CC BY
0
Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. 2023. № 4. С. 151-155 State and Municipal Management. Scholar Notes. 2023;(4):151-155
Политология и этнополитика
Научная статья УДК 32
https://doi.org/10.22394/2079-1690-2023-1-4-151-155
К вопросу об «идеологическом вакууме» в России постмодерна
Олег Олегович Антименко1, Ольга Владимировна Дружба2
1 2Донской государственный технический университет, Ростов-на-Дону, Россия
1anti_men_co@mail.ru
2odruzhba@yandex.ru
Аннотация. На протяжении последних десятилетий стало едва ли не общим местом говорить об окончательном «конце идеологии», причем как об объективно свершившемся факте, который очевиден и не требует обоснований. Между тем реальная практика свидетельствует об обратном: по большинству ключевых показателей, включая и темпы экономического роста и развития, лидируют страны, у которых существует (Китай] или до недавнего времени существовала (США, ЕС] четкая и последовательная идеологическая программа. В условиях углубляющегося кризиса либеральной идеологии, не критически воспринятой российским обществом, поиск собственных идеологических основ становится вопросом не столько теоретической необходимости, сколько реального практического выживания и сохранения России как единого государственного и социального организма. Ключевые слова: идеология, либерализм, либеральная идеология, постсовременность, российское общество, традиционализм
Для цитирования: Антименко О. О., Дружба О. В. К вопросу об «идеологическом вакууме» в России постмодерна // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. 2023. № 4. С. 151-155. https://doi.org/10.22394/2079-1690-2023-1-4-151-155. EDN MTKUXY
Politology and Ethnopolitics
Original article
On the issue of the "ideological vacuum" in Postmodern Russia
Oleg O. Antimenko1, Olga V. Druzhba2
1 2Don State Technical University, Rostov-on-Don, Russia 1anti_men_co@mail.ru 2odruzhba@yandex.ru
Abstract. Over the past decades, it has become almost a commonplace to talk about the final "end of ideology" as an objectively accomplished fact that is obvious and does not require justification. Meanwhile, real practice shows the opposite: according to most key indicators, including the rates of economic growth and development, the countries that have (China) or until recently had (the USA, the EU] a consistent ideological program are leading. In the conditions of the deepening crisis of liberal ideology, non-critically perceived by Russian society, the search for its own ideological foundations becomes a matter not as much as of the theoretical necessity than of the real practical survival and preservation of Russia as a single state and social organism. Keywords: ideology, liberalism, liberal ideology, postmodernity, Russian society, traditionalism For citation: Antimenko 0. O., Druzhba O. V. On the issue of the "ideological vacuum" in Postmodern Russia. State and Municipal Management. Scholar Notes. 2023;(4):151-155. (In Russ.). https://doi.org/10.22394/2079-1690-2023-1-4-151-155. EDN MTKUXY
EDN MTKUXY
© Антименко О. О., Дружба О. В., 2023
Politology and Ethnopolitics
Antimenko O. O., Druzhba O. V. On the issue of the "ideological vacuum" in Postmodern Russia
Под идеологией мы понимаем ценностно-культурную матрицу, кодирующую поведение больших общностей и отдельных индивидов на основе признаваемых идей, целей, норм, правил, убеждений, оценок и т.д., и тем самым определяющую способ организации и самоорганизации социальных групп, внутригрупповые уровни и позиции, поведение внутри группы, стратегии взаимодействия с внешним окружением и отношение к внешним акторам.
Во-первых, это позволяет проводить четкую грань между идеологией, как целостной системой, ситуативной идейно-политической активностью коллективных или индивидуальных акторов и пропагандой. Во-вторых, это со всей очевидностью демонстрирует, что даже работа по де- реидеологизации строится на основе, пусть имплицитной, но тем не менее целостной идеологической картины [1-5].
Конец XX и первая четверть XXI века прошли под знаком «почти всеобщего» признания «окончательной» победы глобализма и либеральной демократии, западных ценностей и образа жизни. При этом мало замеченным (и отмеченным в научных публикациях] остался вывод, открыто провозглашенный в «манифесте воинствующего либерализма» Френсисом Фукуямой: победа Запада стала победой не либеральной практики, а либеральной идеи, которой по силе притягательности не способна противостоять ни одна другая [6].
