CC BY
208
УДК 94/99
К ВОПРОСУ О РОЛИ СОВЕТСКОЙ РАЗВЕДКИ В ПЕРИОД ПОДГОТОВКИ КРАСНОЙ АРМИИ К БОЯМ В РАЙОНЕ КУРСКОЙ ДУГИ1
© 2015 В. Н. Замулин
канд. ист. наук, методист НИР e-mail: valery-zamulin@yandex. ru
Курский государственный университет
Статья посвящена проблемам использования информации, собранной советскими разведорганами, командованием Красной Армии при планировании и подготовке Курской битвы.
Ключевые слова: планирование, Курская битва, разведка, агентура, доверие.
В истории Курской битвы вопрос оценки эффективности работы советских спецслужб по определению замысла Берлина на летнюю кампанию 1943 г. и освещению подготовки наступательной операции «Цитадель» под Курском, особенно в марте - мае, является одним из самых запутанных. Как известно, ни одна разведка не в состоянии выиграть битву или войну, но она может оказать существенную помощь в этом армии. Однако некоторые сотрудники спецслужб утверждают, что в преддверии событий на Огненной дуге ключевая роль принадлежала именно советской разведке, так как вся колоссальная работа военно-политического руководства СССР и Красной Армии по разработке и подготовке Курской оборонительной операции началась только после того, как данные, полученные разведорганами весной 1943 г., были окончательно перепроверены и признаны верными. «Дж. Кэрнкросс в конце апреля, за два с лишним месяца до начала Курской битвы, передал в Москву полную информацию о том, что немецкое наступление начнется в июле. Это была дешифровка телеграммы в Берлин немецкого генерала фон Вейхса, который готовил немецкое наступление на юге Курской дуги, - утверждает В. А. Кирпиченко. -
...Информация перепроверялась десятки и десятки раз! ...Когда же она
многократно подтвердилась, была начата быстрая разработка плана
преднамеренной обороны» [Бондаренко, Ефимов 2009: 128, 129]. Его коллеги, сотрудники спецслужб, в своих мемуарах приводят ещё более спорные оценки. Например, бывший начальник 4-го отдела Наркомата госбезопасности (НКГБ) СССР П.А. Судоплатов писал, что наша разведка даже влияла на принятие решения о неоднократном переносе начала операции «Цитадель» [Судоплатов 2005: 321]. Безусловно, спецслужбам СССР принадлежит существенная роль в успехе под Курском. А сотрудник внешней разведки полковник Ю. Модин подчеркивал, что «советская победа в великом танковом сражении на Курской дуге под Прохоровкой в июле 1943 г., когда 2000 танков намертво сцепились в
1 Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта №15-01-00150.
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
кровавой битве, длившейся два дня и две ночи, могла быть отчасти отнесена на счёт Джона Кэрнкросса» [Модин 1997: 167]. Однако факты, приведенные упомянутыми авторами, к сожалению, не подтверждаются ни документами, ни событиями первой половины 1943 г.
В советской историографии этот вопрос всесторонне не был освещён, причём в основном по объективным причинам. К тому времени ещё не истёк полувековой период секретности архивной документации, установленный законом, следовательно, и изучать было нечего. Поэтому до первой половины 1980-х гг. данные стратегической разведки в открытой печати практически не анализировались. При рассмотрении этой темы исследователями основное внимание уделялось описанию работы Генерального штаба и ключевых фигур Красной Армии, в меньшей степени - деятельности войсковых разведорганов и партизан.
Например, отдельные авторы отмечали важную роль в сборе ценных данных по «Цитадель» сотрудника НКВД Н.И. Кузнецова, действовавшего на оккупированной территории СССР под именем обер-лейтенанта П. Зиберта [Лукин, Гладков 1971: 82]. Однако оценить результаты его деятельности как разведчика сегодня пока трудно. В книгах «Это было под Ровно» и «Сильные духом» бывший командир Н.И. Кузнецова полковник Д.Н. Медведев, возглавлявший партизанский отряд «Победители», рассказал о его разговоре с рейхкомиссаром Украины Э. Кохом, состоявшемся 31 мая 1943 г., в ходе которого последний якобы сообщил о крупном «сюрпризе», который Гитлер готовит в ближайшее время большевикам под Курском, и рекомендовал поскорее возвращаться в свою часть [Медведев 1987: 156; 1984: 200]. В этих изданиях, описываемые события, были облечены в художественную форму, но во вступительной статье автор подчеркнул: всё изложенное им происходило в действительности [Медведев 1984: 5]. Поэтому информация стала довольно широко использоваться, в том числе и в научной литературе [История Второй мировой войны 1976: 115]. О том, что такой разговор был и Н.И. Кузнецов действительно передал сведения по Курску в Центр, подтверждал и П.А. Судоплатов [Судоплатов 2005: 344]. Однако опубликованная в 1998 г. Т.К. Гладковым выдержка из рапорта Н.И. Кузнецова свидетельствует, что в разговоре речь шла вообще о мнении немецких военнослужащих «о подготовке наступления на Востоке» [Гладков 1998: 242], без указания даты и места. Но, даже если бы Курск и упоминался, в тот момент эта информация мало что давала Москве. Она могла лишь подтвердить уже известное: немцы готовят крупное наступление против Центрального и Воронежского фронтов, оборонявших Курский выступ.
