CC BY
131
Д.А. Филимонов
К ВОПРОСУ О РОЛИ РУССКОЙ
ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ В ФОРМИРОВАНИИ РОССИЙСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Аннотация
Статья посвящена анализу вопросов формирования российской национальной идентичности и роли в этом процессе исторической памяти. Рассмотрена специфика этих процессов в России, их динамика с начала постсоветской истории России до настоящего времени. Уделено внимание государственной политике в этой сфере, ее основным установкам и достигнутым результатам. Проблемы первых годов строительства новой России во многом были преодолены во второй половине 2000-х, однако современная политика предполагает жесткое противостояние на уровне ценностей и мировоззрения, что предъявляет требования способности противостоять этому жесткому прессингу к национально-гражданской идентичности россиян. Проанализированы составляющие исторической памяти, а также их значимость для дальнейшего формирования и укрепления национальной идентичности россиян. Отмечена более высокая значимость коммуникативной составляющей исторической памяти для формирования национальной идентичности в виду более высокой эмоциональной вовлеченности граждан.
Ключевые слова:
историческая память, культурная память, коммуникативная память, российская национальная идентичность, государственная политика, политика памяти.
D. Filimonov
THE QUESTION OF THE ROLE OF RUSSIAN HISTORICAL MEMORY IN THE FORMATION OF RUSSIAN NATIONAL IDENTITY
Abstract
The article is devoted to the consideration of the formation of Russian national identity and the role of historical memory in this process. The specifics of these processes in Russia, their dynamics since the beginning of Post-Soviet history of Russia are considered. Attention is paid to the state policy in this sphere, to its main installations and the achieved results. The problems of the first years of construction of new Russia were in many respects overcome in the second half of the 2000th, however the modern policy assumes tough opposition at the level of values and outlook that imposes requirements on ability to resist to this rigid pressure to national and civil identity of Russians. Components of historical memory and their importance for further formation and strengthening of national identity of Russians are analyzed. Higher importance of a communicative component of historical memory for formation of national identity in a type of higher emotional involvement of citizens is noted.
Key words:
historical memory, cultural memory, communicative memory, oral history, Russian national identity, state policy, memory policy.
Национально-государственная идентичность является значимым условием консолидации российского общества. Определяя самосознание граждан страны и ее субъектность на международной арене, она является основой политического и социокультурного самоопределения страны, выбора модели государства и типа развития, геополитических и внешнеполитических ориентиров. В.Д. Соловей отмечает, что проблема идентичности заслуживает причисления к числу «вечных» русских вопросов [15, с. 98]. Она представляет собой устойчивый образ государства и нации в сознании общества, разделяемое гражданами представление о принадлежности к государству и его институтам и лояльность по отношению к ним. Обращение к исторической памяти представляет собой необходимый элемент идентичности. Именно там мы можем найти ответы на вопросы «кто мы», «каково наше предназначение и принципы», «куда нам дальше двигаться».
Актуальность рассмотрения идентичности была отмечена еще в 1990-е годы Президентом России Б.Н. Ельциным, призвавшим выработать национальную идею России. Идея нации - согражданства и понятие «россиянин» активно продвигались в политическую практику и прочно закрепились в сознании граждан. Однако, кризисное общество того периода оказалось не готово ответить на этот призыв. Б. Ельцин после своего переизбрания на пост Президента в 1996 году был вынужден признать, что у нас национальной идеи сейчас нет: «Мы все должны понять, - говориться в Послании Президента РФ, - что государство не может строиться на идеях, вызывающих раскол и политизацию общества. В его основе должны лежать естественные ценности и понятия, обращенные ко всему народу и к каждому человеку в отдельности» [7, с. 2]. В условиях радикальных социальных преобразований, сопутствующей им нестабильности общества закономерно возникает кризис идентичности. «Его можно определить как особую ситуацию массового сознания и, естественно, сознания отдельного индивида, когда большинство социальных категорий, посредством которых человек определяет себя и свое место в обществе, кажутся утратившими свои границы и свою ценность» [1, с. 187]. В.А. Ядов связывает кризис идентичности граждан России с различными способами социальной адаптации людей к быстро меняющимся «правилам игры» в обществе и государстве [18]. Кроме того, ряд исследователей оценивают российскую идентичность недавнего прошлого как негатив-
ную. По мнению Л. Гудкова, это связано с тяжелейшими формами коллективной депрессии [4]. В.А. Прохода и В.В. Рязанцева отмечают, что постсоветская Россия вынужденно находится в поиске гражданской идентичности ввиду драматических и негативно окрашенных событий распада Советского Союза и первого десятилетия постсоветской истории [12, с. 24]. Следует отметить, что историческая память россиян этого периода также носила преимущественно негативный характер. Российское государство во многом виделось как авторитарное практически на протяжении всей своей истории, чуждое свободам и правам граждан, с жесткими эксплуататорскими установками, агрессивное к внешнему окружению. Во многом такое видение формировалось извне в условиях внутренней ценностной неопределенности и усиливало депрессивность кризисного общества. Выход из кризиса и поступательное развитие страны необходимо должно быть связано с позитивной исторической памятью и идентичностью, в том числи и в осознании драматичности тех или иных исторических событий.
