CC BY
56
УДК 94 (470+571)" 17/1917"
К ВОПРОСУ О СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВОМ ПОЛОЖЕНИИ ЗАВИСИМОГО НАСЕЛЕНИЯ В ШАПСУГСКОМ ОБЩЕСТВЕ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
© 2011 г. И.З. Суханова
Сочинский филиал Sochi Branch
Российского университета дружбы народов, of Russian Peoples' Friendship University,
ул. Куйбышева, 32, г. Сочи, 354340, Kuybishev St., 32, Sochi, 354340,
[email protected] [email protected]
Исследуется социально-правовое положение зависимого населения шапсугов в переломную для этноса эпоху в конце XVIII - первой половине XIX в. Трансформационные процессы значительно затрагивали социально-правовой строй. Особое внимание в работе уделяется специфике применения адатов в отношении крестьян - «пшитлей» и определению социального статуса рабов «унаутов». На изменение социального положения зависимого населения шапсугов повлияли усиление политической активности Российской империи на Кавказе, создание российских институтов власти и социально-правовые реформы России на Кавказе по второй половине XIX в.
Ключевые слова: пшитль - крепостной, унаут - раб, социально-правовое положение, политическая активность России, социально-культурное пространство, патриархальные органы управления шапсугов.
We research the social and legal status of dependent Shapsug 's population at the end ofXVIII - in the first half of the XIX century. Changes in Shapsug's society of this period were connected with social-and-legal status. The author pays attention to the using of adats in relation to peasants - «pshitlys» and to the definition of the social status slaves - «unauts». The reasons of changing the social status of dependent Shapsug's population were: the strengthening ofpolitical activity the Russian Empire in the Caucasus, organization of Russian power institutions and social and legal reforms in the Caucasus in the second half of the XIX century.
Keywo rds: pshitl - serf, unaut - slave, social and legal status, political Russian activism, social cultural space, рatriarchal controls shap-sughs.
Проблема социально-правового развития СевероЗападного Кавказа первой половины XIX в. является одной из дискуссионных в кавказоведении и отечественной историографии в целом. По мнению ряда исследователей, общественный строй шапсугов в изучаемый период рассматривается как переходная стадия от родовых к феодальным отношениям.
Изучение социальной и правовой структуры шапсуг-ского общества невозможно в отрыве от изучения истории адыгского народа. Особую значимость составляют сочинения историков, этнографов, путешественников,
послов и военачальников XIX в. Глубоко изучили быт и жизнь адыгских племен и дали неоднозначную оценку развитию общества: К.Ф. Сталь, Ф.Ф. Торнау, Л.Я. Лю-лье [1 - 3]. Довольно близко с жизнью адыгского общества познакомился Тэбу де Мариньи, который в 30-е гг. XIX в. путешествовал по Кавказу, а затем опубликовал свои путевые заметки [4]. Недостаточно объективно освещал общественный строй адыгов Н. Карлгофф, делая акцент на его бесклассовости и придавая большое значение родовым связям [5]. В свою очередь С.М. Бро-невский [6] и Л.Я. Люлье [3] определяли ведущим фак-
тором не экономическое развитие адыгского общества, а четко организованную, иерархическую структуру и степень феодализации. Значительный вклад в кавказоведение внесли труды известного адыгского ученого и общественного деятеля С. Хан-Гирея, который, будучи бжедугом по происхождению, изнутри знал социально-правовую организацию адыгского общества. Именно он указывает на традиции и обычаи, которыми дорожили адыги [7]. В первой половине XIX в., вследствие усиления российского влияния на Кавказе западные державы активно направляли своих агентов, которые в исследованиях уделяли значительное внимание общественному устройству и сословному делению адыгского общества, указывая при этом на несовместимость российской политики и мировоззрения горцев [8, 9].
Ф.И. Леонтович анализирует обычное право адыгов и выявляет механизм реализации адатов относительно зависимого населения [10]. Характеристику общественного строя адыгов и описание системы адыгского феодализма дают Л.И. Лавров, М.В. Покровский, В.К. Гар-данов [11 - 13].
Из современных ученых-историков и правоведов внесли значительный вклад в разработку данного направления И.Л. Бабич, Л.Г Свечникова, А. Ю.Чирг. [14 - 16].
Исходя из актуальности и разработанности проблемы, исследуем социально-правовое положение зависимого шапсугского населения в первой половине XIX в. и определим роль Российской империи в его освобождении.
В конце XVIII в. Северо-Западный Кавказ был заселен адыгскими племенами, для которых характерно медленное развитие феодальных отношений при сохранении пережитков общинного строя.
