CC BY
81
Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 8 (430).
Философские науки. Вып. 53. С. 75—82.
УДК [1:316]:167 DOI 10.24411/1994-2796-2019-10812
ББК 60.000
К вопросу о восприятии времени в современном японском социуме
М. Г. Смирнов1, Н. Ю. Смирнова2
1 Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия 2 Информационно-культурный центр урало-японских связей «Ракуда», Челябинск, Россия
Статья посвящена осмыслению в философском ключе проблемы анализа восприятия времени в современном японском социуме. Используя методы философского и комплексного анализа, авторы рассматривают ключевые культурные детерминанты как прошлого, так и настоящего, определяющие формы контекстуального мультипарадигмального восприятия времени в современной японской социальной культуре. Делается попытка обоснования и анализа взаимодействия тех или иных форм восприятия времени в современной японской социальной действительности.
Также рассматриваются основные специфические категории японской темпоральной культуры и принципы их функционирования. Определяются механизмы воспроизводства темпоральных процессов современного японского социума.
Ключевые слова: время, социальное время, современный японский социум, Япония, проблемы общества, японская культура.
Японская культура имеет синкретический характер. Наряду с сильным и устойчивым национальным ядром, определяющим механизмы восприятия и интерпретации реальности, существует сложная система заимствований, ставших частью национального образа жизни. Заимствования, являющиеся частью мировоззренческой структуры японского общества в духе синкретизма, имея определенные формы материализации, актуализируются ситуационно и контекстуально. Тем самым в процессе социального взаимодействия они не вступают в противоречие с такими же устойчивыми мировоззренческими конструктами, имеющими альтернативный характер. Такая кон-текстуальность мышления заложена в японском языке и имеет развернутую социальную практику как в прошлом, так и в настоящем японского социума.
Таким образом, если рассматривать вопрос восприятия времени в японском социуме, то следует полагать, что оно также имеет синкретичный, ситуационный и контекстуальный характер. В силу этого довольно сложно рассматривать индивидуальные и коллективные представления о времени в японском обществе вне его пространственно-ситуационных контекстов, в которых как «хро-нос», так и «топос» имеют равно определяющее значение. В японском социуме система личностных и коллективных ориентаций во времени носит пространственно-временной характер, разбиваясь на весьма подвижную систему хронотопов, имеющую устойчивые механизмы взаимодействия
с действительностью. Как древний, так и современный японец является носителем нескольких альтернативных моделей восприятия времени, и в зависимости от его социального положения, конкретной ситуации он следует одной из них, быстро сменяя модель при смене обстоятельств.
В статье рассматриваются хронотопические конструкции, свойственные современному японскому социуму и их социокультурные основания; выделяются основные формы восприятия времени как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях.
Основой методологической позиции в анализе восприятия времени в современном японском социуме видится представление о комплексном многомерном характере мировоззрения японцев в отношении времени и контекстуальном принципе воспроизводства этих отношений в социальной практике.
Ключевым методом анализа выступают: философский анализ представлений об абсолютном и относительном времени японского социума; выявление преемственных связей с устойчивыми мировоззренческими детерминантами прошлого; выделение хронотопических структур в современных представлениях японцев о времени, основных форм темпоральной контекстуаль-ности.
Обращаясь к исследованию социального времени в Японии, необходимо определить в качестве отправной точки отсчета подвижной системы кон-текстуальностей относительного времени время
абсолютное, сакрализированное и закрепленное в культуре. В подавляющем большинстве культур абсолютное время, сакрализированное в форме представлений о «Золотом веке», выступает фундаментом глобальных и локальных темпоральных построений. Модель сакрального времени как устойчивого ориентира для формирования и воспроизводства социальной и индивидуальной реальности характерна для многих культур Запада и Востока. Так, в христианских культурах Запада такой сакральной точкой выступает Рождество Христово, разделяющее развитие человечества на две эры и предполагающее определенную структурированность и конечность бренного существования человечества, формируя эсхатологический миф. В восточных культурах также имеются подобные темпоральные структуры, определяющие связи и отношения времени социального — относительного — с временем абсолютным и Абсолютом как таковым. К примеру, в Китае подобная связь абсолютного и относительного, небесного и земного закреплена в принципе Тяньцзы — сына неба, китайского императора, стоящего между земным и небесным порядком. И первым таким императором был Желтый император Хуанди. В индусских же представлениях о времени есть эсхатологический сакральный миф о четырех великих эпохах — югах, каждая из которых хуже предыдущей, т. к. человечество последовательно утрачивает по одной из четырех добродетелей.
