CC BY
9ТРУДЫ КАФЕДРЫ БОГОСЛОВИЯ
Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 3 (19) 2023
П. И. Гайденко
К вопросу о статусе мирянина или Несколько наблюдений о церковных наказаниях мирян на Руси XI-XIII вв.1
УДК 930(470+571):271.2-745+348.58 DOI 10.47132/2541-9587_2023_3_180 EDN QSHDKN
Аннотация: В современной историографии принято считать, что «мирянин» — это лицо, не имеющее священного сана, при этом в данную категорию включается самый широкий спектр верующих различных социальных групп и страт. При этом, знакомство с древнерусскими каноническо-правовыми источниками не позволяет согласиться с такой оценкой. Нормы Русской Правды и княжеских Уставов понимают под «мирянами» совершенно отдельную социальную страту, судебная власть Церкви над которой была существенно ограничена. В то же время в домонгольской Руси «мирянин» был противопоставлен не обладателю сана, а церковной власти как таковой. В статье предпринята попытка сформулировать проблему зависимости налагавшихся Церковью наказаний от социального положения провинившегося.
Ключевые слова: церковный суд, домонгольская Русь, лаик, мирянин, церковные наказания. Об авторе: Павел Иванович Гайденко
Доктор исторических наук, профессор кафедры исторических наук и архивоведения Московского государственного лингвистического университета, председатель редакционного совета журнала «Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях», действительный член Общества изучения церковного права им. Т. В. Барсова Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви («Барсовское общество»). E-mail: prof.gaydenko@rambler.ru ORCID: https://orcid.org/0000-0002-2104-362X
Для цитирования: Гайденко П.И. К вопросу о статусе мирянина или Несколько наблюдений о церковных наказаниях мирян на Руси XI-XIII вв. // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. №3 (19). С. 180-191.
Статья поступила в редакцию 27.02.2023; одобрена после рецензирования 10.03.2023; принята к публикации 04.04.2023.
1 Данная статья написана на основе доклада, прочитанного на круглом столе, прошедшем в Московской духовной академии 12 октября 2022 г. Считаю своим долгом поблагодарить прот. Александра Задорнова за возможность изложить свои наблюдения, а также своих коллег и друзей — Юрия Владимировича Оспенникова и Филиппа Дмитриевича Подберезкина за оказанную помощь при подготовке данной статьи.
PROCEEDINGS OF THE DEPARTMENT OF THEOLOGY
Scientific Journal Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 3 (19) 2023
Pavel I. Gaidenko
On the issue of the status of a layman, or Several observations on Church punishments of the laity in the 11th-13th century Russia
UDC 930(470+571):271.2-745+348.58 DOI 10.47132/2541-9587_2023_3_180 EDN QSHDKN
Abstract: In modern historiography, it is generally accepted that a "layman" is a person who does not have a holy order, while this category includes the widest range of believers of various social groups and strata. At the same time, acquaintance with the ancient Russian canonical legal sources does not allow us to agree with such an assessment. The norms of the "Russian Justice" and the princely Statutes understand by "laity" a completely separate social stratum, the judicial power of the Church over which was significantly limited. At the same time, in pre-Mongol Russia, the "layman" was opposed not to the holder of the holy order, but to Church authority as such. The article attempts to formulate the problem of the dependence of punishments imposed by the Church on the social status of the offender.
Keywords: ecclesiastical court, pre-Mongol Russia, laic, layman, ecclesiastical punishments. About the author: Pavel Ivanovich Gaidenko
Doctor of Historical Sciences, Professor at the Moscow State Linguistic University; Chairman
of the Editorial Council of the Journal "Palaeorosia"; full member of the T. V. Barsov Society for
the Study of Church Law ("Barsov Society") of the St. Petersburg Theological Academy of the Russian
Orthodox Church.
E-mail: prof.gaydenko@rambler.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-2104-362X
For citation: Gaidenko P. I. On the issue of the status of a layman, or Several observations on Church punishments of the laity in the 11lh-13lh century Russia. Proceedings of the Department of Theology of the Saint Petersburg Theological Academy, 2023, no. 3 (19), pp. 180-191.
The article was submitted 27.02.2023; approved after reviewing 10.03.2023; accepted for publication 04.04.2023.
