CC BY
21
35. Как показало проведенное исследование на материале древнерусского языка, высокая доля выражения семантики перфектности наблюдается у глаголов действия и отношения. (ТерентьеваЕ.В. Семантика перфектности ... С. 16).
36. Петрухина Е.В. Семантические доминанты русской языковой картины мира: представление динамических явлений // Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность/вариативность. СПб., 2003. С. 37-53.
37. Гловинская М.Я. Многозначность и синонимия в видо-временной системе русского глагола. М., 2001.
38. Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики: На материале русского языка. М., 2002.
39. Значения глаголов в современном русском языке приводятся по: Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 10. М.; Л., 1960. Стб. 799.
Волгоградский государственный университет 25 октября 2005 г.
© 2006 г. Г.А. Хайрутдинова
К ВОПРОСУ ОБ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ФУНКЦИЯХ ГРАММАТИЧЕСКОГО РОДА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ
Проблема выразительных возможностей грамматического рода существительных, ввиду сложности, противоречивости самой природы данной морфологической категории, на протяжении многих десятилетий сохраняет статус одного из актуальных объектов исследований в области морфологии и стилистики. Различным сторонам этой проблемы посвящены труды В.В. Виноградова, А.Н. Гвоздева, Я.И. Гина, А.И. Ефимова, И.А. Ионовой, В.П. Ковалева, А.А. Потебни, О.Г. Ревзиной, Е.Н. Ремчуковой, Л.В. Щербы, Р.О. Якобсона и др.
На современном этапе развития лингвистики, все более активно осваивающей смежные, междисциплинарные научные сферы, усилился интерес ученых к эстетическому потенциалу грамматического рода. С этой точки зрения перспективным является изучение эстетических функций грамматического рода субстантивов в составе фигур речи.
Прежде чем обратиться к изложению результатов нашего исследования, необходимо уточнить, что мы считаем главным в трактовке понятия «эстетические функции языковых единиц». С нашей точки зрения, эстетическими функциями обладают те языковые единицы, которые способны оказывать эстетическое воздействие на человека как адресат речи. Сущность эстетических функций языковых средств состоит в том, что их использование в речи (тексте) вызывает в человеке чувства, ощущения, образы, связанные с представлениями об эстетическом идеале, детерминирует если и не всегда чувство удовольствия, то, по крайней мере, чувство некоей одухотворенности. Это обусловлено и свойствами самих языковых элементов, и характером их употребления, а именно новизной, образностью, пластичностью, способностью адекватно воплощать творческие интенции говорящего или пишущего. Эстетические функции языковых единиц связаны с непосредст-
венным их участием в отражении общих для всех объектов действительности эстетических категорий - прекрасного, возвышенного, трагического, комического; в формировании художественного образа как категории эстетики, характеризующей особый, присущий только искусству способ освоения и преобразования действительности; в воплощении эстетики литературного направления, к которому тяготеет литературное произведение, его жанрового своеобразия, идейной основы, композиции, идиостиля писателя [1, с. 17-19].
Фигуры речи принято считать не только важнейшим средством создания образной речи, но и традиционным приемом композиции художественного произведения [2, с. 132]. Результаты проведенного нами исследования свидетельствуют о том, что эстетический потенциал грамматического рода существительных реализуется при использовании их в составе следующих фигур речи (при широком понимании данного термина).
1. Выявление эстетических ресурсов рода существительных прежде всего связано с их метафорическим употреблением. В лингвистической литературе отсутствует единое таксономическое определение метафоры: она характеризуется в качестве тропа (М.П. Котюрова, Д.Э. Розенталь, Ю.М. Скребнев, М.А. Теленкова, Т.Г. Хазагеров, Л. С. Ширина), фигуры замещения (Ю.М. Скребнев), метасемемы в составе метабол, или риторических фигур (льежские ученые во главе с Ж. Дюбуа). В качестве важнейших свойств метафоры отмечаются: непосредственная связь с синтагматической осью языка (В.Н. Топоров), органичность поэтическому типу мышления (В.Н. Топоров, Н.Д. Арутюнова), семантическая двуплановость (Н.Д. Арутюнова, Н.А. Кожевникова и др.), креативность с точки зрения механизмов речепорождения и смыслообразования (Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, льежские ученые), ориентированность на позицию предиката (Н.Д. Арутюнова).