На излёте советской эпохи в открытой печати стали появляться статьи об активном участии в подготовке оборонительной операции и стратегической разведки. Наконец, после развала СССР в научный оборот начали вводиться документы спецслужб, печататься воспоминания их бывших сотрудников и книги исследователей с важными данными по этой теме. Однако вести анализ этого массива информации и воссоздавать процесс поступления руководству СССР данных о противнике перед Курской битвой историкам мешала и продолжает мешать подчинённость структур, работавших с загранагентурой, разным
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. 2 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
ведомствам. В то время основная информация шла от трёх спецслужб: Разведуправления (РУ) (после 19.04.1943 г. с зарубежной агентурой Генштаба будет работать только его Главное разведывательное управление - ГРУ ГШ КА) Г енштаба Красной Армии, НКГБ и Центрального штаба партизанского движения. Поэтому, чтобы оценить вклад сотрудников каждого из этих органов в победу на Огненной дуге, следует провести сбор и обработку всего комплекса источников, хранящихся в архивах сразу трёх ведомств: Министерства обороны, Службы внешней разведки, Федеральной службы безопасности, а это крайне сложно, в силу их разной степени закрытости. Тем не менее, опираясь как на известные материалы, так обнаруженные автором документы из Центрального архива Министерства обороны РФ и Национального архива США, лишь недавно ставшие доступными отечественным исследователям, попробуем выстроить процесс поступления основных донесений разведки по данной проблематике в хронологической последовательности, чтобы с учётом происходивших событий понять, влияла ли она на деятельность советского командования и в какой мере могла Москва использовать её для принятия ключевых решений в период подготовки Курской битвы.
Итак, в марте - начале апреля 1943 г. разведке были поставлены задачи: выявить планы противника на период после завершения распутицы, определить формы их реализации, а также районы сосредоточения главных ударных группировок. «Анализ обстановки показывал: именно тут (на Курской дуге. - В.З.) ] фашистское руководство попытается дать решительный бой, - писал о событиях весны 1943 г. бывший начальник Генштаба А.М. Василевский. - Но этого мало. Предположения нуждались в подтверждении разведкой, ибо в истории войн известно немало случаев, когда противник наступает не там, где его ждут» [Песков 2008]. Опираясь на имеющиеся сегодня в распоряжении исследователей документы, с определённой долей уверенности можно утверждать, что первые конкретные данные о планах Берлина на район Курска поступили в Москву 16 марта 1943 г. из источников РУ Генштаба в Швейцарии. То есть практически сразу же после подписания Г итлером оперативного приказа № 5 от 13 марта 1943 г. о планах на летнюю кампанию [Курская битва 1970: 505]. В радиограмме резидента в Берне Ш. Радо («Дора») отмечалось: «Немецкое главное
командование намерено использовать освободившиеся после сокращения центрального фронта сильные боеспособные части для обратного захвата Курска» [ЦАМО РФ. Ф. ГРУ ГШ КА. Оп. 24182. Д. 2. Л. 426]. А в донесении того же источника 18 марта сообщалось о встрече Г. Геринга с представителями промышленности и верховного командования (ОКВ). На этом совещании второй человек в Германии говорил о захвате Курска как о плане, фактически утверждённом [Лота 2005: 86].
Радиограмма, полученная из Швейцарии 22 марта, стала наиболее подробной из всех, что поступали в Москву (и нам сегодня известны) перед совещанием в Кремле 12 апреля, на котором было принято предварительное решение о переходе Красной Армии к временной стратегической обороне. «Немецкая воздушная разведка установила, что советские войска в районе Курска усилены в гораздо большей степени, чем это ожидали немцы, - говорилось в радиограмме, - а также, что вокруг Курска ускоренными темпами производится
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
строительство укреплений для создания лучших предпосылок к введению в действие советской артиллерии, чем это было возможно у Харькова. Немецкое военное командование всеми мерами ускоряет массирование сил для нанесения удара в направлении на Курск. Войска и танковые части отводятся из района Харькова и готовятся к наступлению на Курск через Сумы на север. Для удара против Курска и в составе группы Вейхса (ошибка, группа армий «Б», которой командовал генерал-фельдмаршал М. фон Вейхс, была разбита в феврале 1943 г. В это время на юге и юго-западе советско-германского фронта уже действовала группа армий «Юг» генерал-фельдмаршала Э. фон Манштейна, у которого М. фон Вейхс был заместителем) находятся в боеспособном состоянии мотодивизии. Большинство подвижных резервов пока ещё связаны в районе Харькова и в связи с большими потерями ещё не могут быть переброшены в новый район. Среди этих наступательных резервов находятся три танковые гренадерские дивизии «Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мёртвая голова». Из этих трёх дивизий только дивизия «Мёртвая голова» находится в настоящий момент в боеспособном состоянии и может быть переброшена» [ЦАМО РФ. Ф. ГРУ ГШ РККА. Оп. 24182. Д. 3. Л. 72].
После совещания в Кремле сообщения из-за рубежа подготовки немцев к наступлению продолжали систематически поступать по линии стратегической разведки. Причём они стали более подробными и конкретными. В этот момент очень интересными и содержательными были донесения агентурной сети нашего официального военного атташе в Лондоне генерал-майора И. Склярова («Брион»), а также аналитика британского шифровального центра в Блечли Парке Дж. Кэрнкросса, действовавшего по линии НГКБ. Вот лишь две радиограммы «Бриона» направленные в Москву в один день, 16 апреля: «Принимая во внимание все полученные сообщения, можно предполагать, что ОКВ пришел к решению, что при настоящей стратегической ситуации есть возможность начать новое большое наступление на Востоке. Основанием для такого решения ОКВ, с одной стороны, является предположение, что вторжение союзников на Запад в этом году вероятно, но действия союзников против Сицилии и Южной Италии или Крита и Греции не смогут отвлечь главные силы Германии. С другой стороны, у ОКВ имеется мнение, что в настоящее время Красная Армия оперирует силами зимнего периода и что у ОКВ имеются последние шансы добиться успеха на Востоке в этом году... Концентрация немецких сил в районе Белгорода и Орла доказывает, что немцы хотят использовать этот сектор для маневра, общее направление которого должно привести примерно в район Воронежа. Это предполагаемое направление наступления привело бы немецкие армии в район Москвы против ядра советской армии. Кавказский фронт должен отойти на задний план.» [ЦАМО РФ. Ф. ГРУ ГШ КА. Оп. 24184. Д. 2. Л. 257].
