CC BY
83
II. СИНТАГМАТИЧЕСКАЯ ИЗБЫТОЧНОСТЬ
С. II. Цейтлин К ВОПРОСУ ОБ ЭЛЛИПСИСЕ СИНТАКСЕМ1
Резюме. Анализируется формальная и семантическая природа полноты /неполноты русских предложений с учетом речевой ситуации и контекста, а также прагматической установки говорящего. Рассматриваются подлежащие эллиптированию элементы. Актуализированный контекстом и речевой ситуацией компонент содержательной структуры высказывания не называется, что можно фактически рассматривать как устранение избыточности текста. Определяются различия между контекстуальным и ситуативным эллипсисом синтаксем. Экспериментально опровергается правомерность выделения определенно-личных предложений в качестве отдельного структурного типа.
Ключевые слова: синтаксис, неполные предложения, эллипсис, прагматика, высказывание, речевая ситуация, контекст.
В данной статье2 предпринимается попытка рассмотреть с позиций семантического синтаксиса проблему полноты / неполноты высказывания и связанный с ней вопрос о наличии / отсутствии в нем избыточных компонентов. Опора в первую очередь на содержательную (а не формальную) сторону высказывания позволяет разграничить в его составе облигаторные и факультативные компоненты, оценить степень важности их присутствия в определенных коммуникативных условиях. Любое предложение служит для отражения определенного фрагмента действительности, называемого денотативной (предметной) ситуацией, являющейся его референтом. Строго говоря, число индивидуальных денотативных ситуаций практически бесконечно, причем каждая из них неисчерпаема в своих деталях. Основываясь на том, что реальные
1 Исследование осуществляется при поддержке Программы фундаментальных исследований ОИФН РАН «Текст во взаимодействии с социокультурной средой: уровни историко-литературной и лингвистической интерпретации», раздел V «Лингвистические аспекты исследования текста», в рамках проекта «Семантическая и формальная избыточность текста в современном русском литературном языке». Отдельные аспекты темы разработаны при финансовой поддержке Фонда Президента РФ, грант НШ-3433.2010.6 «Петербургская школа функциональной грамматики».
2 Данная статья представляет собой переработанную и существенно расширенную версию статьи (Цейтлин 19766).
Труды ИЛИ РАН. Том VI, часть 2. СПб., 2010
115
связи и отношения явлений действительности поддаются обобщению, типизации, обычно выделяют такие классы денотативных ситуаций, как, например, «состояние субъекта», «состояние окружающей среды», «действие субъекта», «принадлежность объекта лицу» и т.п. Каждый из классов ситуаций может быть условно представлен в виде семантической модели, являющейся комбинацией определенных семантических компонентов («субъект», «адресат», «инструмент» и т.п.). Каждая из семантических моделей связана по преимуществу с одной из синтаксических моделей языка, однако может находить воплощение и в ряде других, являющихся для нее второстепенными. Так, например, семантическая модель «состояние субъекта» связана наиболее тесно с наречно-предикативной синтаксической моделью (Мне невесело', Ему тревожно). Синтаксическая модель при этом выступает как означающее, семантическая модель (манифестация определенного класса денотативных ситуаций) — как означаемое комплексного языкового знака. Известный закон асимметрического дуализма языкового знака и здесь находит свое воплощение — он проявляется в том, что семантическая модель соотносится, как правило, не с одной, а с несколькими синтаксическими моделями. Так, например, значение состояния субъект;! может быть выражено предложениями различной синтаксической структуры: Мне тоскливо. Я тоскую. У меня тоска и т.п., а каждая синтаксическая модель выступает как многозначная, поскольку имеет обычно не один, а несколько референтов на семантическом уровне.3 При этом разграничиваются изосемические и неизосемические модели (по терминологии Г. А. Золотовой). Каждый семантический компонент соотносится чаще всего с определенным синтаксическим компонентом, входящим в синтаксическую модель. В высказывании компонент представлен соответствующей синтаксемой. Естественно, что нельзя говорить о полноте или неполноте синтаксической модели как таковой, поскольку каждый из семантических компонентов находит в модели свое непременное воплощение. Однако предложение, построенное по той или иной синтаксической модели, может включать в состав как все необходимые компоненты, предполагаемые семантической структурой, так и некоторую их часть, т.е. представлять полную или неполную реализацию синтаксической модели, лежащей в его основе. Так, в равной степени являются полными предложения Ему тоскливо. Он тоскует. У него тоска, поскольку все они построены по двухкомпонентным синтаксическим моделям, двухкомпонентность которых обусловлена двучленностью общей ситуации, лежащей в их основе («субъект-состояние»),
3 Подробнее наша точка зрения на данный вопрос была изложена в статье (Цейтлин 19766).
