CC BY
254
Амасьянц А.Э., Штоян Г.В.
к вопросу об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и
ПРОДЛЕНИИ СРОКА ЕЕ ДЕйСТВИЯ В СВЕТЕ ПРАВОВыХ ПОЗИций ЕВРОПЕйСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
цель: Анализ прецедентной практики Европейского Суда по правам человека, связанной с нарушением права на свободу и личную неприкосновенность при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и продлении срока ее действия, в целях попытки унификации общих принципов и стандартов Европейского Суда по обозначенной проблеме.
Методология: Авторами применялись формально-юридический, сравнительно-правовой методы, метод изучения документов.
Результаты: В статье на основе анализа прецедентной практики Европейского Суда, связанной с нарушением права на свободу и личную неприкосновенность при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и продлении срока ее действия, рассматриваются общие элементы требования законности, гарантируемые статьей 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также некоторые дополнительные гарантии защиты от произвольного и необоснованного лишения свободы в значении, придаваемом толкованием Европейского Суда.
Новизна/оригинальность/ценность: Статья имеет практическую ценность, на основе анализа многочисленной практики Европейского Суда авторами выявлены некоторые проблемные аспекты применения национальными судами законодательства о мерах пресечения в виде содержания под стражей.
Ключевые слова: право на свободу и личную неприкосновенность, меры пресечения, заключение под стражу, мера пресечения в виде заключения под стражу, продление сроков содержания под стражей, Европейский Суд по правам человека, правовые позиции Европейского Суда.
Amasyants A.E., Shtoyan G.V.
the question on election of a measure OF RESTRAINT IN FORM OF DETENTION AND extension of the expiration date in the light of the legal positions
OF THE EuROPEAN COuRT ON HuMAN RIGHTS
Purpose: The Analysis of case-law European Court of human rights, infringement of the right to freedom and personal inviolability when selecting a measure of restraint in form of detention and extension of the expiration date in order to attempt the harmonization of General principles and approaches of the European Court to the described problem.
Methodology: The author applied formal-legal method, comparative legal method, method of document analysis.
Results: In article on the basis of the analysis of the case-law of the European Court related to the violation of the right to freedom and personal inviolability when selecting a measure of restraint in form of detention and extension of the expiration date, deals with the General elements of the claim of lawfulness guaranteed by article 5 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms, as well as some additional safeguards to protect against arbitrary and unjustified deprivation of liberty.
Novelty/originality/value: Article has a practical value since, based on the analysis of numerous European Court practice, the authors identified some problematic aspects in the application by national courts of the legislation on preventive measures in the form of detention.
Keywords: right to liberty and personal integrity, restraint, detention, the measure of restraint in form of detention, renewal of detention, the European court on human rights, legal positions of the European Court.
В современных условиях интеграции европейских демократических идей в национальные правовые системы права и основные свободы человека провозглашаются высшей ценностью любого цивилизованного государства.
Придерживаясь гуманистического принципа, Российская Федерация также юридически признала права и основные свободы человека высшей ценностью.
28 февраля 1996 года Российская Федерация вступила в Совет Европы, тем самым подтвердив свою приверженность демократическим идеалам и обозначив стремление оптимизировать национальное законодательство под международно-правовые стандарты.
30 марта 1998 года в целях максимальной законодательной и судебной защиты прав и основных свобод человека Российской Федерацией
была ратифицирована Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Тем самым, в соответствии со статьей 46 Конвенции Россия признала ipso facto юрисдикцию Европейского Суда по правам человека по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов.
Требование об обязательном характере правовых позиций, выработанных прецедентной практикой Европейского Суда, содержащееся в пункте 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 года № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней», устанавливает следующее: «Правовые позиции Европейского Суда по правам человека, которые содержатся в окончательных постановлениях Суда, принятых в отношении Российской Федерации, являются обязательными для судов».
Важное место во всей правовой системе России занимает статья 5 Европейской конвенции во взаимосвязи со статьей 22 Конституции Российской Федерации, поскольку регламентирует одно из основных прав человека, а именно защиту свободы человека от незаконного и необоснованного посягательства со стороны государства.