Во второй радиограмме не только подтверждались уже известные намерения Берлина, но и сообщалось название готовящейся операции -«Цитадель», а также приводились данные о конкретных соединениях, запланированных для её реализации: «14 апреля перехвачен приказ германским ВВС восточного командования (ВВС, оперирующие в секторе примерно от Смоленска до Курска, где, возможно, базируются соединения 8-го корпуса ВВС), в котором указывается, что передовые подразделения для операции «Citadella» начнут немедленно движение. 8-й воздушный корпус включен в эту операцию, и
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. 4 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
указанные передовые части выдвигаются из Германии. По имеющимся данным, в британской разведке считают, что эта операция может быть ядром будущего наступления немцев в районе Курского выступа...» [ЦАМО РФ. Ф. ГРУ ГШ КА. Оп. 24184. Д. 2. Л. 265].
Однако наиболее важной для подтверждения принятых 12 апреля в Кремле решений, а главное, вызывавшей доверие Москвы стала перехваченная и расшифрованная англичанами радиограмма, направленная 25 апреля 1943 г. из группы армий (далее ГА) «Юг» в адрес штаба сухопутных сил вермахта. Она была добыта Дж. Кэрнкроссом и оперативно передана резидентом НКГБ в Москву. В документе исполняющий обязанности командующего группой генерал-фельдмаршал М. фон Вейхс в основном излагал свою оценку войск Воронежского фронта в полосе намеченного удара на Курск. Тем не менее из него становилось многое понятным и об общем замысле операции. 7 мая 1943 г. нарком госбезопасности В.Н. Меркулов направил его И.В. Сталину. «Основная концентрация сил противника, которые, очевидно, были ещё некоторое время тому назад на северном фланге ГА «Юг», - отмечается в документе, - может быть ясно определена в районе будущей операции: Курск - Суджа - Волчанск -Острогожск.. Для противодействия осуществлению плана «Цитадель», противник располагает приблизительно 90 соединениями, находящимися к югу от линии Белгород - Курск - Мало-Архангельск (т. е. в южной части этой линии. -В.З.). Наступление частей ГА «Юг» встретит упорное сопротивление в глубоко эшелонированной и хорошо подготовленной зоне с многочисленными зарытыми в землю танками, с артиллерийскими и местными резервами. Основные усилия обороны будут сосредоточены в главном секторе Белгород - Томаровка.. (полоса обороны Воронежского фронта. - В.З.).
В настоящее время трудно предугадать, попытается или нет противник избежать угрозы окружения путём отхода на восток, которая последует за прорывом основных участков на линии фронта: Курск - Белгород - Мало-Архангельск. В заключение необходимо отметить, что события указывают скорее на оборонительные, чем на наступательные намерения противника. Это является совершенно безошибочным в отношении сектора фронта, занимаемого 6 А и 1-й бронетанковой армией. Можно предполагать, что, в случае переброски подкреплений в район севернее фронта ГА «Юг» и начала продвижения стратегических резервов к линии фронта или их слияния в более крупные соединения, наступательные действия противника станут более реальными, однако и при этом условии ему не удастся даже предупредить выполнение нами плана «Цитадель» [Органы государственной безопасности в Великой
Отечественной войне 1995: 444, 445].
Для Москвы в этом документе наиболее важным являлось следующее. Во-первых, по-прежнему подтверждалось намерение немцев начать наступление в районе Курского выступа. При этом было очевидно: подготовка к нему прошла стадию согласования, и план операции уже в основном готов. Во-вторых, в документе указан вероятный район главного удара ГА «Юг», причем, что очень важно, он совпадал с прогнозом советской стороны. В-третьих, на первом этапе наступления немцы не собирались сразу осуществлять прорыв в глубь страны, как это произошло летом 1942 г.; пока речь шла о встречных концентрированных
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
ударах войск двух групп армий вдоль линии Белгород - Курск - Мало-Архангельск. В-четвёртых, стало ясно, что противник знает: Красная Армия основательно готовится к отражению его наступления именно на участке, намеченном для прорыва в рамках «Цитадели», но у него нет данных о её реальных силах. В-пятых, командование ГА «Юг» внутреннее не уверено в исходе намеченного наступления, оно предупреждает Берлин об ожидаемом
ожесточенном сопротивлении русских и понимает, что, если оборона Красной Армии не рухнет от первого удара и советское командование бросит сюда серьёзные резервы, исход операции предугадать будет невозможно. Важная деталь: ни о каких конкретных сроках удара на Курск, как утверждал В. А. Кирпиченко, а тем более в июле, в донесении речи нет.
Этот документ, как и другие сообщения спецслужб по «Цитадели», поступившие весной и в начале лета, были в состоянии помочь выявить лишь возможные ближайшие замыслы Берлина (будет ли наступление на Курск, где, какими силами и т.д.). Но они не касались в целом летней кампании вермахта, то есть периода после «Цитадели» (т.к. в этот момент её плана ещё не было), а тем более не могли раскрыть детали будущих сражений, например у Прохоровки.