С учетом того, что установка на необходимость максимально встроиться в систему западных ценностей была принята практически всеми ключевыми российскими политическими акторами и активно (если не агрессивно] насаждалась всеми доступными средствами, попытки построения альтернативной картины мира на протяжении большей части постсоветской истории России воспринимались как маргинальные и далекие от горизонтов строгой науки. В результате в настоящий момент, когда конструкция глобальной либеральной идеологии фактически обрушена происходящими геополитическими процессами, когда в условиях СВО и кардинального разрыва отношений с «партнерами» возникла необходимость объединения с внешними союзниками, представителями блока «неприсоединившихся», внутренней консолидации российского общества, единственной систематически проработанной, и потому мейнстримной идеологической системой оказалось «неоевразийство» (и персонально один из наиболее ярких его выразителей А. Г. Дугин].
Не вдаваясь в подробный анализ философских и политологических обоснований обеих концепций, в данной статье мы предлагаем провести сравнение собственно идеологических конструкций Ф. Фукуямы (как знакового пропагандиста либеральной идеи] и А. Г. Дугина, показывающее, что ни одна из них не в состоянии дать адекватный ответ на вызовы сегодняшнего дня. Первая - в силу того, что само развитие по глобалистскому сценарию зашло в тупик. Вторая (при том, что многие из теоретических положений А. Г. Дугина обладают значительной исследовательской и эвристической ценностью] - потому что, сам того не желая, он предлагает взять за основу национального развития и фактически законсервировать наиболее явные проявления кризиса, которые переживает западная (и российская, как относительно встроенная в нее] система.
Можно выделить следующие основные установки идеологической конструкции либерализма Фукуямы, в целом совпадающие с базовыми характеристиками либерализма и у других сторонников этого течения:
• научный прогресс, развитие технологий, рост уровня образования в обществе, интенсивное экономическое развитие (в полной мере осуществимые только на основе рыночных принципов и западного рационализма] приводят к созданию единообразных унифицированных обществ; отныне развитие - синоним встроенности в капиталистическую рыночную экономику и следование западным образцам и моделям поведения;
• взрывной рост благосостояния и безграничные возможности удовлетворения любых потребностей; в свою очередь глобальная культура консьюмеризма порождает желание стать ее частью и за счет унификации и открытости обществ, снимает все преграды для его осуществления;
• открытость общественных отношений позволяет добиться жизненного успеха вне зависимости от стартовых условий и приводит к созданию подлинно бесклассового общества, в котором все одинаково уравнены в правах;
• гарантия реализации и защита прав каждого вне зависимости от социального или этнического происхождения, все значимые общественные решения принимаются только на основании консенсуса после открытого и свободного обсуждения;
• признание достоинства и ценности каждого как самостоятельной личности, вне зависимости от сословной (классовой] принадлежности;
• полная свобода от контроля действий (за исключением ограниченного числа необходимых случаев] личности и собственности, возможность открытого выражения своих взглядов;
• мобильность уже не внутри локальных территориальных пространств, а в глобальном масштабе;
• «бесконечный мир», отсутствие войн между демократическими либеральными странами [6].
Реальность оказалась жестче и опровергла прогнозы Фукуямы. Уже первые десятилетия XXI века со всей очевидностью продемонстрировали, что «глобальный либеральный рай» является таковым только для ограниченного числа избранных, подавляющему большинству резервируя место в локальном «аду». Вместо всеобщего благоденствия, равенства и свободы сформировалась устойчивая асимметрия между экстерриториальностью элит и территориальной ограниченностью остального населения. При этом сами элиты, способные в любой момент переместиться в любую точку пространства, перенося с собой финансовые и производственные активы, оказались полностью освобождены от каких бы то ни было обязательств перед конкретными территориями и их населением. Вместо унификации условий жизни, произошла локализация и архаизация локальных пространств, вместе с проживающим на них населением и резкая поляризация общества по уровню доходов и возможностей [7]. Причем этот разрыв имеет устойчивую тенденцию к постоянному увеличению [8]. Общество все больше приобретает кастовый характер, статусное положение в котором, за счет неравенства возможностей, становится наследственным [9]. Ряд зарубежных и отечественных авторов в данной связи уже заговорил о тенденции к формированию неофеодализма и «Нового Средневековья» [10-13].