Высшие национальные судебные органы, обращаясь к вопросу о гарантиях судебной защиты прав и свобод человека и гражданина, в том числе при применении меры пресечения в виде заключения под стражу, с учетом практики применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод и многочисленных постановлений Европейского Суда сформулировали ряд важных правовых позиций.
Определенным толчком в развитии практики фактической реализации международных обязательств на внутригосударственном уровне в части обеспечения гарантий, содержащихся в статье 5 Европейской Конвенции, послужило Постановление Конституционного Суда РФ от 22 марта 2005 года № 4-П «По делу о проверке конституционности ряда положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих порядок и сроки применения в качестве меры пресечения заключения под стражу на стадиях уголовного судопроизводства, следующих за окончанием предварительного расследования и направлением уголовного дела в суд, в связи с жалобами ряда граждан» и принятие Пленумом Верховного Суда Российской Федерации Поста-
новления от 19 декабря 2013 года № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога».
Гарантии, предусмотренные статьей 22 Конституции Российской Федерации и статьей 5 Конвенции, призваны обеспечить защиту человека и гражданина от произвольного и необоснованного лишения свободы.
«Именно поэтому, предусматривая повышенный уровень гарантий права каждого на свободу и личную неприкосновенность, Конституция Российской Федерации допускает возможность ограничения данного права лишь в той мере, в какой это необходимо в определенных ею целях, и лишь в установленном законом порядке».
Допуская возможность ограничения прав и свобод человека лишь в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, законодатель, таким образом, установил баланс между правом каждого на свободу и обязанностью государства обеспечить посредством правосудия защиту публичных интересов.
Между тем, несмотря на конституционное признание Российской Федерацией человека, его прав и свобод высшей ценностью и создание гарантий их реализации и обеспечения, в отношении России по-прежнему поступает значительное количество жалоб на предполагаемые нарушения статьи 5 Европейской Конвенции, провозглашающей право на свободу и личную неприкосновенность. Как один из поводов подобного активного обращения в Европейский Суд следует выделить неверное толкование норм Конвенции на национальном уровне, которая, в свою очередь, является «живым развивающимся актом».
Европейский Суд в процессе реализации своих полномочий по рассмотрению жалоб, связанных с правом на свободу и личную неприкосновенность, не только констатирует нарушение либо отсутствие нарушения прав, но и формулирует правовые позиции, которые являются обязательными для применения [1, 24].
Поэтому важно понимание того, что конвенционные нормы и принципы наполняются содержанием именно за счет практики Европейского Суда, его правовой позиции.
Нам представляется, что под правовой позицией Европейского Суда следует понимать выработанную на основе разрешения сходных ситуаций, формально определенную правовую установку, раскрывающую смысловое содержа-
ние отдельных положений Конвенции и имеющую общеобязательную для государств - участников Конвенции юридическую силу.
Итак, через призму постановлений Европейского Суда, вынесенных в отношении Российской Федерации, рассмотрим и проанализируем некоторые стандарты, гарантируемые положениями пункта 1 статьи 5 Конвенции, в толковании Европейского Суда при решении национальными судами вопроса о возможности применения меры пресечения в виде заключения под стражу.
Общие элементы требования законности содержания под стражей в контексте пункта 1 статьи 5 конвенции
Пункт 1 статьи 5 Конвенции гласит: «Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом...».
Декларируя «право на свободу», статья 5 Конвенции предполагает физическую свободу человека в ее классическом понимании и исключает любое произвольное лишение этой свободы. Вместе с тем, порядок лишения свободы может являться законным с точки зрения национального права, но не быть таковым по смыслу Конвенции, нарушая при этом ее положения.
Для того чтобы задержание и заключение под стражу являлось «законным» в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции, оно должно проводиться «в порядке, установленном законом» [23], то есть при строгом соблюдении норм материального и процессуального национального законодательства. Кроме того, осуществляя оценку соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции, Европейский Суд в пределах своих полномочий выясняет, соответствует ли само национальное законодательство положениям Конвенции, в том числе выраженным в ней общим принципам.