Эллипсис синтаксического компонента (синтаксемы) мы отличаем от так называемого синтаксического нуля (нулевой синтаксемы). Синтаксический нуль представляет собой значимое отсутствие того или иного компонента предложения, необходимость которого обусловлена синтаксической моделью. Такое отсутствие, несущее каждый раз вполне определенную и фиксированную для данного языка информацию, фактически равнозначно имплицитному присутствию данного компонента предложения. Так, в предложении Летом в городе тоскливо вербально не выражен субъект, испытывающий данное состояние, но он, тем не менее, ясен — это так называемый обобщенный субъект, который может включать любое лицо. Может оказаться не выраженным вербально и неопределенный субъект действия: Стук в дверь. Стучат в дверь. Ср. чрезвычайно близкое по смыслу: Кто-то стучит в дверь. Предложения, содержащие нулевую синтаксему, не могут считаться по этой причине неполными.4 Глагольные предложения с нулевой син-таксемой субъекта, имеющей обобщенно-личное или неопределенноличное значение, составляют отдельные структурные типы в русском языке и поэтому не могут зачисляться в разряд эллиптических. Их подробное рассмотрение не входит в задачи данной статьи. Ср. полные и неполные варианты в соотношениях Ему тоскливо — Тоскливо', Он тоскует — Тоскует', У него тоска — Тоска. Однако неполнота этих (вторых в каждой паре) и других подобных предложений может различаться по характеру в зависимости от того, контекстом или речевой ситуацией определяется недостающий компонент. Об этом мы подробнее скажем дальше. В указанных выше неполных предложениях не получил вербального выражения один из необходимых, заданных синтаксической моделью компонентов предложения — компонент со значением субъекта, испытывающего состояние. Традиционная грамматика только одно из названных предложений (Тоскует) определяет как неполное, в предложениях же Тоскливо и Тоска обычно не отмечается никакого эллипсиса.
Эллиптичность предложения, как правило, не ведет к его коммуникативной неполноценности, поскольку, опираясь на контекст или ситуацию речи (иногда на то и другое одновременно), неполное предложение оказывается столь же информативным для собеседника, как и соответствующее ему полное. Коммуникативная неполноценность обнаруживается лишь в тех случаях, когда контекст или ситуация речи почему-либо оказываются недостаточно определенными. Например:
4 На необходимость разграничения понятий синтаксического нуля и эллипсиса указывал еще Ш. Балли (1955). Об этом же убедительно пишут и другие исследователи (Вар-дуль 1969; Касевич 2004).
Гетман. Приехали ?
Шервинский. Осмелюсь спросить — кто?
Гетман. Как это — кто ?Яназначил без четверти двенадцать
совещание у меня. Должен быть командующий армией, начальник
гарнизона и представители германского командования (М. Булгаков).
Или:
Анна Петровна. Опять кричит.
Шабельский. Кто кричит ?
Анна Петровна. Сова. Каждый вечер кричит (А. П. Чехов).
Традиционно выделяются два основных вида эллипсиса: контекстуальный и ситуативный. Сущность контекстуального эллипсиса заключается в том, что тот или иной синтаксический компонент редуцируется в предложении, т.к. уже словесно определен в предшествующем контексте. Например:
Вера (рассказывая о встрече с незнакомцем). Он очень красивый.
Петр. Хороший голос и такая простая речь (М. Горький).
Ср.: У него хороший голос и такая простая речь.
Сущность ситуативного эллипсиса в том, что недостающий компонент подсказывается не словесным контекстом, а непосредственно ситуацией речи. Это явление, как правило, синтаксистами подробно не описывается, т.к. считается интуитивно очевидным. Нам представляется, однако, что сфера распространения ситуативного эллипсиса гораздо шире, чем принято думать. Многие предложения, традиционно определяемые как полные, при более строго проведенном анализе оказываются неполными, с ситуативным эллипсисом того или другого компонента.
Необходимо уточнить само понятие речевой ситуации, создающей возможность опущения каких-либо компонентов. К речевой ситуации относятся говорящий и собеседник, обстановка, в которой осуществляется коммуникация, все объекты, доступные непосредственному восприятию участников речевого акта, и т.п. Ситуация речи — внеязыковое явление, однако оно связано самым непосредственным образом со многими лингвистическими фактами и даже играет в ряде случаев по отношению к ним определяющую роль. С ситуацией речи непосредственно связано центральное в теории предложения понятие предикативности. Так называемые предикативные категории, т.е. категории наклонения, времени и лица, определяются актом общения, который является точкой отсчета для данных значений. Термин «момент речи», ключевой для системы грамматических времен, отражает коммуникативное содержание
данного понятия. Момент речи — один из основных элементов речевой ситуации, являющийся своеобразной точкой отсчета, исходным пунктом временной ориентации для говорящего и слушающего. Кроме момента речи, речевая ситуация включает и другие обязательные компоненты, такие, например, как место речи; для нее является существенным противопоставление говорящего лица адресату речи или лицу, не принимающему участия в акте общения.
