CC BY
55
В. Х. Унатлоков
КАБАРДИНО-ЧЕРКЕССКИЕ И КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКИЕ ИДЕОСЕМАНТИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИЗМЫ В АСПЕКТЕ НОМИНАТИВНЫХ СТРАТЕГИЙ
Статья посвящена идеосемантическим параллелизмам в кабардино-черкесском и карачаево-балкарском языках. В статье показывается, что номинативные стратегии не только культурно специфичны и представляют эту специфику определенным образом оформленным набором языковых единиц. В отдельных сегментах языка культурная специфика номинативных стратегий нивелируется и нейтрализуется, доминантой выступают общечеловеческие критерии мировосприятия и оценки окружающих нас предметов, что и является основой для функционирования идеосемантических параллелизмов.
V. Unatlokov
KABARDIAN-CIRCASSIAN AND KARACHAY-BALKAR IDEOSEMANTIC PARALLELISMS IN THE VIEW OF NOMINATIVE STRATEGIES
The article is devoted to the ideosemantic parallelisms in the Kabardian-Circassian and Karachay-Balkar languages. The author shows that nominative strategies are not only culturally specific ones and represent this specificity by a definitely arranged set oflanguage units. The cultural specificity of nominative strategies is graded and neutralised in certain language segments, and panhuman criteria of world vision and evaluation of objects surrounding us become the dominant and the basis for ideosemantic parallelisms' functioning.
Проблемы взаимоотношений между интенсивно и долговременно контактирующими разносистемными языками интересует не только лингвистов, но также социологов, историков, психологов, этнологов, культурологов и т.д. Для отечественного языкознания, в связи с многообразием языков народов России, проблемы взаимодействия языков, различных форм развития диглоссии и полилингвизма особенно актуальны. Не является исключением в этом отношении и обширный Северо-Кавказский регион, испокон веков бывший
ареной интенсивного контактирования многих и многих языков самых разнообразных систем и в силу этого являющий собой естественную лабораторию для изучения всевозможных путей взаимодействия и взаимовлияния языков как в синхронии, так и в диахронии.
Масштабы взаимодействия языков зависят от характера контактов между ними. Между кабардино-черкесским и карачаево-балкарским языками контакты происходили как между неродственными в генетическом отношении и неблизкими в ти-
пологическом смысле. Как правило, при скрещивании неродственных языков взаимодействие их носит глобальный характер и затрагивает все уровни. Однако оно протекает по-разному на разных ярусах языка. Наиболее интенсивно оно протекает на лексическом и фонетическом уровнях.
Исследование особенностей процесса взаимовлияния кабардино-черкесского и карачаево-балкарского языков показало, что этот список существенно выходит за рамки лексики: особо обращали на себя внимание интересные идеосемантические параллелизмы. Само собой разумеется, что они могли быть обоюдными, т.е. результатом взаимовлияния, а не одностороннего влияния (в данном случае адыгского на карачаево-балкарский). Карачаево-балкарский материал проверялся по данным других тюркских языков, не имевших контакта с адыгскими. В интересующем нас плане карачаево-балкарский оказывается ближе к кавказским (адыгским) языкам.
Под идеосемантическими параллелизмами обычно принято понимать схождения в путях языкового мышления, осознания и выбора номинативных стратегий при вербализации предметов и явлений окружающей нас действительности, обнаруживаемые в различных языках, в данном случае в языках, принадлежащих к разным семьям. Данное явление привлекло внимание лингвистов1, исследовавших проблемы языковых контактов, и на настоящее время накоплен определенный опыт по их изучению2.