Вернёмся к донесению фон Вейхса. Советская сторона отнеслась к нему с доверием, в том числе и потому, что в конце апреля из США (по лини ГРУ) и Англии (НКГБ) поступили новые данные, подтверждавшие подготовку крупного наступления в районе Курска. Первым, 29 апреля, из Лондона поступил документ«Оценка возможных германских намерений и планов в русской летней кампании 1943 года», который был подготовлен специально для У. Черчилля. В нём отмечено, что в конце марта британской военной разведкой зафиксирована большая концентрация немецких «бронедивизий к северо-востоку от Курска (в орловской дуге. - В.З.), возможно для наступательных действий и, вероятно, немцы будут концентрировать силы для устранения Курского выступа. Это должно укоротить их линию фронта и возвратить им оборону, которую они удерживали в этом районе прошлой весной...» [Лота 2005: 29]. О том, что Германия способна на наступление, но лишь с ограниченными целями ещё в середине апреля донёс и генерал-майор И. Скляров. По его данным, в конце марта состоялось расширенное совещание комитета, который ведает производством вооружения, под председательством Г. Геринга. На нём были приняты решения: производство самолётов сохранить на уровне среднегодового за 1942 г., артиллерийских орудий увеличить на 16%; сохранить число танковых дивизий и полностью обеспечить их техникой, а также увеличить производство транспорта, особенно паровозов, платформ и вагонов [Там же: 26]. Это свидетельствовало о том, что промышленность рейха работала на пределе и немцы стремились восполнить хотя бы те потери, которые понесли в Сталинграде и зимой 1943 г. на юге. Следовательно, о масштабной операции, сравнимой с летом 1942 г., речи идти не могло.
Второе сообщение о том, что добыты важные данные по «Цитадели» в США, пришло в Москву 30 апреля, а сама информация поступила в первой декаде мая. Суть её заключалась в нескольких строках: «...Немцы ставят задачей текущим летом не захват новых территорий, а уничтожение Красной Армии. Главный удар немцев в летней кампании будет из района Курск - Орёл в направлении на Воронеж.» [Там же: 43].
Эти сведения были схожи и с шифровкой М. фон Вейхса, и с мнением
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. 6 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
начальника чешской разведки полковника Ф. Моравца, которое он высказал ещё 10 апреля агенту НКГБ [«Огненная дуга»... 2003: 266]. Таким образом, как покажут дальнейшие события, к началу мая советская стратегическая разведка оперативно подтвердила правильность решений, принятых и на совещании 12 апреля в Москве, и командованием Воронежского фронта по району, где ГА «Юг» будет вероятнее всего наносить главный удар.
В дальнейшем, в мае - июне, и ГРУ, и НКГБ по данной проблематике работали тоже довольно успешно. Например, несмотря на то, что после трёх предупреждений разведки о возможном переходе немцев в ближайшее время в наступление, ничего не произошло, в спецсообщении 1 -го управления НГКБ от 27 мая 1943 г. была дана точная оценка поступившим данным и сделан верный прогноз дальнейших шагов неприятеля: «1. Сообщения о том, что германское командование никакого наступления в этом году не предпримет, не соответствуют действительности, показывающей усиленные приготовления к наступлению.
2. Сведения об ограниченном характере наступления является правдоподобным, так как, по всем данным, Германия не располагает необходимыми стратегическими, людскими и материальными ресурсами для большого наступления в этом году.
3. Данные ... о подготовке крупной операции с целью прорыва в районе Курск - Белгород являются наиболее серьезными» Там же: 268].
Тем не менее разведданные продолжали оставаться хотя и необходимым, но вспомогательным инструментом при принятии Москвой ключевых решений. Опираясь на доступные сегодня документы из фондов ЦАМО РФ, можно утверждать: хотя информация, получаемая советским Верховным командованием, для понимания общих целей Берлина и задач ГА «Центр» и «Юг» в «Цитадели» была довольно полной, но важными деталями будущей операции Москва не располагала и истинную численность войск противника в районе Курского выступа не знала. Следствием этого стал просчёт в определении района нанесения главного удара противником [Жуков 1990: 37]. Кроме того, разведка не смогла помочь оперативно решить ещё один важный вопрос: объяснить причины нескольких переносов начала «Цитадели». Это явилось причиной возникшей в Москве нервозности [Василевский 1987: 24]. Поэтому, как в апреле, так и в последующие два месяца главную роль в сохранении выдержки и выбранного 12 апреля 1943 г. курса сыграл человеческий фактор - профессионализм, выдержка и интуиция ключевых фигур военно-политического руководства СССР.
А теперь рассмотрим ещё один важный аспект проблемы - доверие к разведданным со стороны Верховного командования. Прежде чем использовать стратегическую развединформацию, в любой армии ее обязательно проверяют по нескольким каналам. Сравнительный анализ данных зарубежной агентуры РУ Генштаба по отдельным темам, например, с донесениями разведки Воронежского фронта, показывал, что они во многом совпадали и ясно свидетельствовали о наступательных намерениях немцев в районе Курскй дуги. Так, в марте сначала 313-й радиодивизион Воронежского фронта запеленговал работу радиостанций всех указанных в донесении «Доры» дивизий СС [Лота 2006: 234], а 20 марта в бою под Белгородом был пленён солдат из дивизии СС «Мертвая голова» [Жуков 1990: 11]. Таким образом, информация из разных источников о переброске
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
немцами элитного соединения СС к южной части Курской дуги подтвердилась.
