CC BY
76
Вестник Томского государственного университета. История. 2013. №3 (23)
УДК 902
О.Ю. Зимина
К ВОПРОСУ ОБ ОТРАЖЕНИИ СОЦИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ В МАТЕРИАЛЬНОЙ
КУЛЬТУРЕ ДРЕВНЕГО НАСЕЛЕНИЯ*
Рассматриваются проблемы проявления в структуре археологических источников Урало-Сибирского региона социальной организации древнего населения. Выделены несколько аспектов, в которых находит отражение дуальная структура -орнаментальные традиции, планировка поселений, структура могильников. Отмечена поливариантность проявления дуальной структуры в археологических источниках.
Ключевые слова: археология, этнография, социальная организация.
Археологические источники охватывают значительный период времени, но они ориентированы на изучение материальной культуры, в то время как вопросы духовной культуры и социальной организации решаются в археологии в основном на реконструктивном уровне с привлечением стадиально соответствующих этнографических данных. Этнографические источники значительно шире и фиксируют все формы проявления культуры (материальной, духовной, социальной), однако лишь в узком хронологическом срезе, значительно удаленном во времени от археологических эпох [1. С. 5-6]. Отдельные народы вплоть до
современности сохраняли архаичные черты в быту, способах ведения хозяйства, культуре, общинных, семейно-брачных и родственных отношениях (матри-/патрилинейность, матри-/ патрилокальность, эндогамия/экзогамия, территориальные и генеалогические группы и пр.), что неоднократно являлось предметом пристального внимания многих исследователей [2]. Эти характеристики традиционного общества фигурируют и в палеосоциологических исследованиях Урало-Сибирского региона. Исследователи, ища объяснение тем или иным проявлениям в археологических культурах, апеллируют к этнографическим данным, характеризующим особенности быта и общественного устройства обских угров и самодийцев, что связано с представлением об уходящих глубоко в древность истоках формирования этих народов [2. С. 70, 211-213, 311, 401, 554, 642], хотя, как правило, этническая принадлежность археологических культур, особенно ранних периодов, вызывает по-
лемику. В.И. Молодин полагает, что этногене-тические построения возможны не глубже раннего железного века [2. С. 26]. По мнению В.В. На-польских, специфика археологического материала не позволяет установить этнолингвистическую атрибуцию древнего населения [3. С. 179-180]. Тем не менее, если оперировать не отдельно взятыми фактами, а стремиться к выделению «этнографической ситуации» в археологическом памятнике, создавая через посредство связанных между собой культурных элементов «промежуточную модель», можно приблизиться к этнографической модели культуры. При этом должно производиться не просто сравнение, возможно, и сходных, но разделенных во времени и пространстве культурных явлений, отраженных в археологических и этнографических источниках, а тщательное исследование и «заполнение» на теоретическом уровне разделяющих их историкокультурных и этногенетических процессов [1. С. 7-8].
Тематика социальных реконструкций, в том числе и палео-, достаточно обширна. В социальной структуре особо выделяют дуальную организацию - взаимобрачную организацию двух родов/фратрий; в широком смысле это бинарная организация общества и ее отражение в духовной культуре. З.П. Соколова, характеризуя дуально-фратриальную систему хантов, пишет, что она не ограничивалась регуляцией брачных отношений. Это была идеологическая система, связанная не только с представлениями об общем происхождении от одного предка-тотема, кровном родстве, общем культе с проведением фрат-риальных праздников, но в прошлом харак-
* Работа выполнена по Программе фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре», проект «Социальная структура древнего общества (по материалам археологических памятников Урало-Сибирского региона)».
теризовалась компактным расселением членов одной фратрии, наличием фратриальных центров, святилищ, фратриальным именем, дуализмом в представлениях о членах иной фратрии [4. С. 342]. Особенности расселения родов определенных фратрий обских угров отмечены В.Н. Черне-цовым. Например, в бассейне одной реки, в верхнем течении селились роды одной фратрии, а в нижнем - другой, либо бассейн одной реки был полностью заселен родами одной фратрии, ведущей свое происхождение от одного предка [5; 6. С. 61-62]. Этнографические материалы
свидетельствуют, что дуально-фратриальное деление у западносибирских народов - это следствие миграционных процессов и установления регулируемых брачных связей между аборигенами и пришлыми иноэтничными групп-пами, что связывают с переселением, как правило, экзогамных коллективов - рода или группы родственных родов. В качестве под-тверждения приводится предположение о разноэтничности двух экзогамных половин обских угров (Пор и Мось), юкагиров и т.д. [7. С. 173-175].