При сравнительном анализе номинативных стратегий, под которыми мы понимаем выбор из значительного числа изо-функциональных средств одного средства именования какого-либо элемента действительности: субъекта (человека), предмета, отношения, процесса, признака, состояния, ситуации и т.д., в кабардино-черкесском и карачаево-балкарском языках наблюдаются совпадения идеосемантики ряда карачаево-балкарских и адыгских лек-
сем, особенно сложных. Полное структурное сходство обнаруживается в именных частях речи в основных способах образования: основосложении и суффиксальном способе образования. Ниже попытаемся продемонстрировать ряд кабардино-черкесских и карачаево-балкарских идеосе-мантических схождений:
1. Для номинации растения «лисохвост луговой» (Alopecuruspratensis) в кабардино-черкесском используется лексема бажэк1э (некоторые биологи переводят как «мышей сизый, щетинник сизый»). Карачаево-балкарский язык при вербализации данного понятия выбирает также идентичную номинативную стратегию, совпадающую не только структурно, но и содержательно: тюлкюкъуйрукъ. Анализируемые в указанных языках слова совпадают как по словообразовательной структуре, так по значению компонентов: каб.-черк. бажэ / кар.-балк. тюлкю «лиса» и каб.-черк. к1э / кар.-балк. къуйрукъ «хвост», что при дословном переводе означает «лисий хвост»; интересен и тот факт, что и русский язык практически строит номинативную стратегию при вербализации данного понятия на тех же структурно-морфологических принципах, что кабардино-черкесский и карачаево-балкарский языки. Мы полагаем, что речь здесь идет прежде всего об универсальности процессов восприятия отдельных явлений окружающего нас мира у представителей разных этносов: номинация неизвестного посредством сопоставления с известными конфигурациями, уже получившими свое наименование в родном языке. Однако мы осознаем, что в нашем объяснении кроется только часть истины, ибо в данном конкретном случае возникает вопрос: почему же представители анализируемых языков данное растение не назвали «собачий хвост»? Ведь конфигурация хвоста собаки не столь разительно отличается от конфигурации хвоста лисы, да и сама собака человеку более знакома, чем лиса. Но эти вопросы остаются открытыми, и на них нет однозначного ответа.
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
2. Лекарственное растение «молочай» (Euphorbia L.) обозначается в кабардино-черкесском лексемой блэшэ, а в карачаево-балкарском сочетанием жилян сют. В кабардино-черкесском в силу его структурных особенностей данная лексема представляет собой сложное слово, состоящее из двух компонентов (блэ «змея» + шэ «молоко»), в карачаево-балкарском языке же речь идет о сочетании слов (жилян «змея» + сют «молоко»). Как видно из приведенного примера, в основе номинации понятия лежит одна и та же стратегия. Вопрос о том, какому языку изначально принадлежит данная номинативная стратегия, остается весьма спорным и потому открытым.
Лексема блэшэ функционирует в кабардино-черкесском также в качестве зоологического термина «стрела-змея», которая уже не имеет соответствующей параллели в карачаево-балкарском языке в данном структурном оформлении.
3. Лексемой кхъуэбанэ (Xanthium strumarium) в кабардино-черкесском обозначается «дурнишник зобовидный», в карачаево-балкарском для данных целей используется словосочетание тонгуз чыгъана. Как показывает пример, кабардино-черкесский и карачаево-балкарский языки используют идентичную номинативную стратегию при вербализации растения «дурнишник зобовидный»: компоненты сочетаний идентичны структурно и семантически: кхъуэ, тонгуз «свинья» + банэ, чыгъана «колючка». В кабардино-черкесском лексема кхъуэбанэ представляет собой сложное слово в силу структурных особенностей самого языка, в карачаево-балкарском — словосочетание, что также передает структурные особенности последнего.
4. В кабардино-черкесском языке словом псыпц1эудз (Carex L.) обозначается «осока», для передачи данного понятия в карачаево-балкарском используется словосочетание мырды ханс. Составляющие данные лексемы компоненты в исследуемых языках в структурном и семантическом отношениях идентичны (псыпцТэ /мырды «бо-
лото» и удз / ханс «трава» — «болотная трава»), т. е. речь идет об абсолютно тождественных номинативных принципах. Здесь также наблюдается отмеченная нами выше закономерность, а именно, в кабардино-черкесском понятие «осока» передается сложным словом, а в карачаево-балкарском предпочтение отдается словосочетанию.
5. В кабардино-черкесском для номинации понятия «подорожник большой» (Plantago major) функционирует лексема хьэбзэгутхьэмпэ, в карачаево-балкарском языке же лексема ит-тили-чапыракъ. Кабардино-черкесское хьэбзэгутхьэмпэ в структурном отношении представляет собой сочетание основ хьэ «собака», бзэгу «язык», тхьэмпэ «лист», в карачаево-балкарском лексема ит-тили-чапыракъ также представляет собой сочетание трех основ (ит «собака», тил «язык», чапрыкъ «лист»). В кабардино-черкесском и карачаево-балкарском языках для номинации понятия «подорожник большой» используется одна и та же номинативная стратегия, в основе которой лежит сочетание трех основ, состоящих из хьэ — ит «собака» + бзэгу — тил «язык» + тхьэмпэ+ чапрыкъ «лист».
6. Кабардино-черкесская лексема ды-щэджэд используется в качестве обозначения для понятия «павлин», в карачаево-балкарском данное понятие обозначается словом алтын тауукъ. Сложные лексемы имеют одинаковый состав компонентов: дыщэ/алтын «золото» + джэд/тауукъ «курица» — собственно «золотая курица», т.е. при вербализации понятия «павлин» исследуемые языки прибегают к одной и той же номинативной стратегии.