Однако далеко не всё складывалось так гладко. У Москвы в отношении Бернской резидентуры к апрелю 1943 г. возникло серьёзное недоверие. П.А. Судоплатов писал, что информация «Красной капеллы», одним из руководителей которой являлся Ш. Радо, «носила для нас второстепенный характер» [Судоплатов 2005: 305]. Причин было несколько. Одним из главных поставщиков сведений по Германии для Ш. Радо был агент «Люци» - немецкий эмигрант Р. Рёслер, который якобы имел широкую сеть информаторов в самом рейхе, но настойчиво скрывал их имена и должности, объясняя это стремлением обезопасить людей от провала [Хавкин 2013: 31]. Его сведения, поступавшие «Доре» уже больше года, были интересными и приходили очень оперативно, что в условиях войны являлось большим плюсом, хотя и не могло не настораживать. В радиограммах Центр хвалил источник за хорошую работу, высылал деньги, но в действительности же Москва не доверяла ему. Анализ данных с разных источников, в первую очередь от «Кембриджской пятерки» [Судоплатов 1996: 168-170], привёл её к выводу: в сеть «Доры» англичане внедрили своего агента и через него передавали отфильтрованную информацию. По мнению П. А. Судоплатова, двойным агентом был основной радист группы по кличке «Джим»: «Весной 1943 г., за несколько недель до начала Курской битвы, наша резидентура в Лондоне получила от кембриджской группы информацию о конкретных целях планировавшегося немецкого наступления под кодовым названием операция “Цитадель”... Сообщение из Лондона содержало более обстоятельные и точные планы немецкого наступления, чем полученные по линии военной разведки от “Люци” из Женевы. Руководителям военной разведки и НКВД стало совершенно ясно, что англичане передают нам дозированную информацию, но в то же время хотят, чтобы мы сорвали немецкое наступление» [Там же].
Сведения от «Люци» были полезны советской стороне как
вспомогательные данные, но всегда существовала опасность, что по этому каналу может пройти дезинформация. Недоверие особенно возросло весной 1943 г., когда в отношениях мёжду союзниками возникло серьёзное напряжение. С марта Англия и США прекратили военные поставки северными конвоями, что серьёзно осложняло восстановление войск Красной Армии после тяжелой зимней кампании. Кроме того, началась подковёрная возня по переносу даты открытия Второго фронта на год позже, хотя союзными державами высадка войск в Европе была обещана руководству СССР в августе - сентябре 1943 г.
Анализ архивных источников и мемуаров Ш. Радо позволил некоторым российским исследователям пойти ещё дальше и утверждать, что большая часть информации по Германии для «Доры» готовилась спецслужбами рейха и умело подсовывалась источникам Р. Рёслера, в частности «Вертеру», а возможно и сам Р. Рёслер работал на немцев (наиболее развернуто это предположение обосновал Б.В. Соколов в книге «Разведка»). Это суждение не лишено основания. Вот, например, донесение Ш. Радо от 18 апреля 1943 г.: «Состав 4-й танковый армии (далее ТА) под командованием генерала Гота: танковые дивизии - 3-я, 25-я, 27-я, дивизия СС «Викинг», моторизованные и легкие дивизии - 12-я, 26-я, 103-я; временно изъятые для пополнения 9-я и 11-я танковые дивизии; изъятые для
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. 8 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
переформирования 6-я и 7-я танковые дивизии (далее - тд). Формирование 4 ТА к летним операциям должно быть закончено только в мае» [Радо 1973: 200]. Эти данные далеки даже от тех неполных сведений, которыми располагали разведотделы фронтов, против которых действовало указанное в шифровке вражеское объединение. В радиограмму из Берна не включены три дивизии корпуса СС, которые 4 ТА получила ещё в феврале 1943 г., и они продолжали находиться в её подчинении до начала Курской битвы. В то же время Р. Рёслер сообщал о 7, 9, 25 и 27 тд, 12, 25 и 103 мд и дивизии СС «Викинг», которые ни до мартовского сражения за Харьков, ни после него не были в подчинении 4 ТА. 3 тд в это время входила в состав 1 ТА и будет передана 4 ТА лишь в июне, 25 тд находилась в Норвегии, 27 тд - в Германии, 9 тд - в ГА «Центр», а 12, 26 и 103 мд - в составе вермахта не существовало [Мюллер-Гиллебранд 2002: 764-768]. Столь же существенные нестыковки обнаруживаются и при анализе других сообщений «Люци». «Проведенная в ГРУ ГШ проверка сообщений от резидентуры “Дора” выявила, что по каналу от источника, скрывавшегося под псевдонимом “Вертер”, в Москву достаточно часто поступала дезинформация, - отмечает О.В. Каримов. -“Вертер” давал обширную информацию по вооруженным силам противника, планам главного командования Германии. С 7 ноября 1942 по 25 июля 1943 г. “Вертер” представил 84 донесения, содержание которых касалось этих главных вопросов. При повторной проверке было установлено, что полностью достоверных сообщений, поступивших вовремя, было лишь 15. Достоверных, но поступивших с опозданием - 29. Дезинформационных - 23. Дезинформационных, имевших цель завуалировать намерение германского командования - 17. Таким образом, проверка показала, что почти половина сообщений “Вертера” носила дезинформационный характер» [Великая Отечественная война... 2013: 192].
Данный анализ достоверности получаемой информации был выполнен уже после Курской битвы, но его причина - серьёзное недоверие к донесениям из Берна, которое возникло именно в период подготовки к летним боям. Чтобы дать представление о том, например, почему то или иное донесение относилось к категории «достоверных, но поступивших с опозданием», приведу выдержку из сообщения, полученного «Дорой» 5 июня и направленного в Центр 11 июня 1943 г.: «а) До изменения обстановки в конце мая немецкое главное командование планировало начать наступление на советско-германском фронте (прорыв фронта) следующими силами: 1-й и 4-й танковыми армиями, 6A и вновь сформированным, состоящим из пяти дивизий, 11-м армейским корпусом (далее - ак), который составляет ударное крыло 2А. Одновременное наступление всех этих войск не предполагалось.
Немецкое главное командование планировало ударить сначала силами 1 ТА и частью 6 А на Ворошиловоград в направлении Нижнего Дона. После середины мая рассматривался план наступления сначала силами 4 ТА и 11 ак против Курска. Несмотря на некоторые колебания, подготовленные к наступлению соединения группы Манштейна, продолжают оставаться на исходных позициях.» [Радо 1973: 234].