В процессе речевой деятельности говорящий осуществляет координацию содержания предложения по отношению к речевой ситуации.5 Другими словами, происходит соотнесение двух разного рода ситуаций — предметной (денотативной) ситуации, являющейся объектом описания, и речевой, в условиях которой осуществляется самый акт коммуникации, т.е. соотнесение диктума и модуса. Если говорящее лицо совпадает с субъектом высказывания, то можно говорить об актуальности субъекта («я»). Если место речи совпадает с местом, относительно которого определяется то или другое явление, то место может быть названо актуальным («здесь»). Если изображаемое событие совпадает по времени с моментом речи, то можно говорить об актуальности временного плана высказывания («теперь»).6 Факты, совпадающие с моментом речи, обычно называют актуальными, факты, разобщенные с ним, — неактуальными. Понятие актуальности, выработанное первоначально в морфологии применительно к глагольному времени,7 представляется возможным распространить и на некоторые явления синтаксиса.
Как можно видеть из приведенных выше примеров, основными вербальными показателями актуальности являются лей кти чес кие средства — местоимения (в широком понимании — с включением в их состав местоименных наречий).
Характеристика того или иного компонента предложения, с точки зрения его актуальности / неактуальности (т.е. совмещенности / несовмещенное™ с аналогичным компонентом ситуации речи), имеет
5 В том случае, разумеется, если высказывание не является абстрактным, о чем см. ниже.
6 О значении таких слов, как «здесь», «теперь» и т.п., названных «ключевыми словами дейктического поля», писал С. Д. Кацнельсон: «Это нечто вроде портативной шкалы для отсчета времени и пространства, шкалы, которая всегда к услугам говорящего и которой он охотно пользуется... Всякий момент есть теперь или не теперь, всякое место в пространстве — здесь или там». С. Д. Кацнельсон указывает на тесную связь слов такого рода с речевой ситуацией: «Стоит только отвлечься от ситуации речи, как значение таких слов мгновенно теряет свою чувственную определенность и расползается, как туман» (Кацнельсон 1964: 5).
7 См. противопоставление актуального и неактуального настоящего в работах Ф. Р. Копечного, Е. Кржижковой, А. В. Бондарко.
большое значение для установления возможности его невербального представления. Актуальные компоненты часто остаются невербализо-ванными, в этом случае языковые знаки оказываются замещенными тем, что Ш. Балли предложил называть «ситуативными знаками»: «Ситуативные знаки — два слова, казалось бы, совершенно не гармонирующие одно с другим: каким образом вещи, существо движения, события, воспринимаемые нашими чувствами в момент, когда мы говорим, могут фигурировать в нашей речи? А между тем вполне достаточно указать на самолет и одновременно произнести: “Смотрите!”, чтобы этот самолет стал составной частью предложения...» (Баллы 1955: 52).
Некоторые ученые, однако, не считают возможным относить элементы ситуации к разряду знаков. Так, М. А. Шелякин полагает, что «ситуативных знаков не существует: это не знаки, а те или иные реалии, наличие которых определяет неполноту употребляемых синтаксических структур, что свидетельствует об их соответствии внеязыковым структурам «положений дел» и тем самым о возможности в определенных случаях включения внеязыковых реалий в коммуникативный процесс» (Шелякин 2002: 193). О возможности такого замещения писали и другие исследователи.8 Такого рода эллипсис мы предлагаем называть актуальным. Этот термин нам кажется более точным, чем термин ситуативный, поскольку подчеркивает именно актуализацию участника или фрагмента ситуации. От контекстуального эллипсиса он отличается прежде всего тем, что набор невербализуемых синтаксем является вполне определенным и ограничен сравнительно небольшим списком, а также тем, что данные синтаксемы могут быть представлены и другим способом — с использованием специализированных дейктических языковых знаков — личных местоимений (в широком смысле слова — т.е. с включением местоименных наречий, ориентированных на связь с речевой ситуацией).
В случае контекстуального эллипсиса набор опускаемых (и «подразумеваемых», легко восстанавливаемых) синтаксем практически не ограничен. Это позволяет считать, что сама по себе эллиптичность в этих двух случаях различна: предложение, в котором имеется ситуативный (актуальный) эллипсис компонента, в меньшей степени заслуживает наименования неполного, чем предложение с опущенным, но легко восстанавливаемым компонентом неместоименного характера. Невербализо-ванный компонент как бы незримо присутствует в высказывании.9
8 «Предположение о совместном участии в акте коммуникации языковых знаков и не-обозначенных элементов ситуации едва ли столь абсурдно, как принято думать» (Арутюнова 1969: 47).
