CC BY
249
А.В. Новиков
К ВОПРОСУ О ПРИЧИНАХ АКТИВИЗАЦИИ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ В НАЧАЛЕ XX в.
Причины активизации революционного движения в начале XX
в. - сложная проблема, требующая комплексного изучения экономических процессов, эволюции социальной структуры, сдвигов в общественном сознании. Традиционное объяснение причин массовых движений сводится к ухудшению положения социальной группы, росту ее неудовлетворенности и стремлению изменить ситуацию. При этом рост неудовлетворенности и готовности к массовому действию считается автоматическим следствием объективных социально-экономических изменений.1 Применительно к активизации рабочего движения в начале XX в. обычно отмечается отрицательное влияние экономического кризиса и Русско-японской войны.2
На наш взгляд, должны были произойти существенные сдвиги в жизни, сознании и психологии рабочего, чтобы он включился в революционное движение. Рабочий - элемент социальных, экономических и политических структур, которые обеспечивают ему социальную защиту и психологическую устойчивость. Его психология, сознание, поведение определяются здоровьем этих структур.
В конце XX в. немецкий экономист Шульце-Геверниц на основе анализа работ первых фабричных инспекторов России выделил четыре ступени в процессе формирования класса фабрично-заводских рабочих. В основу своей классификации он положил ряд критериев или переменных характеристик в положении рабочего. Основные из них: источники пополнения рабочей силы, связи с сельским хозяйством, жилищные условия, организация питания, обучения, другие социальные блага, получаемые рабочими от фабрики, условия для семейной жизни.3 Предложенные им критерии, с некоторыми коррективами, наглядно показывают те структуры, которые несли на себе функцию социальной защиты и обеспечения нужд рабочего и которые мы проанализируем в рамках Владимирской, Костромской и Ярославской губерний:
1) уровень номинальной и реальной зарплаты рабочих;
2) дополнительные источники доходов, в числе которых самым крупным в России оставалась натуральная помощь продуктами из деревни ввиду сохранявшихся у значительной части рабочих связей с сельским хозяйством;
3) семья, ее характер, состояние, защитные функции, возможность семейной жизни при том уровне доходов, который обеспечивал рабочему промышленный заработок;
4) законодательная основа системы социального обеспечения рабочих и страховое обеспечение;
5) промышленное предприятие и его система социальной защиты рабочих, а также система отношений: рабочий -предприниматель;
6) эффективность системы реализации нужд и потребностей рабочих.
Рассматривая эти структуры, мы исследуем два уровня отношений с рабочим как их элементом. Первый уровень составляют материальное положение, семья, промышленное предприятие, сохранявшиеся связи рабочих с деревней - то, что непосредственно окружало рабочего, в создании чего он сам участвовал, являясь «структурообразующим элементом». Второй уровень - законодательство, система управления и реагирования на выражение рабочими своих потребностей. Это (по классификации В.В. Крамника) - элементы «инструментального» механизма поддержания стабильности власти. «Инструментальный» механизм эффективен лишь при условии наличия социальнопсихологического механизма поддержания стабильности, суть которого составляет авторитет власти, обеспечивающий лояльность масс.4
Все названные элементы испытывали влияние экономического кризиса 1900 - 1903 гг.
Как отмечалось в исследованиях советского периода, несмотря на экономический кризис, структура рабочего класса и его численность «не претерпели серьезных изменений...
Численность рабочих обрабатывающей промышленности сократилась в 1902 г. менее чем на 1 %, а в 1904 г. уже превысила докризисный уровень. В целом по всем отраслям промышленности уменьшение численности рабочих к концу 1904 г. составило менее 4 %».5 Таким образом, значительного увеличения безработицы в годы кризиса по стране не произошло.
С 1900 по 1903 гг. во Владимирской, Костромской и Ярославской губерниях число фабрично-заводских рабочих сократилось с 256 278 до 253 139, то есть всего на 3 139 человек. Вместе с тем с 1900 по 1905 гг. в регионе закрылось 32 6 предприятий.6 На ряде производств произошло сокращение рабочего времени. Хотя массовой безработицы не было, значительное число рабочих столкнулось с временной потерей работы или угрозой увольнения, что вызывало если не материальные, то психологические неудобства.
