CC BY
10
УДК 316.75
DOI 10.23672/SAE.2023.55.10.002
Макаров Артем Сергеевич
магистрант,
Кубанский государственный университет makarov_artem_s@mail.ru
Artem S. Makarov
Undergraduate,
Kuban State University
makarov_artem_s@mail.ru
Европейский социум:
социальная проблематика через идеологическое отражение
European society:
social problems through ideological reflection
Аннотация. Статья заостряет внимание на идеологической сфере европейского социума, в которой проблематика социального бытия находит определенное отражение. Констатируется кризис традиционной идеологической триады, компоненты которой -либерализм, социализм и консерватизм, отличались целостностью и завершенностью предлагаемой каждым из них картиной мира. На смену им приходят фрагментарные идеологии, имеющие более мягкую структуру, что вполне отражает текучесть социальных идентичностей. В результате европейскому социуму присуще ослабление рабочего движения при одновременном укреплении позиций экономических и политических элит, приспособившихся к демократическим процедурам и сумевших переориентировать их на обслуживание собственных групповых, а не общественных интересов. Также ослабление влияния традциионных идеологий в целом снижает пассионарность европейцев, пассующих перед мигрантами из мусульманских стран, которые, напротив, сохраняют приверженность традиционным ценностным основам и мировоззренческую целостность.
Ключевые слова: европейский социум, идеология, либерализм, социализм, консерватизм, постмодернизм, фрагментарные идеологии, мировоззренческая целостность.
Annotation. The article focuses on the ideological sphere of the European society, in which the problems of social life are reflected in a certain way. The crisis of the traditional ideological triad is stated, the components of which - liberalism, socialism and conservatism, were distinguished by the integrity and completeness of the picture of the world offered by each of them. They are being replaced by fragmented ideologies that have a softer structure, which fully reflects the fluidity of social identities. As a result, European society is characterized by a weakening of the labor movement, while at the same time strengthening the positions of economic and political elites, who have adapted to democratic procedures and managed to reorient them to serve their own group interests, rather than public interests. Also, the weakening of the influence of traditional ideologies as a whole reduces the passionarity of Europeans who give in to migrants from Muslim countries, who, on the contrary, remain committed to traditional value foundations and worldview integrity.
Keywords: European society, ideology, liberalism, socialism, conservatism, postmodernism, fragmentary ideologies, worldview integrity.
Современная Европа представляет собой имманентно противоречивый феномен. Идея объединенной Европы, актуализированная посредством прежде всего политических механизмов уже вскоре после Второй мировой войны в качестве противовеса экспансии мирового коммунизма, в настоящий момент испытывает немало трудностей. Последние наглядно продемонстрированы фактом, так называемого, брекзита, выхода Великобритании из Европейского Союза в 2020 г. С позиции методологии марксизма дает объяснение внутренней неустойчивости ЕС Борис Кагарлицкий. По его мнению, главным проблемным источником выступает зона единой европейской валюты. «Для поддержания курса евро по отношению к доллару Европейский центральный банк вынужден был систематически душить экономику менее успешных стран, которые просто не могли свести концы с концами при искусственно низкой инфляции. В итоге те, кто и
раньше отставали от лидеров европейской интеграции, были отброшены еще дальше назад безо всяких шансов догнать своих более удачливых партнеров» [1]. То есть, растущее внутреннее расслоение в рамках ЕС никак не способствует воспроизводству его целостности и единства.
Несколько с иного ракурса рассматривает трудности Европы швейцарский политолог и публицист Г. Меттан. Он определяет три основных проблемных направления европейского строительства. Во-первых, выдвижение экономики и права в качестве приоритетных вопросов, при одновременном снижении значимости политики. Подобное пренебрежение вопросами гражданства, нации, народов завело Европу в тупик и в долгосрочной перспективе становится все более опасным. Во-вторых, глубокий геополитический дисбаланс. Крен в сторону Соединенных Штатов, влияние которых как на внешние, так и на
внутренние европейские дела становится все более масштабным и бесцеремонным, в то время как игнорируются вопросы отношений с Россией, Турцией, Индией, Китаем. Кроме того, «структурный дисбаланс усугубляется порочным распределением внутреннего пространства», где все сильнее проявляют себя процессы неравенства стран, доходящие до поляризации. Наконец, в-третьих, Г. Меттан констатирует тенденции де-структуризации европейской системы управления. Европейская конституция «создала дисфункциональные институты, которые накладываются друг на друга, дублируют друг друга, конкурируют друг с другом и взаимопроникают друг в друга [2].