9 Разграничивая явления нуля и эллипсиса, мы, однако, полагаем, что в диахроническом аспекте эти два явления тесно связаны. Нуль часто возникает как легализованный
Широко распространенным является актуальный эллипсис синтаксического компонента со значением субъекта. При этом он по-разному осуществляется в повествовательных, вопросительных и побудительных предложениях. Можно, видимо, говорить о подвижной, «обратимой» актуальности субъекта, связанной с общей коммуникативной установкой высказывания. В повествовательных предложениях свободно опускается указание на субъект, если он совпадает с говорящим лицом. Например:
Аркадина. Кажется, все уложила. Замучилась (А. П. Чехов).
Тригорин. А не хочется уезжать (А. П. Чехов).
Нина. Завтра утром ехать в Елец в третьем классе, с мужиками...
(А. П. Чехов)
Чубуков. Голубушка, кого вижу! Иван Васильевич! Весьма рад!
(А. П. Чехов).
Вы нездоровы ? — Бессонница (А. Володин).
Мы намеренно приводим в качестве примеров предложения различного синтаксического строения.10 Каждое из них представляет собой редуцированный вариант другого, более полного построения (ср. Кажется, все уложила — Кажется, я все уложила', А не хочется уезжать — А не хочется мне уезжать и т.п.). Все эти предложения воспринимаются как законченные в смысловом отношении только при условии актуальности субъекта. В других условиях те же предложения оказались бы коммуникативно недостаточными. Впервые на связь возможности опущения компонентов, обозначающих субъект состояния, с коммуникативной установкой высказывания, обратила внимание Г. А. Золотова, отмечая, что в предложении Не спится, няня пропуск слова мне практически не ощущается, когда говорящий имеет в виду себя; в вопросительном же предложении (Не спится, няня?), напротив, без ущерба для понимания может быть опущен компонент тебе (Золотова 1973: 165 и след.).
В вопросительных и побудительных предложениях часто бывает опущено указание на субъект, если он совпадает с адресатом речи:
традицией эллипсис: приобретая знаковый характер, он начинает воспроизводиться многими людьми в аналогичных условиях.
10 Если исходить из традиции, то к неполным предложениям могут быть отнесены только три из названных выше: Кажется, все уложила', Замучилась; Весьма рад. Все же другие оцениваются как полные. Впрочем, еще А. М. Пешковский заметил, что предложение Не спится должно, по-видимому, считаться полным как «требующее дательного падежа», а не именительного (Пешковский 1956: 373).
Богомолов. Уже встали или еще не ложились ?
Верочка. Не ложилась.
Богомолов. Бессонница?(М. Горький).
Любопытно сопоставить последнее предложение с аналогичным, приведенным выше предложением из пьесы А. Володина. Различная коммуникативная направленность указанных предложений обусловливает возможности их различного восполнения.
Могут быть эллиптированы вследствие своей актуальности синтаксические компоненты с самым различным значением. Ср., например: Звони почаще!(т.е. «звони мне почаще»); здесь эллиптируется синтаксема со значением адресата действия. Если бы адресатом действия был другой субъект, а не сам говорящий, это лицо должно было бы быть названо (Звони матери почаще!). Скоро он уезжает (имеется в виду — уезжает отсюда; ср.: Скоро он уезжает из деревни). В этом случае эллиптируется вследствие своей актуальности синтаксема со значением отправной точки движения. Подобным же образом часто остается невербализован-ным компонент со значением конечной точки движения (ср.: Обещаю тебе: я непременно вернусь и После окончания института я непременно вернусь в родной город).
Широко распространенным является эллипсис синтаксемы со значением места в предложениях, описывающих состояние природы, среды. Характерен следующий пример:
Нина, оглядываясь. Тепло, хорошо (А. П. Чехов).
В данном случае, по нашему мнению, мы имеем дело с актуальным эллипсисом компонента, называющего место. Некоторое время спустя Нина повторяет, используя на этот раз полное предложение: Хорошо здесь, тепло, уютно.11
Отсутствие компонента со значением места в предложениях, описывающих состояние природы или среды, встречается настолько часто, что является в современной речи своего рода нормой. Поэтому встает вопрос о том, следует ли видеть в таких предложениях неполноту, не яв-
11Такого же мнения придерживается и ряд других исследователей. См., например: «Поскольку каждое предложение имеет минимальный субъектно-предикатный состав, нельзя считать доказанным, что в русском языке есть такие полные предложения, как Холодно. В реальном употреблении Холодно относится либо к обозначаемому лицу (Мне, ему холодно), либо к словесно не обозначенной окружающей среде, ограниченной местом или временем (На улице холодно. В комнате холодно. Вчера было холодно). Если Холодно употребляется без показателей субъекта физического состояния, то им всегда является говорящий (следовало бы дополнить: применительно к повествовательному предложению. — С. Ц.), и такие предложения являются ситуативно неполными, т.к. они восполняются дейксисом 1 лица (Мнехолодно)» (Шелякин 2002:193).