Рассмотрение национально-государственной идентичности носит проблемный характер. С одной стороны, ее, конечно же следует рассматривать как социально-политическое явление. С другой, большинство исследователей делает акцент на этнологические, социокультурные, социально-психологические аспекты. Кроме того, отмечается размытость самого понятия. На наш взгляд, такие противоречия в взглядах носят естественный характер, в виду того, что мы пытаемся описать явления социальной природы. Это описание может быть только междисциплинарным. Само же явление и, следовательно, понимание имеет характер не постоянный во времени, зависящий от социальных и политических ценностей, а также разнящийся от государства к государству. Можно сказать, что россиянин в царской России, Советском Союзе и современной Российской Федерации по-разному понимал не только свою принадлежность к стране, но и выделял различный набор характеристик, по которым это идентификация проводилась. Вместе с тем, рассматривая национальные особенности идентичности европейских народов, следует отметить, что она также достаточно сильно разнится. Понимание француза своей нации включает преимущественно элементы гражданственности в то время, как у немца присутствует сильный этнический компонент. Это обусловлено длительным разделением Германии на множество государств до объединения
страны к 1870-му году, а также послевоенным разделением на ГДР и ФРГ. Российское понимание также без этого этнического компонента обойтись не может: с одной стороны мы полиэтническая, поликультурная страна, политика которой направлена на развитие культур множества народов, объединенных в наше единое государство; с другой стороны нам не следует забывать о наших соотечественников за рубежом, оказавшихся там после распада СССР или эмигрантов, которые не утратили духовные, культурные связи с нашей страной. Поэтому, наше национально -государственная идентичность должна быть согласована как с этно-национальными идентичностями народов России, так и с выходящими за пределы Российской Федерации понятиями «русский мир» и «большая Россия».
Понятие и теория исторической или социальной памяти разрабатывается достаточно длительное время, начавшись с работ французского социолога Мориса Хальбвакса, выявившего представления о прошлом, разделявшимися массами населения [24]. В силу своей групповой принадлежности люди придерживаются определенной системы идей, ценностей, представлений. Образ прошлого создается как на индивидуальном, так и на коллективном уровне под влиянием собственного социального опыта людей, а также поступающей извне разнородной информации. Формирующиеся у человека и социальных групп оценки могут изменяться с течением времени в зависимости от различных социальных контекстов, что приводит и к изменению образа прошлого. Следует отметить, что в отличие от исторической хроники и данных исторической науки, историческая память является не столько логическим, сколько оценочным конструктом. Как отмечал П. Хаттон, «когнитивная память - это сложная сеть общественных правил, ценностей и идеалов, отмечающая границы нашего воображения в соответствии с позициями тех социальных групп, к которым мы относимся» [16, c. 200]. При этом историческую память следует рассматривать как живую ментальную систему: она как формируется под воздействием существующей социальной реальности, так и формирует как эту реальность, так и саму себя в зависимости от своего актуального состояния. По словам Э. Тонкина «мы стараемся сформировать наше будущее в свете прошлого опыта или того, что мы понимаем под прошлым опытом» [32, p. 1]. Ввиду того, что историческая память, те мыслительные фильтры и оценки на которые она делает упор, напрямую связаны с
идентичностью человека или социальной общности, различные события прошлого получают различный по остроте отклик. Поэтому конфликты идентичностей и ценностей зачастую выливаются в конфликты, связанные с исторической памятью. Высокий темп изменений в обществе, в особенности если коренные изменения затрагивают политическую систему и политические ценности, вопросы исторической памяти актуализируются и обостряются. Вызванная изменениями неопределенность, неуверенность людей в результатах этих изменений вынуждает людей обращаться к прошлому и своей исторической памяти: «чем выше нынешняя внутренняя конфликтность, тем в большей степени прошлое используется в качестве экрана, на который проецируется стремление к единству и долголетию» [23, p. 3-24]. Поэтому именно в эпоху перестроек и перемен, формирования или изменения национально-государственной идентичности, вопросы, связанные с исторической памятью, оказываются в центре внимания как специалистов, так и широких кругов общественности.