Даже поверхностное рассмотрение всей проблематики европейского социума конечно никак не может быть осуществлено в рамках одной статьи. Здесь мы собираемся коснуться идеологической сферы, в общем и целом отражающей имеющиеся социальные противоречия и проблематику. Естественно, следует принимать в расчет, что духовные процессы тесно связаны с динамикой объективного социального мира. XX в. прошел под знаком господства государства-нации, крупных индустриальных структур, а в социокультурной плоскости позиции модерна казались непоколебимыми, что позволяло провести между ценностями и антиценностями четкие разграничения. Это формировало все условия для мировоззренческой целостности, определяемой, как правило, национальными рамками. Подобная целостность имела идеологическую идентификацию, и прошедшее столетие характеризуется как «век идеологий», в качестве которых выступили три духовно-политические системы - либерализм, социализм и консерватизм, борьба между которыми во многом определила политическую динамику мирового уровня. По выражению британского политического философа Джона Шварцмантеля, речь следует вести о триаде классических или тотальных идеологий, функции которых заключалась не только в объединении и сплочении людей на основе предлагаемых проектов [3], но и некотором уточнении государственно-национальной идентичности, которая нередко являлась пропуском в конкретный геополитический лагерь.
Если в условиях модерна развитие общественных структур было ориентировано на конкретный идеологический проект, то в последние десятилетия текучая реальность (термин З. Баумана) сильно поколебала, а то и разрушила целостное мировосприятие. Современные трудности идеологической триады - предмет обширных дискуссий. Одни мыслители констатируют их окончательный распад (Ж. Лиотар, Н. Буковская), другие считают, что не все для них еще потеряно (Дж. Шварцмантель, В. Цымбурский, А. Дугин), но мало кто отрицает переживаемый триадой кризис. Аморфность, расплывчатость, трудности с адекватным отражением социальных практик характерны и для либерализма, и для социализма, и для консерватизма, однако для каждого из них упомянутая проблематика детерминирована собственным кругом обстоятельств. Прежде чем переходить к их рассмотрению, следует отметить, что современным классическим идеологиям присущ более открытый характер, иными словами,
актуализируется духовно-политическая коммуникация [4].
Рассмотрение идеологической содержательной динамики имеет смысл начать с либерализма, находящегося на сегодняшний день в наиболее выгодном положении в сравнении с другими представителями идеологической триады. Победа этой идеологии в мировой духовно-политической конкуренции, согласно размышлениям А. Дугина, перевела либерализм из идеологии на уровень бытовой практики [5]. Однако стремительность социальной динамики и выход на более масштабный (мировой) уровень либеральных принципов начинает играть против них же. На это указывают многие известные ученые, сторонники классического либерализма, но, вместе с тем, не разделяющие оптимизма по поводу современных перспектив (Ю. Хабермас, Ф. Закария, Н. Больц и др.). Так, против исконно либеральной идеи свободного рынка работает монополизм ТНК, национальный суверенитет подвергается атакам не только со стороны международных структур, но и глобальной гегемонии США, а практически главная либеральная идея свободного индивида при непосредственном участии проекта политкор-ректности доведена до абсурда. По меткому выражению упомянутого А. Дугина эволюция либерального мышления порой приводит к экстремальным случаям, своего рода «постлиберальному гротеску». Речь идет о все более частом замещении реальной действительности миром си-мулякров - принцип равенства возможностей преобразовывается в равенство созерцания возможностей («общество спектакля»), становится все более неопределенной и расплывчатой граница между виртуальным и реальными мирами [6].
Либеральное мировоззрение, как и его соперники, становится содержательно более гибким и открытым. Следует даже признать, что подобные качества как раз выступали сильной стороной либерализма, давая ему некоторые преимущества в конкурентной борьбе. Вызовы, получаемые либерализмом, побуждают его сторонников на поиски определенных содержательных модификаций.
Распространенной политико-философской формой выступает либертарианство, являющее собой сочетание либеральных и анархистских положений (по-другому, анархо-капитализм). Его адепты - писательница А. Рэнд, экономист Ф. Хайек, философ Р. Нозик и др. считают либертарианство версией «истинного либерализма». Например, Р. Нозик уже полвека назад видел в государстве абсолютное зло, возводя в культ индивидуальные права, для охраны которых только и может существовать государственный институт [7]. Такой подход логично вел к абсурдному требованию максимальной общественной дерегуляции, а также легализации наркотиков, гомосексуализма, проституции и т. п. Как видим, многие либертарианские положения вполне вписываются в рамки современной политкорректности.
Несколько иной подход обновленного либерализма был предложен американским
мыслителем Дж. Ролзом на основе сочетания тезисов И. Канта и положений утилитаризма. В своем наиболее известном трактате «Теория справедливости» Дж. Ролз связывает классический либерализм с универсальной моралью. Суть ролзовского подхода сводится к утверждению, что любой нормальный человек, вне зависимости от национальности, образования и социального статуса, в здравом уме отдаст предпочтение именно либеральной форме жизни. И в этом и заключается реализация свободы [8].
Британец Дж. Грэй справедливо указывает на умозрительность подобной концепции, считая ее далеко отстоящей от практики. Видение личности вне культурного контекста сводит ее до наделенной правом «нулевой величины». И такая «нулевая величина» легко превращаема в инструмент, с помощью которого «можно обойти молчанием или скрыть непримиримость культурной идентичности различных групп в Соединенных Штатах последнего времени» [9]. Тем самым Дж. Грэй видит в теории Дж. Ролза отражение американских (а шире глобальных) представлений по вопросу слияния культурного многообразия в единый международный порядок по образцам США.