Хотя 11 ак в это время в состав 2 А не входил, достоверность информации из первых двух абзацев в основном сомнения не вызывает. В них кратко изложена суть различных предложений и вариантов планов боевых действий в южной части
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
Курской дуги и южнее, которые обсуждались в Берлине в феврале-апреле (операция «Пантера» и т.д.). Но к началу июня они уже утратили свою актуальность. Вероятно, поэтому и были подброшены источникам «Доры» для повышения их авторитета в глазах Москвы. Кроме того, в последнем абзаце сообщения присутствует и явная дезинформация. Во-первых, удар 4 ТА на Курск с юга рассматривался как приоритетный с марта, с момента появления идеи «Цитадели». Во-вторых, ни в конце мая, ни в начале июня силы ГА «Юг», выделенные для «Цитадели», не выдвигались на исходные позиции для наступления, а находились в 50-60 км от передовой. В конце мая стало уже очевидно, что назначенная Гитлером очередная дата начала наступления 12 июня, тоже не реальна. Поскольку того количества новой бронетехники, которое он определил как необходимый минимум, на фронт не поступило, а ударное соединение ГА «Центр» - 47 тк было втянуто в антипартизанскую операцию «Цыганский барон» и к операции не готово [NARA. T. 312. R. 317. F. 7886105, 7886107].
А теперь процитирую радиограмму, которая была призвана скрыть истинные намерения противника: «27.6.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин, 21 июня. Главное командование сухопутных сил проводит
перегруппировку армий группы Манштейна. Целью перегруппировки является создание угрозы флангами Красной Армии на тот случай, если она предпримет наступление из района Курска на запад - в направлении на Конотоп. Дора» [Радо 1973: 235, 236]. Напомню, 21 июня Гитлер окончательно решил начать «Цитадель» и утвердил предварительную дату её начала - 3 июля, а через несколько дней её скорректировал на 5 июля. С 27 июня ГА «Центр» и «Юг» приступили к выдвижению ударных группировок на исходные позиции, и именно 21 июня агент «Вертер» из Берлина получает данные о том, что в ближайшие дни начнётся перегруппировка в районе Курского балкона, которую русские с большой долей вероятности могут засечь. Поэтому-то донесение должно было усыпить бдительность Москвы, объяснив, что движение огромной массы войск -не подготовка наступления на Курск, а якобы страховка на случай возможного удара Красной Армии. Подобные сообщения - один из элементов плана дезинформационного обеспечения «Цитадели». Сегодня понятно, что данные в сообщении - вымысел, но тогда это был факт далеко не очевидный. Москва лишь через неделю могла по достоинству оценить «большую ценность» данных «Вертера». А вот сообщение того же источника от 6 июля 1943 г., присланное из Берна 10 июля, не требовало никакого периода «проверки», сразу попав в разряд дезинформации: «Приказа о превентивном наступлении немецкой армии не было к тому моменту, когда Красная Армия 5 июля ответила массированным контрударом на частное наступление немцев в районе Томаровки, которое произошло 4 июля силами одной-двух дивизий и имело целью провести глубокую разведку в связи с тем, что немцы опасались развития событий между Великими Луками и Дорогобужем. Установив объём наступательного удара Красной Армии между Харьковом и Курском, командование приказало начать наступление двумя армиями в секторе Курска. 6 июля немецкое командование рассматривало бои всё ещё как оборонительные и постепенно вводило в сражение новые резервы, главным образом через Харьков, Лебедин, Конотоп» [Там же: 252].
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015.10 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
Напомню, 4 июля 1943 г. никаких глубоких разведок немецкие войска на юге Курской дуги не вели, а в рамках плана «Цитадели» все три танковые дивизии 48 тк ГА «Юг» севернее и северо-восточнее Томаровки предприняли частную операцию по захвату высот. 5 июля советская сторона ни контрудара, ни вообще каких-либо активных наступательных действий здесь не предпринимала. Наоборот, в этот день мощный удар нанесла ГА «Юг». Уже 6 июля для его отражения командование Воронежским фронтом задействовало все свои резервы, так как во второй половине дня корпус СС, прорвав две из трёх армейских оборонительных полос, разбил две советские стрелковые дивизии, удерживавшие обоянско-прохоровское направление, и окружил 5 гв. тк. В тот же день командующий фронтом генерал армии Н.Ф. Ватутин был вынужден обратиться в Ставку с просьбой о выделении дополнительных сил [ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 51360. Д. 16. Л. 342, 343]. И на этом фоне из Берна шли убаюкивающие депеши о том, что все эти события Берлин рассматривает не иначе как оборону против советских войск. Трудно себе представить, чтобы в Москве верили этим небылицам и продолжали ценить источники «Доры». Удивительно, но сам Ш. Радо даже в начале 1970-х г. продолжал считать эти донесения чистой правдой [Радо 1973: 250-259].
Учитывая вышеизложенное, трудно согласиться с утверждением некоторых отечественных авторов книг о том, что к началу апреля советская стратегическая разведка обеспечила руководство страны необходимой информацией по «Цитадели» в полном объёме. Данные действительно поступали, но не широким потоком, а на те, что были получены к началу апреля, Москва, не без основания, опираться опасалась, поэтому прилагала усилия к получению новых данных по иным каналам [ЦАМО РФ. Ф. 62. Оп. 321. Д. 16. Л. 37].