Орнаментальные традиции играют значительную роль в выделении археологических типов/культур/общностей, установлении фактов появления нового населения, а также выделении локальных группировок внутри выделенных общностей/культур. Двухкомпонентность археологических культур иногда рассматривается как отражение дуально-фратриальной структуры рассматриваемых обществ, складывающейся вследствие движения экзогамных групп на чуждую территорию, когда пришлое население вынуждено вступать в брачные связи с местным населением [7. С. 174; 8. С. 66]. По мнению исследователей, процесс взаимодействия пришлого таежного населения (носителей крестовоструйчатой орнаментации) и аборигенного лесостепного лежит в основе формирования культур «гамаюно-молчановского» круга УралоСибирского региона на рубеже эпох бронзы -железа (молчановской [7. С. 174], завьяловской [8], гамаюнской [9] и пр.). Т.Н. Троицкая считает, что «появление чужой керамики на какой-либо территории, скорее всего, свидетельствует о появлении здесь изготовителей этой керамики» [10. С. 200]. По ее мнению, в древности посуду изготовляли преимущественно женщины, рядовая посуда не служила предметом обмена, традиции ее лепки и орнаментации сохранялись длительное время, поэтому форма и орнаментация керамики являются четко выраженными маркерами и дают возможность судить об этнокультурной принад-
лежности их изготовителей [10. С. 200]. Миграции таежных групп населения в лесостепную зону Западной Сибири на рубеже I—II тыс. до н.э. были спровоцированы происходящим в таежной зоне изменением режима влажности, повлекшим резкое усиление заболачивания, сокращение пищевых ресурсов [11. С. 18]. По мнению В.А. Борзунова, следствием фратриальной организации зауральских гамаюнских племен является четкое разграничение двух основных типов гамаюнской керамики (ямочно-крестовой и ямочно-волнистой), сформировавшихся в результате взаимодействия пришлого атлымского населения (ямочно-крестовый орнамент) с местным лозьвинским (ямочный, волнисто-прокатанный, гребенчатый орнамент). В дальнейшем экзогамно-фратриальный характер стали носить взаимоотношения гамаюнской и иткульской культур [9. С. 143].
Вопросам переселения этнических групп в различные исторические периоды и их адаптации в среде инокультурного населения посвящена обширная литература. На основании археологических материалов исследователи представляют различные модели взаимодействия местных и пришлых групп населения. В ряде случаев планировка поселений и распределение одновременных, но разнокультурных артефактов дают основания для предположений о взаимодействии представителей разных культур на уровне брачных партнеров, как, например, у ненцев и обских угров [12. С. 111; 13. С. 95-97].
В.Т. Ковалева и коллеги обратили внимание на планировку поселений ташковской культуры. Ими были высказаны предположения о том, что круглоплановые поселения условно делились на две половины по сторонам света - восточная -западная; каждая, в свою очередь, еще на две и подобная четырехчастная структура отражала устройство эндогамной общины с экзогамными половинами, в каждом секторе могли проживать семьи близких родственников [1. С. 82-83].
В.А. Зах считает, что дуально-экзогамную организацию ташковского общества эпохи ранней бронзы позволяет предполагать преобладание посуды с разными орнаментальными традициями -отступающе-прочерченной и гребенчато-ямочной - в разных жилищах и смешение двух традиций [14. С. 240].
В результате масштабных исследований на городище Чича 1 было высказано мнение о том, что в VIII в. до н.э. это укрепленное поселение становится мощным хозяйственно-культурным центром. В его структуре отражена двухмодельная
направленность хозяйственной деятельности, соответствовавшая двум параллельно существовавшим на памятнике крупным этнокультурным группам, вступавшим в кровнородственные отношения: местной позднеирменской со скотоводче-ско-охотнико-рыболовческой системой хозяйства и пришлой с запада (Сев. Казахстан) берликской с доминирующей скотоводческой системой. Помимо этого, в связи с присутствием на памятнике керамики других одновременных инокультурных групп (красноозерской, сузгунской, завьяловской, атлымской, гамаюнской), по мнению исследователей, он мог представлять собой своеобразный центр, обеспечивавший торговые отношения Севера и Юга [18. Т.2. С. 288-289; 16; 17; 19].