Современный дискурс располагает также попытками модифицировать либерализм через реализацию культурного плюрализма. Именно такой подход характерен для концепции агонального либерализма И. Берлина и Д. Раца. Исходным тезисом здесь выступает непреодолимость культурного и ценностного плюрализма - существование множества различных видов и способов деятельности, имеющих ценность образов жизни как таковое неустранимо [10]. Отсюда либеральные принципы подвергаются определенной культурной обработке, порождая соответствующие национальные формы. В силу этого, например, американский либерализм неизбежно отличается от либерализма европейского или российского. И однако ценностный плюрализм следует ограничить, так как добро и зло все же заключают общечеловеческий смысл, а не являются присущими отдельным культурам.
Тем самым выходит, что либерализм, одержав победу над конкурентами из идеологической триады, стал испытывать внутренние затруднения, которые во многом являются следствием этой победы. Исследования глобального капитализма (И. Валлерстайн, А. Бузгалин и др.) четко указывают, что международная неолиберальная практика отстоит все дальше от классических либеральных устоев, а, порой, даже ставит их под сомнение. Однако позиции либерализма все еще очень сильны и заметно предпочтительнее, чем у его идеологических соперников. Это происходит не только потому, что либерализм из идеологии приобрел онтологическую укорененность в западном социуме и не только там. Дело в том, что либеральные идеи очень популярны в интеллектуальных сообществах, находящихся под влиянием духа модернизма, фундаментом которого выступает наиболее близкая научной ментальности рациональность. Наконец, еще одним обстоятельством выступает то, что конкурирующие идеологии - левая (социализм) и правая (консерватизм)
сами переживают не лучшие времена, что не позволяет им по-настоящему перейти в наступление.
Долгое время социалистическая (левая) идея, конкурировала с либерализмом за глобальную гегемонию, поскольку имеет одну с ним философскую базу Просвещения, а, стало быть, не лишена претензий на универсализм. В то же время, на наш взгляд, современный либерализм завладел преимуществом над социализмом, что объясняется не только силой первого, сколько слабостями второго.
Нынешняя социальная динамика работает во многом против левых идей. Уже в 1960-е годы мыслители неомарксистской Франкфуртской школы (Г. Маркузе) указывали, что современный им пролетариат интегрировался в капиталистическую систему, практически перестав выступать ее отрицанием [11]. Современный британский политолог Дж. Шварцмантель справедливо констатирует, что марксизм недооценил возможности капитализма к адаптации, явно поспешив с предсказанием его гибели. Сильная сторона капиталистической формации заключается в ее «рационализаторстве» способности манипуляции неизменными человеческими инстинктами, изобретая все новые и новые формы товаров, формировать общество потребления, а также нейтрализовать протестные движения, попросту делая их частью парламентаризма [12].
Усиление постиндустриальных тенденций объективно меняет характер взаимодействий труда и капитала в пользу второго. Как пишет З. Бауман, современный капитал приобрел куда большую мобильность, тогда как труд «остается таким же неподвижным, каким он был в прошлом, но место, к которому однажды, как ожидалось, он будет привязан раз и навсегда, потеряло свою былую надежность» [13]. Распространение постфор-дистских принципов минимизирует ограничения к свободным перемещениям капиталов, ослабляя жесткость и усиливая гибкость. В итоге, как правило, это ведет к ухудшениям рабочих условий, снижениям зарплат и пособий, свертыванию социальных гарантий, в том числе касающихся сохранений трудовых [14].
Разрушению классовой идентичности и соответственно классовой солидарности способствует технологический прогресс, который привел к переструктуризации трудового процесса, в связи с чем многие рабочие места стали излишними, тем самым усилив информационную безработицу. С другой стороны рабочие места сокращаются в силу разрастания сферы услуг (третичный сектор). Наконец, немаловажным фактором ослабления классовой солидарности выступают процессы трудовой миграции, которые в настоящий момент принимают грандиозные масштабы меняя сущность связанных с этим проблем [15]. Если обратить внимание чисто на аспект рынка труда, не говоря уже о культурной составляющей, то объективно в результате миграций происходит сокращение спроса рабочей силы, при одновременном росте ее предложении. В силу этого считаем оправданным тезис британского социолога К. Крауча по поводу динамики пролетариата
последнего столетия: если поначалу пролетариат казался классом будущего, то к концу века он превратился в класс проигравших, описав за столетие параболу [16].
