимались на кафедре многим, осваивая новые методики и учась друг у друга. К тому же Антонина Яковлевна очень поощряла и учебу на стороне, постоянно учились чему-нибудь на биофаке университета. Несколько человек дружно отзанимались весь большой практикум по анатомии растений, я еще прошла практикум по эмбриологии, гистохимии, слушала лекции эмбриолога Поддубной-Арнольди.
Общение молодых не ограничивалось кафедральными интересами, забежавшую интересную книгу читали по очереди, новые значительные фильмы с чьей-либо подачи смотрели все («Андрея Рублева», например).
Антонина Яковлевна очень любила «вывозить нас в свет». Ездили довольно часто и в разные города. Запомнились «Ивановские чтения» по анатомии в Ленинграде. Вечером в гостинице бурные веселые разговоры обо всем, в том числе какие-то философские «завирания» Петра Трофимовича. Интересно, весело, смешно. Антонина Яковлевна была привычна к раннему вставанию, и среди веселья она ложилась, накрывалась шубой и похрапывала под наш ор.
Работая по теме, мы постоянно ездили в командировки, которые были интересны и много давали. Антонина Яковлевна не препятствовала ни дальним, ни длительным командировкам. Деньги как-то находились, длительность обговаривалась с бухгалтерией. Ездили в Карпаты, на Дальний Восток, в Западную Белоруссию, Бурятию и много еще куда. В Бурятии мы были с Наташей Сенке-
вич, когда она собирала материал по устойчивости вяза мелколистного в естественных местах его произрастания. Пробные площади заложили от Байкала до Кяхты.
Будучи молодыми, занятыми своей работой, общением, семьей, мы, пожалуй, не оценивали в полной мере личность Антонины Яковлевны. Пожалуй, в первую очередь бросались в глаза ее страстность, бесстрашие и работоспособность. Бесстрашие в те годы проявлялось далеко не у всех. Она не боялась разговаривать с начальством любого ранга, в том числе в управлениях и Министерстве лесного хозяйства, в научных вопросах не боялась выступать с любыми идеями, а иногда и показывать свою некомпентентность, умела что-то «достать», решить проблему, и в результате кафедра жила свободно в смысле площади, имела анатомо-морфогическую и физиологическую лаборатории, фотолабораторию. Условия работы были почти комфортные. Кроме питомника, к кафедре относился и небольшой учебный дендрарий, созданный руками преподавателей. Я свидетель, как Наталья Владимировна выкапывала в лесу редкие виды ивы и тащила их на себе для посадки в дендрарий.
Лида Хромова и Наташа Сенкевич в Бурятии
Курс лекций по лесной селекции читала Антонина Яковлевна. Курс был довольно лабильный в силу специфики предмета. Как лектор, пожалуй, она мне не нравилась. Говорила слишком увлеченно, жесткой нити повествования не соблюдала, мешало фонтанирование идей. Целостного впечатления не оставалось. Так было и на научных конференциях. Увлекаясь, она могла говорить долго и не очень логично. Но потом, ближе к старости, ее выступления уже были заключены в жесткую форму. Практические занятия она, по-моему, не любила. Бывало и так, поручив занятие аспиранту или сотруднику, убегала «на грядки».
За период интенсивной научной деятельности Антонине Яковлевне приходилось заниматься не только карбер, она знала все новое в селекции, и в результате накопился уникальный материал, который она позднее вложила в учебник по лесной селекции. Говорят, что это лучший учебник по предмету и после некоторой доработки должен быть переиздан.
Она была добра, генетически добра, к несчастью, это осозналось только спустя время. Доброта ее - в проявлении доброты как способности жить и при этом не помнить о тех неприятностях, которые доставляли ее «дети». Она знала, когда нужно помочь, и помогала абсолютно естественно, без натуги. Я видела, как она помогала молодым на кафедре, скажу и о себе. Я кончила аспирантуру, получив большое количество препаратов, где были все интересующие меня эмбриологические процессы при свободном опылении и межвидовых скрещиваниях, но они соответствующим образом не были описаны и зафотографированы. И зная, что вне кафедры мне с этим не справиться, Антонина Яковлевна оставила меня на кафедре, хотя я не участвовала в ее темах (она не была моим руководителем, и вообще я была «при Наталье Владимировне», т.е. человек не из ее окружения). Для завершения работы мне было нужно много времени, свободного от текущей работы (для получения множества фотографий сначала через микроскоп на пластинки), и она мне его предоставляла безоговорочно, да и вообще поддержка была всегда. Наверное, каждому есть, что сказать на эту тему: оставляла на кафедре, чтобы «закруглить» аспирантскую
работу; вникая в семейные дела, облегчала их бремя, а мы воспринимали это, как будто так и надо. От Алеши Тихомирова слышала: «Я ей обязан по гроб...». Многое и мне запомнилось навсегда. В тяжелое для меня время, когда я уходила из института, устав от грядок, поездок из Москвы, она меня уговаривала подождать: «Первое же преподавательское место будет твое...». Эту участливость я помню.