7. При вербализации понятия «позолота» кабардино-черкесский и карачаево-балкарские языки используют одну и ту же модель, а именно: каб.-черк. дыщэпс — кар.-балк. алтын суу, которая членится на дыщэ / алтын «золото» + псы / суу «вода».
8. В кабардино-черкесском лексемой дзэл обозначается «десна», карачаево-балкарский для этих целей использует лексему тиш эт. Как в кабардино-черкесском,
так и в карачаево-балкарском соответствующие лексемы представляют собой сочетание основ двух в структурном и семантическом отношениях идентичных существительных: каб.-черк. дзэ / кар.-балк. тиш «зуб» + каб.-черк. л/ы/, кар.-балк. эт «мясо», что при дословном переводе означает «зубное мясо», т.е. исследуемые языки используют одни и те же принципы номинации при обозначении понятия «десна». В качестве интересного наблюдения отметим также, что и в абазинском и осетинском языках при номинации указанного понятия используется идентичная номинативная стратегия: пыцыжь (пыц «зуб» + жь/ы/ «мясо»), джндаджы фыд (джндаджы «зуб» + фыд «мясо»).
9. Кабардино-черкесская лексема пхъацЬ, функционирующая в качестве обозначения для понятия «клоп», состоит из сочетания двух основ: пхъэ «дерево (древесный)» + цЬ «вошь» (дословно «древесная вошь»). При обозначении данного понятия в карачаево-балкарском языке используется тождественная номинативная стратегия: агъач бит «клоп» (агъач «дерево (древесный)» + бит «вошь»).
Интересный материал в аспекте выбора номинативных стратегий представлен в лексическом пласте цветообозначения. Как известно, лексический пласт языка, представляющий цвет и цветовые гаммы представляет большой интерес в линго-культурном плане и в плане отражения особенностей языковой картины мира у определенного этноса. Так, в кабардино-черкесском яжьафэ означает «серый, пепельный». В карачаево-балкарском для обозначения этого понятия используется лексема кюл бетли. Сопоставляемые номинации имеют одинаковый состав компонентов: каб.-черк. яжьэ, кар.-балк. кюл «зола» + каб.-черк. фэ, кбалк. бетли «цвет». В буквальном переводе приведенные единицы означают «цвета золы». Такая же картина в исследуемых языках наблюдается при номинации одного из оттенков зеленого цвета. Речь идет о лексемах удзыфэ и кырдык
бетли. Сопостовляемые слова имеют одинаковый состав компонентов: каб.-черк. удз, кар.-балк. кырдык «трава» + каб.-черк. фэ, кар.-балк. бетли «цвет», т.е. «цвет травы». Таким образом, из анализа структуры данных слов мы видим, что в основу образования выражаемых ими понятий положена одна и та же стратегия номинации, ориентированная на природные цветовые гаммы золы и травы.
11. В исследуемых языках богато представлены идеосемантические параллели с компонентами унэ / юй «дом» и щхьэ / баш «голова». Так, кабардино-черкесская лексема унащхьэ используется для обозначения понятия «крыша», в карачаево-балкарском данное понятие передается лексемой юй баш. В исследуемых языках лексемы структурированы из идентичных компонентов: первые компоненты сопоставляемых основ означают «дом»: каб.-черк. унэ, кар.-балк. юй + вторые компоненты означают «голова, верх»: каб.-черк. щхьэ, кар.-балк. баш.
Лексема щхьэ / баш принимает участие и при вербализации понятия «сливки»: каб.-черк. шащхьэ/ кар.-балк. сют баш. Оба названия образованы с помощью сочетания двух существительных: каб.-черк. шэ / кар.-балк. сют «молоко» + каб.-черк. щхьэ / кар.-балк. баш «голова, верх». В буквальном переводе означают «молока верх, точнее, верхняя часть». Идентичное наблюдается и в осетинском языке : жхсыры сжр «сливки».
Лексема унэ / юй «дом» используется в исследуемых языках и при обозначении понятия «домохозяйка». По составу компонентов сопоставляемые лексемы идентичны: каб.-черк. унэ /кар.-балк. юй «дом» + каб.-черк. гуащэ/кар.-балк. бийче «княгиня». Как и в предыдущих случаях, при вербализации анализируемого понятия в кабардино-черкесском предпочтение отдается сложному слову, а в карачаево-балкарском — словосочетанию, в исследуемых языках анализируемые лексемы имеют также идентичный, четко очерченный возвышенный стилистический статус.