Исследование канонических норм и практик без принятия во внимание национальных особенностей той или иной Церкви — дело неблагодарное, малоперспективное и даже тупиковое для каких-либо изысканий. Русская, а точнее древнерусская каноническая действительность в полной мере подтверждает отмеченную черту церковной жизни Руси. Действовавшие здесь канонические нормы хоть и были заимствованы преимущественно из Византии (в широком понимании), однако оказались тесно связанными с местной правовой культурой и обусловлены разнообразными процессами, протекавшими в различных пластах населения Руси и его властных элит. Не меньшую сложность для исследователей представляют и историографические представления, позволяющие интерпретировать сообщения источников. Усилия последних лет в области церковного права позволяют задать вопрос: всегда ли такие интерпретации и введенные для понимания тех давних реалий термины верны? Примером такой ситуации может служить проблема церковного наказания мирян. Причем сложность возникает, во-первых, в определении, что есть «наказание», поскольку юридическое понимание данного термина и его понимание не только книжниками, но и людьми, не обремененными знаниями и опирающимися на свой житейский опыт, далеко не во всем совпадали как тогда, так и сейчас; во-вторых, в определении, кто таков этот «мирянин».
При том, что в отечественной историографии заявленная тема наказания мирян не нова и опирается на значительный пласт работ, считать ее разрешенной даже в отношении домонгольского периода едва ли возможно. Во-первых, древнерусские источники права, связываемые с домонгольским периодом, не знают категории «наказание». Являясь книжной и восходящей к словарному составу Св. Писания, данная категория практически во всех известных случаях имеет значение не «расправы» или «казни», а «вразумления» и «научения»2. Для обозначения расправы или прещения книжники того времени использовали иную терминологию.
Если приговор выносился князем, то князь «казнил», «казнию казнил»3, если же дело подлежало рассмотрению митрополитом, то святитель «влогал опитимию» и иногда подобно князю «казнил»4 виновного. Использование
2 Словарь русского языка XI-XVП вв. обращает внимание на то, что именно этот смысл, — смысл вразумления, научения присутствует в Изборнике 1076 г. в «Наказании богатым», «Наказание Йисухия презвутера иерслмьс[ка]» в иных местах этого произведения (Словарь русского языка XI-XVП вв. Вып. 10: Н — наятися. М., 1983. С. 109; Изборник 1076 года. М., 1965. С. 198, 274, 939 [наказание, наказати].
3 «[15] Аще кто зажьжеть гоумно, или дворъ, или ино что, митрополитоу 40 гри-вень, а опитимию подоимоуть, а кн(я)зь казнить.
[18] Аще кто иметь две жене водить, митрополитоу 20 гривенъ, а которая подлегла, тоую поняти в домъ ц(е)рковныи, а порвую женоу дрьжати и водити по законоу. А иметь ю лихо водити и дръжати, казнию казнити его» (Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Археографический извод] // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976. С. 95).
4 «[20] Аще кто блудить с черницею, митрополиту 40 гривен, а во [о]питем(и)ю вложит(и).
[21] Аще ли кто с животиною блоуд створит, митрополиту 12 гривен, а во [о]пи-тем(и)и и в казни.
древнерусским книжником термина «казнь», вероятно, вызвано тем, что суд, приговор и его реализация человеком русского Средневековья рассматривались как единое явление. Впрочем, «казнь» и «наказание» близки друг к другу и наверняка взаимосвязаны. Но так или иначе, за минувшие столетия при использовании термина «наказание» произошло смещение смыслов, что привело к определенным проблемам понимания того, чем были «казнь» и «наказание» для современников той эпохи. Еще сложнее понять, когда и при каких условиях совершенный христианином грех из области ответственности духовника оказывался в юрисдикции церковного суда. В данном отношении примечательно различие, присутствующее в Уставе князя Ярослава о церковных судах и рекомендациях, полученных Кириком Новгородцем от епископа Нифонта, в отношении блуда, совершенного мужчиной. Так, если нормы церковного устава Ярослава предполагали за этот проступок крупный штраф и суровые меры прещения, канонические ответы епископа Нифонта ограничивались одним лишь вразумлением согрешившего5.
Во многом небезуспешные попытки рассмотрения церковных наказаний были предприняты Н. С. Суворовым, С. И. Смирновым, а в последние десятилетия Р. Г. Пихоей, посвятившими духовническим практикам в области покаянного права и церковным наказаниям отдельные исследования6. Однако даже эти титанические усилия далеко не во всех случаях позволяют провести границу между наказаниями, получаемыми в ходе духовнической практики,
[22] Аще свекорь съ снохою блоудить, митрополиту 40 гривен, а опитем(и)ю при-имоут по закону» (Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Основной извод] // Древнерусские княжеские уставы Х1-ХУ вв. М., 1976. С. 88).