Обратимся к метафорическому использованию неодушевленных существительных, не обладающих в системе языка денотативным (номинативным) компонентом значения рода . Маскулинизация или феминизация неодушевленных существительных во многом обеспечивается за счет средств художественного контекста, т.е. использования:
- существительных, имеющих в семантической структуре грамматического рода денотативный компонент значения рода (в этом плане наиболее показательны термины родства, межличностных, семейных отношений): Ты опять со мной, подруга осень... (И. Анненский);
- собственных имен: Что, дремучий лес, / Призадумался, / Грустью темною / Затуманился? / Что, Бова-силач / Заколдованный, / С непокрытою /Головой в бою / Ты стоишь - поник... (А.Кольцов);
* В данной статье анализируются лишь те грамматические метафоры, которые обнаруживают подобие существительных, представляющих собой прямую и косвенную (метафорическую) номинацию, по категории рода.
- слов, характеризующих внешний облик лица мужского или женского пола, среди которых заметную роль играют соматизмы: Зеленая прическа, / Девическая грудь, / О тонкая березка, / Что загляделась в пруд? (С. Есенин); названия одежды, деталей туалета: В почтенной кичке, в шушуне / Москва премилая старушка. (А. Пушкин);
- признаковых лексем - чаще всего глаголов, отражающих чисто человеческие отношения или называющих действия (состояния), характерные для человека: Мать, мольбу мою услышь, / Осчастливь последним браком! / Ты венчаешь с ветром тишь, / Луг с росой, зарю со мраком. (В. Брюсов);
- обозначений орудий производства, каких-либо иных слов, отражающих традиционно сложившееся у данного народа разделение «мужского» и «женского» труда: У окна, опоздавши к спектаклю, / Вяжет вьюга из хлопьев чулок. (Б. Пастернак);
- элементов метаязыка лингвистики (как правило, названий родовых раммем): Москва женского рода, Петербург мужского. <...> Москва -старая домоседка ... Петербург - разбитной малый, никогда не сидит дома, всегда одет и, охорашиваясь перед Европой, раскланивается с заморским людом. (Н. Гоголь);
- средств графики: Много лет провели вместе Смычок и Скрипка, и все любовались ими. - Чудесная пара! - гудел Контрабас. - И живут-то как! - добавлял Рояль. - Дружно, сыгранно. (Ф. Кривин).
Одной из разновидностей метафоры считается аллегория [3, с. 123, 126]. Примеры аллегорий, в которых актуализируется квазиденотативный компонент грамматического рода существительных, широко представлены в русской классической поэзии: Приди, о лень! Приди в мою пустыню. / Тебя зовут прохлада и покой; В одной тебе я зрю свою богиню; / Готово все для гостьи молодой. (А. Пушкин).
2. Эстетический потенциал грамматического рода проявляется в составе метонимии, которая в рамках различных теоретических концепций рассматривается по-разному: в качестве тропа (М.П. Котюрова, Д.Э. Розенталь, Ю.М. Скребнев, Т.Г. Хазагеров), фигуры замещения (Ю.М. Скребнев), метаболы (ученые Льежского университета). Например, окказиональное существительное нимф в романе И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» при обозначении владельцев частного предприятия образовано в результате метонимического переноса: существительное женского рода «Нимфа» (название частного предприятия) ^ субстантив мужского рода нимф (владелец). Комический эффект при использовании данного существительного обусловлен тем, что слова типа нимфа, фея, русалка характеризуются лакунарностью с точки зрения коррелятивности по полу и роду. Более того, в силу своей лингвокультурологической специфики данные лексемы и не могут иметь родовых коррелятов.
Реализация эстетических функций грамматического рода может быть связана с синекдохой, представляющей собой разновидность метонимии [3, с. 124; 4, с. 267; 5, с. 433; 6, с. 461]. Г. Державин, воспевая ратный подвиг
русских войск, взявших штурмом в 1790-м году сильно укрепленную турецкую крепость Измаил, применяет сложную, гибридную фигуру, механизм формирования которой связан в том числе с переносным употреблением лексем орел и луна. Образный характер использования этих языковых единиц состоит в том, что название части предмета выступает для обозначения целого, ср.: орел - российский герб с изображением орла, луна - турецкий герб, на котором изображена луна. Очевидно, что осуществлению авторской интенции в немалой степени способствует актуализация конно-тативного компонента родовой семантики данных лексем (существительное мужского рода орел, благодаря специфике своего лексического и грамматического значения, а также использованию в соответствующем контексте, ассоциируется с такими семантическими признаками, как 'мужественный', 'сильный', тогда как у существительного женского рода луна в данном случае актуализируется коннотативный признак 'слабый'): О росс! Твоя лишь добродетель / Таких великих дел содетель; / Лишь твой орел луну затмил. (Г. Державин).