Рассмотрим воздействие кризиса на динамику зарплаты.
Основу доходов рабочих составляли заработная плата и натуральное содержание от фабрики: плата за припасы из фабричных лавок, хозяйские харчи. Именно эти средства брались в расчет фабричной инспекцией при определении среднегодового содержания рабочих. Часть рабочих получала от предприятий жилье, некоторые предприятия предоставляли своим рабочим дешевые дрова, огороды. На некоторых предприятиях возникла практика наградных выплат рабочим.
Динамика номинальной и реальной заработной платы наиболее ярко отражает изменение экономического положения рабочих. Источником по изменению заработной платы служат «Своды отчетов фабричных инспекторов» за соответствующие годы. Из архивных документов особую ценность представляют сохранившиеся в фондах
предприятий «расчетные книги», «табели расценочной платы», «формулярные» списки, «ведомости на выдачу зарплаты».
Как показывают источники, номинальная зарплата, несмотря на экономический кризис, продолжала расти.
Таблица 1. Динамика номинальной заработной платы рабочих7
Губерния Среднегодовая зарплата (руб.) 1904 к 1900 (%)
1900 1901 1902 1903 1904
Владимирская 153,39 160,65 160,51 159,75 163,47 106,6
Костромская 140,37 139,71 142,40 143,24 147,50 105,1
Ярославская 153,88 151,34 165,68 155,39 157,63 102,4
По стране 187,3 196,00 196,5 203,5 207,7 106,2
Чтобы определить, ухудшилось ли положение рабочих, обратимся к анализу реальной зарплаты рабочих. Для ее вычисления нами использован Всероссийский индекс цен, предложенный С.Г. Струмилиным (за основу вычисления им приняты средние цены за 1913 г.).8 Для сравнения результатов вычислений пересчитаем индекс цен, взяв за базисные цены 1900 г.
Таблица 2. Динамика реальной заработной платы рабочих9
Губерния Среднегодовая зарплата в руб. 1904 к 1900 (%)
1900 1901 1902 1903 1904
Владимирская 153,39 156,73 154,42 156,05 155,10 101,11
Костромская 140,37 136,30 137,00 139,92 139,95 99,70
Ярославская 153,88 146,67 159,40 151,79 149,57 97,20
По стране 187,3 191,22 189,05 198,79 197,08 105,22
Таким образом, уровень реальной зарплаты рабочих России накануне революции практически не изменился.
Однако заработок рабочих удовлетворял лишь минимум их потребностей. В имеющихся обследованиях бюджетов рабочих Костромской губернии сделаны самые неутешительные выводы о питании рабочих: «пища состоит главным образом из плохо усваиваемых продуктов растительного происхождения, недостаточность хорошей пищи вызывает усиленное потребление чая», потребление белков ниже нормы, а в бедных семьях - на уровне «физиологического минимума», острый недостаток во всех семьях жиров, потребление углеводов больше, чем того требует гигиена.10 Характерна замеченная статистиками тенденция: с ростом благосостояния «потребление пищи становится обильнее и разнообразней. Растет потребление мяса, рыбы, скоромного масла, яиц, овощей, картофеля».11 Это свидетельствует об одном: рабочие вполне ощущали недостаточность своего питания.