Какова наша национально-государственная идентичность сегодня? Кто мы, россияне, в современном мире? Эти и многие другие вопросы находятся в центре внимания современных исследователей. Следует отметить, что в истории страны уже были работавшие национальные идеи. К ним можно отнести концепцию «Москва-Третий Рим», разработанную иноком Псково-Печерского монастыря Филофеем; концепцию «Самодержавие, православие, народность» графа Уварова. Эти тенденции, бывшие пригодными для религиозного русского общества и представляющие собой жемчужины русской политической мысли, сомнительно, что могут быть в полной мере применены в современном светском обществе. Пришедшая им на смену коммунистическая идея, согласно которой Россия строит первое в мире общество без эксплуатации человека человеком и в последствии поможет это сделать всем странам мира посредством поддержки пролетарских революций, которые неизбежно в их произойдут, также оказалась отвергнуты жизнью.
На данный момент российская национальная идентичность не имеет в себе подобного рода идей, что, однако, не означает, что ее нет. Россияне ощущают себя нацией, общественно-политическим единством, что показывает наличие формирующейся идентичности. При этом следует отметить, что национально-государственная идентичность, является одной из широкого спектра идентичностей, к которым себя причисляет человек:
этно-национальной, территориальной, профессиональной, религиозной и прочим. Принадлежность к этим идентичностям может как способствовать принятию национально-государственной идентичности, так и противодействовать ему.
Формирование идентичности проходит в обществе как на уровне его ценностей и убеждений, так и в каждом конкретном гражданине. В этот процесс вовлечены как государственные институты, так гражданские. Эти процессы носят конкурентный характер: в современном информационном обществе, обществе, базирующемся на демократических принципах, плюрализме мнений, полисубъектности в политике, а также открытости внешним воздействиям, борьба за идентичность сформировалась как разновидность политической борьбы. Ряд субъектов в этой борьбе могут выступать с заведомо деструктивными установками по отношению к обществу и государству, предпринимать попытки вовлечения граждан и, прежде всего, молодежи в деструктивные, экстремистские, а иногда и террористические объединения. Задача государства в этих условиях - формировать стойкую национально-государственную идентичность, конкурентоспособную в условиях жестких противостояний.
Процессы постсоветской России предполагали быструю смену политических ценностей, отказ не только от коммунистических ценностей, пропагандировавшихся в советский период, но и масштабной переоценкой многих исторических событий. Историческая память россиян в этот момент подверглась жестким испытаниям: то видение истории, которое преподносилось в течение десятилетий было одномоментно отвергнуто, события и персоналии русской и, в особенности, советской истории получили новую, как правило негативную оценку. В конце 1980-х -нач. 1990-х гг. правящие элиты стремились к вестернизации, навязывали либеральные и демократические ценности в западном их понимании, провозглашали приоритет «общечеловеческих ценностей» (по факту тех же западных) над национально-государственной идентичностью, что и обусловило заимствование негативных оценок, а также систем оценок, выставлявших российскую историю в невыгодном свете. В середине -второй половине 1990-х гг. ситуация меняется: затяжной кризис, сопровождающийся недостаточностью компетенций правящих элит, кризис основных институтов государства, региональный сепаратизм, понимание невозможности быстрой интеграции в западное общество наряду с него-
товностью самого западного сообщества принять Россию в свой состав привело к переоценке вестернизаторских ценностей начального этапа демократического транзита. В результате в обществе возник идейно-ценностный вакуум: как отказались от советских ценностей, так во многом и вестернизаторские ценности себя дискредитировали. При этом новая российская «национальная идея», которую призывал сформировать Президент Б.Н. Ельцин, сформирована не была, что способствовало развитию идейного нигилизма, критическому отношению к любой системе ценностей. Значительная часть граждан стала себя идентифицировать с региональной, территориальной или этнонациональной общностью, противопоставляя эту идентичность национально-государственной, что зачастую приводило к политической индифферентности, склонности к негативным оценкам политики в целом и проходящим в стране политическим изменениям, формированию конфликтных установок.