При рассмотрении жалоб заявителей на предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции Европейский Суд по правам человека применяет общие принципы, выработанные прецедентной практикой Суда, а также учитывает целый ряд критериев с целью определения конкретных условий и обстоятельств, касающихся тех или иных видов ограничений.
В делах, затрагивающих лишение свободы, особенно важно соблюдение общего принципа правовой определенности. Данный принцип служит подспорьем прецедентному праву Европейского Суда в отношении пункта 1 статьи 5 Конвенции и предполагает, что с целью соответствия национального законодательства стандарту «за-
конности», установленному Конвенцией, условия лишения свободы, содержащиеся в национальном законодательстве, должны быть ясно и четко определены. Наглядным примером является дело «Насруллоев (Nasrulloyev) против Российской Федерации» (жалоба № 656/06), в котором Европейский Суд отметил, что: «Положения законодательства Российской Федерации, регулирующие содержание под стражей лиц с целью выдачи, не были ни точными, ни позволяющими предвидеть последствия их применения и не отвечали стандарту «качества закона», требуемого Конвенцией. Существующая в Российской Федерации система не защитила заявителя от произвольного содержания под стражей, и оно не может считаться «законным» в целях статьи 5 Конвенции» [20].
Как это следует из приведенного дела, требование «качество закона» в понимании Европейского Суда, прежде всего, должно обеспечить соответствие внутригосударственного права минимальным стандартам защиты, гарантируемым Конвенцией.
Думается, что осуществляя умеренный контроль над «качеством закона», практика Европейского суда тем самым предопределяет вектор развития национального права, положения которого должны быть ясными и предсказуемыми, для того чтобы субъект правоотношений мог предвидеть в достаточной степени последствия их применения.
Исследуя вопрос законности содержания под стражей, Европейский Суд может прийти к выводу о нарушении пункта 1 статьи 5 Конвенции в связи с отсутствием обоснования либо недостаточной обоснованностью решений судебных органов, санкционирующих заключение под стражу. Данное нарушение оценивается Европейским Судом как несовместимое с принципом защиты от судебного произвола по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции.
По делу «Шапошников (Shaposhnikov) против Российской Федерации» (жалоба № 8998/05) Европейский Суд выявил несоответствие решения национального суда о содержании лица под стражей целям пункта 1 статьи 5 Конвенции и отметил: «... в своем решении от 30 декабря 2004 г. суд не представил никаких доводов в обоснование того, что заявитель должен оставаться под стражей. В этой связи Европейский Суд в ряде дел постановлял, что отсутствие доводов, представляемых судебными органами в обоснование своего решения, санкционирующего содержание под стражей, несовместимо с принципом защиты от судебного произвола по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции» [16].
При рассмотрении дела «Нахманович (Na-khmanovich) против Российской Федерации» (жалоба № 55669/00) Европейский Суд констатировал недостаточное обеспечение защиты от произвола и указал: «Несмотря на то, что 20 января 2000 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы оставил избранную в отношении заявителя меру пресечения в форме заключения под стражу без изменения, он не обосновал своего решения. В связи с этим Европейский Суд напомнил, что отсутствие оснований в решениях органов судебной власти о продлении срока содержания лица под стражей несовместимо с принципом защиты от произвольного решения, гарантированным пунктом 1 статьи 5 Конвенции» [10].
Действительно, сохранение лица под стражей в рамках избранной меры пресечения должно быть основано «на конкретных фактах» [5] и устанавливать точный срок, поскольку положения пункта 1 статьи 5 Конвенции и вытекающий из нее принцип «защиты от произвола» предполагают заключение под стражу как исключительное отступление от права на свободу, допустимое только в строго определенных случаях.
Вместе с тем, Европейский Суд может и не усмотреть нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, если национальные суды привели конкретные основания и установили точный срок содержания лица под стражей: «...содержание заявителя под стражей на основании постановления от 23 ноября 2000 г. нельзя назвать произвольным, поскольку Московский городской суд привел определенные основания для продления срока содержания заявителя под стражей» [13].