Япония, в VII—VIII вв, заимствуя из Китая мировоззренческие принципы, связанные с пониманием Абсолюта, также формирует подобную китайской точку отсчета своей культуры — появление 11 февраля 660 г. до н. э. прямого потомка богини солнца — Аматерасу, легендарного первого императора Японии — Дзимму. Однако китайской классической схемы связи абсолютного и относительного в Японии не сложилось благодаря традиции религии синто.
Японская культура в отношении связей относительного и абсолютного имеет свою устойчивую специфику. Концепт абсолютного времени присутствует в Кодзиках и Нихон сёки. В этих древних трактатах изложена концепция спонтанного саморазвития мира. В отличие от многих иных культур там отсутствует идея Творца — Демиурга и эсхатологический миф как таковой. В силу этого абсолютное и относительное представляет собой сплошной континуум без четкого разделения сакрального и обыденного, где настоящее как наиболее предметно актуальное бытие довлеет над прошлым и будущим. К примеру, в Японии есть расхожее выражение: ^В&^ВГО^ кино: ва кё: но мукаси — «вчера — прошлое сегодняш-
него дня» [4, с. 73]. Данное выражение не только определяет неумолимость времени, но и интерпретацию и понимание прошлого через призму настоящего. Настоящее с его актуальной предметностью и бытийственностью при человеке, как это ни парадоксально, определяет для японца абсолютное время.
Абсолют виделся не как бытие идеальной альтернативной реальности, а как бытие набора нерушимых принципов саморазвертования этой реальности. Тем самым закреплялась необходимая связь реального и идеального, эмпирического и абсолютного, конкретной предметной реальности и абстрактного бытия принципа как некой формы инобытия. Таким образом, если в японской культуре Абсолют — это принцип существования и взаимодействия вещей, то он присутствует в самих вещах [1].
Интересно, что, несмотря на японскую культуру заимствования и более поздние идейные наслоения, привнесенные с буддизмом, даосизмом, конфуцианством и западной научной парадигмой; несмотря на сложившуюся в самой Японии критику холистического взгляда на мир, заложенного традицией синто, концепт бытия абсолютного принципа, заложенного в реальной действительности оставался несущим звеном японской личной и общественной культуры.
В результате японская социальная культура, в отличие от европейской, не имеет одной устойчивой сакральной точки отсчета, определяющей связь реальности и Абсолюта. В отношении тем-поральности японское мышление контекстуально лавирует в мире сакрально-определенного бытия изменчивых вещей и явлений. В противовес европейскому типу мышления, человек в японской культуре в периоды социальных и личностных кризисов не пытается переосмыслить бытие, восходя к абстрактно-абсолютным идеям (к примеру, свободы, равенства, справедливости), а пытается предметно переосмыслить кризис, связанный с той или иной вещью, тем или иным процессом, исходя из них самих и абсолютных механизмов и принципов их существования. Человек в японской культуре пытается переосмыслить свои взаимоотношения с «духом» того или иного явления или процесса. Все это порождает множественность форм настоящего. А прошлое и будущее выстраивается относительно конкретной предметности настоящего и также носит множественный альтернативный характер. По сути, следуя уже второй ключевой форме отношений японца со временем, следует отметить, что для личности в него погруженной прошлое — это уже свершенное настоящее, а будущее — еще не достигнутое настоящее.