Нельзя не сказать о социокультурной составляющей ослабления классового сознания, а именно о потребительской культуре, по сути знаковом постмодернистском феномене. Навязываемый постмодерном принцип индивидуального выбора, ориентирует большинство на реализацию данного принципа именно в потреблении. Общество потребления фактически редуцирует классовую дифференциацию к различиям жизненных стилей. В то же время унификация потребительских соблазнов и стремлений скорее заставляет материально бедных сильнее ощущать личную социальную несостоятельность, чем решает их проблемы. В. Радаев справедливо подчеркивает, что различия в потребительских стилях есть отражение той же самой классовой иерархии. Жизненные стили представляют собой символическое выражение конкретных классовых позиций, отражая престиж «Они используются не только как средство достижения общности, но и как инструмент социального дистанцирования от других классов и их субординации» [17]. По мысли Дж. Шварц-мантеля, кризис социалистической идеи имеет и субъективную сторону, поскольку значимость приобретают идентичности, не связанные с классом, в то время как еще не столь давно прочные классовые идентичности разрушаются [18].
Многие сегменты левой идеи обнаруживают очевидный правый крен. Как пишет Е. Самарская, в начале XX в. была отброшена частью марксистов идея революции и приняты правила буржуазной игры в демократию, а вот в конце прошлого века левые приняли также рыночную рациональность [19]. Многие известные сторонники левых сил стремятся к компромиссу и адаптации к неолиберальным условиям, уже не бросая им вызов, но принимая их как данность и только стараясь внести в них больше социальных ориентиров [20]. Именно это составляет сущность проекта «третьего пути», который теоретически разрабатывал современный классик британской социологии Э. Гидденс, а правительства Т. Блэра, Г. Шредера стремились к его практической реализации. Данный вариант тем не менее не представляет собой равнозначного компромисса между неолиберализмом и социал-демократией, обнаруживая очевидный крен в пользу первого. Например, в работе Э. Гидденса «За пределами левого и правого» констатируется окончательное поражение левой идеи, что снимает проблему системных преобразований, вместо которых предлагается «демократизация демократии в рамках либерального государства» [21]. В идеологическом документе «Третий путь - новая середина», подготовленном к XXI конгрессу Социалистического Интернационала, декларировалась смена внутреннего принципа социал-демократической идеологии. Вместо равенства доходов предлагался принцип равенства шансов, что давало обоснование сокращению социальных расходов - следует поощрять людей к труду, решительно отсекая стремления жить за государственный счет. Ставка «третьего пути» делается на повышение
качества человеческого капитала, за счет развитой системы образования, здравоохранения и т.д. Э. Гидденсом предлагается понижение налогов, связанных с перераспределением доходов, при одновременном распределении возможностей таким образом, чтобы потенциал, которым располагают даже самые бедные люди, предоставил им все возможности для активной деятельности в обществе [22].
На основании подобного анализа, Е. Самарская констатирует, что современная социал-демократия мало отличается от неолиберализма, сильно сблизившись с ним в плане содержательных интерпретаций категорий свободы и равенства [23]. Это подтверждается совпадением по многим пунктам партийных программ британских лейбористов и консерваторов.
Справедливости ради следует отметить, что компромиссный, а фактически капитулянтский третий путь признается не всеми левыми организациями. Так, в Германии часть бывших активистов СДПГ отделились и образовали новую партийную организацию «Альтернатива избирателей: труд и социальная справедливость», стремящуюся к более последовательному отстаиванию социалистических принципов, а также интересов большинства. Новая левая партия решительно выступает против свертывания социальных программ и сокращения расходов на перераспределение, требует поднять налоги на богатых, отрицает экономическую приватизацию и сокращения прав профсоюзов. И однако общая стратегия данной партии сугубо оборонительная, и сводима лишь к стремлению сохранить то, что есть [24].
В то же время социальные издержки неолиберального глобального капитализма закономерно актуализируют социалистическую альтернативу того же масштаба. Ее разрабатывают ряд известных теоретиков, близких неомарксистской школе мир-системного анализа С. Амин, Дж. Арриги, Б. Кагарлицкий, а также А. Бузгалин, Н. Хомский и др. Популярным вариантом глобального социализма выступает феномен альтерглобализма, в кл ючающий
1) массовые протестные акции;
2) бытовую «повседневную» практику альтерг-лобалистских организаций;
3) социальные форумы [25].
Акции протеста проводятся с 1999 г., как правило, ориентируясь на время и место проведения гло-балистских акций - саммиты МВФ, ВТО, Давос-ский форум и др. Всемирные социальные форумы (ВСФ) пользуются широкой популярностью у альтерглобалистов. Наиболее известными такого рода мероприятиями являлись форум в бразильском Порту-Алегри 2001, 2002, 2003 гг., а также в индийском Мумбае в 2004 г. Принятая на ВСФ 2002 г. в Порту-Алегри Хартия общественных движений объявила неолиберализм и войну в качестве объектов борьбы, а идеальными целями заявляются социальная справедливость, мир и демократию.