К аналогичному выводу об отсутствии нарушения подпункта «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции в связи с содержанием лица под стражей Европейский Суд пришел, рассматривая жалобу заявителя по делу «Владимир Соловьев (Vladimir Solovyev) против Российской Федерации» (жалоба № 2708/02): «Европейский Суд полагает, что содержание заявителя под стражей на основании постановления от 1 октября 2002 г. нельзя назвать произвольным, поскольку суд привел определенные основания для продления срока содержания заявителя под стражей» [5].
При этом достаточность и существенность оснований, приведенных судом в своем решении о содержании под стражей, рассматриваются с точки зрения соответствия пункту 3 статьи 5 Конвенции, поскольку «подпункт «c» пункта 1 статьи 5 Конвенции, по мнению Европейского Суда, должен быть прочитан в совокупности с пунктом 3 статьи 5 Конвенции» [14].
Еще одним важным элементом требования «законности» в прецедентной практике Европейского Суда является обязательность санкционирования заключения под стражу постановлением компетентного суда.
По делу «Худоеров (Khudoyorov) против Российской Федерации» (жалоба № 6847/02) Европейский Суд напомнил, «что период содержания под стражей является в принципе законным, если лицо содержится под стражей на основании постановления суда» [23].
Вместе с тем, наличие некоторых дефектов в постановлении о содержании под стражей не лишает правомерности соответствующий период заключения с точки зрения пункта 1 статьи 5 Конвенции, при условии, что такие недостатки не образуют «грубые и очевидные нарушения» [21] и могут быть устранены вышестоящим судом.
Европейский Суд отмечает, что «просто тот факт, что постановление было отменено в кассационном порядке, сам по себе не затрагивал законность содержания под стражей в предшествующий период» [23].
Грубыми и явными Европейский Суд признает такие нарушения, которые впоследствии могут повлечь недействительность постановлений о содержании под стражей. Как правило, речь идет о случаях, связанных с ненадлежащим уведомлением заинтересованной стороны о слушании дела; ненадлежащим рассмотрением альтернативы тюремному заключению; ex post facto легализацией содержания под стражей; превышением судом своих полномочий.
В качестве относительно недавнего примера можно привести дело «Романова (Romanova) против Российской Федерации» (жалоба № 23215/02), в котором заявительница говорила о незаконном характере постановления о заключении под стражу, санкционированного судом, поскольку оно было принято в отсутствие адвоката и прокурора на слушании по вопросу о содержании под стражей. Европейский Суд, исследовав доводы жалобы, указал следующее: «...постановление о содержании под стражей от 21 августа 2002 г. было вынесено судом, уполномоченным рассматривать этот вопрос. Однако суд кассационной инстанции впоследствии посчитал, что данное постановление о содержании под стражей содержит недостатки, которые достаточно серьезны, чтобы обусловить отмену решения этого суда и направление на новое рассмотрение вопроса о содержании под стражей в суд первой инстанции.
Европейский Суд согласен с доводами суда кассационной инстанции, который установил
серьезные недостатки постановления о содержании под стражей, признав соответствующий период содержания под стражей незаконным и не «соответствующим порядку, установленному законом», в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции» [21].
Как видим, Европейский Суд проводит четкую грань между так называемыми недействительными постановлениями о содержании под стражей, которые в случае признания их таковыми, как следствие, влекут нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, и постановлениями, которые хотя и были отменены вышестоящим судом, но при этом ретроспективно не лишают законной силы содержание заявителя под стражей.
«Обоснованность подозрения» в контексте подпункта «с» пункта 1 статьи 5 Европейской конвенции
При рассмотрении национальными судами вопроса об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу крайне важной гарантией защиты от произвольного задержания, по мнению Европейского Суда, является предъявление обоснованного подозрения.
Так, сталкиваясь с утверждением заявителей о необоснованном подозрении, Европейский Суд, в первую очередь, требует от национальных властей предоставить некоторые первоначальные сведения, объективно связывающие подозреваемое лицо с предполагаемым правонарушением.