В связи с этим само время как Абсолют определяется нерушимыми принципами существования вещей и явлений, что, с одной стороны, ведет к редукции восприятия временных структур, привязывая их к предметному миру и, по сути, непрерывному настоящему; а с другой — порождает мультитемпоральность мышления, когда относительное время выстраивается не только относительно личности и социально-значимых событий, но и относительно предметного мира вещей, каждая из которых несет в себе аксиомическую частицу абсолютного. Это хорошо проявляется в японских представлениях об одухотворенности всех вещей (^^-5 кокоро) и явлений окружающего их мира, в представлениях о духах — ками. Помимо персонифицированных ками в японской традиции существую и ками безымянные, именуемые «яоёродзу-но ками», что значит «восемь мириад ками», или «бесконечное множество ками». Это должно очерчивать вес круг вещей и явлений как природного, так и искусственного происхождения. Таких ками называют именем самой вещи (ЬФ моно). И японец, вступая во взаимоотношение с вещами, или в связи с явлениями по сути выстраивает отношения с ками разной степени значимости и актуальности. Сами же ками выступают носителем определенных абсолютных принципов бытия. Следуя этой логике, само время как концепт и явление также имеет подобную структуру и несет в себе определенный дух и свойства. Таким образом носитель японской культуры структурно вступает в две ключевые формы взаимоотношений с временем: с одной стороны, он отчужден от времени, относя его к сфере природы и выстраивая связь «я — оно», с другой — он погружен в уже упомянутый континуум, где среда настоящего довлеет над прошлым и будущем.
Как первая, так и вторая формы отношений также имеют свою структуру, определяемую контекстуальностью социального или природного топоса или пространства, с которым связано взаимодействие.
К примеру, в рамках первой формы отношений, в японской лингвокультуре природный то-пос, отчужденный от человека, проявляется в таких выражениях, как дзикан га
нагарэру — «время течёт»; сайгэ-
цу хито о матадзу — «время не ждет человека»; токи га тобу — «время летит»; ЩМ^Я® дзикан га цу: касуру — «время проходит» [4, с. 72]. Здесь время выступает как природное явление, противостоящее человеческому миру, оно неумолимо и либо человек приспосабливается к его течению, либо теряет предметность настоящего,
которая становится частью прошлого. Интересно, что та часть концепта времени, которая контекстуально рассматривается как часть природного процесса, чаще всего воспринимается японцем с некой покорностью к происходящему, т. к. ему нет возможностей и смысла противостоять. Оно воспринимается созерцательно. Второй особенностью этого контекста времени выступает его цикличность при общей линейности холистской мифологической основы. Эта цикличность наиболее четко проявляется в представлениях о сезонности. дзикан ва кисэцу но уцурикавари — «время — это смена сезонов года» [4, с. 73]. Причем сама сезонность также контекстуальна. Помимо цикла из классических четырех сезонов сюнкасютоу (весна, лето, осень, зима), может быть цикл из шести сезонов (к примеру, сезон дождей (цую) и сезон цветения сакуры (ханами)) и даже более. Каждый сезон предметен — связан с конкретной вещью или явлением природы.
Третей особенностью отчужденного времени выступает его контекстуальная субъектность или объективность. Так, время может выступать по отношению к человеку как в качестве безличной непреложной силы, что было отмечено выше, так и в качестве субъекта воздействия: ТГОЬда^^иАо токи ва субэтэ но моно о муса-борикуу — «время пожирает все»;
токи ва бандзи о бакуросуру — «время все разоблачает»; дзикан га хито
о канрисуру — «время контролирует человека» [4, с. 75].
В социальном же плане время обладает линейностью и предметностью. Им можно обладать как вещью и его можно терять. Причем обладание и потеря также связаны с конкретными событиями, процессами и явлениями. К примеру, можно привести следующие метафоры: токи ва
сэй — «время — это жизнь» Щ&й&и токи ва канэ нари — «время — это деньги» ГО^оС^йТ^ китё: надзикан га ти но ё: ни рю: сю: цусуру — «ценное время утекает/вытекает как кровь»; или выражения: хима о
сугосу — «провести свободное время»; ЩМ£Ш<" дзикан о касэгу — «выиграть время»; дзикан о осиму — «беречь время» и др. [4]
Высшей формой обладания временем в японской традиции является управление им. Так, японский император, восходя на престол, провозглашает девиз, призванный «закодировать» эпоху на какие-либо положительные эффекты. С этого времени начинается новое летоисчисление в Японии, которое заканчивается со сменой императора (чаще всего его смертью), а девиз
становится его посмертным именем. Каждый такой период определяет своеобразную «перезагрузку» японского общества, позволяя ему переосмыслить свое существование и при необходимости начать жизнь с чистого листа.