5 Например, за измену жене или за второй брак при живой супруге Устав Ярослава предписывает непременное вынесение виновным наказания: «[8] Аже моужь от жены блядет, митрополитоу нет коун, а кн(я)зь казнит(ь). [9] Ажее моужь оженится иною женою, а съ старою не роспустится, митрополитоу вина, молодую поняти в домъ ц(е)рк(о)вных, а съ старою жити <...> [17] Аще кто имет две жены водити, митрополитоу 20 гривен, а которая подлегла, тую пояти в дом ц(е)рк(о)вныи, а первую жену держати по закону. Имет ли лихо ею держати, казнью казнити» (Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Основной извод]. С. 87). В это же самое время за сожительство с несколькими женщинами епископ Нифонт, правда, уточняя их статус, ограничивался в отношении виновного лишь своим неодобрением. Впрочем, и сам прп. Кирик, судя по форме заданного вопроса, был совершенно бессилен что-либо предпринять против согрешавших, и в итоге пробовал найти выход из затруднительного положения посредством выбора из двух зол меньшего: «Говорил ему: "А что, если, владыко, одни открыто заводят наложниц и детей рожают, будто со своею женою, а другие (Л. 29б) скрытно сожительствуют со многими рабынями. Что лучше?" — "Нехорошо, — ответил, — ни то и ни другое"» (Вопрошание Кириково, который предлагал вопросы новгородскому епископу Нифонту и другим [иереям] // Мильков В. В., Симонов Р. А. Кирик Новгородец: ученый и мыслитель. М., 2011. С.420 [Кирик. 69]; 1130—1156 г. Вопросы Кирика, Саввы и Ильи, с ответами Нифонта, епископа Новгородского, и других иерархических лиц // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб., 1880. Стб. 41-42).
6 Суворов Н. С. О церковных наказаниях: Опыт исслед. по церк. праву Н. Суворова. СПб., 1876. VIII, 338 с.; Смирнов С. И. Древнерусский духовник: Очерк. Сергиев Посад: 2 тип. А.И. Снегиревой, 1899. [2], 115 с.; ПихояР.Г. Записки археографа. М., 2016. С. 32-42 [Ч. 2. Очерки по истории покаянной дисциплины домонгольской Руси].
и наказаниями на основании решений церковных судов. Трудноразрешима данная проблема и сегодня7. Восстановление же в современной Церкви деятельности церковных судов лишь усугубило проблему, выведя духовное вразумлением из области духовного воспитания в сферу церковно-юридических практик. В итоге вопрос, где пролегает граница проступка, совершив который, христианин должен понести наказание в рамках духовного вразумления от своего духовника, или же где он обязан предстать перед судом, пока что остается неразрешенным, а ответ на него во многом обусловлен личными представлениями об этой границе епископа или же духовника. Примечательно, что данная проблема хорошо просматривается в канонических вопросах Кирика Новгородца, интересовавшегося в силу своих обязанностей епископского хартофилакса о возможности наказания священника духовным отцом или же епископом8. В итоге, остается открытым и разрешается в каждом случае отдельно вопрос: церковное наказание — это вразумление или же казнь, расправа?
7 Примером данной проблемы может служить понимание епитимии. Традиционно в современной церковной традиции она понимается как форма духовного вразумления через наложение не слишком болезненных наказаний на членов Церкви. По мнению прот. Н. Малиновского, епитимия употребляется Церковью «для блага членов своих», представляя собой либо «особые благочестивые упражнения и делах покаяния» с отлучением согрешившего от причастия и самой Церкви, либо без отлучения. В этом смысле наложение епитимии «исходит из любви и попечения церкви о спасении своих чад» (Малиновский Н., прот. Очерк православного догматического богословия: в 2 ч. Ч.2. Сергиев Посад, 1911. С.207-208). Несколько иной взгляд на епитимию присутствует у прот. Владислава Цыпина, который рассматривает ее как «церковное наказание (прещение), налагаемое на мирян», но не на священников (Цыпин В., прот. Епитимия // Православная энциклопедия. Т. 18. М., 2008. С. 533). Наконец, прот. Дмитрий Пашков в одном из своих докладов вполне убедительно продемонстрировал, что епитимия — это церковное наказание, которое может быть наложено на любого члена Церкви, находящегося как в сане, так без такового (Пашков Д., прот. Епитимья: сущность, цели, принципы // Пастырь. URL: https://priest. today/news/epitimii_protoierej_dimitrij_pashkov (дата обращения: 09.11.2022)).