Теоретик альтерглобализма А. Бузгалин видит в нем своего рода гегелевский «антитезис» глобализации, оптимистично рассматривая его перспективы [26]. Тем не менее развитие ситуации в 2010-2020 гг. скорее говорит о том, что альтерг-лобализм является весьма рыхлым движением, и представляет пока для глобального капитализма лишь ситуационную, но отнюдь не системную проблему. И все же при всех несомненных трудностях для левой идеи, ее положение отнюдь не безнадежно, поскольку имеет опору в социальной онтологии. Так, эксперт по современным идеологиям Дж. Шварцмантель уверен, что марксизм с его критикой капитализма для современного общества как никогда уместен [27]. Популярная точка зрения о размывании собственно классовой структуры в современном обществе (М. Уотерс, Я. Пакульски и др.) наталкивается на жесткую оппозицию не менее распространенного тезиса о стабильности и живучести классовых отношений (О. Шкаратан, Д. Голдторп, О. Куценко, В. Ильин, М. Кивинен и др.). Например, М. Кивинен считает, что «объяснения требует не столько влияние на классы социальных изменений, а удивительная устойчивость классовой структуры в условиях быстрых изменений [28].
Можно полагать, что в нынешних условиях классовая идентичность не может быть ликвидирована окончательно, но лишь несколько оттеснена на второй план под влиянием усилий информационных средств, яростно стремящихся заменить в повестке дня социально-экономические проблемы культурными. Это во многом дает значительные плоды - в последние десятилетия нар-ратив «защиты прав меньшинств», имеющий политико-правовое подкрепление, действительно сыграл важную роль в дроблении традиционных идентичностей, в том числе классовой. Однако часто актуализируемая классовая идентичность легко реанимируется, проявляясь в конкретных политических практиках, типа забастовок, демонстраций.
Консервативная идея в отличие от либерализма и социализма не связанна органично с философской парадигмой Просвещения, представляя больше реакцию на нее. Если придерживаться ценностной интерпретации консерватизма, то это идеология не столько ратует за сохранение сложившегося порядка, сколько выступает за незыблемость культурно-традиционного ядра, определяющего мировоззрение и общественные процессы [29]. Но подобная ставка консерватизма на «конкретном» фактически обрезает для него гло-бализационную перспективу, в рамках которой соперничают либеральная и социалистическая идеологии, отнюдь не чуждые мировым амбициям.
В результате Второй мировой войны, а затем последовавших ликвидаций последних европейских режимов, делающих ставку именно на консерватизм (А. Салазара в Португалии и Ф. Франко в Испании), казалось, что консерваторы утратили большую часть своих позиций. Тем не менее живучесть консерватизма заключается в его ставке на национальные чувства, что усиливает его потенциал не в глобальных, а именно в
национальных масштабах, поскольку имеет здесь почвенническую привязку. Однако консервативная идея тоже отнюдь не избегает сложностей в связи с глобализацией, как и ее конкуренты. По сути уже модерн с его универсализмом и преодолением культурно-национальных различий посредством идеалов равенства и свободы представлял серьезный вызов консерватизму, тяготеющему к национальной замкнутости. Философ Дж. Грэй указывает, что экономический либерализм губителен для традиционных устоев и исторически сложившихся сообществ. Возведенный в культ потребительский выбор работает на обесценивание прочности сложившихся отношений в таких сообществах, усиливает социальную ато-мизацию - мнение индивида подменяет общественное согласие», а неформальный общественный контроль разрушается [30].
По мысли Дж. Шварцмантеля, следует усматривать три варианта динамики консерватизма. Первый является фактически самоликвидацией консервативной идеи, означая максимальное приспособление к объективно сложившейся обстановке. Последняя предполагает непоколебимость глобальных рынков, индивидуализм, политическую демократию и размывание национально-государственных границ и соотвествую-щих идентичностей. Именно такой подход содержался у авторов «Консервативного манифеста 1979» (Г. Шуман, И. Гилмор, Р. Скрутон, Г.Каль-тенбруннер), декларирующих неоконсерватизм, забвение «устаревших» традиционных институтов и практик, а, проще говоря, капитулирующих перед свободным рынком. Такого рода консерватизм реализовался в политической деятельности Р. Рейгана, а также М. Тэтчер, известных своими неолиберальными преобразованиями. В связи с этим Дж. Шварцмантель, а также Дж. Грей ставят вопрос - правомерно ли классифицировать именно как консерватизм подобные проекты? [31]
Что касается второго варианта динамики консерватизма, то здесь речь идет о правом радикализме, замешанном на популизме и ксенофобии. Подобная идеология активно апеллирует к массовым эмоциям и чувствам, увязывая политиков с массами посредством этнонационализма и эксплуатации страхов перед «чужими» [32]. Третий вариант консервативной идеологической перспективы Дж. Шварцмантелем трактуется больше в духе политической тенденции, чем полновесного проекта. Здесь имеется в виду использование отдельных консервативных идеологем и принципов некоторыми американскими политиками, что с одной стороны содействует адаптации к выборной демократии правящих элит, а с другой легитимизирует агрессивность американской внешней политики. Неомарксистский исследователь Д. Харви констатирует существование уже с 1970-х годов специфической коалиции, составившей базу неоконсервативного политического движения, идейным фундаментом которого выступил синтез экономических принципов неолиберализма и ценностей культурного национализма, в том числе крепкой традиционной семьи, моральной справедливости, а также евангелистического протестантизма [33].