Не формулируя строгих требований относительно количества и качества данных, подтверждающих обоснованность подозрения, Европейский Суд, тем не менее, ориентирует правоприменителя на предъявление «разумного» подозрения, предполагающего «наличие фактов либо информации, которые убедили бы объективного наблюдателя в том, что соответствующее лицо могло совершить преступление» [19]. При этом наличие или отсутствие обоснованного подозрения в каждом случае должно определяться с учетом конкретных обстоятельств.
Применяя указанный критерий по делу «Пи-чугин ^Л^т) против Российской Федерации» (жалоба № 38623/03), Европейский Суд подчеркнул, что «факты, вызывающие подозрение, не должны обладать той же степенью убедительности, как те, которые необходимы для обоснования обвинительного приговора или даже для предъявления обвинения, которое является следующим этапом в процессе расследования уголовного дела» [12].
В анализируемом постановлении Европейский Суд напомнил свою практику относительно
степени убедительности фактов и указал на prima facie - иной, более низкий стандарт доказывания «обоснованности подозрения», чем тот, который используется для предъявления обвинения или постановления обвинительного приговора.
Наряду с важным условием — «обоснованным подозрением», прецедентная практика Европейского Суда выработала еще четыре основания для непрерывного содержания под стражей, которые подлежат рассмотрению с точки зрения пункта 3 статьи 5 Конвенции:
- риск побега;
- воспрепятствование разбирательству;
- повторное совершение правонарушений;
- нарушение общественного порядка.
Схожие основания закреплены и в статье 97
Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Законодатель дал исчерпывающий перечень оснований для применения меры пресечения. Так, дознаватель, следователь, а также суд вправе избрать обвиняемому, подозреваемому одну из мер пресечения при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый, подозреваемый:
1) скроется от дознания, предварительного следствия или суда;
2) может продолжать заниматься преступной деятельностью;
3) может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу.
По смыслу указанной нормы, исходя из Определения Конституционного Суда РФ от 23 июня 2000 г. № 175-О по жалобе граждан В.А. Жере-бенкова и Е.С. Жигарева на нарушение их конституционных прав рядом положений Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, касающихся применения в качестве меры пресечения заключения под стражу, на следователя, дознавателя возлагается обязанность «в каждом конкретном случае подтверждать эти основания достаточными данными», а согласно Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» «в качестве оснований для избрания меры пресечения в виде заключения под стражу могут быть признаны такие фактические обстоятельства, которые свидетельствуют о реальной возможности совершения обвиняемым, подозреваемым действий, указанных в статье 97 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, и невозможности беспре-
пятственного осуществления уголовного судопроизводства посредством применения в отношении лица иной меры пресечения».
Особенно актуальными в свете практики применения российскими судами меры пресечения в виде заключения под стражу являются выводы, сформулированные Европейским Судом в процессе рассмотрения жалоб заявителей на предполагаемые нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции относительно указания национальными судами на существование риска побега.
Европейский Суд указал, что риск того, что обвиняемый может скрыться от дознания, предварительного следствия или суда, не должен оцениваться только на основании суровости возможного наказания. Риск побега не может возникать только вследствие отсутствия постоянного местожительства [15] или наличия заграничного паспорта [17]. При анализе данного риска необходимо учитывать целый ряд релевантных факторов, таких как «отсутствие прочных связей внутри страны, позволяющее предположить, что последствия и сложности бегства могут казаться лицу меньшим злом, чем длительное лишение свободы» [17].
Например, по делу «Панченко (РапЛепко) против Российской Федерации» Европейский Суд, констатируя нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции, установил следующее: «В настоящем деле решения национальных судов не приводят причин, почему помимо доводов, выдвинутых заявителем в обоснование своих ходатайств об освобождении из-под стражи, довод об опасности того, что заявитель скроется, рассматривается в них как решающий» [11].
Следующим основанием содержания лица под стражей является возможность воспрепятствования производству по делу.