Изучая иткульскую культуру переходного времени от бронзы к железу на территории При-тоболья, мы обратили внимание на особую организацию городища Карагай Аул 1 - оно состояло из двух смыкающихся площадок, и из жилищ, раскопанных на каждой из них, были получены разные керамические комплексы, отражающие местную (баитовскую) и пришлую (иткульскую) традиции [20. С. 157-166]. Нами было высказано предположение о том, что в структуре памятника проявились черты дуальной организации иткуль-ского общества [21. Т.1 С. 118].
На городище Завьялово 5 исследователи полагают, что «... пришедшая группа населения подселилась к аборигенам и проживала вместе с ними в одном поселке. На городище раскопано 8 жилищ, в каждом из них встречены все вышеперечисленные группы керамики. ... па-
мятник отражает... слияние его жителей» [22.
С. 117, 120].
В материалах Павлинова городища II—I вв. до н.э. (период саргатско-кашинского взаимо-
действия) сосуды кашинского типа обнаружены на полу в саргатских постройках, а также присутствуют в погребениях связанного с городищем Сопининского могильника [23. С. 21]. В материалах Туро-Пышминского междуречья отмечена сходная ситуация. На поселении Мулла-шинские Юрты 7 это выразилось в одновременном функционировании кашинских и саргатских построек [25. С. 96-97]. В кургане 7 могильника Чепкуль 9 под одной насыпью в западной половине размещены саргатские, а в восточной - кашинские погребения. Это позволило высказать предположение, что «...под курганом 7 были погребены представители двух экзогамных групп, являвшихся брачными партнерами: собственно саргатской и, видимо, кашинской.» [24. С. 21].
Т.Н. Троицкая полагает, что дуально-экзогамный характер отражают взаимоотношения представителей кулайской и большереченской культур в Новосибирском Приобье: во II в. до н.э. «.сюда проникла численно значительная экзогамная группа, вынужденная вступить в брачные контакты с большереченским населением. Среди образовавшегося населения были пришлые с севера женщины и местные, каждая со своими традициями ведения домашнего хозяйства. Это особенно ярко сказалось на керамических комплексах, где наряду с типично кулайскими сосудами встречаются и чисто большереченские» [25. С. 45-46]. Т. Н. Троицкая отмечает, что по материалам могильника Каменный Мыс (III - II вв. до н.э.), в ку-лайских погребениях присутствует керамика ку-лайской и большереченской культур, либо со смешанными чертами, а в большереченских -присутствует единично. На основании этих наблюдений исследователь приходит к выводу, что «... пришлые кулайцы вступали в брак с местными женщинами, а аборигенные мужчины не были заинтересованы в пришлых женщинах» [9. С. 202].
В обско-угорской мифологии распространены сюжеты противостоянии угорских и самодийских групп, например: «По всей Сургутской Оби (на Пиме, Тромъегане, Агане, Салыме, Б. и М. Юга-нах) распространены предания о былых нашествиях северных кочевников....лесные ненцы ... северные люди «в красивых кисах и малицах, приходившие издалека за оленями и женщинами» и «не едящие щуку» [26. С. 102]. Обладание женщинами и оленями являлось признаком власти, с целью захвата которых ненцы совершали набеги, поддерживая свое верховенство. Ненцы часто брали жен в хантыйских селениях, тогда как обратное сочетание в браках было редкостью (знак нормативного превосходства ненцев) [26. С. 101-103].