Можно отметить улучшение ситуации во второй половине 2000 -х гг. Социологи фиксируют тенденцию укрепления национально-гражданской идентичности от значения менее трети респондентов в 2004 году до более 70% спустя десятилетие [3, c. 16]. Это во многом стало возможным за счет усиления патриотической работы, прежде всего с молодежью, пересмотра негативных политических установок предыдущих десятилетий и сформированных тогда взглядов на историю.
Исследователями выделяются две составляющие исторической памяти: коммуникативная и культурная память. Культурная память относится к отдаленному прошлому, формируется посредством символов и мифов. Она не распространяется сама по себе, нуждаясь для свой трансляции в специальных механизмах и институтах, что обуславливает контроль за ней посредством формирования и реализации государственной политики. Коммуникативную память можно отнести к ближней по времени исторической памяти, охватывающей период не более 40-80 лет. Ее также называют «oral history», «память поколений», «живая память» [2, c. 5254]. Вне всякого сомнения, важна и та и другая память, что должно быть отражено в государственной политике. Вместе с тем, следует отметить более высокую значимость коммуникативной памяти. Это, на наш взгляд, определяется тем, что «память поколений» всегда более яркая и эмоционально насыщенная. Восприятие современным россиянином событий Великой Отечественной войны ярче, чем Куликовской битвы, несмотря на
крайне высокую значимость последней в формировании как национально-гражданской, так и этнической идентичности. Если в случае отдаленного события появление оценок, не согласующихся с восприятием человека, скорее всего будет воспринято как научная дискуссия, то в случае событий коммуникативной памяти они «задевают за живое». Следовательно, политика исторической памяти, делающая акцент на относительно близких событиях, имеет больше шансов на быстрый успех. Однако, игнорирование в погоне за этим быстрым успехом событий культурной памяти, отсутствие внимания и ее формированию может иметь глубокие негативные последствия. В случае работы с коммуникативной памятью усилия профессионалов историков почти гарантированно получат поддержку общественности, то в случае с культурной памятью они могут оказаться наедине с проблемой. Второе, на что следует обратить внимание, — это то, что культурная память в большей степени носит этнический характер, поскольку события проходили в иных социально-политических общностях и условиях. Например, взятие Иваном Грозным Казани может по-разному оцениваться современными россиянами русской и татарской национальностей. Аналогично, может возникнуть и неоднозначность и в оценке исторических персоналий. События же коммуникативной памяти формировались в современных социально-политических реалиях, либо в реалиях предшествующего периода. Это обусловливает их в большей степени социально-политический характер, свойство объединять граждан в социально-политическую общность. Можно сказать, что россиян в настоящее время в большей степени объединяет приверженность к ценностям, культуре и достижениям советского периода, и периода новейшей России. Сюда, прежде всего, относится победа в Великой Отечественной войне, научно-технические и спортивные достижения, музыка и кинематограф. Все это относится к достижениям многонациональной российской нации и, посему, наиболее значимо для формирования поддержания ее идентичности. Дискредитация и преуменьшение этих ценностей для противников страны являются первоочередными мерами. Наглядно это можно видеть в ряде бывших советских республиках: таким образом они дистанцируются от России. Это показывает необходимость поддержания единства культурного и информационного пространства, дающего возможности управлять ценностями и оценками.