Современный консерватизм зачастую не лишен внутренней эклектики, чему наверняка способствуют усиливающиеся тенденции «турбулентности» (Д. Розенау), «текучего общества» (З. Бауман), «индивидуализации» (У. Бек). Постмодернизм с его упором на индивидуальное самовыражение работает против главной категории консервативного мировоззрения - органичного общественного единства. Объявляющие себя в качестве неоконсервативных течения обычно довольно противоречивы, представляя своего рода идеологический гибрид, образованный прежде всего за счет объективных трансформаций.
Упомянутый британский мыслитель Дж. Грэй разрабатывает плюралистический подход к современным политическим течениям, носящий отчетливый консервативный уклон. Будучи противником либеральной универсальности, он рассуждает в духе принципа «права народа вместо прав человека» К. Шмитта. Современная действительность, по мысли Дж. Грея, демонстрирует мощь культурных идентичностей, что заставляет признавать в качестве политических субъектов не абстрактных индивидов, но сообщества [34]. Либерализм всего только специфическая форма, продукт западной социокультурной среды. Тем самым современный гармоничный мировой порядок должен предполагать основой баланс интересов между сообществами, которые по своей внутренней структуре могут являться как либеральными, так и совершенно иными.
Дж. Грэй полагает, что в условиях современности проект консервативного традиционализма может быть только радикальным [35]. Данный феномен фундаментального консерватизма давно является предметом исследовательского интереса отечественного мыслителя А. Дугина. Сущность такого консерватизма предполагает отвержение фундаментального вектора исторического развития, своего рода оппонирование времени [36]. В XX в. это направление разрабатывали француз Р. Генон, итальянец Ю. Эвола, а среди современных их последователей следует упомянуть А. де Бенуа, А. Дугина, Г. Джемаля. Нельзя не отметить, что незыблемость культурной традиции наиболее последовательно отстаивается именно фундаментальным консерватизмом. После падения монархического традиционного порядка подобная форма консерватизма считалась окончательно отошедшей в прошлое, а модерн, по идее, лишает такой консерватизм какой бы то ни было социальной опоры. Однако консервативный традиционализм развивается, причем не только в рамках теоретических разработок. Его активно реализуют на практике причем как на формальном, так и на неформальном уровне. Например, исламский фундаментализм, воплощается в официальной организации (ХАМАС), а также неформальном ИГИЛе. Но такого рода консерватизм приходится явно не ко двору современным европейцам, не склонных к принятию в качестве жизненного руководства иррациональной концепции, апеллирующей к эмоциям и чувствам и побуждающей к борьбе. Но не кроется ли здесь причина тезиса, выдвинутого политологом В. Соловьем? Он констатирует, что в цивилизационном противостоянии, которое проходит в Европейских странах, все преимущества на стороне мусульманских иммигрантов, так как они сейчас «демонстрируют нескрываемую и агрессивную волю к
власти, в то время как европейцы потеряли не только волю к власти, но даже волю к борьбе» [37].
В рамках кризиса традиционных (классических) идеологий расширяется сфера постмодернистского социокультурного типа, что выражается в распространении так называемых фрагментарных или молекулярных по выражению Дж. Шварц-мантеля идеологий. В целом это работает на групповую дифференциацию и размывание традиционных идентичностей, сложившихся в период модерна. Однако такого рода идейные течения имеют собственную уязвимость - они лишены полноценной социально-политической базы, так как не предлагают полной и завершенной картины мира. Мировоззренческие формы, имеющие жесткий и завершенный вид в рамках традиционных идеологий, в молекулярных идеологиях (экологизм, феминизм, идеологии социальных меньшинств) являются куда более смягченными. Причем нередко образующиеся структуры политической активности объединяют приверженцев весьма разных политических позиций, формируя из них «более свободную структуру, не свойственную традиционному стилю идеологической политики» [38]. Подобная плюралистичность сопровождается размыванием идейного единения, что создает возможности привлекать больше участников, но в то же время делает такие структуры более рыхлыми и временными.
Итак, какие же вкратце выводы можно сделать из этого анализа идеологической сферы современной Европы? Собственные заключения мы будем формировать как дополнения к тезисам Г. Мет-тана, перечисленным в начале статьи. Во-первых, кризис левой идеи, которая представляет наиболее сильную альтернативу неолиберальному капитализму, отражается закономерным и тогом ослабления рабочего движения, что имеет к ак онтологическую (постиндустриализм), так и а кси ол о гическую (смена ценностных приоритетов и вытеснение классовой проблематики проблематикой прав меньшинств) основы. В результате укрепляются позиции экономических и политических элит, вполне приспособившихся к демократическому механизму. Неслучайно, внутриполитический порядок в европейских странах характеризуется как «постдемократия» (К. Крауч).