Следует отметить, что у народов Западной Сибири встречается не только дуальная экзогамия. Например, у селькупов зафиксированы нормы кольцевой связи, которая заключалась в делении племени на три экзогамные брачные группы и заключении браков в строгом соответствии с установленными нормами [27. С. 61]. К.Г. Ша-ховцев приводит свои возражения, однако они касаются брачных классов и терминологии родства у селькупов, отраженных в гипотезе, предложенной Г. И. Пелих, что, как он сам признает, «. не позволяет сделать однозначный вывод о том, что кольцевая связь в том или ином виде не была реализована у селькупов на практике.» [28. С. 146]. Не исключена вероятность похожих взаимоотношений и в древности,
когда в археологическом комплексе/культуре встречаются не два, а три орнаментальных/культурных компонента. Е.Н. Волков на примере энеолитических байрыкско-лыбаевских комплексов с различным процентным соотношением в
орнаментации посуды «короткогребенчатых»,
«длинногребенчатых» и «отступающе-накольчатых» мотивов выделяет в Притоболье три территориальных центра, обосновывая на основании декора не только хронологические позиции памятников, но и возможные локальные миграции внутри этого массива и направление брачных связей [29. С. 111].
Л.А. Чиндина считает, что на материалах релкинской культуры Среднего Приобья УНХ вв. «.удалось выявить объединения позднеродового типа, этапы их развития, перехода к патриархальным семейным общинам и началу их дробления (патронимии)» [30. С. 13]. Сово-
купный анализ исследованных релкинских поселений и могильников позволил предложить следующую модель общественных отношений в релкинской культуре, выразившуюся в иерархии: семья (и большая и малая в соответствии с размерами исследованных построек); семейная община в период сегментации («.большие поселения, типа Малгет 7, с несколькими хозяйственными «гнездами» [31. С. 104]); группа семейных общин - родоподобные образования (объединение близких по керамике (на уровне подтипов) и всему комплексу хозяйственнобытовых и духовных артефактов больших и малых поселений на компактной территории - иначе выделенные микрорайоны), со значительно расшатанными родовыми устоями, что выразилось в сосуществовании на поселениях комплексов с керамикой разного типа. Факт присутствия на территории однородной группы инородных элементов Л. А. Чиндина связывает с нарушением родового принципа и утверждением соседского территориального права [31. С. 103-108].
Приведенные выше археологические факты в настоящий момент выглядят достаточно разрозненно. Это связано с тем, что часть территорий Урало-Сибирского региона недостаточно обследованы, поселенческие и погребальные комплексы многих культур малоизучены, а зачастую могильники просто неизвестны. В решении вопросов отражения в археологических материалах дуально-брачных отношений пришлых и местных коллективов, территориального соседского права, социальной структуры древних обществ разных хронологических периодов с разным числом культурных компонентов и пр., безусловно, требуются дальнейшее накопление
фактов и, насколько это возможно, «объективные» археолого-этнографические сравнения. Тем не менее уже имеющиеся данные могут быть систематизированы и в дальнейшем пополняться, находить свое подтверждение или опровержение.
ЛИТЕРАТУРА
1. Савинов Д.Г. Об основных принципах археологоэтнографических реконструкций // Проблемы исторической интерпретации археологических и этнографических источников Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1990. С. 5-8.
2. Народы Западной Сибири: Ханты. Манси. Селькупы. Ненцы. Энцы. Нганасаны. Кеты. М.: Наука, 2005. 805 с.
3. Напольских В.В. Введение в историческую уралистику. Ижевск, 1997. 257 с.
4. Соколова З.П. Ханты и манси: взгляд из XXI в. М.: Наука, 2009. 756 с.
5. Чернецов В.Н. Фратриальное устройство обско-югорского общества // СЭ. 1939. Т. II. С. 21-42.
6. Чернецов В.Н. Древняя история Нижнего Приобья // МИА. 1953. № 35. С. 7-71.
7. КосаревМ.Ф. Западная Сибирь в древности. М: Наука, 1984. 244 с.
8. Троицкая Т.Н. Завьяловская культура и ее место среди лесостепных культур Западной Сибири // Западная Сибирь в древности и средневековье. Тюмень: Изд-во Тюм. ун-та, 1985. С. 54-69.
9. Борзунов В.А. Зауралье на рубеже бронзового и железного веков (гамаюнская культура). Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1992. 188 с.
10. Троицкая Т.Н. Керамика как носитель этнокультурной информации (по материалам Новосибирского Приобья) // Время и культура в археолого-этнографических исследованиях древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: проблемы интерпретации и реконструкции. Томск: Аграф-Пресс, 2008. С. 200-202.
11. Львов Ю.А. Болотный процесс как фактор среды обитания человека в Западной Сибири // Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1979. С. 12-18.