Ключевым политическим документом, определяющим государственную политику исторической памяти и формирования российской национальной идентичности, является работа Президента (на момент публикации Председателя Правительства Российской Федерации) В.В. Путина «Россия: национальный вопрос» [13]. Президент видит формирование российской национальной идентичности в контексте исторических процессов советского и постсоветского периодов. «Наши национальные и миграционные проблемы напрямую связаны с разрушением СССР, а по сути, исторически - большой России, сложившейся в своей основе еще в XVIII веке. С неизбежно последовавшей за этим деградацией государственных, социальных и экономических институтов. С громадным разрывом в развитии на постсоветском пространстве» [13]. Отсюда видно, что, по мнению Президента, невозможно рассматривать Россию и ее национальную идентичность в отрыве от аналогичных процессов на всем постсоветском пространстве. Отмечено, что Россия формировалась и развивалась как многонациональное (полиэтничное) государство, в котором на всех уровнях взаимодействия шел процесс взаимного проникновения и смешивания сотен этносов на всех уровнях социального взаимодействия: семейном, дружеском, производственном. Стержнем и скрепляющей тканью такого взаимодействия и взаимопроникновения всегда являлась русская культура и русский народ. Говоря о едином культурном коде нашей страны, Президент подчеркивает, что «русский народ является государство-образующим - по факту существования России. Великая миссия русских -объединять, скреплять цивилизацию. Скреплять в такой тип государства-цивилизации, где нет «нацменов», а принцип распознания «свой-чужой» определяется общей культурой и общими ценностями» [13]. Носителями такой идентичности являются не только этнические русские, но и россияне других этносов. Несмотря на то, что в последние годы эта идентичность и культурный код, на котором она базируется, неоднократно подвергался испытаниям, его удалось сохранить и укрепить. Отмечается высокая значимость в его поддержании и укреплении системы образования перед которой ставится задача «дать каждому тот абсолютно обязательный объем гуманитарного знания, который составляет основу самоидентичности народа». Национальная политика в России должна развиваться с приоритетом гражданского патриотизма, недопущением возможности поставить национальные или религиозные особенности выше единства и
законов государства. Обеспечено это должно быть в том числе уважением и учётом со стороны законов государства национальных и религиозных особенностей россиян. Президентом отмечена необходимость базироваться на институтах, обеспечивающих поддержание единого общероссийского политического пространства, подчеркнута недопустимость формирования национальных и региональных политических институтов. «Это - прямой путь к сепаратизму. Такое требование, безусловно, должно предъявляться и к выборам глав регионов - тот, кто попытается опираться на националистические, сепаратистские и тому подобные силы и круги, должен быть незамедлительно, в рамках демократических и судебных процедур, исключен из выборного процесса» [13].
Исследователями отмечалось, что в качестве одной из проблем формирования национально-государственной идентичности является не сформированность нашего социально-политического единства. По их мнению, в России «до сих пор не сформировалось полноценное государство-нация со своими национальными интересами, по поводу которых сложился бы консенсус и внутри правящей элиты, и среди большинства населения. Россия как бы «застряла» между архаичной империей и более современным государством-нацией, не будучи ни тем, ни другим» [11, c. 52-54]. Следует отметить, что за время, прошедшее за время выхода указанной публикации, существенно изменилось понимание национальных интересов прежде всего в правящей политической элите и российском интеллектуальном сообществе, свидетельством чему является поток публикаций на данную тему, озвучивание ее на научных конференциях. Это создает платформу для формирования политических ценностей граждан России. Вместе с тем, отмечаются территориальные сложности формирования национально-государственного единства. К ним относят территориально-культурные различия коренного населения страны, подразделяемого на три группы: деэтнизированные русские - носители государ-ствообразующей нацкультуры России; этнические сообщества разбавленные русскими (к примеру, народы Севера); народы, сохранившие свою исконную этно-национальную идентичность, но и вместе с тем, обладающие общероссийской национально-культурной идентичностью (народы Поволжья и Северного Кавказа) [5, с 18-20]. Эти факторы накладывают свой отпечаток на процесс формирования национально-государственной идентичности России, формируют ее специфику. Однако, можно сказать,
что российско-имперский и советский опыт формирования единого государства был в целом успешным. Следовательно, такая мозаичность не является фактором, делающим единство невозможным. Формирование национально-государственной идентичности можно отнести к одной из важнейших функций государства, призванного обеспечить культурную, социальную гомогенность и целостность общества. Эту цель преследует «стратегия государственной национальной политики РФ до 2025 года». Исследователями отмечается, что во втором десятилетии XXI века, мы видим серьезные успехи в реализации национальной политики. Социологические исследования национально-государственной идентичности, проводившиеся с середины 1990-х гг., показывают неуклонный рост числа респондентов, высказывающих ей приверженность. К 2017 году она превысила 60% респондентов по России, достигая в большом количестве регионов значения 70% [10, c. 188]. Однако, вместе с тем отмечено, что в регионах, где доминируют представители нерусских национальностей, в особенности, если они являются «титульным» народом национальной республики, в структуре идентичности доминирующую позицию занимает этническая идентичность [6, с 24-25].