В соответствии с непрерывной традицией с 660 г. до н. э., первого мая 2019 г. на престол в Японии взошел император Нарухито, провозгласив девиз правления: «Рэйва» (^ЭД), в официальном переводе — «прекрасная гармония». Таким образом, сейчас в Японии идет первый год эпохи Рэйва. Несмотря на официальную версию трактовки нового исторического периода, основной смысл заключается не в самих иероглифах, а в отрывке старейшей антологии японской поэзии периода Нара (710—794) «Манъёсю». Что в очередной раз иллюстрирует, насколько для японцев время распределено согласно с уместностью, правилами вежливости и традициями, представляя собой глубокие многомерные культурные смыслы.
В отношении второй ключевой формы взаимодействия носителя японской культуры со временем — его погруженности во время — можно сказать, что она также имеет структурную основу, определяемую контекстуально.
Фундаментально эта вторая форма отношений имеет как горизонтальную, так вертикальную структуру, которая конкретизируется в реальном предметном мире. Так, вертикальная темпоральная структура определяется синтоистскими мифологическими комплексами и состоит из четырех слоев — топосов: Небо (тэн), горы, мир людей и мертвое царство Ёми. Во всех четырех мирах природное время течет с разной скоростью и, в отличие от других представлений о трехчастном делении мира в иных культурах (рай, тварный мир, ад, или верхний, средний и нижний мир), в японских представлениях имеется жесткая отчужденность бытия человека от Неба и Ёми, но при этом объективная возможность его пребывания в мире людей (долины) и в горах — мире ками.
Горизонтальная темпоральная структура представляет собой уже отмеченную взаимосвязь опредмеченного прошлого, настоящего и будущего, где настоящее выступает несущим звеном, в определенном смысле пребывая как в прошлом, так и в будущем. Тем не менее прошлое в японской культурной традиции, подаваемое не в форме реально свершившихся фактов, а в форме сакральных вещей, явлений и событий, имевших место когда-то и, следовательно, более неизменных и ясных, также обладает особой ценностью. К примеру, знакомый образ самурая как доблестного непобедимого воина, верного вассала, превосходно владеющего луком и мечем, ру-
копашным боем, также как и этикетом, поэзией, каллиграфией и др. искусствами, — это собирательных образ более чем трехсотлетнего существования этого сословия, где на разных этапах его развития появлялись и исчезали те или иные из перечисленных добродетелей.
Таким образом, прошлое — это носитель уже свершенных устойчивых форм возможностей как положительного, так и отрицательного плана. И они равно ценны как для настоящего, так и для будущего. Однако, не будучи опредмеченными в настоящем, они могут терять свой смысл и сакральное значение. Поэтому в Японии важные явления и события прошлого имеют свою материализацию в настоящем, например передаваемые из поколения в поколение три императорских сокровища (меч, яшмовая подвеска и зеркало), данные, по легенде, первому императору Дзимму самой богиней Аматерасу; замки — хранители множества пластов истории; города-музеи — памятники экологических катастроф; скульптуры огромных роботов; японские государственные праздники — хранители главных вех истории; просто природные объекты, поля, горы — свидетели событий прошлого. Последние часто специально огораживаются и имеют сопроводительные таблички, поясняющие их ценность. Эта реальность и предметность объектов прошлого в настоящем определят устойчивую связь времен в сознании японца.
Горизонтальная структура восприятия времени в Японии также тесно связана с вопросом соотношения его цикличности и линейности. Если в западной картине мира линейное временное развитие как общества, так и человека в нем рассматривается как сопровождаемый издержками, но прогресс, а индийская темпоральная картина мира, будучи глобально и локально цикличной, но на социальном уровне линейной, видит развитие человечества как регресс, то японская темпоральная картина мира иная.
Будучи изначально цикличной через связь с природным, впоследствии в результате контекстуального сочетания цикличности и линейности японская темпоральная картина мира в ее линейном контексте не имеет ни прогресса, ни регресса, лишь поступательное движение. Это поступательное движение в предметном плане определяется через смену поколений. Из-за этой особенности линейность социального континуума не всегда очевидна при подчеркнутой цикличности японской сезонности. Да и изначально принятый в Японии лунный календарь также предполагал 60 летние циклы. Сейчас японцы сочетают солнечный григорианский календарь с лунным,
отслеживая те или иные события контекстуально по соответствующему календарю.