8 Кажется, вопрос о процедуре наказания лиц, не имевших духовного сана, перед Ки-риком и его совопрошателями не стоял в принципе. Судя по всему, в каноническо-правовой практике Новгорода сер. и втор. пол. XII в. грехи лиц, не обличенных духовным саном, разрешались духовниками, которые могли прибегать к рекомендациям правящего епископа. При этом выносившиеся ими решения могли явно находиться в противоречии с нормами княжеских уставов, о чем было сказано ранее. По сути, при необходимости наложить какое-либо наказание духовники руководствовались не нормами Русской Правды, а церковными постановлениями. Иначе стоял вопрос о наказании духовниками священнослужителей. Рассматривая возможность наложения сурового прещения на священника его духовником, еп. Нифонт отвечал прп. Кирику категорическим отказом: «Спрашивали о таком: "Если [духовник] узнает, что поп, который является [ему] духовным сыном, не достоин служить, тогда как нужно ему поступить?" — "Всякий поп, — ответил, — попу брат. Запрети ему сначала, а затем [вели]: "Остановись, брат!" Если тебя не послушает — расскажи мне. Если не расскажешь — осудишся вместе с [ним]"» (Вопрошание Кириково, который предлагал вопросы новгородскому епископу Нифонту и другим [иереям] [Перевод]. С.420 [Кирик. 66]; 1130-1156 г. Вопросы Кирика, Саввы и Ильи, с ответами Нифонта, епископа Новгородского, и других иерархических лиц. Стб. 40).
Однако в сформулированной проблеме больше всего вопросов вызывает термин «миряне». О том, насколько туманно понимание, кто есть мирянин и всякий ли не относящийся к клиру, как это предлагает современная трактовка данного термина9, может быть таковым назван, можно судить по небольшой полемике, которая развернулась в ответ на публикацию статьи И. А. Шершневой-Цитульской «К вопросу о церковной юрисдикции над русскими князьями в контексте русско-византийских отношений (XI — середина XV вв.)»10. Действительно, можно ли считать «мирянином» царя, князя, представителя власти, монаха или же монахиню, и насколько, в принципе, правильно относить к числу мирян причетников и членов семей священнослужителей, если они не имели или не имеют хиротонии или же хиротесии? Как быть, если все они не обладали саном? Является ли главной особенностью «мирянского» статуса отсутствие священного сана или по меньшей мере причетнического чина, приобретаемого при хиротесии? Скорее всего, нет.
Анализируя, например, положение царя в Церкви, В. Е. Вальденберг вслед за своими именитыми предшественниками подчеркивал пусть и ограниченный, но особый характер императорской власти в отношении Церкви и высшей церковной иерархии, находя основание своему уверенному мнению, прежде всего, в знаменитой шестой Новелле Юстиниана и Михаила Власта-ря11. Однако и в отношении иных лиц, занимавших те или иные социальные ниши в обществе, ситуация не видится простой и позволяющей дать лаконичный ответ. И все же это пока предварительные суждения.
Между тем, положение и служение в Церкви «светских» лиц — под которыми условно можно понимать лиц, не имевших особого иерархического или иноческого посвящения — крайне редко становилось предметом исследования. Если не обременять себя всем тем, что сказано о царской и отчасти княжеской власти — как, например, это сделал Н. И. Субботин12, — то в лучшем случае в историографии представлено ктиторство (в том числе не княжеское)13,
9 Цыпин В., прот. Миряне // Православная Энциклопедия. Т. 45. М., 2017. С. 394-396.
10 Шершнева-Цитульская И. А. К вопросу о церковной юрисдикции над русскими князьями в контексте русско-византийских отношений (XI — середина XV вв.) // Христианское чтение. 2022. № 3. С.182-194; Гайденко П.И. Размышления о церковной юрисдикции в домонгольской Руси. Отзыв на статью И. А. Шершневой-Цитульской («Христианское чтение» № 3 за 2022 г.) // Христианское чтение. 2022. № 4. С. 199-211.
11 См. специальную главу «Возникновение учений о пределах царской власти»: Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти: очерки русской литературы от Владимира Святого до конца XVII века. М., 2006. С. 112-140.
12 См. подробнее: Субботин Н. И. Об отношениях духовенства русского к князьям с XI до половины XV века. М., 1858. [2], 77 с.
13 Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси, X-XШ вв. М., 1989. С. 131-149; Стефанович П. С. Некняжеское церковное строительство в домонгольской Руси: Юг и Север // Вестник церковной истории. 2007. № 1 (5). С. 117-133; Преображенский А. С. Ктиторские портреты средневековой Руси. XI — начало XVI века. М., 2012; Его же. Ктиторы русских храмов домонгольской эпохи: некоторые аспекты проблемы // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2012. № 5 (13). С. 15; Гайденко П. И. Несколько замечаний об институте ктиторов в домонгольской Руси (на примере Печерского монастыря) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2016. № 4 (16). С. 31-52; и др.
институт архиерейских «чиновников»14, а также очень поздний, выходящий за временные рамки данной статьи, институт православных братств. Что же касается лиц, не облеченных саном и не связанных со службой при архиерейской кафедре и епископском доме, то в отношении домонгольской Руси после работ Е. Е. Голубинского15 вопросы их каноническо-правового статуса не получили специального рассмотрения.