Исследования вопросов исторической памяти и ее роли в национально-государственной идентичности занимает значимое место в российской и зарубежной политической науке. Понимание образа прошлого, его отображения следует по мнению ряда исследователей дистанцироваться от написания истории как продукта деятельности профессионалов [28, p. 11-17; 25, p. 11-13]. По мнению П. Нора историки создают «места памяти» там, где живой памяти уже не осталось, причем «истинная цель истории - подавить и уничтожить память» [26, p. 7-9]. Здесь исследователь в достаточно жесткой форме проводит разграничение между коммуникативной и культурной памятью. В процессе своей деятельности историк подчинен времени, в котором он живет [9, с. 16]. На ученых оказывают воздействие их собственные предрассудки, социальное окружение и идеологические установки [19, p. 2-8]. Влияние этих установок существенно. Отмечалось, что два историка с различными установками могут дать столь различное описание одного и того же события, что оно может быть воспринято как различные события [21, p. 1347-1376]. Вместе с тем, событие дальней, культурной памяти зачастую служат источником формирования современной политической символики более предпочти-
тельным, нежели чем события недавнего прошлого [17, с 16]. На наш взгляд, такое конструирование приобретает особую значимость в кризисных условиях, когда особо необходимо найти в отдаленной исторической памяти опору для будущего национального ренессанса.
Динамизм исторической памяти отмечался многими исследователями. Различные поколения по - разному могут воспринимать одни и те же события, что может определяться как динамикой политических ценностей, так и способом передачи этих событий: посредством коммуникативной или культурной памяти [30, p. 359-381; 29, p. 47-77; 20, p. 3]. Зависимость воспринимаемого образа от изменяющегося во времени контекста восприятия отмечали ряд исследователей [22; 31, p. 374-402]. Была выявлена зависимость от контекста как качества восприятия того или иного исторического персонажа (положительное или негативное восприятие), так и степень его значимости. В качестве примера в российских реалиях можно привести изменение оценки Октябрьской революции. Если в советский период она воспринималась сугубо позитивно как важнейшее событие в истории не только страны, но и всего человечества, то сегодня не только разнятся ее оценки, но и видно снижение значимости этого события в исторической памяти [8, с. 38]. Формирование исторической памяти вместе с социально-политическим контекстом также зависит и от способа коммуникации. Изменение исторических форм коммуникаций от устной через письменную и книгопечатную к современной электронной приводит к изменению форм передачи исторической памяти [26; 14, с. 9-18].
Историческая память может быть, как овеществленной, так и активной. Овеществленная память пассивна, в меньшей степени воздействует на чувства человека. Роль активной памяти играет вид исторической памяти, проявляющийся в периодических массовых коллективных действиях [20; 2, с 59-62]. В первую очередь к ним относят национальные праздники. К примеру, в советский период главным праздником была годовщина Октябрьской революции. В настоящее время Россия отмечает «День народного единства», который, однако, не стал в сознании граждан главным праздником страны ввиду исторической удаленности события, в память которого он отмечается. Роль главного праздника взял на себя «День победы». Кроме праздников отмечается роль туризма, экскурсий, религиозных праздников и церемоний, исторических реконструкций [17, с. 23].
Вопросы исторической памяти и национально-гражданской идентичности находятся в фокусе российских и зарубежных исследователей. Для современной России они имеют первостепенную значимость, что неоднократно подтверждалось как в политических документах, так и повседневной политической практикой.
Национально-государственная идентичность, является одной из широкого спектра идентичностей, к которым себя причисляет человек. Принадлежность к этим идентичностям может как способствовать принятию национально-государственной идентичности, так и противодействовать ему. Существенные проблемы, связанные с идентичностью россиян в первые годы строительства новой России во многом были преодолены во второй половине 2000-х гг. Однако, современная политика предполагает жесткое противостояние на уровне ценностей и мировоззрения, что привело к «войне памяти». В этих условиях особую значимость имеет формирование национально-гражданской идентичности россиян, способной противостоять этому жесткому прессингу, умения быть патриотом страны.
Россиян в настоящее время прежде всего объединяет приверженность к ценностям, культуре и достижениям советского периода, и периода новейшей России. Сюда, относится победа в Великой Отечественной войне, научно-технические и спортивные достижения, музыка и кинематограф. Все это относится к достижениям многонациональной российской нации и, посему, наиболее значимо для формирования поддержания ее идентичности. Эти ценности и культурные образцы входят в ближнюю коммуникативную историческую память и поэтому воспринимаются эмоционально гражданами как наиболее значимые. В контексте этих ценностей прежде всего реализуется активная историческая память, основанная на гражданском участии.