тельно подобия, контекст осуществляет фокусировку. Результатом такой процедуры является фильтрация — соединение новых признаков со старым значением и формирование нового концепта (понятия). Если происходит сближение концептов с нечетким основанием метафоры, то при этом возможно отсутствие алгоритма переноса, что объясняет образование метафоры через диффузное объединение двух понятий, одно из которых имеет репрезентацию, другое ее использует. А. Н. Баранов и Ю. Н. Караулов подчеркивают основную функцию подобной метафориза-ции как «наведение» новой категоризации на действительность и на ее отдельные фрагменты. Средством этого является новая концептуализация абстрактной сущности, которая плохо поддается рациональному осмыслению. В этом и проявляется реактивность мышления, создающего новую информацию и называющего ее3. Как видно из приводимых нами ниже примеров, кабардино-черкесский и карачаево-балкарский языки используют практически один и тот же набор лексем для создания метафорических трансформаций, что в результате приводит к появлению семантических (идеосемантических) параллелей:
каб.-черк. бажэ, кар.-балк. тюлкю «лиса» — «хитрый»;
каб.-черк. гуауэщхьэуэ, кар.-балк. бушуу «горе» — «печаль»
каб.-черк. джабэ, кар.-балк. къабыргъа «бок» — «склон (горы)»;
каб.-черк. к/ыхь, кар.-балк. узун «длинный» — «долгий»;
каб.-черк. к/уэн, кар.-балк. барыргъа «идти» — «ехать»;
каб.-черк. къабзэ, кар.-балк. таза «чистый» — «беспримесный» — «честный»;
каб.-черк. къутэн, кар.-балк. сындырыр-гъа «ломать» — «разбивать»;
каб.-черк. лъэдакъэ, кар.-балк. табан «пятка» — «каблук»;
каб.-черк. лъэпкъ, кар.-балк. тукъум «род» — «порода, вид» — «сорт, тип»;
каб.-черк. л/ыхъужь, кар.-балк. жигит «герой» — «храбрый»;
каб.-черк. л/б/, кар.-балк. эр «мужчина» — «муж»;
каб.-черк. напэ, кар.-балк. бет «лицо» — «совесть»;
каб.-черк. нысэ, кар.-балк. келин «сноха» — «невестка»;
каб.-черк. мазэ, кар.-балк. ай «луна» — «месяц»;
каб.-черк. псы, кар.-балк. суу «вода» — «река»;
каб.-черк. псынщ/э, кар.-балк. женгил «легкий (на вес)» — «быстрый»;
каб.-черк. п/ащ/э, кар.-балк. жукъа «жидкий» — «тонкий» — «редкий»;
каб.-черк. т/этэн, кар.-балк. тешерге «развязывать» — «расстегивать»;
каб.-черк. ут1ыпщын, кар.-балк. иерге «отправлять» — «отпускать» — «упустить»;
каб.-черк. фэ, кар.-балк. тери «кожа» — «шкура» — «вид»;
каб.-черк. фыз, кар.-балк. къатын «жена» — «женщина»;
каб.-черк. щ/алэ, кар.-балк. жаш «парень» — «молодой»;
каб.-черк. 1энэ, кар.-балк. тепси «низкий, круглый столик» — «стол, еда, пища»;
каб.-черк. /ув, кар.-балк. къалын «густой» — «толстый».
Результатом тесного контакта адыгов и балкарцев является появление у обоих народов пословиц идентичного содержания. Но следует отметить, с другой стороны, в данном случае причина структурного и содержательного параллелизма объясняется универсальностью человеческого мышления, идентичностью форм вербализации отдельных отрезков окружающей нас действительности, о чем свидетельствуют приводимые нами из анализируемых языков ниже примеры:
каб.-черк. анэ и/эмэ, сабийр ибэкъым, кар.-балк. анасы саугъа ёксюзлюк жетмез «если жива мать, то ребенок не сирота»;
каб.-черк. блэ зэуар аркъэным щощтэ, кар.-балк. жиляндан къоркъгъан жыжымдан къоркъур «ужаленный змеей аркана боится»;
Вероятно, следует признать, что номинативные стратегии не только культурно специфичны и представляют эту специфику определенным образом оформленным набором языковых единиц. В отдельных сегментах языка культурная специфика
номинативных стратегий нивелируется и нейтрализуется, доминантой выступают общечеловеческие критерии мировосприятия и оценки окружающих нас предметов, о чем и свидетельствует изложенный нами выше материал.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. — М.; Л., 1949. — С. 286—287.
2 Балкаров Б. Х. Адыгские элементы в осетинском языке. — Нальчик, 1991. — С. 59—60.
3 Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Русская политическая метафора. Материалы к словарю. — М., 1991.