Следует признать, что нередко далёкой от реальности была и информация, поступавшая в это время из действующей армии. Так, например, по данным управления войсковой разведки Генштаба, которые приводит в своей книге бывший начальник его оперативного управления С. М. Штеменко, к 8 апреля 1943 г. против войск Рокоссовского и Ватутина немцы якобы сосредоточили 15-16 танковых дивизий в составе 2500 танков [Штеменко 1968: 159]. В
действительности же, как свидетельствуют обнаруженные сегодня немецкие документы, в этот момент на всём советско-германском фронте вермахт имел 1336 боевых машин, из которых исправных лишь 45,8%, то есть 612 [NARA. T. 78. R. 581. F. 597]. А в ГА «Центр» и «Юг» 1 апреля 1943 г. числилось всего 1283 танка (396 и 887 соответственно), из них исправных лишь 570 (181/389). Как тут не вспомнить ошибку нашей разведки при оценке сил группировки Паулюса перед контрнаступлением в ноябре 1942 г. Хотя, тогда просчитались не в два, как под Курском, а более чем в три раза - рассчитывали окружить 85 000-90 000, а в «кольце» оказалось 300 000 [Василевский 1987: 283]!
Информация о наличии у неприятеля столь значительной группировки танков в районе Курска, безусловно, заставляла советскую сторону серьёзно нервничать. Ведь на 29 марта на Центральном фронте имелось только 543 исправных танка, в том числе, 232 Т-34 и КВ [ЦАМО РФ. Ф. 62. Оп. 321. Д. 16. Л. 37], остальные лёгкие и иномарки. А на Воронежском - и того меньше: 9 апреля в строю числилось лишь 276 машин и 44 - в пути [Замулин 2008: 98].
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
Кроме того, следовало учитывать резервы противника, а также его возможность усиливать войска в этом районе, используя бронетехнику с других участков. Таким образом, теоретически всё это в комплексе могло дать очень значительные силы для наступления, правда - только теоретически.
С опорой в том числе и на эти данные советским командованием было сделано ошибочное предположение о том, что главный удар враг нанесёт по Центральному фронту. Разведка считала, что именно в орловской дуге сосредоточены его главные силы для захвата Курска и, возможно, последующего наступления на Москву, в том числе и бронетанковые. Как стало ясным сегодня из недавно рассекреченных документов, эти данные нашими спецслужбами подтверждались и в мае, и даже в середине июня. Обратимся, например, к обнаруженной в ЦАМО РФ разведсводке штаба бронетанковых и
механизированных войск РККА на 15 июня 1943 г., в которой отмечается: «Большинство танковых войск противника на 15.6.1943 г. находится перед Западным, Брянским, Центральным, Юго-Западным и Южным фронтами в следующих ударных группировках:
а) в районе Брянск - Орёл - Кромы сосредоточено шесть танковых дивизий (5, 9, 2, 12, 18 и 20 тд) с общей численностью танков до 1600 (ГА «Центр». - З.В.);
б) в районе Белгород - Харьков - Богодухов сосредоточены семь-восемь танковых дивизий (6, 7, 11, «Адольф Гитлер», «Мёртвая голова»), «В.[еликая] Германия» и, предположительно, 4 тд) с общим количеством танков до 1100-1200» (ГА «Юг». - З.В.) [ЦАМО РФ. Ф. 38. Оп. 11353. Д. 199. Л. 248].
Сравнительный анализ этого документа с трофейными источниками из Национального архива США свидетельствует, что в нём не только цифры были завышены, наша разведка фактически поменяла местами силы противника на севере и юге Курской дуги. На основании данных, которые автору удалось собрать в документах ГА «Центр» из Национального архива США, для «Цитадели» её командование выделило 947 боевых машин [Замулин 2015: 80]. А по данным Д. Гланца и Т. Йентца, в войсках ГА «Юг», нацеленных на Курск, в это время находилось 1514 машин (1269/245) [Jentz 1996: 82].
Впервые исследователям об этой ошибке стало известно лишь в 1960-е г. из мемуаров Г.К. Жукова. Маршал, хотя и довольно высоко оценил деятельность разведки перед Курской битвой, тем не менее, признал: «Ставка и Генеральный штаб считали, что наиболее сильную группировку противник создает в районе Орла для действий против Центрального фронта. На самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта, где действовало 8 танковых дивизий (1500 танков). Против Центрального же фронта действовало 6 танковых дивизий (1200 танков). Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче справился с отражением наступления противника, чем Воронежский фронт» [Жуков 1970: 475]. Сегодня об этом просчете авторы, пишущие о Курске, почему-то вспоминают редко, хотя он дорого нам обошёлся. Исправлять его пришлось не только силами всего Воронежского фронта, но и значительными стратегическими резервами.
Как ни парадоксально, но от этих ошибочных данных был и положительный эффект. Именно они подтолкнули Москву принять наиболее верное на тот момент решение о переходе к преднамеренной обороне. Генштабом
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015.12 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
они были положены в основу анализа обстановки, представленного И.В. Сталину 12 апреля 1943 г., а после совещания в Кремле командование Центральным и Воронежским фронтами получило распоряжения: в Курской оборонительной операции считать первостепенной задачей войск уничтожение бронетехники, всю систему обороны готовить в первую очередь как противотанковую. «Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, - вспоминал Г.К. Жуков, - нанеся им поражение, и, в первую очередь, разбить танковые группировки противника» [Жуков 1990: 23].
О неудовлетворительном состоянии разведслужб Красной Армии в это время, особенно их кадрового потенциала, и низкой их эффективности Москва знала. Поэтому и появился приказ Наркома обороны СССР от 19 апреля 1943 г. о совершенствовании их работы [Русский архив... 1997: 124]. Но ещё до этого момента, в связи с отсутствием полных и достоверных данных о замысле врага на ближайшее время, Ставка принимает ряд мер для повышения качества и разнообразия такой развединформации. 3 апреля И. В. Сталин подписал директиву для руководства военной разведки, в которой требовалось «постоянно следить за всеми изменениями в группировке противника и своевременно определять направления, на которых он проводит сосредоточение войск, и особенно танковых частей» [Павлов 1995: 35].