Что же касается самой альтернативности контекстуального восприятия времени в Японии, то она также имеет сложную многоуровневую структуру.
Первый — программный слой альтернативного восприятия времени — составляют накопленные веками, заимствованные из других культур пара-дигмальные формы мышления. В этом смысле уникальность Японии заключается в сочетании активных заимствований с устойчивой в историческом процессе самоизоляцией, когда заимствованные формы мышления не довлели над японской культурой, а осмыслялись в ее рамках без устойчивых связей с источником их происхождения.
Ярким примером таких заимствований служит японский религиозный синкретизм сочетающий синтоистские, буддистские, даосские, конфуцианские ментальные традиции.
К примеру, буддизм привнес в японскую концепцию времени представление о его конечности — переходе в безвременное состояние — нирвану. Тем не менее в самом японском буддизме сосуществуют противоположные концепты восприятия времени. Так, японский мыслитель XIII в., основатель дзен-буддистской школы Сото Догэн предполагал две формы существования времени: времени как вечного спонтанного настоящего, не соотносимого ни с прошлым, ни с будущим; и времени как связи от прошлого через настоящее к будущему и наоборот. Причем обе формы воспринимались им в единстве времени. Спонтанность времени сопряжена с его длительностью, и полнота мгновения вмещает в себя единство времен [3, с. 1166].
Второй уровень связан с устойчивыми категориями японской философской культуры и эстетики, которые в сжатой форме транслируют и воспроизводят определенный сложный контекст и механизмы восприятия переживания времени индивидом в японском социуме. Примерами таких категорий могут выступить: ЭД ва, моно но аварэ, мудзё, Ш^ нарэ, ФМШ1т фу-эки рюко, а также сюдан исики, амаэ, ути то сото, сэмпай-кохай, гири, оны и другие устойчивые социокультурные доминанты японского общества. Эти категории на индивидуальном и социальном уровнях выполняют функцию ориентиров в пространственно-временном континууме и его контекстах. Будучи частью культурно-психологической структуры личности японца, они помогают ему мобильно подстроится под конкретный сиюминутный доминирующий социальный контекст.
Эти категории выступают ментальными ориентирами японского восприятия мира. Эти категории не просто определенные философемы, они носят чувственно-эстетический характер и «вшиты в ткань» японского менталитета.
Мир познается японцами практически-конкретно-чувственно, исторически сложившаяся культура намеков, недомолвок развила у японцев острую чувствительность к нюансам, интуицию и наблюдательность. Это диктует присутствие контексту-альности не только в языке, но и во всех аспектах жизни японского общества. Японцу достаточно почувствовать или увидеть, чтобы понять, среагировать и воспроизвести определенную контекстуально обусловленную форму отношений. Не все требует обязательного озвучивания. Символическое (иероглифическое) мышление и ритуализи-рованность создают некий особый невербальный язык.
По сути, культура Японии — культура мобильных контрастов, которой присуще сочетание несовместимых для западного сознания вещей: утилитарность и элитарность, инновации и традиции и так далее, что соответствует японскому принципу «одно во многом и многое в одном».
Время в этом смысле не исключение. В Японии присутствует как четкие временные разграничения и тайм-менеджмент, так и одновременно с этим — созерцательность. Это непосредственно связано с тем, что пространство и время не столько осознаются, сколько непосредственно переживаются на различных стадиях общественного развития, и рассматриваемые категории воспринимаются неодинаково.
Характерное для японской культуры эстетическое мышление (категории ваби-саби, фурью, нарэ и т. д.), иероглифическое мышление, имеющее множественное прочтение, а также ритуали-зированность всех аспектов жизнедеятельности также накладывают «слои» или надстройки в осознании пространства и времени, задавая разные «координаты отсчета».
Рассмотрим одну из основных социокультурных доминант — принцип гармонии ЭД ва, которая пронизывает все сферы жизни японского социо-центрического общества фактически со времен зарождения японской цивилизации. Этот же принцип является ключевым в формировании языка, этикета, народных традиций, искусства и также отображает специфику японского мышления и особое восприятие времени через контекст актуальных топосов. В отношении понимания времени принцип Ва отвечает за механизм сохранения при любых обстоятельствах баланса всех ккажущих-ся противоречивыми темпоральных конструктов
(«гармония превыше всего»), составляющих основу сюдан исики — группового сознания.