Натура была очень талантливая: быстро «схватывала» новые идеи и тенденции; стремилась, что можно воплотить на кафедре; никогда не ревновала к успехам сотрудников; никогда не ставила свою фамилию впереди в публикациях. Вот это умение «схватить быка за рога» всегда восхищало Наталью Владимировну. И мы быстро узнавали о количественных методах в лесной генетике, новаторских тогда работах Роне и т. д.
Кроме науки, на кафедре протекал сложный и специфический учебный процесс, и катился он очень упорядоченно, без сбоев. Постоянно участвуя в этом процессе, я не могу не сказать и о нем, ведь это тоже жизнь кафедры. Учебный процесс, а не науку считала основой кафедральной жизни Наталья Владимировна. Она надзирала за лаборантами, чтобы был собран весь материал и в нужные сроки: цветки, семена, всходы и т.д. В этом отношении у Антонины Яковлевны был надежный тыл. «Дамы» были очень разные по психологическому складу, воспитанию, талантливости, пристрастиям, но общую «лямку» тянули дружно. Иногда позволяли изящные уколы в сторону друг друга, хотя прекрасно сознавали значимость партнера. Наталья Владимировна не любила ор, сумбур, невнимание к учебному процессу. Она строго упорядоченная, самозабвенно влюбленная в методику и артистизм учебного процесса, не одобряла примата грядок, страстность и многословие Антонины Яковлевны. А Антонина Яковлевна, несмотря на некоторые выпада против Натальи Владимировны, относилась к ней с явно подчеркнутым уважением. Тандем был удачный. В тяжелые моменты, когда требовалось что-то отстоять перед начальством, они действовали сообща.
После кафедры я работала в науке больше 20 лет, и все время помогал научный багаж, полученный ранее, ведь пришлось
работать с разными породами, методиками, преподавать. Научная основа, полученная на кафедре, - определенный подход к миру древесных растений. На кафедре (и в первую очередь Антонина Яковлевна) сумели вложить в нас идею «изменчивости древесных», так, что она стала сутью при любых последующих исследованиях. Научившись видеть изменчивость, многообразие объекта исследования, определяли и нужную методику; и результаты получались. Антонина Яковлевна сумела внушить, что изменчивость - это основа селекции, основа подхода к разным явлениям, в том числе и генетике количественных признаков (см. докторскую диссертацию М.Г. Романовского). Идея изменчивости стала как бы естественной «кожей» восприятия древесного мира.
Интересно, что в эти плодотворные годы на кафедре учились и работали люди, которые сохранили дружеские связи и в последующее время. Часть того поколения и сейчас преподает на кафедре. Старшие - А.Я. Любавская, Н.В. Котелова, Т. А. Мелехова - «ушли» навсегда. Нет с нами и Ольги Виноградовой и Наташи Сенкевич. Вот об ушедших и хочется сказать особо.
Тамара Анатольевна Мелехова работала на кафедре с 1965 г., приехав со своим мужем, академиком И.С. Мелеховым из Архангельска. Она неизменно вела лесную дендрологию. Методика у нее была железная, порядок раз навсегда установленный. Как догма - гербар-ные материалы по каждой породе за стеклом. Артистизма, вклинивания репродукций, стихов и прочей вольности в учебный процесс не допускалось. Но человек была очень милый: добродушная, доброжелательная, приятная в общении. В ее готовности помочь в нестандартных обстоятельствах убедилась на себе.
Наталья Владимировнв Котелова вела декоративную дендрологию у озеленителей. Курс она создала сама и очень им дорожила. Восприятие ее предмета было праздником для всех, кто у нее учился. Во-первых, было обычное классическое знакомство с дендрологией, где методические тонкости очень помогали познанию. Например, кроме обычного описания вида, обращалось внимание на 1-2 признака, которые отличали этот вид от похожего. Так принято у ботаников-система-
тиков, и это хорошо работало в дендрологии. Цветки, семена и пр. рассматривались в лупу и зарисовывались. Кроме того, рассматривались репродукции, фотографии, где вид представлен в разном возрасте и разнообразной сезонной окраске. Глаз привыкал к многообразию отличительных деталей. Она умела показать, из чего складывается красота дерева. На фотографии одновозрастных сосновых культур зимой, в стадии жердняка, обращала внимание, как организуется ритм пространства, как это даст ощущение красоты. Ритм как основу восприятия красоты или негативных эмоций она умела показать, давая эпитеты или свою оценку. Так, студенту, спроектировавшему главную аллею из елей колючих в доме отдыха, было сказано: «Дорога в крематорий». Умело подчеркивала ритм в строении кроны (например, у тополя китайского), рисунке коры у вяза гладкого. Пожалуй, она одна умела показать красоту зимних деревьев в особенностях их архитектоники. Лекция расцвечивалась слайдами, пословицами, литературными отрывками. Задача была одна - дать образ. Видела, как студентки нашивали на узкие длинные листы бумаги яркие веточки дальневосточных кленов, рисовали тут же деталь «японского» пейзажа и стилизованно подписывали стихот-ворение-хокку «про клен».