В значительной части случаев перифраза также может быть интерпретирована как фигура, примыкающая к метонимии [3, с. 124-125]. Проявлению эстетических ресурсов языковых элементов способствует тот факт, что существительные, используемые в качестве прямого и косвенного наименования одного и того же лица, в большинстве случаев совпадают по признаку рода и пола. Грамматическое подобие существительных способствует большей естественности, органичности образного представления, возникающего благодаря использованию перифрастического оборота, так как процессы членения объективного мира предметов, осмысления тех или иных связей и отношений между ними в определенной степени обусловливаются системно-структурными свойствами языка, в том числе и особенностями его грамматической организации. Вот лишь небольшая выборка пушкинских перифраз: радости певец, мечтатель юный - К.Н. Батюшков; царица муз и красоты - З.А. Волконская; лицейской жизни милый брат - В.К. Кюхельбекер.
Случаи замены собственного имени описательным оборотом, включающим другое собственное имя (например, творец Макбета вместо собственного имени Шекспир) трактуются не вполне однозначно. Они рассматриваются в качестве перифразы, примыкающей к метонимии [3, с. 124125]; антономазии, являющейся разновидностью перифразы [4, с. 208]; перифразы [5, с. 308]. В значительной части случаев при использовании описательных оборотов данной разновидности также наблюдается совпадение существительных, представляющих собой прямую и косвенную номинацию, по грамматическому роду, что усиливает выразительность образного плана произведения. Об этом наглядно свидетельствуют примеры из пушкинских произведений: мудрец, кем Сиракуз спасался - Архимед; певец Людмилы - В.А. Жуковский; Минерва росская - Екатерина I; всей России притеснитель - А.А. Аракчеев; провозвестница Тавриды - Ифигения.
3. Выявлению эстетического потенциала грамматического рода способствует иронический подтекст. Ирония в лингвистической литературе трактуется как фигура замещения (Ю.М. Скребнев), фигура мысли (Т.Г. Хазагеров), троп (Д.Э. Розенталь, Т.Г. Хазагеров), метабола (льеж-ские ученые). Основными ресурсами создания иронии традиционно считаются лексические средства языка. Морфологические способы выражения иронии практически не изучены. В то же время анализ языка художественных произведений показывает, что в целях создания резкого семантико-стилистического диссонанса с контекстом и ситуацией речи используются и элементы морфологии. Очевидно, именно так следует интерпретировать употребление сказочным персонажем (Бабой-Ягой) существительного краевед в сказке Л. Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца». Ироническое восприятие контекста возникает вследствие подчеркнутого несоответствия семантики этого слова предмету референции, а также стилистически сниженной тональности речи самого персонажа, осуществляющего референцию: Обыщи весь белый свет - / Таковых в природе нет! / Энто я тебе, голуба, /Говорю, как краевед!..
4. Приращение смысла, связанное с возникновением квазиденотативного компонента родовой семантики, обнаруживается в составе сравнения, сущность которого в лингвистической литературе также определяется неоднозначно. Одни ученые относят сравнение к фигурам речи (Ю.М. Скребнев, Т.Г. Хазагеров, льежские ученые), другие - к тропам (М.П. Котюрова, Д.Э. Розенталь). Анализ собранного нами материала показывает, что наиболее часто сравнение оформляется с помощью сравнительного оборота, вводимого союзами как, словно. Лингвистическим основанием актуализации эстетического потенциала рода служит использование в составе сравнительного оборота существительных, имеющих в структуре грамматического значения рода денотативный компонент. Так, в приводимом далее примере денотативный компонент значения рода содержится в семантике лексемы старушка: И, погнувшись, изба, / Как старушка, стоит. (А. Кольцов).
5. Анализ эстетических функций существительных может быть сопряжен с изучением градации. Градация рассматривается как стилистическая фигура (Д.Э. Розенталь), как одна из фигур совмещения (Ю.М. Скребнев), как гибридная фигурная амплификация (Т.Г. Хазагеров). В качестве примера нисходящей градации следует интерпретировать использование Н.В. Гоголем существительных мужского и женского рода, служащих переносным обозначением некоего правителя канцелярии: Прометей ^ орел ^ куропатка ^ муха ^ песчинка. Снижение образа чиновника происходит не только на лексическом уровне, но и за счет морфологических средств языка: в метафорических обозначениях правителя канцелярии изменяется грамматический признак рода. Градационный ряд завершается существительными женского рода муха и песчинка, которые не обладают денотатив-
ным компонентом значения рода, а последнее слово рассматриваемого ряда даже не является одушевленным.