ляется ли «домысливание» каких-либо компонентов в предложениях типа Тишина, Метет и т.п. насилием над здравым смыслом. По нашему мнению, строгий анализ и здесь помогает увидеть эллипсис. Полным в настоящем смысле слова может быть названо только такое предложение, которое передает заданное содержание внутренними, собственно языковыми средствами. Между тем, когда мы считаем, что предложение Тишина информативно равняется предложению Здесь тишина, то при этом невольно учитываем показания речевой ситуации, воспринимая данный факт как актуальный не только в плане времени, но и в плане места.12 Для того чтобы установить, представляет ли собой предложение самостоятельную, независимую структуру, необходимо не только изолировать его от окружающею контекста, но и лишить поддержки со стороны ситуации речи, т.е. поместить его в состояние «синтаксического покоя» (Адмони 1973: 51). Ни одно из названных выше предложений не выдерживает «проверки на автономность»: в состоянии «синтаксического покоя» они оказываются недостаточно информативными. Это происходит вследствие того, что в них не полностью реализованы синтаксические модели, по которым они построены. Все они опираются на речевую ситуацию, поддерживаются ею. В каждом из этих предложений можно видеть ситуативный (= актуальный) эллипсис компонента со значением места.
Часто опускается и компонент со значением посессора, например: Голова болит (ср.: У меня голова болит), — в случае, если говорящий имеет в виду себя самого, и Голова болит ? — в вопросе, обращенном к другому человеку.
Максимальным отвлечением от ситуации речи отличаются так называемые абстрактные (характеризующиеся временной нелокализо-ванностью) высказывания.13 Кроме того, они представляют собой отвлечение (степень такого отвлечения может быть различной) от индивидуальной денотативной ситуации. Передаваемое в них содержание является обобщением множества однотипных денотативных ситуаций; поэтому в предложениях такого рода возможность ситуативного эллипсиса компонентов практически сведена к нулю. Любое предложение, если оно представляет собой полную, законченную структуру, может быть употреблено для описания как конкретной, так и абстрактной ситуации: В открытом поле метет', В горах тишина. Каждое из названных
12 Если подобные предложения встречаются в текстах-нарративах, то здесь можно видеть явление так называемого вторичного дейксиса, связанного с обычным в таких случаях смещением точки отсчета, когда учитывается не позиция говорящего, а позиция лица, воспринимающего данную ситуацию: Они шли по заснеженному лесу. Мороз. Тишина и т.п.
13 Подробнее о конкретных и абстрактных высказываниях см. в статье (Цейтлин 1973).
выше предложений двузначно: оно может быть понято как описание единичной, конкретной ситуации или как описание ситуации обобщенной, абстрактной. Однако предложения Метет и Тишина не могут служить описаниями абстрактной ситуации. Редукция компонента «место» сразу же дает о себе знать.
Сказанное выше ставит под сомнение закономерность выделения в качестве самостоятельного конструктивного типа так называемых номинативных предложений. В числе основных признаков номинативных предложений обычно указывается то, что они не могут существовать без опоры на контекст или ситуацию речи.14 Другими словами, они не могут функционировать в состоянии «синтаксического покоя». Это объясняется тем, что все они служат описанием конкретных ситуаций и, более того, ситуаций, максимально совмещенных с ситуацией речи. Указывается обычно, что в номинативных предложениях может быть представлено лишь настоящее время. Этот факт также целиком определяется ситуативной закрепленностью подобных предложений.
Отмечается также и то, что номинативные предложения ограничены в своем употреблении: их нельзя встретить, например, в сборнике пословиц (пословица как двухчастное умозаключение оказывается несовместимой с номинативной формой) или в научном трактате. Это свойство отличает номинативные предложения от других односоставных. Так, безличные предложения с модальными компонентами могут встретиться в научном тексте: «Необходимо учитывать...» и т.п. Ср. также употребление неопределенно-личных конструкций: «Металл в печах нагревают до ... градусов...»; «Помещают в пробирку...».