Наталья Владимировна Котелова
Основа методики Натальи Владими- парк. Это была хорошая помощница Наталье ровны - увидеть породу как нечто, прису- Владимировне, вместе они с увлечением ра-щее только ей, и обязательно эмоционально ботали со студентами на природе. закрепить увиденное. У нее хватало артис- Наташа Сенкевич прошла на ка-тизма, чтобы передать эту эмоциональность. федре только аспирантуру (примерно в Она была начитанна, имела выразительную 1969-1972 гг.), но бывшая дипломница ка-речь и держала в памяти (не очень хорошей федры, знавшая многих преподавателей и по существу) множество эпитетов. сотрудников кафедры еще до учебы, хоро-Для озеленителей она создала особые шо «вписалась» в коллектив, была очень занятия, например, в зимнем саду. Студенты деятельна (чего стоил сбор материала по описывали вечнозеленые растения, их сочета- устойчивости вяза мелколистного в саван-ние, необычное использование (плющ вместо ных условиях Бурятии!), доброжелательна и газона), принципы создания уголков функци- очень хороший товарищ. После аспирантуры онального назначения: романтического, для она продолжала заниматься вязом на Джани-отдыха, деловой беседы и т.д. Для каждого бекском стационаре института лесоведения случая студент подбирал соответствующие РАН, написала много научных работ и монопороды и сочетал их. Занятия Натальи Вла- графию о произрастании древесных в арид-димировны студенты-озеленители помнят ных условиях. В плохое время 90-х гг., когда до сих пор как бесконечные экскурсии: по Казахстан тянул к себе «свои земли», именно задворкам ВСХВ (считалось, что только там ей с ее энергией и дипломатическими спо-можно кое-что увидеть), в дендрарий ТСХА, собностями удалось оставить спорный Джа-по всем биосадам и дендрариям Москвы нибек за Россией и РАН. А еще раньше, на (очень часто в воскресенье). заре своей «лесной» карьеры, она отстояла Аспиранты, работая по своей теме, Зюзинский лес от вырубки. Она тогда рабо-иногда очень успешно преподавали. Такой тала помощником лесничего во Внуковском была Ольга Виноградова. Она кончила ТСХА, леспаркхозе. И когда покушались на Зюзин-древесный мир знала превосходно, любила и ский лес («вырубить и застроить»), она на-умела, как Наталья Владимировна, все кра- писала статью в «Правду», и лес в центре сочно описать: породу, альпийскую горку, жилого массива есть и сейчас.
Антонина Яковлевна на групповом портрете
За 1965-1976 гг. кафедра воспитала целый «букет» аспирантов и сотрудников, часть которых и сейчас преподает в институте: доценты С.П. Погиба, С.П. Зуихина, профессор В.В. Коровин, преподаватель Владимиров, а другие так или иначе работали и работают в лесной генетике и селекции: д.б.н. М.Г. Романовский, научные сотрудники Н.Г. Сенкевич, О.В. Чемарина, А.В. Тихомиров, В. Киприн, В.П. Законова, Л.В. Хромова, О.Н. Виноградова, З.И. Заболотнова ...
Ну и еще. Работа работой, но повеселиться любили. В праздники за столом был ор, смех и непременно коктейли «кровавая Мэри» - спирт с томатным соком. Особенно милы были встречи Нового года. Выпускалась газета, которая простиралась по всей длинной стороне аудитории. Черновик одной сохранился. Суть в том, что в ней все участники празднества произносят тосты, но каждый тост очень характерен для говорившего, и все вместе хорошо передает атмосферу на кафедре. Ну и пели; Антонина Яковлевна высоким приятным голосом, абсолютно правильно (сыновья учились в консерватории) пела соло: «Клен ты мой опавший...».
Даю здесь кое-что из еженовогодней газеты (храню черновики)
Тогдашний дух можно представить...