Еще одно понятие — ШФ ^^ моно но аварэ — формируется в X в. и буквально означает «очарование вещей», берет начало в осознании бренности бытия, эфемерности всего сущего. Моно но аварэ описывает отношение к скоротечной, постоянно меняющейся природе окружающего мира. Выражает не только чувство хрупкости жизни, ее непостоянную природу, но и способность видеть красоту этой хрупкости и непостоянства, понимать, что без этой мимолетности не может существовать красота. Красота, выражаемая моно но аварэ, — это красота данного момента, сейчас. Прошлое существует в наших воспоминаниях, будущее — в наших представлениях, а этот момент настоящего абсолютно реален, но он постоянно ускользает от нас. Моно но аварэ указывает на необходимость гармонии (ЭД ва) с постоянно изменяющимся миром и с его универсальными циклами созидания и разрушения. Чтобы понять суть моно но аварэ, мы должны осознать, что жизнь существует в настоящий момент, в это самое мгновение. И находясь в состоянии моно но аварэ, мы позволяем прошлому раствориться, осознавая, что разрушение является по сути абсолютно позитивным процессом, неотъемлемой частью созидания. По сути, Ш моно — это не только предметы этого мира, но и сами люди и их чувства. ^^ аварэ — это «печальное очарование», возникающее при взгляде на «вещи мира», главное свойство которых — бренность и изменчивость [2, с. 304].
Ощущение постоянства и незыблемости вечного в постоянно изменяющемся мире выражается понятием фуэки рюко и можно перевести как «неизменное-изменчивое» или «вечное в текущем», «постоянство и изменчивость». Это понятие является прикладной манифестацией связи абсолютного и относительного времени в вещах, явлениях и процессах, порождаемых их взаимодействием. Здесь мы можем провести аналогию с постоянной сменой времен года. Это понятие восходит как к традициям японской классической поэзии, так и связано с древнекитайской натурфилософией. Одновременно мы прослеживаем здесь модель дзенского восприятия ритма жизни и времени: мир как единство движения и покоя.
Таким образом, японская культура имеет свой особый фундаментальный несущий конструкт, детерминирующий все многообразие форм восприятия времени в рамках японского социума. Основными его характеристиками выступают: имманентность абсолютных принципов развертки времени вещам и явлениям; вследствие этого
высокая динамичность воспроизводства и смены временных форм; холистичность и контекстуаль-ность темпоральных проявлений; перманентность темпорального синкретизма.
В отношении времени в Японии именно специфическая система топосов, существующих на различных ментальных уровнях, как социальных, так и индивидуальных, выступает в качестве основных детерминант и маркеров темпоральной динамики. Причем сами эти топосы, понимаемые расширенно, но непременно имеющие определенные формы предметности, претерпевают некоторые сдвиги и изменения в процессе исторического развития японского общества.
В завершение хотелось бы остановиться на некоторых социальных явлениях японского общества, породивших определенные изменения в хронотопических проявлениях современной японской социокультурной действительности, обозначив в ней новые тенденции.
На самом деле вся группа рассматриваемых далее явлений и тенденций фиксирует определенный единый вектор развития современного японского общества. Прежде всего это явление, названное Муэн Сякай (relationless-society) — «общество без отношений», «отчужденное общество» [6]. Этот термин был впервые использован японской телекомпанией КНК в одноименном документальном фильме. Под термином подразумевается то, что современное японское общество является своего рода «бесконтактным». По сути, общество как явление представляет собой набор устойчивых и воспроизводимых форм общения между людьми. Такое общение может быть как прямым, личным, так и опосредованным, к примеру, через социальные сети, мессенджеры и так далее. Муэн Сякай — это общество, лишенное в определенной весомой его части как первой, так и второй, опосредованной, форм общения.
Здесь речь идет не столько о крайних формах ухода из общества, таких как хикикамори (люди, в основном молодежь, отказавшиеся от школы, живущие, по собственному желанию не выходя за пределы своей комнаты или квартиры, о которых заботятся родственники) или кодокуси (умирающие одиноко, люди выпавшие из общества по обстоятельствам), сколько о массовом явлении, когда в технологически развитом обществе общение между людьми как таковое сводится к минимально необходимому, формальному и крайне ритуализированному. В таком обществе традиционная система ценностей, связей и отношений, таких как личные, дружеские, семейные, начинает разрушаться. Появляется значительный сегмент общества, состоящий из людей, ведущих изолиро-
ванный от общения образ жизни. Об этих людях никто не беспокоится, и они умирают в одиночестве.