Во-вторых, ослабление влияния традциионных идеологий, которые предполагали идейную целостность, способствующую определенной твердости в политических действиях и решениях, ведет к фрагментации и эклектичности духовной сферы, а определенные течения меньшинств (вроде ЛГБТ), которые активизировались в результате дополнительной легитимации посредством толерантности и политкорректности, ставят под вопрос не только идеологическую, но и морально-религиозную целостность. Это ведет к снижению пассионарности европейцев, их пассивной реакции на усиление мигрантской проблемы, в то время как большая пассионарность мигрантов (главным образом представителей мусульманского мира) во многом обусловлена сохранением ими мировоззренческой целостности, имеющей традиционную ценностную основу.
Литература:
1. Кагарлицкий Б.Ю. Между классом и дискурсом. Левые интеллектуалы на страже капитализма. М. : Изд. дом Высшей школы экономики, 2017. 280 с.
2. Меттан Г. Растерянный континент. В защиту демократии и независимости Европы. М. : Изд-во АСТ, 2022. 320 с.
3. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. 312 с.
4. Буковская Н.В. Метаморфозы политико-идеологического дискурса: интеграция ценностей / Н.В. Буковская // Политическая теория, язык и идеология. М., 2008. С. 295-312.
5. Дугин А.Г. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века. СПб. : Амфора, 2009. 351 с.
6. Дугин А.Г. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века. СПб. : Амфора, 2009. С. 43-44.
7. Nozick R. Anarchy state and utopia. New-York, 1974. 322 p.
8. Кашников Б.П. Либеральные теории справедливости и политическая практика России. Н. Новгород : НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2004. 260 с.
9. Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М. : Праксис, 2003. 368 с.
10. Raz J. Ethics in the Public Domain: Essays in the Morality of Law and Politics. Oxford, 2002. 390 p.
11. Маркузе Г. Одномерный человек / Г. Маркузе // Эрос и цивилизация. М., 2002. 526 с.
12. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. С. 140.
13. Бауман З. Текучая современность. СПб. : Питер, 2008. 240 с.
14. Арин О.А. Мир без России. М. : Эксмо Алгоритм, 2002. 480 с.
15. Галкин А.А. Старые и новые лики национальной проблемы / А.А. Галкин // Полития. 2005. № 1. С. 64-84.
16. Крауч К. Постдемократия. М. : Изд. дом Гос. ун-та - Высшей школы экономики, 2010. 192 с.
17. Радаев В.В. Социология потребления: основные подходы / В.В. Радаев // Социологические исследования. 2005. № 1. С. 5-18.
18. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. С. 150-151.
19. Самарская Е.А. Подъем и упадок индустриального социализма. М. : ИФ. РАН, 2007. 253 с.
Literature:
1. Kagarlitsky B.Yu. Between class and discourse. Left intellectuals on the guard of capitalism. M. : Publishing House of the Higher School of Economics, 2017. 280 p.
2. Mettan G. The Lost Continent. In defense of democracy and independence of Europe. M. : AST Publishing House, 2022. 320 p.
3. Schwartzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv : Humanitarian Center, 2009. 312 p.
4. Bukovskaya N. V. Metamorphoses of political and ideological discourse: integration of values / N.V. Bukovskaya // Political theory, language and ideology. M., 2008. P. 295-312.
5. Dugin A.G. The fourth political theory. Russia and political ideas of the XXI century. SPb. : Amphora, 2009. 351 p.
6. Dugin A.G. The fourth political theory. Russia and political ideas of the XXI century. SPb. : Amphora, 2009. P. 43-44.
7. Nozick R. Anarchy state and utopia. New-York, 1974. 322 p.
8. Kashnikov B.P. Liberal theories of justice and political practice of Russia. N. Novgorod : NovSU im. Yaroslav the Wise, 2004. 260 p.
9. Gray J. Commemoration of the Enlightenment: Politics and culture at the sunset of modernity. M. : Praxis, 2003. 368 p.
10. Raz J. Ethics in the Public Domain: Essays in the Morality of Law and Politics. Oxford, 2002. 390 p.
11. Marcuse G. One dimensional man / G. Marcuse // Eros and civilization. M., 2002. 526 p.
12. Schwartzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv : Humanitarian Center, 2009. P. 140.
13. Bauman Z. Fluid modernity. SPb. : Peter, 2008. 240 p.
14. Arin O.A. The World without Russia. M. : Eksmo Algorithm, 2002. 480 p.
15. Galkin A.A. Old and new faces of the national problem / A.A. Galkin // Polity. 2005. № 1. P. 64-84.
16. Crouch K. Postdemocracy. M. : Publishing House of the State University - Higher School of Economics, 2010. 192 p.
17. Radaev V.V. Sociology of consumption: basic approaches / V.V. Radaev // Sociological research. 2005. № 1. P. 5-18.
18. Schwarzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv : Humanitarian Center, 2009. P. 150-151.
19. Samarskaya E.A. Rise and decline of industrial socialism. M. : IF. RAS, 2007. 253 p.
20. В поисках альтернативы: Судьба левой идеи в изменившемся мире / А.А. Галкин [и др.] // Поли-тия. 2006. № 1. С. 104-130.