Еженовогодняя газета
Орган беспартийной ячейки кафедры селекции и дендрологии без поручения вышестоящих организаций. За пределы кафедры не выносить.
Девиз: «Нам не страшен серый волк».
Данная газета составлена по материалам заседания кафедры, которое состоялось 30 декабря 1969 г. ...
Заседание открывает, как обычно, Голова:
Вместо бурного разгона
Вдруг толкает тост она:
«Товарищи, ребята!
Зажгу я в вас огонь!
Селекция мне мыслится
Как умный, резвый конь.
В ларфотос коль его запрячь,
То года через два
Мы диссертаций, скажем, шесть
Напишем на-гора!
А коль порежет микротом
Копыто ль, гриву, хвост,
то будет...
Но мечты потом,
«Карбер» - мой вечный тост!
(Ларфотос - сооружение, где Петр Трофимович Обыденный выращивал хлореллу и горох, которые потом травил сероводородом).
Тут Наталья Котелова просит предоставить слово:
Дендрологией, друзья, тоже пренебречь нельзя! Хоть она не конь, но все же Для меня она дороже. Чтобы был студент не бедный, Выпьем за процесс учебный!
Доцент Т.А. Мелехова (очень домашняя женщина):
У меня гипертония... Хоть врачи по терапии Водку пить мне не дают, Выпью с вами за уют!
Доцент П.Т. Обыденный, у него было много крупных тем:
Петр Обыденный сидит Что-то мрачноват на вид. Вдруг лицо его светлеет, И сказать он тост имеет. «Яза знанья и науку претерплю любую муку! Пью за славные дела, Чтобы кафедра цвела! Пью за денежные темы, Чтобы процветали все мы!»
Парторг кафедры, преподаватель Б.П. Владимиров:
И парторг имеет слово. Но оно для всех не ново: «Я скажу вам тост-советы, Вам бы сделать то бы, это, Вы сходили б, привнесли бы... Пью за «если бы « и «были б»! Если б только да кабы, В общем, пью до дна за «бы»!
Легендарная зав. учебной лабораторией Екатерина Ермолаевна Горелова - бывшая разведчица, которая ждала наши войска в осажденной Праге:
Здесь за все я отвечаю: За шесть комнат, два сарая, Но о том я слез не лью И за новый погреб пью!
В. Киприн, сотрудник П.Т. Обыденного: Коль собрались выпить, други, Прочь отбросим страх, недуги! Будем спиртик поглощать И науку прославлять!
Законова Валентина Петровна, младший науч. сотр., аспирант-заочник, очень добросовестный и скрупулезный товарищ: Мне порядок всех милее, И пусть даже охмелею, Но я строгости не скину, Пью всегда за дисциплину!
Зоя Ивановна Заболотнова, сотрудник П.Т. Обыденного. Тост говорит сам за себя: Все, что мне попало в руки, Без проверки не беру. Я пью за тщательность в науке И не вино, а чай, не вру!
Младший науч. сотр. Л.В Хромова, которой не давал покоя уровень университета:
Я предлагаю тост за то, Чтоб нам достичь авторитета Не ниже университета! Так выпьемте ж, друзья, за это!
Володя Коровин, тогда аспирант: Коль речь об аспирантах, То немало в нас талантов: Что ни столп, то корифей, Хоть в фиксатор нас залей!
Дипломница:
Для меня милей нет дела! Я б на срезы все глядела! Просто чудо! Хороши! За фуксин пью от души!
М.Г. Романовский, тогда студент-заочник: Я хотел бы все познать Оттого сдаю на «пять». А люблю я все науки, Пью за золотые руки!
Девочки-лаборантки Петра Трофимовича.
Одна:
Я у вас совсем недавно, Но устроилась здесь славно, Средь зимы здесь все в цвету, И с горохом я расту!
Другая:
У меня растет хлорелла, Мне она не надоела. Пью, чтоб вырос через год Из хлореллы огород!
Лаборантка Лиза, по прозвищу «знойная женщина»:
Все работа да работа, За нее пить неохота, Но налейте чарку вновь, Выпьем лучше за любовь!
Один из молодых сотрудников Петра Трофимовича:
Я поддерживаю Лизу, Вместе с ней пришли мы снизу, Пью за женщин и вино, В остальном мне все равно!
Остальные м.н.с, аспиранты, лаборанты: Хорошо вот так вот жить, То паять, то водку пить. Пьем, чтоб успевать везде: И в учебе, и в труде!
Тост за тостом многолики, Уж никто не вяжет лыка, И нестройный общий хор Завопил во весь опор: «За учебу! За науку! За любовь! Любовь и муку!»
Представление о жизни кафедры есть. Не правда ли?