О тенденциях разрастания явления отчужденного общества говорят некоторые цифры. К примеру, количество одиноких смертей в Японии возросло с 1 123 одиноких смертей в 1987 г. до 3395 в 2006 г. Сейчас в среднем в Токио фиксируется 10 одиноких смертей в день, причем значительная доля умерших — люди в возрасте до 50 лет. По статистике на 2006 г., 15,27 % японцев заявили, что не имеют социальных отношений [10].
Еще одним явлением современной японской социальной действительности выступает явление «исчезающих людей». Само явление существует в японском обществе довольно давно, но в современных условиях начало принимать все большие масштабы. Суть явления сводится к тому, что японцы, потерявшие работу, семью или уважение общества, навсегда уходят из дома, чтобы скрыться от позора. Они могут тихо покончить жизнь самоубийством, но в современных условиях, когда отследить перемещение людей в Японии весьма сложно, они предпочитают начать новую тихую жизнь без прошлого. Для этих людей прошлые
связи и отношения обесцениваются и перестают существовать. Господствовать начинают различные формы настоящего.
Всем этим формам отчуждения от общества способствует рассмотренная японская мульти-темпоральность, когда сакральное бытие принципа внутри определенных социально обусловленных вещей отчуждается от общества самим индивидом, создавая актуальную только для него, ценностно обусловленную систему хронотопов. Эти хронотопы обладают своей уникальной темпоральностью, не имеющей социальой обусловленности и не транслируемой в социум. Среднестатистический индивид в современном японском социуме стремится воспроизводить лишь необходимое число социальных связей и отношений, что выступает в качестве психологического буфера сопротивления высокой стрес-совости обстановки.
Рассмотренная специфика японской темпоральной культуры и современные формы и издержки японской социальности в значительной мере затрудняют практические исследования в изучении современных форм восприятия времени в японском обществе.
Статья публикуется при поддержке гранта РФФИ в рамках научного проекта № 18-013-00201 A.
Список литературы
1. Григорьева, Т. П. Японская художественная традиция / Т. П. Григорьева. — М., 1979.
2. Дейви, Х. И. Искусство и Путь по-японски: 45 дорог к медитации и красоте / Х. И. Дейви. — Ростов н/Д. : Фенекс, 2005. — 304 с.
3. Корнилов, М. Н. Японская культура / М. Н. Корнилов // Культурология : энциклопедия : в 2 т. Т. 2 / гл. ред. и авт. проекта С. Я. Левит. — М. : Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2007. С. 1166.
4. Париева, Н. Е. Концепт «время» в японской лингвокультуре : дис. ... канд. культурологии / Н. Е. Париева. — М., 2017.
5. Смирнов, М. Г. Элементы натурализации ценностей в современном японском социуме / М. Г. Смирнов // Культуры и языки стран Дальнего Востока: изучение и обучение : материалы Между-нар. науч.-практ. конф. (Иркутск, 16—17 окт. 2014). — Иркутск : МГЛУ ЕАЛИ, 2014. С. 166-173.
6. Allison, A. Precarious Japan / A. Allison. — Durham : Duke University Press, 2013.
7. Kosaka, M. A "normal life" is no longer "normal" / M. Kosaka. — URL: https://japansociology.com/ tag/relationless-society (accessed: 11.07.2019).
8. No. of people dying alone rises in 'no-relationship' society // Japan Today. — 2011. — Febr. 15. — URL: http://www.japantoday.com/category/kuchikomi/view/no-of-people-dying-alone-rises-in-no-relationship-society (accessed: 26.04.2015).
9. Only connect: Japan struggles to bond // The Japan Times. — 2010. — July 4. — URL: http:// www.japantimes.co.jp/news/2010/07/04/national/media-national/only-connect-japan-struggles-to-bond/#. VTxRryGqqkp (accessed: 26.04.2015).
10. Taylor, M. Not with a Bang but a Whimper: Muen Shakai and Its Implications / M. Taylor // Anthropoetics — The Journal of Generative Anthropology. — 2012. — Vol. 18, no. 1.