При том, что «Словарь русского языка XI-XVII вв.» связывает термин «мирянин» в его церковном значении с источниками XVII в., впервые данный термины «мир» и «мирянин» встречаются в Уставах Церкви князей Владимира и Ярослава. Устав князя Владимира в Оленинской редакции упоминает о мирянине в статье о судебных правах митрополита над церковными людьми: «Аще их кто внидет в вину, судити тех митрополиту и епископом опрочи мирян»16. Что же касается «мира», из которого и появляется эти «миряне», то он впервые упомянут в Русской Правде и в пространной редакции Устава князя Ярослава. «Аще поиметь кто чюжь конь, любо оро-ужье, или портъ, а познаеть въ своемъ миру, то взяти емоу свое, 3 гривны за обиду»17. «Иже чернець или черниця, или поп, или попадия, или вдова, проскоурниця, или пономарь въпадуть в блоудъ, техъ соудити митрополи-тоу оприсно мирянъ, а во что ихъ осоудить воленъ»18. Совершенно очевидно, что в данном случае под миром понимается община19, не подотчетная Церкви, противостоящая и даже наверняка враждебная власти митрополита, как на это обратил внимание еще М. Б. Греков20. Исходя из норм Уставов, «мир» — это община безотносительно того, городская она или сельская (чаще всего в Новгородской земле), а «мирянин» — это общинник, при этом выходец из ее нижних слоев, не подвластный митрополиту и поэтому судимый кем-то иным, например, князем.
Таким образом, в условиях домонгольской Руси мирянин был противопоставлен не обладателю сана, а церковной власти как таковой. Между тем, в современной литературе a priori принято считать, что миряне — это «лаики»,
14 Прежде всего, это исследование Н. Ф. Каптерева, а также целый комплекс исследований, затрагивающих организацию различных служб при епископских дворах: Каптерев Н. Ф. Светские архиерейские чиновники в древней Руси. М., 1874. 239 с. и др.
15 В данном отношении заслуживают внимания специальные разделы многотомного издания: Голубинский Е.Е. История Русской церкви. Кн. 16: Период первый, киевский или домонгольский: Первая половина тома. М., 1997. С. 462-472, 488-494.
16 Устав князя Владимира о десятинах, судах и людях церковных [Оленинская редакция. Архангельский извод] // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976. С. 16 [ст. 11].
17 Правда Русская [Краткий список. Археографический I список] // Правда Русская: в 3 т. Т. 1. М.; Л., 1940. С. 77 [ст. 13].
18 Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Археографический извод]. С. 97 [ст. 46].
19 Под «миром» понимались сельская округа или город с их общиной. Наиболее сжатую характеристику, во многом суммирующую высказанные в отечественной науке мнения, дал в своем комментарии В. Л. Янин: «Мир — община, как сельская, так и городская. Термин, применяемый чаще всего в Новгородской Руси» (Российское законодательство X-XX веков: в 9 т. Т.1: Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 56).
20 Греков М. Б. Киевская Русь. М., 1953. С. 82, 90.
т.е. те, кто не имеют посвящения. Именно такая интерпретация «мирянина» и «лаика» закреплена авторитетом «Православной энциклопедии»21. Однако насколько такая категоричная точка зрения верна — сложный вопрос, который выходит за рамки и возможности данной статьи и автора, требуя внимательного и въедливого филологического и лингвистического разбора. Без этого дальнейшие размышления видятся зыбкими и уязвимыми для любой критики. Но именно такого исследования в отношении «лаиков» так до сих пор и не сделано. В рамках же данной статьи сделать это в полном объеме не представляется возможным. Однако ограничиться предварительными наблюдениями в этой области — вполне по силам.
Категория «народа» в древнегреческом сложна. Это может быть не только Лао<5, но и 5^о<5, и, ё^о^. Имея одинаковый перевод в русском языке, все перечисленные варианты «народа» различаются между собой по смыслу. В то время как характеризуется гражданско-правовой и политической
субъектностью, а ё^о^ обусловлен этнической особенностью, Аао^ связан с социально-культурной стороной жизни, позволяющей говорить о численно доминирующих и, как правило, низовых слоях. Как уже было отмечено, отождествление лаиков с «не духовенством» зиждится на отсылке к специальной статье словаря «Словарь русского языка XI-XVП вв.»22. Однако при внимательном ее изучении становится очевидным, что термин «лаик», почерпнутый из «Скрижали» (изд. 1656 г.), не столь однозначен, как это предложил прот. Владислав Цыпин. К тому же статья словаря совершенно не учла употребление термина «мирянин» в контексте норм древнерусского права.