Литература
1. Андреева Г.М. Психология социального познания. Москва, 2001.
2. Ассман Я. Культурная память. Москва, 2004.
3. Горшков М.К. Роль государства в сохранении и развитии национальной и гражданской идентичности и укрепления доверия в контексте глобальных процессов // Гуманитарий Юга России. 2013. №3.
4. Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. Москва, 2004.
5. Дахин А.В. Соотношение этнической и национальной идентичности. Россия. Южная Корея. Канада // Философские науки. 2003. №9.
6. Дробижева Л.М. Российская идентичность и согласие в межэтнических отношениях: опыт 20 лет реформ // Вестник Российской нации. 2012. №4-5.
7. Ельцин Б.Н. Россия, за которую мы в ответе // Российские Вести. 1996. 24 февр.
8. Зоркая Н. Общественное мнение - 2015. Ежегодник. Москва: Левада-центр, 2016.
9. Ле Гофф Ж. История и память. Москва: РОССПЭН, 2013.
10. Общероссийская идентичность: незавершенный проект и новая повестка дня / Отв. ред. Ю.Г. Волков. Ростов-н/Д: Фонд науки и образования, 2017.
11. Пантин В.И., Лапкин В.В. Трансформация национально-цивилизационной идентичности современного российского общества: проблемы и перспективы // Общественные науки и современность. 2004. №1.
12. Прохода В.А. Гражданская идентичность российской молодежи / В.А. Прохода, В.В. Рязанцев // Вестник Моск. Ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 2006. №3.
13. Путин В. Россия: национальный вопрос // Независимая газета. 2012. 23 янв.
14. Репина Л.П. Образы прошлого в памяти и в истории // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. Мосвка: Круг, 2003.
15. Соловей В.Д. О государственной стратегии формирования национальной идентичности в России // Мировая экономика и международные отношения. 2003. №6.
16. Хаттон П.Х. История как искусство памяти. СПб: Владимир Даль,
2003.
17. Шнирельман В.А. Социальная память: вопросы теории // Историческая память и российская идентичность / под ред. В.А. Тишкова, С.А. Пивне-вой. Мосвка: РАН,2018.
18. Ядов В.А. Социальные идентификации личности в условиях быстрых социальных перемен // Социальная идентификация личности. Кн. 2. Москва, 1994.
19. Bond G.C., Gilliam A. Social construction of the past: representation as power. London: Routledge, 1994.
20. Connerton P. How societies remember. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.
21. Cronon W. A place for stories: Nature, history, and narrative // The Journal of American History. 1992. Vol. 78. №4.
22. Fussel P. The Great War and modern memory. Oxford: Oxford University Press, 1975.
23. Gillis J.R. Introduction. Memory and identity: the history of relationship // Commemorations. The politics of national identity Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1994.
24. Halbwachs M. The collective memory. New York: Harper Row, 1980
25. Lewis B. History: remembered, recovered, invented. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1975.
26. Marchand P. Marshall McLuhan: the medium and the messenger. New York: The MIT Press, 1989.
27. Nora P. Between memory and history: les lieux de memoire // Representation, 1989. Vol. 26.
28. Plumb J.H. The death of the past. Boston: Houghton Mifflin Company,
1970.
29. Schuman H., Belli R.F., Bischoping K. The generational basic of historical knowledge // Collective memory of Political events: Social psychological processes. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates Publishers, 1997.
30. Schuman H., Scott J. Generation and collective memories// American Sociological Review, 1989. Vol. 54. №3.
31. Schwartz B. The social context of commemoration: a study in collective memory // Social Forces, 1982. Vol. 61. №2.
32. Shumilov A. Youth policy and features of consciousness of the Russian youth // Youth in Central and Eastern Europe. Sociological studies. 2014. №1.
33. Tonkin E. Narrating our pasts. The social construction of oral history. Cambridge: Cambridge University Press, 1992.
References
1. Andreeva G.M. Psikhologiya sotsial'nogo poznaniya. Moskva, 2001.
2. Assman Ya. Kul'turnaya pamyat'. Moskva, 2004.
3. Gorshkov M.K. Rol' gosudarstva v sokhranenii i razvitii natsional'noi i grazhdanskoi identichnosti i ukrepleniya doveriya v kontekste global'nykh protsessov. Gumanitarii Yuga Rossii. 2013. №3.