Идеологическая конструкция Фукуямы - Борреля не выдержала натиска реальности. В итоге произошел слом мировоззренческой парадигмы, некогда универсалистская идея, увлекавшая за собой целые народы, утратила синергетический эффект и на ее обломках происходит попытка формирования локальных форматов дальнейшего развития, политической и социокультурной консолидации. В современной России, в силу ряда объективных и субъективных факторов, наибольшую проработку и систематизацию получила дугинская «неоевразийская идея». Какова же картина, которая предлагается взамен неолиберальной для современного российского общества? Ее основные черты:
• прогресс, как его понимает либеральная идеология, представляет угрозу для самобытности как индивидов, так и больших социальных общностей, идея такого прогресса полностью отвергается;
• наиболее оптимальным политическим строем является империя (не обязательно с единоличным императором во главе], построенная по цивилизационному признаку с определяющей ролью русского народа, как государствообразующего, но без претензий на главенство и исключительность;
• миссия русского народа - через исторические невзгоды, страдания и лишения привести остальные народы к торжеству всемирной идеи добра и справедливости, решительно покончив с американской империей лжи, эксплуатации и нравственного разложения;
• идеология строится на основе имперостроительной воли, формула которой выводится в результате синтеза всех прежде существовавших империй (включая империю Чингисхана];
• мир как совокупность нескольких «больших пространств» (для России таковым является Евразия], объединенных по цивилизационному типу, на основе общей системы ценностей, исторического родства, общности судьбы
• внутри «евразийской империи» во главе с Россией отношения строятся по принципу приоритета традиционного над новым, признания множественности и различия высших жизненных ценностей, абсолютного права каждого этноса и локального сообщества жить в соответствии со своими социокультурными нормами и правилами, выстраивать в соответствии с ними систему межличностных отношений, экономический порядок и судопроизводство; за центральной властью в этой конструкции остаются лишь международные отношения и связи и наиболее общие вопросы, затрагивающие интересы всего «большого пространства» как условного целого [14].
В качестве одного из проявлений кризиса глобализма З. Бауман отмечал фрагментацию пространства, выделение особых локализованных зон для избранных, и изоляцию «неблагополучных районов», фактически близкую к системе «огораживания» эпохи позднего Средневековья [7].
Своим, упомянутым последним положением, Дугин фактически предлагает закрепить эту систему в качестве «высшей ценности», обосновывая необходимость локализации (вплоть до отдельных анклавов архаичных культур] не откровенно злым умыслом глобальных элит, а благим намерением сохранить национальную идентичность. Тем самым будущая «империя» фактически лишает жителей
Politology and Ethnopolitics
Antimenko O. O., Druzhba O. V. On the issue of the "ideological vacuum" in Postmodern Russia
отдельных и отделенных по социокультурным признакам анклавов возможности выносить свои проблемы на уровень общественно значимых вопросов, равно как и превращать общественно значимые вопросы в свои личные проблемы.
Столь же непонятным остается, как в «мультикультурном раю» Дугина будет решаться вопрос неравенства распределения благ не столько даже между отдельными индивидами, сколько между объединенными в «империю» этносами с учетом того, что одни находятся на стадии высокотехнологичного развития, другие пребывают на его архаических ступенях.
Еще одной, не менее важной проблемой, является процесс взаимодействия между отдельными этносами внутри империи. В исторических империях единство достигалось за счет единообразия установленных на общеимперском уровне законов. К чему может привести тенденция предоставить каждому этносу права самостоятельно вершить правосудие, мы можем видеть непосредственно и на примере все еще существующих, хотя и сдерживаемых федеральным законодательством, традиционных регуляторов поведения в ряде южных республик. В конечном итоге отсутствие единых и обязательных для всех общих норм и правил взаимодействия с неизбежностью приведет к диктатуре архаичных этносов, как более агрессивных и менее склонных к поиску компромисса.
Но, самое главное. Все великие идеологии последних тысячелетий, начиная от христианства и заканчивая социализмом и либерализмом, строились на идее вечности, которая отнесена к перспективе будущего и которую необходимо достичь (вечное блаженство в раю, бесклассовый коммунистический строй, дающий возможность каждому раскрыть весь свой человеческий и творческий потенциал и обеспечивающий материальное изобилие, возможность «тематической» самореализации и удовлетворения любых желаний в мире безграничного потребления и т.д.]. Какими бы важными и необходимыми не были традиции, они ориентированы в прошлое и лишены импульса к дальнейшему развитию. Неоевразийство же предлагает прошлое в качестве будущего как элемент противостояния со знаком «анти»: анти-Запад, анти-США, анти-постмодерн, закрепляя за русским народом не только право, но и едва ли не обязанность страданий за высшее благо в противостоянии Моря и Суши, света и тьмы. А к чему приходят общества, ориентированные исключительно на отрицание, наглядно свидетельствует пример наших ближайших западных соседей.