Как отмечал М. В. Покровский, «адыгская община покоилась на не развитых отношениях поземельной собственности, переходных от общей к частной собственности. Стеснения и ограничения общинника в праве распоряжаться принадлежавшей ему землей, задерживали развитие института частной поземельной собственности и вызревание элементов феодализма в адыгском обществе, опутывали зародившиеся феодальные отношения многочисленными патриархально-родовыми пережитками, но остановить их поступательное развитие не смогли....» [17, с. 138].
Наиболее отчетливо черты древних родовых отношений выступали у племен шапсугов, абадзехов, натухай-цев. В первой половине XIX в. шапсуги не имели установившихся феодальных отношений, патриархальные ро-доплеменные отношения и правовые обычаи определяли существование самого общества. Сословное деление шапсугов в XVIII - первой половине XIX в. выглядело следующим образом: дворяне, вольные земледельцы, или свободные общинники (тфокотли), крепостные крестьяне (пшитли), слуги (унауты). Шапсугское дворянство было представлено «тремя степенями» - «тлекотлешами», «ор-кишхами» и «орк-шаутлугусами». С. Хан-Гирей называет ряд фамилий шапсугских тлекотлешей: Аббат, Выхо, Хоркож, Шеретлыко, Немере. «Вольные земледельцы, - пишет он, - в племенах, имеющих народное правление (шапсуги, натухайцы, абадзехи), не зная
над собою никакой власти иного класса, пользуются совершенною свободою» [7, с. 205].
Количество крепостных семей у шапсугских владельцев доходило до нескольких сотен. Наиболее обширным является слой «пшитлей», которые квалифицировались в официальных документах как обрядные (адатные) холопы, или же как задворные крестьяне. Правовое положение крепостных было закреплено в статьях адатов: «Крепостных людей у кавказских горцев может иметь каждый, какого бы он сословия ни был, только в состоянии их приобрести покупкою, или кому дойдут по наследству» [10, с. 135 - 136]. В соответствии с положениями адатов, крепостные люди работали на себя и своих владельцев и из вырабатываемого хлеба и сена определяли половину для владельцев, а другую для содержания себя семейством и своего скотоводства, и из своей части хлеба и сена никому ни продать, ни подарить не имели права без согласия своих владельцев.
Выполнение повинностей «пшитлями» осуществлялось в форме отработочной и продуктовой ренты. Отдельные исследователи полагают, что имела место в этом случае также денежная рента [18, с. 47]. Однако адат не только устанавливал обязанности «пшитлей» по отношению к владельцу, но и защищал их права в некоторых случаях. Например, если владелец не обеспечивал «пшитлей» средствами к существованию, либо требовал выполнения работ, не предусмотренных обычаем, то последний мог в течение определенного времени подыскать для себя нового владельца, желающего его купить со всем семейством. Если прежний владелец препятствовал, то дело разбиралось в общественном суде и при правомерности требований «пшитля» решалось в его пользу. По воле владельца крепостной мог получить свободу, но при этом он оставался в сословии простого народа. Согласно адатам, вольноотпущенник, изучив турецкую грамоту и Коран, мог перейти в духовное сословие [10, с. 136], что отражало усиление позиций ислама на Кавказе.
Брак «пшитля» допускался с позволения владельца на крепостной того же владельца, при этом не надо было выплачивать калым. Считая «пшитлей» своей собственностью, владелец обязан покупать жен взрослым крестьянам, зато при выдаче замуж девушек и вдов «пшитлей» получал в свою пользу калым за них. Адатами допускалось приобретение невест для крепостных мужчин из простого сословия по согласию родителей, родственников или воспитателей, за которых им выплачивалось от 25 до 60 голов рогатого скота [10, с. 137]. За совершенные крепостными преступления штрафы выплачивал владелец, однако если крепостной был неисправимым преступником, его могли продать в Турцию или лишить жизни. Шапсугские владельцы дорожили своими крепостными и старались не привлекать их к участию в набегах, чтобы получать через них больший доход.
Другим разрядом крепостных крестьян были «оги». Они обладали более полными личными и имущественными правами, чем «пшитли», и жили отдельными дворами вне господской усадьбы, имея свое собственное
хозяйство. В основе зависимости «огов» лежала продуктовая рента, была у них также отработочная повинность.
В качестве традиционного уклада черкесского феодального общества в конце XVIII - первой половине XIX в. у шапсугов и убыхов сохранялось рабство, которое по существу носило домашний характер. Домашними рабами являлись «унауты», наиболее низшая категория населения у шапсугов: «люди сии суть сущие рабы, повинуются своим владельцам, слепо исполняют все работы и по их приказанию переносят терпеливо самые их угнетения, словом, несут все тяготы жизни, не имеют возможности в облегчение своего состояния приносить кому-либо свои жалобы на владельцев; потому что сии какого бы они сословия ни были, владеют и пользуются ими совершенно на одних правах» [10, с. 135 - 136]. В источниках они называются обычно безобрядными или безадатными, ибо на них не распространялись нормы адата. В отличие от «пшитлей» «унауты» не имели ни своей собственности, ни личных, ни имущественных прав, закон не защищал их [19. с. 130]. Все свободные жители могли владеть рабами. Несмотря на то, что труд «унаутов» не являлся основой производства, он играл значительную роль в хозяйстве шапсугских «тфокот-лей». Рабы занимались главным образом домашними работами. Вместе с тем их использовали и для участия в полевых работах и в уходе за скотом.