Тем не менее до начала Курской битвы разведка действующей армии так и не стала эффективным инструментом получения качественных сведений о противнике. Но данные спецслужб были лишь частью информационной базы, которую при выработке плана на лето 1943 г. использовала Москва. Второй важный блок генерировался интеллектом ключевых фигур военного руководства СССР, прежде всего Г.К. Жукова, А.М. Василевского, А.И. Антонова и командования фронтов. «Мы все же многое предвидели и о многом догадывались, опираясь как на сведения, поступавшие от разведорганов, так и на анализ происходивших событий», - писал А. М. Василевский. Впечатления от боевых действий, обсуждение их с участниками, информация, получаемая при встречах с командирами разного уровня, во время допросов пленных, все это накладывались на личный опыт и интуицию. В итоге они хотя и иным путем, но приходили к тем же выводам, что и разведка: немцы готовятся к наступлению, и оно начнётся под Курском после завершения распутицы.
Таким образом, информация спецслужб, поступившая в наиболее сложный и ответственный момент планирования битвы под Курском, перед совещанием 12 апреля 1943 г., хотя и была важна и довольно разнообразна, но самостоятельного решающего значения для советской стороны не имели, так как разведка не смогла сообщить что-то новое или ранее неизвестное о намерениях врага в районе Курской дуги. Донесения из Берна не вызывали доверия по вполне объективным причинам, а разведсеть НКГБ не смогла получить необходимую информацию. Следовательно, исходя из материалов, имеющихся сегодня в распоряжении исследователей, главным достижением стратегической разведки весной 1943 г. явились данные, которые подтверждали мнение ключевых фигур Красной Армии, уже до того сформировавшееся на основе проведенного ими анализа оперативной обстановки на фронтах к концу марта 1943 г., их личных наблюдений, впечатлений и интуиции. Тем не менее не следует игнорировать
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
результаты героического труда сотен людей, каждый день рисковавших своей жизнью для победы над врагом. Для людей, принимающих решения, за которыми следуют столь масштабные события, каковой явилась оборона Курской дуги, возможность в тот момент опереться на другие источники, сопоставить свои оценки с иными, независимыми данными были крайне важны. Поэтому-то и информация разведки, даже не всегда полная, ценилась и ценится высоко.
Библиографический список
National Archives and Records Administration USA (NARA). T. 312. R. 317. F. 7886105, 7886107.
NARA. T. 78. R. 581. F. 597.
Центральный архив Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ). Ф. 62. Оп. 321. Д. 16.
ЦАМО РФ. Ф. 38. Оп. 11353. Д. 199.
ЦАМО РФ. Ф. ГРУ ГШ КА. Оп. 24182. Д. 2.
ЦАМО РФ. Ф. ГРУ ГШ РККА. Оп. 24182. Д. 3.
ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 51360. Д. 16.
Бондаренко А.Ю., Ефимов Н.Н. Тайные страницы Великой Отечественной. М., 2009. 380 с.
Василевский А.М. Дело всей жизни. Кн. 1. М.: Политиздат, 1987. 420 с. Великая Отечественная война. 1943 год. Исследования, документы,
комментарии / отв. ред. В.С. Христофоров. М., 2013. 450 с.
Гладков Т.К. «С места покушения скрылся...». М.: Гея, 1998. 390 с.
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1970. 520 с.
Жуков Г.К. Воспоминания и Размышления. Т. 3. М.: Новости, 1990. 470 с. Замулин В.Н. Курский излом. Решающая битва Великой Отечественной. М.: ЯУЗА. ЭКСМО, 2008. 510 с.
Замулин В.Н. Северная ударная группировка вермахта под Курском накануне операции «Цитадель» // Новая и Новейшая история. 2015. № 3. С. 80-89. История Второй мировой войны 1939-1945. Т. 7. М.: Воениздат, 1976.
390 с.
Курская битва / под ред. И.В. Паротькина. М.: Наука, 1970. 610 с.
Лота В. Без права на ошибку. М.: Молодая гвардия, 2005. 370 с.
Лота В.Тайные операции второй мировой. Книга о военной разведке. 1944 год. М., 2006. 400 с.
Лукин А.А., Гладков Т.К. Николай Кузнецов. М.: Молодая гвардия, 1971.
290 с.
Медведев Д. Это было под Ровно. М.: «Правда», 1987. 340 с.
МедведевД. Сильные духом. М.: ДОСААФ, 1984. 280 с.
Модин Ю. Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997. 340 с.
Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933-1945. М.: Изогриус: ЭКСМО, 2002. 820 с.
«Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. М., 2003. 390 с.
Органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне.
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015.14 № 3 (35)
Замулин В. Н. К вопросу о роли советской разведки в период подготовки Красной Армии
к боям в районе Курской дуги
Т. 4. Кн. 1. М., 1995. 650 с.
Павлов А.Г. Советская разведка в 1941-1945 гг. // Новая и новейшая история. 1995. № 2. С. 35-43.
Песков В. Командная точка // Известия. 2008. 8 мая.
Радо Ш. Под псевдонимом «Дора». М.: Воениздат, 1973. 310 с.
Русский архив: Великая Отечественная война: Приказы Народного
комиссара обороны СССР (1943-1945). Т. 13 (2-3). М.: ТЕРРА, 1997. 470 с.
Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996. 290 с.
Судоплатов П. Победа в тайной войне 1941-1945 годы. М.: ОЛМА-ПРЕССС, 2005. 544 с.
Хавкин Б.Л. Ребус Рудольфа Рёслера // Родина. 2013. № 7. С. 31-39. Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. М.: Воениздат, 1968.
290 с.
Jentz T.L. Panzertruppen: The Complete Guide to the Creation & Combat Employment of Germany's Tank Force 1943-1945. 1996. Vol. 2. S. 82.