Думается, что все эти признаки могут быть истолкованы скорее не в пользу признания номинативных предложений в качестве самостоятельного конструктивного типа предложений, а как опровержение такого подхода — как свидетельство того, что построения типа Тоска, Тишина представляют собой не более чем контекстуально или ситуативно обусловленный эллиптический вариант других, более полных, построений. Номинативные предложения являются, по нашему мнению, редуцированным вариантом локативных (В лесу тишина. В поле вьюга. Здесь полумрак) или посессивных предложений (У сестры ангина. У него тоска. У Маши кукла). Как локативные, так и посессивные предложения широко распространены в современном языке, обладают равными с глагольными предложениями возможностями в выражении разнообразных оттенков временных и модальных значений. Любое так называемое номинативное предложение может быть истолковано как эллиптиче-
14 Если же в ряде работ такого указания нет, то и в этом случае, по справедливому замечанию С. И. Груздевой, «контекст присутствует как-то молчаливо» (Груздева 1961: 47).
ский вариант либо локативного, либо посессивного предложений. Эллипсис компонентов со значением места (в локативных предложениях) или со значением субъекта (в посессивных) может быть обусловлен контекстом или ситуацией речи.
Приведем примеры эллипсиса компонентов со значением места и субъекта в локативных и посессивных предложениях.
Толкачев. Как ты знаешь, от десяти до четырех приходится трубить
в канцелярии. Жарища, духота, мухи и несовместимейший, братец ты
мой, хаос (А. П. Чехов).
В последнем предложении контекстуальный эллипсис компонента со значением места.
Астров. Тишина. Перья скрипят, сверчок трещит (А. П. Чехов).
В первом из приведенных предложений налицо актуальный эллипсис аналогичного компонента.
Баркин. Послушайте, доктор, разве Анна Петровна уж так серьезно
больна, что необходимо в Крым ехать ?
Львов .Да, чахотка (А. П. Чехов).
В последнем из предложений мы видим контекстуальный эллипсис компонента со значением субъекта. Часто встречается и эллипсис субъекта, обусловленный его актуальностью:
Серебряков. Ты, Леночка... Невыносимая боль!(А. П. Чехов).
Мысль о соотнесенности конструкций типа Тоска, Тишина с конструкциями типа У него тоска, В лесу тишина уже не раз высказывалась в лингвистической литературе.15 В «Русской грамматике» 1980 г. данные структуры также представлены как связанные деривационными отношениями. Однако мы иначе трактуем направленность деривации: логичнее, на наш взгляд, предложения Тишина, Тоска считать редуцированными вариантами предложений В лесу тишина, У него тоска, чем рассматривать вторые предложения как результат распространения, развертывания первых с помощью обстоятельственных или субъектных детерминантов. В связи с этим по-разному определяется и структурная модель, лежащая в основе этих предложений. В нашем представлении она является не однокомпонентной, а двухкомпонентной. Однокомпонентные модели предложений вообще, по нашему убеждению, являются фикцией. Даже в классических предложениях А. Блока Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет, которые обычно
15 См. работы Н. Д. Арутюновой, П. А. Леканта, К. И. Мишиной.
приводятся как пример однокомпонентиости предложений,16 можно видеть поддержку со стороны ситуации (пусть вымышленной, но — реальности), наличие темпоральной и локативной вех, являющихся следствием вторичного дейксиса, достаточно обычного для поэтического текста.
Различия между контекстуальным и ситуативным (в нашей терминологии — актуальным) эллипсисом синтаксем настолько значительны, что на них стоит остановиться подробнее. То обстоятельство, что «актуальные» компоненты описываемого в высказывании фрагмента действительности могут передаваться не только с помощью «пустых» синтаксем, но и с помощью специальных дейктических слов — местоимений, приводит в ряде случаев к ситуации конкуренции этих двух способов выражения одного и того же содержания. Правила, на которые опирается человек, осуществляющий указанный выше выбор, остаются почти не описанными.17 Для того чтобы проверить, на какие именно языковые правила интуитивно опирается говорящий, осуществляя указанный выше выбор, мы провели два эксперимента.
Первый из них заключался в том, что испытуемые должны были сопоставить пару предложений, описывающих одну и ту же ситуацию, в одном из которых синтаксема была выражена местоимением, во втором — опущена, и выбрать то из них, которое считали более естественным в предлагаемых коммуникативных условиях. Всего предлагалось 22 пары предложений, участвовало в эксперименте 25 человек в возрасте от 19 до 30 лет, для которых русский язык является родным. В большинстве случаев они должны были выбирать между использованием личного местоимения или отсутствием вербального выражения субъекта действия или состояния, объекта или адресата. Рассматривался также выбор между лично-притяжательным местоимением МОЙ и ТВОЙ и невербализованной посессивной синтаксемой.