4. Gudkov L. Negativnaya identichnost'. Stat'i 1997-2002 godov. Mosvka,
2004.
5. Dakhin A.V. Sootnoshenie etnicheskoi i natsional'noi iden-tichnosti. Rossiya. Yuzhnaya Koreya. Kanada. Filosofskie nauki. 2003. №9.
6. Drobizheva L.M. Rossiiskaya identichnost' i soglasie v mezhetnicheskikh otnosheniyakh: opyt 20 let reform. Vestnik Rossiiskoi natsii. 2012. №4-5.
7. El'tsin B.N. Rossiya, za kotoruyu my v otvete. Rossiiskie Vesti. 1996. 24
fevr.
8. Zorkaya N. Obshchestvennoe mnenie - 2015. Ezhegodnik. Moskva: Levada-tsentr, 2016.
9. Le Goff Zh. Istoriya i pamyat'. Moskva: ROSSPEN, 2013.
10. Obshcherossiiskaya identichnost': nezavershennyi proekt i novaya povestka dnya / Otv. red. Yu.G. Volkov. Rostov-n/D: Fond nauki i obrazova-niya, 2017.
11. Pantin V.I., Lapkin V.V. Transformatsiya natsional'no-tsivilizatsionnoi identichnosti sovremennogo rossiiskogo obshchestva: problemy i perspektivy. Obshchestvennye nauki i sovremennost'. 2004. №1.
12. Prokhoda V.A. Grazhdanskaya identichnost' rossiiskoi molodezhi / V.A. Prokhoda, V.V. Ryazantsev. Vestnik Mosk. Un-ta. Ser. 18. Sotsiologiya i politologiya. 2006. №3.
13. Putin V. Rossiya: natsional'nyi vopros. Nezavisimaya gazeta. 2012. 23
yanv.
14. Repina L.P. Obrazy proshlogo v pamyati i v istorii. Obrazy proshlogo i kollektivnaya identichnost' v Evrope do nachala Novogo vremeni. Mosvka: Krug, 2003.
15. Solovei V.D. O gosudarstvennoi strategii formirovaniya natsional'noi identichnosti v Rossii. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. 2003. №6.
16. Khatton P.Kh. Istoriya kak iskusstvo pamyati. SPb: Vladimir Dal', 2003.
17. Shnirel'man V.A. Sotsial'naya pamyat': voprosy teorii. Istoricheskaya pamyat' i rossiiskaya identichnost' / pod red. V.A. Tishkova, S.A. Pivnevoi. Mosvka: RAN, 2018.
18. Yadov V.A. Sotsial'nye identifikatsii lichnosti v usloviyakh bystrykh sotsial'nykh peremen. Sotsial'naya identifikatsiya lichnosti. Kn. 2. Moskva, 1994.
19. Bond G.C., Gilliam A. Social construction of the past: representation as power. London: Routledge, 1994.
20. Connerton P. How societies remember. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.
21. Cronon W. A place for stories: Nature, history, and narrative. The Journal of American History. 1992. Vol. 78. №4.
22. Fussel P. The Great War and modern memory. Oxford: Oxford University Press, 1975.
23. Gillis J.R. Introduction. Memory and identity: the history of relationship. Commemorations. The politics of national identity Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1994.
24. Halbwachs M. The collective memory. New York: Harper Row, 1980
25. Lewis B. History: remembered, recovered, invented. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1975.
26. Marchand P. Marshall McLuhan: the medium and the messenger. New York: The MIT Press, 1989.
27. Nora P. Between memory and history: les lieux de memoire. Representation, 1989. Vol. 26.
28. Plumb J.H. The death of the past. Boston: Houghton Mifflin Company,
1970.
29. Schuman H., Belli R.F., Bischoping K. The generational basic of historical knowledge. Collective memory of Political events: Social psychological processes. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates Publishers, 1997.
30. Schuman H., Scott J. Generation and collective memories// American Sociological Review, 1989. Vol. 54. №3.
31. Schwartz B. The social context of commemoration: a study in collective memory. Social Forces, 1982. Vol. 61. №2.
32. Shumilov A. Youth policy and fea-tures of consciousness of the Russian youth // Youth in Central and Eastern Europe. Sociological studies. 2014. №1.
33. Tonkin E. Narrating our pasts. The social construction of oral history. Cambridge: Cambridge University Press, 1992.