Европейский Суд признает, что на начальных стадиях предварительного расследования риск того, что обвиняемый каким-либо образом воспрепятствует производству по уголовному делу, с учетом тяжести обвинения действительно может оправдывать его содержание под стражей. Однако после того как доказательства уже собраны, применение данной меры процессуального принуждения нецелесообразно.
«Европейский Суд находит особенно нелепым, что после того как в открытом судебном заседании были заслушаны показания всех свидетелей обвинения, национальные суды продолжали ссылаться на угрозу сговора как на основание содержания заявителя под стражей, учитывая абстрактную возможность того, что судебное следствие будет дополнено» [17].
Здесь необходимо отметить, что отсутствие в постановлении суда о заключении под стражу указания на реальные факты совершения противоправных действий со стороны заявителя свидетельствует о необоснованности угрозы воспрепятствования заявителем правосудию.
Как правило, национальные суды в постановлениях о содержании под стражей ссылаются на вероятность того, что обвиняемый продолжит заниматься преступной деятельностью, как на дополнительное основание его длительного содержания под стражей. Тяжесть обвинения, а также наличие у обвиняемого судимости признаются серьезными основаниями для обоснованных опасений в возможности совершения обвиняемым новых преступлений. При этом отсутствие у обвиняемого постоянной работы или семьи не дает оснований для однозначного вывода о склонности к совершению новых правонарушений [15].
Что касается последнего основания - нарушение общественного порядка, то российское законодательство не включает данный риск в число допустимых оснований для содержания под стражей обвиняемых.
Вместе с тем, несмотря на невключение российским законодательством угрозы общественному порядку в перечень допустимых оснований для содержания под стражей и, соответственно, неиспользование данного основания на национальном уровне, власти Российской Федерации применяют его в качестве аргументации в Европейском Суде своей позиции о необходимости содержания под стражей заявителя.
Так, к примеру, в деле «Юрий Яковлев (Уипу Yakovlev) против Российской Федерации» (жалоба № 5453/08) власти Российской Федерации сослались на необходимость «защиты общественного порядка от нарушений, которые могли быть вызваны его освобождением».
Европейский Суд отметил, что в этом деле не достигнуты условия доказанности того, что «угроза общественному порядку действительно существует; сохранение этой меры не может быть использовано с учетом возможного вынесения приговора к лишению свободы... Не говоря о том, что российское законодательство не включает угрозу общественному порядку в число допустимых оснований для содержания под стражей обвиняемых» [17].
Европейский Суд указал, что власти Российской Федерации апеллировали предполагаемой опасностью общественному порядку «с чисто абстрактной точки зрения, ссылаясь исключительно на тяжесть обвинений, предположительно совер-
шенных заявителем, и указывая на особую уязвимость социальной группы, претерпевшей ущерб от преступной деятельности заявителя» [17].
Аналогичный вывод о предполагаемой опасности общественному порядку с чисто абстрактной точки зрения и недоказанности того обстоятельства, что освобождение заявителя представляло бы реальную угрозу общественному порядку, содержится в Постановлении по делу «Александр Макаров (Aleksandr Makarov) против Российской Федерации» [2].
Анализ практики Европейского Суда по делам, связанным с предполагаемым нарушением пункта 3 статьи 5 Конвенции, показывает, что национальные суды не всегда мотивируют и обосновывают свои решения о необходимости избрания той или иной меры пресечения конкретными данными, а ограничиваются лишь перечислением оснований, указанных в статье 97 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.
В этой связи Европейский Суд неоднократно указывал, что доводы в пользу или против освобождения заявителя не могут быть «общими и абстрактными» [14], также судам не следует использовать в своих решениях «общие фразы и стереотипные формулировки» [9], в каждом случае решения национальных судов «должны содержать ссылки на конкретные факты и обстоятельства личного характера в отношении заявителя, обосновывающие его содержание под стражей» [3]. Не допускается перекладывание бремени доказывания обстоятельств, свидетельствующих в пользу освобождения, на лицо, содержащееся под стражей [4].