Во втором эксперименте давался небольшой текст из пьесы А. Володина «Пять вечеров», представляющий собой диалог двух героев. С помощью пробелов были обозначены позиции для синтаксем указанного выше типа, которые могли быть заполнены личными и личнопритяжательными местоимениями, но могли оставаться и незаполненными. Испытуемые вписывали синтаксемы там, где считали нужным.
16 См., например, рассуждения применительно к данному тексту «...каждое предложение само по себе и формально и семантически закончено: для определения его грамматического строения и семантической структуры и для восприятия заключенной в нем информации не требуется конситуативной поддержки» (Русская грамматика 2005: 119).
17 Некоторые из правил, регулирующие необходимость наличия или отсутствия местоимения «я» в высказываниях в качестве подлежащего, рассмотрены в статье (Фужерон 2007: 197-207).
Анализ показал согласованность действия испытуемых в большинстве случаев.
Остановимся на некоторых заслуживающих внимания фактах.
Отметим сначала случаи, когда более 90% испытуемых выбирали один и тот же вариант. Это свидетельствует о наличии определенного, достаточно жесткого правила выбора.
Рассмотрим случаи, когда испытуемые уверенно выбирали вариант с эллипсисом синтаксемы. Такие ситуации оказались преобладающими. Так, опускалось указание на субъект, если он в повествовательном предложении совпадал с говорящим, а в вопросительном и побудительном — со слушающим: Не спится', Мой руки!', Можно взять твою сумку (ср.: Можно мне взять твою сумку ?); Приходится постоянно делать вашему сыну замечания', Непременно приезжайте в гости', Счастливо! Звони! (ср.: Ты мне звони! — нулевое представление и субъекта, и адресата); Бессонница. Никакие лекарства не помогают. Такое единодушие информантов предсказуемо только в случае побудительных предложений, поскольку эксплицитное выражение субъекта в них возможно только в специальных условиях, например: Ты лучше не говори ему ничего (совет) или Ты пока режь лук, а я буду помидоры мыть (ситуация «распределения ролей»).
При этом не играло существенной роли наличие или отсутствие глагольного предиката, представленного личной формой глагола. Так, например, все испытуемые предпочли вариант с опущенной синтаксемой, избрав предложение без местоимения второго лица У меня дача у самого леса. Непременно приезжайте в гости. Однако в предложении с подобным глагольным предикатом в форме императива Ты поговори с ней, являющемся реакцией на реплику Маша, кажется, на меня обиделась, испытуемые предпочли использовать местоимение ТЫ в 75% случаев. Выбор между опущенной и вербализуемой синтаксемой в данном случае определялся речевым жанром: в ситуации приглашения синтаксема традиционно опускается; ситуация совета, напротив, предполагает использование местоимения 2 лица.
Подавляющее большинство испытуемых в ситуации запроса о разрешении предпочитает пропуск синтаксемы, если говорящий является агенсом предполагаемого действия: Можно взять твою сумку? Использование местоимения МНЕ в таких случаях оказывается избыточным.
Притяжательное местоимение оказывается избыточным в предложении Я вымыл руки. Можно сказать, что это важнейшая закономерность узуса, хотя в английском и ряде других языков в этой ситуации требовалось бы использование лично-притяжательного местоимения. Анализ материала показал, что в тех случаях, когда отношения посес-сивности все-таки маркируются говорящим, что обычно бывает связано
с коммуникативными а кист ами высказывания, он предпочитает использовать синтаксему У + родительный падеж, а не лично-притяжательное местоимение. Так, в вопросительном предложении, обращенном к собеседнику, 70% испытуемых употребили данную синтаксему, т.е. предпочли предложение У тебя голова болит ? предложению Голова болит ?Ту же синтаксему использовали 75% испытуемых в предложении У меня мама заболела, являющемся ответом на вопрос учителя о причине опоздания на урок. 20% предпочли в этом случае нулевую синтаксему, и лишь 5% воспользовались посессивным местоимением: Моя мама заболела. Во многом такое предпочтение, оказываемое конструкциям «у + генитив», объясняется тем, что только они могут передавать специфический для русского языка семантический вариант посессивности, который можно назвать «вхождением в личную сферу субъекта», в данном случае — субъекта речи.
Встретился всего один случай, когда голоса испытуемых разделились пополам (Ты не спишь?и Не спишь? — вопрос жены, входящей в комнату мужа). В таких случаях можно говорить о существующих в конкретную историческую эпоху вариативных правилах. Не исключено, что привлечение более широкого контекста помогло бы выявить более тонкие предпочтения.
Что касается текста из пьесы А. Володина, то он оказался восстановленным почти на 90%, т.е. выбор, осуществленный автором пьесы, и выбор испытуемых совпал. Это свидетельствует о том, что действительно существуют определенные правила выбора между опущением или вербализацией синтаксемы, которым интуитивно следуют носители языка.