Между тем, история «Скрижали», благодаря которой термин «мирянин» приобрел в «Словаре русского языка XI-XVII вв.» известный смысл, хорошо известна и хрестоматийна. Основой сборника послужила книга, составленная в Греции иером. Иоанном Нафанаилом и преподнесенная в 1653 г. патриарху Никону в дар от имени константинопольского патриарха Паисия. Справщик Московского печатного двора Арсений Грек перевел текст, и в октябре 1655 г. тираж был напечатан. Однако окончательное оформление издания для его дальнейшего распространения было задержано лично патриархом. Никон придавал изданию большое значение и требовал, чтобы книга была утверждена на Соборе, что и было сделано. При этом издание дополнили новыми вставками: актами церковных Соборов 1654, 1655 и 1656 гг., авторитет которых должен был служить дополнительной основой для признания читателями истинности идей, изложенных в книге. 2 июня 1656 г. последние страницы «Скрижали» были допечатаны, и издание было выпущено из типографии. Именно благодаря этой книге «лаик» был переведен как «мирянин» — лицо, находящееся в некоторой смысловой оппозиции к священству. Закреплению такого смыслового контекста во многом способствовало то, что при цитировании, например, в словаре древнерусского языка отрывок, где присутствует «лаик», приводится в усеченном виде. Правда, при этом справедливо обращается внимание на то, что составители и переводчик перевели «лаика»
21 «[Лаики; греч. ХшКод — из народа], лица, принадлежащие к Церкви и не входящие при этом в состав духовенства, или клира» (Цыпин В., прот. Миряне. С. 394-396).
22 Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 8: Крада — Лящина. М., 1975. С. 164.
как «людянина»23. Но «людянин» — это не просто человек (причем человек, не имеющий священного сана), это человек не благородного происхождения, что отмечает и словарь24. К тому в «Скрижали» отсутствует прямое отождествление «не священников» с «лаиками», что подрывает мнение, высказанное прот. Владиславом Цыпиным. Полная цитата звучит иначе, чем ее сокращенный вариант в Словаре: «Подобает убо всякому христианину православному, толико священнику, яко и лаику [людину] и монаху, и аще коего-либо чина был бы, ведети и познавати право божественную литургию, таже веровати и почитати вся оная, яже бывают в ней, яко божественная, святая и страшная таинства»25. То есть в тексте священство не противопоставляется лаикам, а идет в одном ряду с различными социальными группами христиан: священниками, простыми людьми, монашествующими и лицами различных чинов. Лаик — простолюдин, поэтому не может быть отнесен к «чинам», которые определяются более высоким служением государству и Церкви.
Примечательно, что перевод Арсения Грека, называя лаика «мирянином», все же отождествляет его с «людином». То есть это представитель одной из самых смутных из всех социальных категорий Древней Руси — «людей».
Наверное, самое примечательное исследование данной социальной группы или социального слоя принадлежит Т. Л. Вилкул. Результаты проведенной ею работы убедительно показали, что категория «люди» в древнерусских текстах полисемантична26. При этом понять, кто скрывается под ней, можно только из контекста конкретных известий. Однако ясно то, что эта категория обозначает преимущественно горожан, статус которых обладал известной зависимостью от кого-либо, что особенно хорошо прослеживается в Повести временных лет27. То есть под «людьми» скрывалось городское население, которое в той или иной степени являлось зависимым. Причем совершенно не обязательно, чтобы под «людьми» понимались обельные холопы или закупы. Вероятно, это могли быть представители чади, зависимые от боярина или князя дружинники или чьи-то слуги. Ясно лишь, что «люди» — это зависимое от кого-либо городское население. Следовательно, «людин» — это человек, не относящийся к верхам городского сообщества, т. е. представитель нижних слоев городского населения. Собственно, и «лаикос» — это «обычный» народ, по преимуществу простолюдины, люди, не имеющие чина.
Примечательно, что в болгарском и хорватском языках «лаик» — человек неученый, непросвещенный, невежа. Даже если в южно-славянских языках и произошло смысловое смещение, то оно видится минимальным. В любом случае «лаик» — это человек, не относящийся к знати. В этом смысле «люди», встречающиеся уже в ранних княжеских Уставах — это отдельная, особая категория.
23 Там же. С. 164, 345.
24 Там же. С. 343.
25 Скрижаль. Акты соборов 1654, 1655, 1656 годов. СПб., 2013. С. 30.
26 Вилкул Т. Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины Х1-ХШ вв. М., 2009. С. 40-48.
27 По удачному замечанию Татьяны Леонидовны, «в ВГВЛ "людие" часто появляется не только благодаря книжным пассажам, но и из-за того, что для этого свода очень характерно "люди" в значении "слуги"» (Там же. С. 44 [сноска 107]).
При определении виновности человека перед Церковью древнерусское церковное право определенно различает «людей» — чьих-то людей, например, «церковных людей», и представителей элиты, обнаруживая при этом некоторую социальную градацию и внутри самих «людей»: «добрые люди», «нарочитые люди». Однако при обращении к церковному уставу можно заключить, что «люди» — это лица, несомненно, если и «свободные» или «полусвободные», то в социальном и социально-иерархическом отношении более уязвимые и зависимые.