21. Кагарлицкий Б.Ю. Идеология и глобализация иЯ1- : http://www.novsu.ru/npe/files/um/1412/bg/shel 1/агИ^а^айу (дата обращения 16.02.2022)
22. Самарская Е.А. Подъем и упадок индустриального социализма. М. : ИФ. РАН, 2007. 253 с.
23. Там же. С. 228.
24. В поисках альтернативы: Судьба левой идеи в изменившемся мире / А.А. Галкин [и др.] // Поли-тия. 2006. № 1. С. 112.
25. Глобализация сопротивления: борьба в мире / Отв. ред. С. Амин и Ф. Утар; Пер. с англ.; Под ред. и с предисл. А.В. Бузгалина. М. : УРСС, 2004. 304 с.
26. Глобализация сопротивления: борьба в мире / Отв. ред. С. Амин и Ф. Утар; Пер. с англ.; Под ред. и с предисл. А.В. Бузгалина. М. : УРСС, 2004. С. 36.
27. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. С. 135.
28. Кивинен М. Прогресс и хаос: социологический анализ прошлого и будущего России. СПб., 2002. 272 с.
29. Тамбиянц Ю.Г. Почему побеждает либерализм: осмысление механизмов взаимодействия идеологии и социальной иерархии. Ростов-н/Д. : АПСН СКНЦ ВШ, 2006. 395 с.
30. Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М. : Праксис, 2003. С.193-195.
31. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. 126 с.; Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М. : Праксис, 2003. С. 178.
32. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. С. 127.
33. Харви Д. Неолиберализм и реставрация классовой власти. URL : http://www.journal.prognosis. ru/a/2006/08/10/89.html (дата обращения 30.09. 2022).
34. Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М. : Праксис, 2003. С. 243.
35. Там же. С. 207.
36. Дугин А.Г. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века. СПб. : Амфора, 2009. 351 с.
37. Соловей В.Д. Кровь и почва русской истории М. : Русскш миръ, 2008. URL : https://www.rulit.me/
20. In search of an alternative: The fate of the left idea in a changed world / A.A. Galkin [et al.] // Politiya. 2006. № 1. P. 104-130.
21. Kagarlitsky B.Yu. Ideology and globalization. URL : http://www.novsu.ru/npe/files/um/1412/bg/she ll/arh/stat/staty (date of application 16.02.2022).
22. Samarskaya E.A. The rise and decline of industrial socialism. M. : IF. RAS, 2007. 253 p.
23. Ibid. P. 228.
24. In search of an alternative: The fate of the left idea in a changed world /A.A. Galkin [et al.] // Politiya. 2006. № 1. P. 112.
25. Globalization of resistance: struggle in the world / Ed. by S. Amin and F. Utar: translated from English; ed. and with a preface by A.V. Buzgalin. M. : URSS, 2004. 304 p.
26. Globalization of resistance: struggle in the world / Ed. by S. Amin and F. Utar: translated from English; ed. and with a preface by A.V. Buzgalin. M. : URSS, 2004. P. 36.
27. Schwarzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv : Humanitarian Center, 2009. P. 135.
28. Kivinen M. Progress and Chaos: a sociological analysis of Russia's Past and Future. SPb., 2002. 272 p.
29. Tambiyants Yu.G. Why liberalism wins: understanding the mechanisms of interaction between ideology and social hierarchy. Rostov-on/D. : APSN SCSC HSE, 2006. 395 p.
30. Gray J. Commemoration of the Enlightenment: Politics and Culture at the Sunset of Modernity. M. : Praxis, 2003. P. 193-195.
31. Schwartzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv: Humanitarian Center, 2009. 126 p.; Gray J. Commemoration of the Enlightenment: Politics and Culture at the sunset of Modernity. M. : Praxis, 2003. P. 178.
32. Schwartzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv : Humanitarian Center, 2009. P. 127.
33. Harvey D. Neoliberalism and the restoration of class power. URL : http://www.journal.prognosis.ru/ a/2006/08/10/89.html (date of the application 30.09.2022).
34. Gray J. Commemoration of the Enlightenment: Politics and culture at the sunset of modernity. M. : Praxis, 2003. P. 243.
35. Ibid. P. 207.
36. Dugin A.G. The Fourth Political theory. Russia and political ideas of the XXI century. SPb. : Amphora, 2009. 351 p.
37. Solovey V.D. Blood and soil of Russian history. M. : Russkiy Mir, 2008. URL : https://www.rulit.me/
books/krov-i-pochva-russkoj-istorii-read-217837-191 .html#section_3
38. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков : Гуманитарный центр, 2009. С. 256.
books/krov-i-pochva-russkoj-istorii-read-217837-19 1 .html#section_3
38. Schwartzmantel J. Ideology and politics. Kharkiv : Humanitarian Center, 2009. P. 256.