«Унауты» полностью находились в распоряжении своих владельцев. Все время и все вещи раба принадлежали его господину, имевшему по отношению к нему право жизни и смерти. Вознаграждение за обиды или увечья, нанесенные «унауту», получал тот, кто им владел. Убийство раба считалось только нанесением имущественного ущерба его хозяину [20, с. 266 -267].Кровная месть на убийство раба не распространялась - выплачивалась стоимость убитого хозяину.
Рабами оплачивали дань, судебную пеню, калым. «Унауты» не имели права по своему желанию и выбору вступать в брак, и довольно распространены были внебрачные связи. «Все лица этого сословия лишены права вступать в браки, так как мужчина не может требовать себе от владельца жены, а девушки и женщины выдачи их в замужество, то половые сношения у них весьма свободны» [20, с. 266 - 267]. В свою очередь дети «унаутов» находились в полном распоряжении тех, кому принадлежали их родители. Владельцы рабов всемерно стремились к расширению внебрачных сношений «унаутов», чтобы получить новых рабов, которых они могли бы продать в Османскую империю. «Продажные цены на "унаутов" существовали следующие: в Лабинском, Урупскон, Псекупском и Зе-ленчукском округах без различия пола, но судя по возрасту, красоте и физической способности к труду, занятию ремеслом и другим обстоятельствам "унауты" оценивались от 100 до 300 рублей» [20, с. 266 - 267 ]. «Унауты» и их дети составляли главный, основной источник работорговли у шапсугов.
Важнейшим источником рабства являлись междоусобные войны. Людей, захваченных в плен во время войны, обращали в рабов, их продавали как невольников. Захвативший пленника в бою становился его пол-
ноправным владельцем. Источником рабства и работорговли являлись также набеги и морской разбой. Пополнение контингента «живого товара» происходило и за счет преступников, обращенных в рабство по приговору суда. Рабами становились лица, проданные за долги. Случалось и такое, что в рабов превращали крепостных крестьян за совершенные проступки. «Унауты» нередко приобретались куплей и меной [21, с. 169].
Дореволюционные авторы отмечают существование у шапсугов такого явления, как продажа в рабство родителями своих детей [22; 23, с. 30]. Однако подобные факты не были широко распространены среди горцев. Впрочем, к середине XIX в. у шапсугов наблюдалась тенденция постепенного изживания рабства [24, с. 21 - 22,24; 18, с. 40].
На изменение положения крепостных и рабов повлияло усиление политики Российской империи на Кавказе с момента подписания Андрианопольского мира 14 сентября 1829 г., после которого царское правительство начало активное покорение СевероЗападного Кавказа. С 1831 г. на восточном побережье Черного моря было основано более десяти укреплений, в частности в ареале проживания шапсугов и убыхов: Вельяминовское - на Туапсе, Лазаревское - на Псезу-апсе, Головинское - на Шахе, Навагинское - на Сочи и Св. Духа - на Адлере [25; с. 290]. Усиление военных действий создавало опасность попадания в рабство любого человека, оказавшегося без покровительства на Кавказе. Как отмечает Ф. Дюбуа де Монпере, «всякий иностранец, пускающийся в путешествие по этим краям, не могущий назвать своего кунака или своего хозяина, который его принимал, рискует оказаться в положении раба... » [26, с. 37 - 38].
С усилением эксплуатации крепостных и рабов повсеместными стали побеги шапсугских крепостных и рабов на российскую территорию. «Оные черкесы, как объявляют, укрываясь от притеснений и рабства владельцев их, просят о принятии их в подданство российскому престолу» [27]. Одной из причин бегства крепостных была боязнь продажи в Турцию. Особенно жестоким было явление продажи близких родственников порознь. Беглые крестьяне давали следующие сведения российской администрации: «Владелец мой хотел жену и детей моих продать как невольников туркам, и я дабы не разлучаться с семейством решился навсегда предаться под покровительство русских» [28]. Крепостные не могли найти покровительства в общине, например в 1842 г. «пшитли» шапсуг-ского «тфокотля» Циока закололи его кинжалами, так как владелец домогался их жен [12, с. 183].