Примечательно еще одно обстоятельство. Древнерусское право в области церковной жизни не знает противопоставления «мирян» или «духовенства». Миряне (члены общины) — это лишь одна из социальных страт древнерусского общества, существующих в одном ряду с чадью, закупами или же церковными людьми. При этом представители каждой социальной страты наказываются и митрополитом, и князем по-разному, исходя не из их отношения к христианству (данный фактор имел несколько иное значение), а из того, какие наказания (прещения) полагались для лиц данной страты. При этом различался и социальный статус потерпевших: «Аще кто пошибаеть боярь-скоую дщерь или боярьскоую женоу, за соромъ еи 5 гривенъ золота, а ми-трополитоу такожде; а менших бояръ — гривна золота, митрополитоу гривна золота; а нарочитыхъ людии 2 рубля, а митрополитоу 2 рубля; простои чади 12 гривенъ, а митрополитоу 12 гривенъ, а кн(я)зь казнить»28.
Совершенно понятно, что насильник боярских дочерей — знатный человек. Скорее всего, в этой, как и в иных статьях, когда дело касается сексуального насилия и постыдного поведения в отношении членов боярской семьи, второй участник, виновный, также должен был являться представителем верхушки общества. Большинство описанные в Уставе князя Ярослава о церковных судах случаев так или иначе регламентируют поведение знати или, по меньшей мере, состоятельных и, в итоге, самых христианизированных слоев древнерусского общества. Об этом можно судить и по именованию виновных в том числе «мужами» или «женами», что указывало не только на гендерную принадлежность, но и на их состояние в браке, а также на высокий статус в обществе. Смерд — не «муж», даже если дело бы касалось его жены.
Если же норма Уставов касалась всех безотносительно их статуса, то использовалась иная формула — «аще кто». При этом отдельными категориями обозначены иноверцы, а также чернецы и черницы (монахи и монахини), попы, попадьи, вдовы, просфирницы и пономари, т.е. те, кто в Уставе Владимира обозначен как «церковные люди». По сути, нормы Церкви в полной мере соотносились с нормами феодального права, учитывавшего, прежде всего, социальный статус виновных и потерпевших.
Таким образом, даже при небольшом прикосновении к теме «мирян» становится понятно, что в домонгольской Руси применительно к лицам, не имевшим рукоположения в священный сан, термин «мирянин» если и может быть применим, то с существенными оговорками. В реалиях XI-XIII вв. он охватывал совершенно иной социальный пласт населения — членов «мира», т. е.
28 Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Археографический извод]. С. 94 [ст. 3].
сельской либо городской общины, «людей» низкого положения, над которыми каноническая и судебная власть митрополита или епископа была ограниченной. Скорее всего, это объяснялось зависимостью мирян от общины и знати. Даже в Церкви за совершение греха или преступления человек нес ответственность, исходя не из того, обладает он каким-либо церковным саном или нет, а из того, какую социальную нишу он занимает или к какой социальной страте относится. При этом в большинстве случаев за епископом оставалось лишь право получения штрафа и, в некоторых случаях, наложения епитимии. Вынесение же наказания и совершение расправы оставалось привилегией князя, который и «казнил» виновного.
Источники и литература
1. 1130—1156 г. Вопросы Кирика, Саввы и Ильи, с ответами Нифонта, епископа Новгородского, и других иерархических лиц // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб.: Типография Имп. академии наук, 1880. Стб. 21-62.
2. Вальденберг В.Е. Древнерусские учения о пределах царской власти: очерки русской литературы от Владимира Святого до конца XVII века. М.: Территория будущего, 2006. 366 с.
3. Вопрошание Кириково, который предлагал вопросы новгородскому епископу Нифонту и другим [иереям] // Мильков В. В., Симонов Р. А. Кирик Новгородец: ученый и мыслитель. (Памятники древнерусской мысли: исследования и тексты. Вып. VII). М.: Кругъ, 2011. С.413-429.
4. Гайденко П. И. Несколько замечаний об институте ктиторов в домонгольской Руси (на примере Печерского монастыря) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2016. №4 (16). С. 31-52.
5. Гайденко П.И. Размышления о церковной юрисдикции в домонгольской Руси. Отзыв на статью И. А. Шершневой-Цитульской («Христианское чтение» № 3 за 2022 г.) // Христианское чтение. 2022. №4. С. 199-211.
6. ГолубинскийЕ.Е. История Русской церкви. [Репр. изд.]. Кн. 16: Период первый, киевский или домонгольский: Первая половина тома. М.: Крутицкое Патриаршее подворье; О-во любителей церковной истории, 1997. XXIV, 968 с.; Кн. 17: Период первый, Киевский или Домонгольский: Вторая половина тома. М.: Крутицкое Патриаршее подворье; О-во любителей церковной истории, 2002. 926, XVII с.