6. Намеренное сближение существительных мужского и женского рода с омонимичными (или, по В.В. Виноградову, омофоничными) основами логично рассматривать как каламбур. Используемая в комических целях каламбурная игра слов, возникающая благодаря контрасту между сходством их звучания и различиями в лексических и грамматических значениях, обычно характеризуется как фигура речи (см. работы Д.Э. Розенталя, Ю.М. Скребнева, Т.Г. Хазагерова, льежских ученых). Интерес с этой точки зрения представляет шутливый рассказ Ф. Кривина «Род существительного», где автор использует несколько каламбурных пар описываемого типа: Нельзя изменять своему роду. Кажется, немного изменил: всего только род, - а глядишь, уже и сам переменился. Только что ты бороздил моря, стараясь не сбиться с румба, - и вот уже ты в порту отплясываешь румбу. Только что ты скакал во весь опор - и вот уже тебе понадобилась опора. И ты сменил легкий и быстрый карьер на легкую и быструю карьеру...
Где он, прежний жар, прежний пыл?
Жара, пышь... Кваску бы испить да полежать в холодочке... .
7. Сочетание логически исключающих друг друга двух существительных с омонимичными флексиями (одно из которых мужского, другое -женского рода) при обозначении одного и того же лица может быть интерпретировано как оксюморон, который трактуется как фигура речи (Ю.М. Скребнев, Т.Г. Хазагеров, ученые во главе с Ж. Дюбуа) или как стилистическая фигура (Д.Э. Розенталь). Абсурдные с точки зрения логики и языковых норм сочетания слов (существительное женского рода тетя + мужское имя Боря, а также существительное мужского рода дядя + женское имя Катя) в стихотворении О. Григорьева «Дрова», тем не менее, сюжетно и психологически оказываются мотивированными: Но попался же чурбак! / Не расколется никак. / Раз-два, раз-два, / Будто рубит голова. / Все поехало кругом: /Небо, улица, ворота, /Поле, курица и дом... / Тетя Боря с дядей Катей / На крыльце пекут пирог - / Дядя Катя тесто месит, / Тетя Боря ест творог.
8. Эстетическое осмысление родовой вариативности лексемы реализуется в составе антитезы, которая рассматривается и как фигура речи (Ю.М. Скребнев, Т.Г. Хазагеров, льежские исследователи), и как стилистическая фигура (Д.Э. Розенталь). Например, форму женского рода существительного лебедь, которое во времена А. С. Пушкина относилось к лексике, характеризующейся родовой вариативностью, в «Сказке о царе Салтане...» поэт использует как с учетом двойственности этого художественного образа (и птица, и девушка), так и с целью усиления антитезы (коршун, злой волшебник - лебедь, добрая волшебница).
9. Различные нарушения грамматического согласования - в данном случае по морфологической категории рода - некоторые исследователи (льеж-
ские ученые, Ю.Б. Борев) анализируют в рамках такой фигуры, как силлеп-сис. В значительной части случаев силлепсис в составе художественного произведения используется с характерологической функцией, например: Ваш страна особый случай, /Разобраться мудрено... (Ю. Ким).
Итак, грамматика, оставаясь верной своему статусу - быть неоспоримой сферой «владычества» стандартности, регулярности и автоматизма, тем не менее, вносит немалую лепту в развитие художественной пластики языка. И, пожалуй, наибольшую пластичность - по силе своего художественного воздействия, яркости и разнообразию средств экспликации - среди всех морфологических категорий русского языка обнаруживает морфологическая категория рода субстантивов.
Литература
1. Хайрутдинова Г.А. Эстетика морфологических средств русского языка. Казань, 2004.
2. Золотова Г.А. Роль грамматики в композиции текста // Язык. Культура. Гуманитарное знание: Научное наследие Г.О. Винокура и современность. М., 1999. С. 131-138.
3. Скребнев Ю.М. Очерк теории стилистики. Горький, 1975.
4. Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика: Курс лекций; Словарь риторических приемов. Ростов н/Дону, 1999.
5. Розенталь Д.Э., ТеленковаМ.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 2001.
6. Котюрова М.П. Стилистические ресурсы лексики (лексическая стилистика) // Стилистический энциклопедический словарь. М., 2003. С. 456-469.
Казанский государственный университет 22 ноября 2005 г.