Захватив власть, «старшины» и «тфокотли» у шапсугов присвоили основную часть крепостных, но при этом не придерживались обычно-правовой традиции и старались не связывать себя с крепостными договором.
Кроме того, достаточно противоречивой была политика России по отношению к беглым шапсуг-ским крестьянам и рабам. С одной стороны, Россия, будучи государством с развитым крепостным правом, сохраняла существующие сословные отношения на Кавказе. В прокламации генерала Ермолова
указано: «О крепостных просьбы бесполезны ....
Подвластные, которые примут христианскую веру, останутся в той же, как прежде зависимости и отбираемы не будут» [10, с. 267]. Однако для укрепления своих позиций 1840 г. правительство распорядилось всех крепостных из укреплений Черноморской береговой линии отсылать на Дон и зачислять в казачье войско [12, с. 194].
Российская администрация на Кавказе пыталась найти себе союзников в лице владельцев и выдавала им беглых крепостных и рабов в случае мирных отношений с Россией.
Таким образом, крепостные и рабы в шапсугском обществе находились в полной социально-экономической зависимости. Будучи устойчивой социальной категорией, рабство стало себя изживать только во второй половине XIX в., чему способствовала отмена крепостного права. Для зависимых сословий Кавказа были выработаны правила проведения этой реформы особым актом от 1 ноября 1868 г., по которому горские крестьяне Кубанской области объявлялись освобожденными.
С третьей четверти XIX в. Северо-Западный Кавказ стал входить в культурно-политическое и правовое пространство Российской империи. Реорганизовывались патриархальные органы управления и создавались органы власти, санкционированные российским правительством. Это был рассчитанный на десятилетия реформистский путь преобразований.
Литература
1. Сталь К.Ф. Этнографический очерк черкесского народа. Тифлис, 1900. Т. 21.
2. Торнау Ф.Ф. Секретная миссия в Черкесию русского разведчика барона Ф.Ф. Торнау. Нальчик, 1999.
3. Люлье Л.Я. Историко-этнографические статьи. Краснодар, 1990.
4. Тэбу де Мариньи Ж.В.-Э. Поездки в Черкесию. Нальчик, 2008.
5. Карлгофф Н. О политическом устройстве черноморских племен, населяющих Северо-Восточный берег Черного моря // Русский вестник. М., 1960. Т. 28, кн. 2.
6. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823.
7. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. Нальчик, 2008.
8. Монпере Ф.Д., де. Путешествие вокруг Кавказа. Сухуми, 1937.
9. Белл Д. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837 -1839 гг. // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XШ-XIX (АБИКЕА). Нальчик, 1974.
10. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Вып. 2. Одесса, 1883.
11. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.
12. Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII -первой половине XIX века: социально-экономические очерки. Краснодар, 1989.
13. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов. М., 1967.
14. Бабич И.Л. Правовой плюрализм на СевероЗападном Кавказе. М., 2000.
15. Свечникова Л.Г. Семейное право горцев в XIX - начале XX в. Историко-юридическое исследование : дис. ... канд. ист. наук. М., 1994.
16. Чирг А.Ю. Общественно-политический строй адыгов Северо-Западного Кавказа : дис. ... д-ра ист. наук. Майкоп, 2003.
17. Покровский М.В. Адыгские племена в конце XVIII -первой половине XIX в. // Кавк. этнограф. сб.: Тр. Ин-та этнографии АН СССР. М., 1958.
18. Джимов Б.М. Социально-экономическое и политическое положение адыгов в XIX в. Майкоп, 1986.
19. Дубровин Н. Черкесы (Адыге). Краснодар, 1927.
20. Свод сведений о зависимых сословиях в горском населении Кубанской области // Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в XV - XIX вв. Майкоп, 1997.
21. Шамрай В.С. Историческая справка к вопросу о ясырях на Северном Кавказе и в Кубанской области и документы, относящиеся к этому вопросу // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1906. Т. 12.
22. Каменев Н. Бассейн Псекупса // Кубанские войсковые ведомости. 1867. № 28.
23. Щербина Ф.А. История Армавира и черкесо-гаев. Екатеринодар, 1916.
24. Робакидзе А.И. Некоторые черты горского феодализма на Кавказе // Советская этнография. 1978. № 2.
25. Кубань и Черноморское побережье // Старые черкесские сады. Ландшафт и агрикультура Северо-Западного Кавказа в освещении русских источников 1864 - 1914 гг. / сост. С.Х. Хотко. М., 2005. Т. 2.
26. Монпере Ф.Д., де. История черкесской нации. XIX в. // Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев XV - XIX вв. Майкоп, 1997.
27. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 249. Оп.1. Д. 689. Л. 167.
28. Там же. Д. 1882. Л. 96.
Поступила в редакцию 21 апреля 2010 г.