7. Греков Б.Д. Киевская Русь. Л.: Госполитиздат, 1953. 568 с.
8. Изборник 1076 года: [Тексты и исследования] / Изд. подгот. В. С. Голышенко [и др.]; [Под. ред. С. И. Коткова]. М.: Наука, 1965. 1091 с.
9. Каптерев Н.Ф. Светские архиерейские чиновники в древней Руси. М.: Тип. «Соврем. изв.», 1874. [4], 239 с.
10. Малиновский Н., прот. Очерк православного догматического богословия: в 2 ч. Ч. 2. Сергиев Посад: Тип. Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1912. 351 с.
11. Мильков В.В., Симонов Р. А. Кирик Новгородец: ученый и мыслитель. (Памятники древнерусской мысли: исследования и тексты. Вып. VII). М.: Кругъ, 2011. 544 с.
12. Пашков Д., прот. Епитимья: сущность, цели, принципы // Пастырь. URL: https:// priest.today/news/epitimii_protoierej_dimitrij_pashkov (дата обращения: 09.11.2022).
13. Пихоя Р. Г. Записки археографа. М.: Ун-т Дмитрия Пожарского, 2016. 475, [1] с.
14. Правда Русская [Краткий список. Археографический I список] // Правда Русская: в 3 т. Т.1: Тексты / Под ред. акад. Б. Д. Грекова; подг. к печ. В. П. Любимов, Н. Ф. Лавров, М. Н. Тихомиров, Г. Л. Гейерманс, Г. Е. Кочин. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. С. 79-81.
15. Правда Русская: в 3 т. Т. 2: Комментарии / Под ред. акад. Б. Д. Грекова; сост. Б. В. Александров, В. Г. Гейман, Г. Е. Кочин, Н. Ф. Лавров, Б. А. Романов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. 864 с.
16. Преображенский А. С. Ктиторские портреты средневековой Руси. XI — начало XVI века. М.: Северный паломник, 2012. 541 с.
17. Преображенский А. С. Ктиторы русских храмов домонгольской эпохи: некоторые аспекты проблемы // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2012. № 5 (13). С. 15.
18. Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. / Под общ. ред. О. И. Чистякова. Т. 1: Законодательство Древней Руси / Отв. ред. член В. Л. Янин. М.: Юридическая литература, 1984. 430 с.
19. Скрижаль. Акты соборов 1654, 1655, 1656 годов. СПб.: «Свое издательство», 2013. 640 с.
20. Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 10: Н — наятися / Сост. Г. А. Богато-ва и др. М.: Наука, 1983. 327 с.
21. Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 8: Крада — Лящина / Сост. Г. А. Бо-гатова и др. М.: Наука, 1981. 351 с.
22. Смирнов С.И. Древнерусский духовник: Очерк. Сергиев Посад: 2 тип. А. И. Снегиревой, 1899. [2], 115 с.
23. Стефанович П. С. Некняжеское церковное строительство в домонгольской Руси: Юг и Север // Вестник церковной истории. 2007. № 1 (5). С. 117-133.
24. Субботин Н. И. Об отношениях духовенства русского к князьям с XI до половины XV века. М.: Тип. В. Готье, 1858. [2], 77 с.
25. Суворов Н.С. О церковных наказаниях: Опыт исслед. по церк. праву Н. Суворова. СПб.: Тип. и хромолит. А. Траншеля, 1876. VIII, 338 с.
26. Устав князя Владимира о десятинах, судах, и людях церковных [Оленин-ская редакция. Архангельский извод] // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Изд. подг. Я. Н. Щапов, отв. ред В. Л. Черепнин. М.: Наука, 1976. С. 13-16.
27. Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Археографический извод] // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Изд. подг. Я. Н. Щапов, отв. ред В. Л. Черепнин. М.: Наука, 1976. С. 93-99.
28. Устав князя Ярослава о церковных судах [Пространная редакция. Основной извод] // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Изд. подг. Я. Н. Щапов. М.: Наука, 1976. С. 85-91.
29. Цыпин В., прот. Епитимия // Православная энциклопедия. Т. 18. М., 2008. С. 533-535.
30. Цыпин В., прот. Миряне // Православная энциклопедия. Т. 45. М., 2017. С. 394-396.
31. Шершнева-Цитульская И.А. К вопросу о церковной юрисдикции над русскими князьями в контексте русско-византийских отношений (XI — середина XV вв.) // Христианское чтение. 2022. № 3. С. 182-194.
32. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси, X-XIII вв. М.: Наука, 1989. 228, [3] с.