12. Соколова З.П. Социальная организация хантов и манси в ХУШ-ХК вв.: проблемы фратрии и рода. М.: Наука, 1983. 325 с.
13. Головнев А.В. Социально-экономические аспекты не-нецко-угорских контактов // Социально-экономические проблемы древней истории Западной Сибири. Тобольск: ТГПИ, 1988. С. 86-101
14. Ковалева В.Т., Рыжкова О.В., Шаманаев А.В. Таш-ковская культура: Поселение Андреевское озеро XIII. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2000. 160 с.
15. Зах В. А. Хроностратиграфия неолита и раннего металла лесного Тоболо-Ишимья. Новосибирск: Наука, 2009. 320 с.
16. Молодин В.И. Дуальная модель организации историко-культурного пространства на памятнике Чича 1 в Барабин-ской лесостепи // Культурно-экологические области: взаимодействие традиций и культурогенез. СПб., 2007. С. 58-67.
17. Молодин В.И. К вопросу о выделении берликской культуры // Интеграция археологических и этнографических исследований. Омск: Изд-во ОмГПУ; Изд. дом «Наука», 2008. С. 78-81.
18. Молодин В.И., Парцингер Г., Гаркуша Ю.Н., Шнее-вайсс Й., Гришин А.Е., Новикова О.И., Чемякина М.А., Ефремова Н.С., Марченко Ж.В., Овчаренко А.П., Рыбина Е.В., Мыльникова Л.Н., Васильев С.К., Бенеке Н., Манштейн А.К., Дядьков П.Г., Кулик Н.А. Чича - городище переходного от
О.Ю. Зимина
32 -------------------------------------------------------------------
бронзы к железу времени в Барабинской лесостепи. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2004. Т. 2. (Материалы по археологии Сибири). 336 с.
19. Молодин В.И., Мыльникова Л.Н., Дураков И.А., Кобе-лева Л. С. Синкретичная керамика городища Чича 1 // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Челябинск: Изд.центр ЧелГУ, 2009. С.73-78.
20. Зимина О.Ю., Зах В.А. Нижнее Притоболье на рубеже бронзового и железного веков. Новосибирск: Наука, 2009. 232 с.
21. Зах В.А., Зимина О.Ю. О дуальной организации древних обществ Западной Сибири (по археологическим материалам) // Актуальные проблемы археологии, истории и культуры: Сб. науч. тр. Новосибирск: НГПУ, 2005. Т. 1. С. 112-119.
22. Троицкая Т.Н., Мжельская Т.В. Керамика завьялов-ского типа в Новосибирском Приобье // Этнокультурные процессы в Верхнем Приобье и сопредельных регионах в конце эпохи бронзы. Барнаул: Концепт, 2008. С.115-121.
23. Пантелеева С.Е. Хроностратиграфия Павлинова городища (по результатам анализа керамики): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2006. 22 с.
25. Чикунова И.Ю. Муллашиские Юрты 7 // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2009. № 11. С. 90-100.
24. Зах В.А. Курган 7 могильника Чепкуль 9 // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2009. № 9. С. 4-21.
25. Троицкая Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье. Новосибирск: Наука, 1979. 125 с.
26. Головнев А. В. Говорящие культуры: традиции само-дийцев и угров. Екатеринбург: УрО РАН, 1995. 608 с.
27. Гемуев И.Н. Семья у селькупов (XIX - начало XX в.). Новосибирск: Наука, 1984. 156 с.
28. Шаховцов К.Г. К вопросу о выделении брачных классов в системе родства нарымских селькупов // Вестник ТГПУ. 2012. 1 (116). С. 144-148.
29. Волков Е.Н. Хронологические и территориальные индикаторы в орнаментике байрыкско-лыбаевской культуры Нижнего Притоболья // III Северный археологический конгресс: Тезисы докладов. Ханты-Мансийск; Екатеринбург: Чароид, 2010. С. 110-111.
30. Чиндина Л.А. Проблемы социологических исследований по археологическим источникам // Проблемы исторической интерпретации археологических и этнографических источников Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1990. С. 11-13.
31. Чиндина Л.А. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья (релкинская культура). Томск: Изд-во Том. ун-та, 1991. 184 с.