11. Schreiber, M. Looking back on 2010 one word at a time / M. Schreiber // The Japan Times. — 2010. — Dec. 29. — URL: http://www.japantimes.co.jp/life/2010/12/29/language/looking-back-on-2010-one-word-at-a-time/#.VTxRrCGqqkp (accessed: 26.04.2015).
Сведения об авторах
Смирнов Максим Георгиевич — доцент кафедры зарубежного регионоведения, политологии и восточной философии, Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия. [email protected]
Смирнова Наталья Юрьевна — директор Информационно-культурного центра урало-японских связей «Ракуда», Челябинск, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2019. No. 8 (430). Philosophy Sciences. Iss. 53. Pp. 75—82.
To the question about the perception of time in contemporary japanese society
M.G. Smirnov
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. [email protected]
N. Yu. Smirnova
Information and Cultural Center of the Ural-Japanese Relations "Rakuda", Chelyabinsk, Russia. [email protected]
The Article is devoted to the philosophical understanding of the problem of time perception analysis in the modern Japanese society. Using the methods of philosophical and complex analysis, the article deals with the key cultural determinants of both the past and the present that determine the forms of contextual multiparadigmatic perception of time in modern Japanese social culture. An attempt is made to substantiate and analyze the interaction of various forms of perception of time in modern Japanese social reality.
The main specific categories of Japanese temporal culture and the principles of their functioning are also considered. The mechanisms of reproduction of temporal processes of modern Japanese society are determined.
Keywords: time, social time, modern Japanese society, Japan, problems of society, Japanese culture.
References
1. Grigoryeva T.P. Yaponskaya khudozhestvennaya traditsiya [Japanese art tradition]. Moscow, 1979. (In Russ.).
2. Deyvi Kh.I. Iskusstvo i Put'po-yaponski: 45 dorog k meditatsii i krasote [Art and the Way in Japanese: 45 roads to meditation and beauty]. Rostov-na-Donu, Feniks Publ., 2005. 304 p. (in Russ.).
3. Kornilov M.N. Yaponskaya kul'tura [Japanese culture]. Kul'turologiya: v 2 t. T. 2 [Culturology: in 2 vols. Vol. 2]. Moscow, Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN) Publ., 2007. 1166 p. (in Russ.).
4. Pariyeva N.Ye. Kontsept «vremya» v yaponskoy lingvokul'ture [The concept of "time" in Japanese linguistic culture] Thesis. Moscow, 2017. (In Russ.).
5. Smirnov M.G. Elementy naturalizatsii tsennostey v sovremennom yaponskom sotsiume [The elements of the naturalization of values in modern Japanese society]. Kul'tury i yazyki stran Dal'nego Vostoka: izucheniye i obucheniye [Cultures and languages of the countries of the Far East: study and training]. Irkutsk, MGLU YEALI Publ., 2014. Pp. 166—173(in Russ.).
6. Allison A. Precarious Japan. Durham, Duke University Press, 2013.
7. Kosaka M. A "normal life" is no longer "normal". Available at: https://japansociology.com/tag/rela-tionless-society, accessed 11.07.2019.
8. No. of people dying alone rises in 'no-relationship' society. Japan Today, 2011, February 15. Available at: http://www.japantoday.com/category/kuchikomi/view/no-of-people-dying-alone-rises-in-no-relationship-society, accessed 26.04.2015.
9. Only connect: Japan struggles to bond. The Japan Times, 2010, July 4. Available at: http://www.japan-times.co.jp/news/2010/07/04/national/media-national/only-connect-japan-struggles-to-bond/#.VTxRryGqqkp, accessed 26.04.2015.
10. Taylor M. Not with a Bang but a Whimper: Muen Shakai and Its Implications. Anthropoetics — the Journal of Generative Anthropology, 2012, vol. 18, no. 1.
11. Schreiber M. Looking back on 2010 one word at a time. The Japan Times, 2010, December 29. Available at: http://www.japantimes.co.jp/life/2010/12/29/language/looking-back-on-2010-one-word-at-a-time/#. VTxRrCGqqkp, accessed 26.04.2015.
This article is published with the support of the RFBR grant within the framework of the scientific project No. 18-013-00201 A.