Список источников
1. Липсет С.М. Политический человек: социальные основания политики. М.: Мысль, 2016, 612 с.
2. Lipset S.M., Marks G. It Didn't Happen Here: Why Socialism Failed in the United States. New York and London: W.W. Norton, 2000, 379 p.
3. Shils E. The End of Ideology? Encounter, 5 (November 1955), P. 52-58.
4. Foucault M. The Foucault Reader. New York: Pantheon Books, 1984, 390 p.
5. Шварцмантель Д. Идеология и политика. Харьков: Гуманитарный центр, 2009, 312 с.
6. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, 2015, 576 с.
7. Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Издательство «Весь мир», 2004, 188 с.
8. Сасскинд Д. Будущее без работы. Технология, автоматизация и стоит ли их бояться. М.: Индивидуум, 2021, 352 с.
9. Markovits D. The Meritocracy Trap: How America's Foundational Myth Feeds Inequality, Dismantles the Middle Class, and Devours the Elite. New York: Penguin press, 2019. 448 p.
10. Дин Д. Коммунизм или неофеодализм? // Логос. 2013. №1. Т.29. С. 85-116.
11. Kotkin J. The Coming of Neo-Feudalism: a Warning of the Global Middle Class. New York: Encounter Books, 2020, 288 p.
12. Касатонов В. Ю. Посткапитализм. От либеральной демократии к цифровому концлагерю. М.: Книжный мир, 2020. 384 с.
13. Лежава А. Новые крепостные. Неофеодализм и современное рабство. М.: Рипол Классик, 2021.
384 с.
14. Дугин А. Г. Теория многополярного мира. М.: Евразийское движение, 2013. 532 с.
References
1. Lipset S.M. Political Man: Social Foundations of Politics. Мoscow: Mysl'; 2016. 612 p. (In Russ.)
2. Lipset S.M., Marks G. It Didn^t Happen Here: Why Socialism Failed in the United States. New York and London: W.W. Norton; 2000. 379 p.
3. Shils E. The End of Ideology? Encounter, 5 (November 1955), P. 52-58.
4. Foucault M. TheFoucaultReader. New York: Pantheon Books; 1984. 390 p.
5. Schwarzmantel J. Ideology and Politics. Kharkiv: Gumanitarnyj centr; 2009. 312 p. (In Russ.)
6. Fukuyama F. The End of History and the Last Man. Moscow: АСТ, 2015. 576 p. (In Russ.).
7. Bauman Z. Globalization. Consequences for Individuals and Society. Moscow: Izdatel'stvo «Ves' mir»; 2004. 188 p. (In Russ.)
8. Susskind D. A Future Without Work. Technology, Automation and Should We Be Afraid of Them? Moscow: Individuum; 2021. 352 p. (In Russ.)
9. Markovits D. The Meritocracy Trap: How Americans Foundational Myth Feeds Inequality, Dismantles the Middle Class, and Devours the Elite. New York: Penguin press; 2019. 448 p.
10. Dean D. Communism or Neo-Feudalism? Logos; 2013. (Vol. 29); (1): 85-116. (In Russ.)
11. Kotkin J. The Coming of Neo-Feudalism: a Warning of the Global Middle Class. New York: Encounter Books; 2020. 288 p.
12. Kasatonov V. Y. Post-Capitalism. From Liberal Democracy to Digital Concentration Camp. Moscow: Knizhnyj mir; 2020. 384 p. (In Russ.)
13. Lezhava A. New Serfs. Neo-Feudalism and Modern Slavery. Moscow: Ripol Klassik; 2021. 384 p. (In Russ.)
14. Dugin A.G. The Theory of a Multipolar World. Moscow: Evrazijskoe dvizhenie; 2013. 532 p. (In Russ.)
Информация об авторах
О. О. Антименко - преподаватель кафедры «Связи с общественностью» ДГТУ.
О. В. Дружба - доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой «Связи с общественностью» ДГТУ.
Information about the authors
O. O. Antimenko - Lecturer of the Department of Public Relations of Don State Technical University.
O. V. Druzhba - Dr. Sci. (History), Professor, Head of the Department of Public Relations of Don State Technical
University.
Вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts.
Статья поступила в редакцию 13.11.2023; одобрена после рецензирования 23.11.2023; принята к публикации 24.11.2023.
The article was submitted 13.11.2023; approved after reviewing 23.11.2023; accepted for publication 24.11.2023.