Так, по делу «Кислица (Kislitsa) против Российской Федерации» (жалоба № 29985/05) Европейский Суд указал: «В настоящем деле национальные суды продлевали срок содержания заявителя под стражей пять раз. Продлевая срок содержания заявителя под стражей во время следствия 13 апреля, 17 июня и 12 августа 2005 г., они ссылались на тяжесть выдвинутых против заявителя обвинений и на потенциальную опасность того, что в случае освобождения он может продолжить свою преступную деятельность, оказать влияние на свидетелей, уничтожить доказательства или иным образом препятствовать надлежащему ходу разбирательства,. что соответствующие постановления не идут дальше перечисления оснований и не обосновывают их ссылкой на какие-либо конкретные факты.» [7].
К этому следует добавить, что даже наличие обстоятельств, оправдывающих содержание под стражей, само по себе не освобождает националь-
ные суды от обязанности мотивировать свои выводы во внутригосударственных решениях [8], поскольку в функции Европейского Суда не входят установление этих обстоятельств и замена собой национальных органов, которые принимали решение о заключении лица под стражу [4].
При разрешении вопроса об избрании меры пресечения национальные суды с учетом конкретных обстоятельств должны рассматривать альтернативные меры, прямо предусмотренные российским законодательством, которые могут обеспечить явку лица в суд. В своих постановлениях суды обязаны мотивировать, почему альтернативные лишению свободы меры пресечения не обеспечили бы надлежащее производство по уголовному делу [6].
Резюмируя изложенное, важно отметить, что с учетом правовых позиций, выработанных многочисленной прецедентной практикой Европейского Суда, содержание под стражей может считаться законным и обоснованным в значении подпункта «с» пункта 1 и пункта 3 статьи 5 Конвенции только при наличии одновременно следующих условий:
а) заключение под стражу производится в строгом соответствии с положениями материального и процессуального законодательства;
б) национальное законодательство соответствует стандартам «законности» / положениям Конвенции, в том числе выраженным в ней общим принципам;
в) в решениях органов судебной власти приведены конкретные основания, и указан точный срок содержания лица под стражей;
г) применение к лицу санкции в виде содержания под стражей произведено на основании постановления компетентного суда, который действует добросовестно и применяет соответствующее законодательство в рамках своей юрисдикции;
д) подозрение, на основании которого лицо заключается под стражу, должно быть обоснованным;
е) органы судебной власти при рассмотрении вопроса о содержании лица под стражей обязаны рассмотреть альтернативные меры пресечения, не связанные с лишением свободы, установить и обосновать в своих судебных актах все обстоятельства, не позволившие применить альтернативные содержанию под стражей меры пресечения.
В данной статье были проанализированы далеко не все проблемные аспекты, связанные с нарушением положений подпункта «с» пункта 1 и пункта 3 статьи 5 Конвенции, установленные Европейским Судом по правам человека в от-
eurasian
2 (21) 2016
advocacy
ношении Российской Федерации. Однако даже ограниченный объем исследованных нами конвенционных гарантий свидетельствует об эффективности международных правовых механизмов, обеспечивающих надлежащую защиту права личности на свободу и личную неприкосновенность, и необходимости их имплементации на национальном уровне.
Пристатейный библиографический список
1. Гашина Н.Н. Некоторые проблемы реализации решений Европейского Суда по правам человека в Российской Федерации // Евразийская адвокатура. 2015. № 5 (18). С. 67-69.
2. Дело «Александр Макаров (Aleksandr Makarov) против Российской Федерации» (жалоба № 15217/07).
3. Дело «Алексанян (Aleksanyan) против Российской Федерации» (жалоба № 46468/06).
4. Дело «Быков (Bykov) против Российской Федерации» (жалоба № 4378/02).
5. Дело «Владимир Соловьев (Vladimir Solovyev) против Российской Федерации» (жалоба № 2708/02).
6. Дело «Идалов (Idalov) против России» (жалоба № 5826/03).
7. Дело «Кислица (Kislitsa) против Российской Федерации» (жалоба № 29985/05).
8. Дело «Крикунов (Krikunov) против Российской Федерации» (жалоба № 13991/05).
9. Дело «Мамедова (Mamedova) против Российской Федерации» (жалоба № 7064/05).