В заключение подведем некоторые итоги:
(1) Проблемы полноты или неполноты предложения напрямую связаны с его содержательной, а не формальной стороной, и потому набор облигаторных синтаксем должен рассматриваться с позиций семантического синтаксиса.
(2) Традиционная грамматика в ряде случаев не обращает внимания на различия компонентного состава формально близких предложений с разной семантикой. Так, например, предложения, традиционно относимые к безличным, могут существенно различаться по составу облигаторных компонентов: Морозно не требует указания на субъект, Больно — его предполагает, а Холодно может трактоваться двояко (ср.: Здесь холодно и Ему холодно).
(3) Сопряженность отдельных содержательных компонентов описываемой в высказывании ситуации с речевой ситуацией, т.е. совпадение
субъекта, объекта, адресата, посессора и т.п. с участниками речевого акта, совпадение локатива с пространством, в котором осуществляется речевой акт, создает возможность невербального представления ряда синтаксем, что можно фактически рассматривать как устранение избыточности текста.
(4) Правила выбора между вербализацией и опущением синтаксем при порождении высказывания определяются рядом обстоятельств, прежде всего — прагматического характера, среди которых важнейшую роль играет иллокутивный тип высказывания. Стратегии выбора во многом определяются языковыми традициями, предполагающими опущение местоимений в субъектной позиции (имеем в виду деление языков на группы с так называемым ргос1гор-ом и без него). Способность языка к пропуску субъектных местоимений — его важнейшая этноспе-цифическая черта, которая не может не накладывать печати на поведение говорящего. Русский язык, относящийся к языкам, разрешающим опускать личные местоимения, создает для говорящего ситуацию выбора.
(5) Правомерность выделения определенно-личных предложений в качестве отдельного структурного типа (традиционный подход) может быть подвергнута сомнению. Под определенно-личными предложениями обычно понимают такие предложения, в которых указание на субъект содержится в самой глагольной форме. При этом, однако, как показал эксперимент, случаи опущения синтаксемы субъекта не менее часто встречаются и в предложениях с глагольными формами, не содержащими указания на лицо, — фактор кореферентности субъекта действия или состояния с говорящим или слушающим оказывается не менее существенным обстоятельством, определяющим возможность опущения синтаксем, чем морфологическая характеристика глагольного предиката.
(6) Отсутствие вербализованной синтаксемы как в случае контекстуального, так и в случае ситуативного ( = актуального) эллипсиса можно рассматривать как стремление к устранению избыточности текста.
Литература
Адмони В. Г. Типология предложения и логико-грамматические типы предложения // Вопросы языкознания. 1973. №2.
Арутюнова Н. Д. Вариации на тему предложения // Инвариантные синтаксические значения и структура предложения. М., 1969.
Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.
Вардуль И. Ф. К вопросу о явлении эллипсиса //Инвариантные синтаксические значения и структура предложения. М., 1969.
Груздева С. И. Номинативные предложения в современном русском языке//Ученые записки ЛГУ им. А. А. Жданова. 1961. №301. Вып.60.
Золотова Г. А. О регулярных реализациях моделей предложения // Вопросы языкознания. 1969. №1.
Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.
Касевич В. Б. Нули, эллипсис, etc. // Теоретические проблемы языкознания. Сб. статей к 140-летию кафедры общего языкознания филологического фак-та С.-Петербургского гос. ун-та. СПб., 2004.
Кацнельсон С. Д. Содержание слова, значение, обозначение. М.; Л., 1964.
Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.
Русская грамматика. Т.П. М., 2005.
Фужерон Н. И. «Я» и его капризы // Язык как материя смысла. Сб. статей к 90-летию академика Н. Ю. Шведовой. М., 2007.
Цейтлин С. Н. О выражении конкретности — абстрактности в русском языке// Функциональный анализ грамматических категорий. Л., 1973.
Цейтлин С. Н. Синтаксические модели со значением состояния субъекта и их синонимика // Синтаксис и стилистика. М., 1976а.
Цейтлин С. Н. Строение предложения и речевая ситуация (К проблеме эллиптичности предложения) // Функциональный анализ грамматических категорий и единиц. Л., 19766.
Шелякин М. А. Знаковые функции умолчания синтаксем в простых предложениях русского языка // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста. М., 2002.
Summary
The paper addresses a number of formal and semantic factors affecting the rules of ellipsis in Russian sentences: the speech situation, the context, and the speaker’s pragmatic goals. As a rule, the most frequently omitted elements are semantic structure components actualized by the context and the speech situation. The possibility of their omission signifies a decrease in text redundancy levels. The paper also analyzes the difference between the contextual and the situational ellipsis, and provides experimental evidence against isolation of a specific structural type of “definite-personal sentences” in Russian.