10. Дело «Нахманович (Nakhmanovich) против Российской Федерации» (жалоба № 55669/00).
11. Дело «Панченко (Panchenko) против Российской Федерации» (жалоба № 45100/98).
12. Дело «Пичугин (Pichugin) против Российской Федерации» (жалоба № 38623/03).
13. Дело «Пшевечерский (Pshevecherskiy) против Российской Федерации» (жалоба № 28957/02).
14. Дело «Смирнова (Smirnova) против Российской Федерации» (жалобы № 46133/99 и 48183/99).
15. Дело «Сулаойя (Sulaoja) против Эстонии» (жалоба № 55939/00).
16. Дело «Шапошников (Shaposhnikov) против Российской Федерации» (жалоба № 8998/05).
17. Дело «Юрий Яковлев (Yuriy Yakovlev) против Российской Федерации» (жалоба № 5453/08).
18. Дело «Владимир Соловьев (Vladimir Solovyev) против Российской Федерации» (жалоба № 2708/02).
19. Дело «Гусинский (Gusinskiy) против Российской Федерации» (жалоба № 70276/01).
20. Дело «Насруллоев (Nasrulloyev) против Российской Федерации» (жалоба № 656/06).
21. Дело «Романова (Romanova) против Российской Федерации» (жалоба № 23215/02).
22. Дело «Смирновы (Smirnova) против Российской Федерации» (жалобы № 46133/99 и 48183/99).
23. Дело «Худоеров (Khudoyorov) против Российской Федерации» (жалоба № 6847/02).
24. Петухова Н.Ю. Последствия возможного выхода России из-под юрисдикции Европейского Суда по правам человека // Евразийская адвокатура. 2015. № 5 (18). С. 61-65.
References (transliterated)
1. Gashina N.N. Nekotorye problemy realizacii reshenij Evropejskogo Suda po pravam cheloveka v Rossijskoj Federacii // Evrazijskaja advokatura. 2015. № 5 (18). S. 67-69.
2. Delo «Aleksandr Makarov (Aleksandr Makarov) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 15217/07).
3. Delo «Aleksanjan (Aleksanyan) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 46468/06).
4. Delo «Bykov (Bykov) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 4378/02).
5. Delo «Vladimir Solov'ev (Vladimir Solovyev) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 2708/02).
6. Delo «Idalov (Idalov) protiv Rossii» (zhaloba № 5826/03).
7. Delo «Kislica (Kislitsa) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 29985/05).
8. Delo «Krikunov (Krikunov) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 13991/05).
9. Delo «Mamedova (Mamedova) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 7064/05).
10. Delo «Nahmanovich (Nakhmanovich) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 55669/00).
11. Delo «Panchenko (Panchenko) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 45100/98).
12. Delo «Pichugin (Pichugin) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 38623/03).
13. Delo «Pshevecherskij (Pshevecherskiy) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 28957/02).
14. Delo «Smirnova (Smirnova) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloby № 46133/99 i 48183/99).
15. Delo «Sulaojja (Sulaoja) protiv Jestonii» (zhaloba № 55939/00).
16. Delo «Shaposhnikov (Shaposhnikov) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 8998/05).
17. Delo «Jurij Jakovlev (Yuriy Yakovlev) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 5453/08).
18. Delo «Vladimir Solov'ev (Vladimir Solovyev) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 2708/02).
19. Delo «Gusinskij (Gusinskiy) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 70276/01).
20. Delo «Nasrulloev (Nasrulloyev) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 656/06).
21. Delo «Romanova (Romanova) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 23215/02).
22. Delo «Smirnovy (Smirnova) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloby № 46133/99 i 48183/99).
23. Delo «Hudoerov (Khudoyorov) protiv Rossijskoj Federacii» (zhaloba № 6847/02).
24. Petuhova N.Ju. Posledstvija vozmozhnogo vyhoda Rossii iz-pod jurisdikcii Evropejskogo Suda po pravam cheloveka // Evrazijskaja advokatura. 2015. № 5 (18). S. 61-65.