Заработок рабочих не позволял большинству из них иметь отдельное жилье. Особенно тяжелыми были жилищные условия иваново-вознесенских рабочих. «В небольшой комнате помещается
от 10 до 2 0 человек... обыкновенно в рабочих квартирах нет ни полатей, ни нар, и все квартиранты спят на полу».12 В Вичугском промышленном районе Костромской губернии жильем служила двух-или трехкомнатная изба размером 7 на 7 аршин. В такой квартире жили 10 - 12 человек. С вечера всю мебель (столы, стулья, скамьи) выносили из комнаты, на полу расстилали половики, одеяла, платье и на эти импровизированные постели ложились мужчины, женщины и дети. При таких условиях не переводились тиф, скарлатина, корь, чесотка,13 а иногда на квартирах проживали по два «комплекта» рабочих семей: пока одни работали, другие спали. В праздничные дни такая квартира не могла вместить всех обитателей.14
Владельцы крупных промышленных предприятий в Костроме, Ярославле, м. Никольском Владимирской губернии пытались смягчить остроту жилищной проблемы строительством казарм. «Для рабочих Ярославской Большой мануфактуры были построены 3 - 4этажные жилые корпуса по 150 - 240 комнат. каменные здания имели центральное отопление, общие кухни на этажах».15 Однако в
комнату поселялось иногда по две семьи, что создавало
скученность. Исключением были условия жизни на фабрике Т-ва мануфактуры Саввы Морозова, в казармах которой каждая семья занимала отдельную комнату. В больших комнатах размещались семьи до 8 человек, в средних - до 5, в малых - 2 - 3 человека. «При казармах устроены кухни, лари, кубы, ванные для детей и погреба».16
Получение фабричного жилья целиком зависело от администрации. Жизнь рабочих в казармах регулировалась жестким режимом, подвергалась ряду ограничений вплоть до запретов приводить в казармы родственников или даже читать. Поэтому рабочие стремились снимать на «вольных квартирах» койку, комнату за 1 - 2 руб., а если была возможность - квартиру за 5
- 6 руб. в месяц с одного жильца.17
Расходы на питание и жилище были самыми большими, однако обеспечение этих потребностей оставалось в неудовлетворительном состоянии. Расходы же на культурные потребности носили «случайный характер».18 Поэтому материальное положение рабочих было постоянным источником недовольства, толкающего рабочих на выступления.
Возникает вопрос, почему же рабочие мирились со столь низкими заработками, некачественным питанием, плохим жильем? Ответ следует искать в 50 - 60-х гг. XIX в., когда работа на фабрике рассматривалась крестьянами как «фабричный отход», временное занятие, дополнительный заработок, позволявший пополнить семейный бюджет. К началу XX в. ситуация стала меняться: работа на фабрике делалась постоянной, хотя рабочие долго еще сохраняли связи с сельским хозяйством, оплачивая из фабричного заработка выкупные платежи и получая натуральную помощь продуктами из деревни.
В советской историографии сохранение связей рабочих с деревней оценивалось негативно, как пережиток феодальнокрепостнических отношений, отрицательно влиявший как на
экономическое положение рабочих, так и на их готовность к революционной борьбе. Историки старались обосновать преодоление таких связей в начале XX в. Так, Л.М. Иванов сделал вывод о том, что большая часть рабочих порвала связь с землей, в регионах сложились кадры потомственных рабочих.19 Более объективно, на наш взгляд, подошла к выяснению данного вопроса Э.Э. Крузе. Она поставила вопрос: является ли каждый постоянный рабочий пролетарием в полном смысле слова. И пришла к выводу, что ответить положительно на этот вопрос нельзя,
«так как рабочий, постоянно занятый на фабрично-заводском предприятии, мог одновременно владеть клочком земли и с помощью членов своей семьи вести на ней хозяйство».20 На основании материалов профессиональной переписи 1918 г. она определяет два показателя связи рабочих с землей: во-первых, наличие у рабочих земли и, во-вторых, обработка рабочим с помощью семьи имеющейся у него земли. По ее подсчетам, 2 0,9 % обследованных рабочих имели и обрабатывали землю.21 В монографии В.А. Скубневского, вышедшей в 1991 г., впервые акцентировано внимание на положительных последствиях сохранения связей рабочих с землей: их наличие способствовало смягчению социальных противоречий, обеспечивало дополнительную статью дохода рабочего бюджета.22
На основе имеющихся данных можно выделить три формы связей рабочих с землей. Пассивная связь с землей существовала у всех рабочих, имевших землю. Действительная связь с землей осуществлялась в форме ухода на сельскохозяйственные работы (прямая, непосредственная связь) либо через членов семей и родных, оставшихся в деревне и ведущих хозяйство (косвенная связь).
Вследствие сохранения крестьянской общины и связанных с этим ограничений в распоряжении земельными наделами, а также системы круговой поруки при взимании налогов и податей, у значительной части фабричных рабочих сохранились в деревне земля, дом. По данным на 1911 г., 58,4 % семей, населявших фабричные поселки Середского фабричного района Костромской губернии, имели земельные наделы, а 4 5,8 % рабочих - дом в деревне.23 Эту форму связи с землей мы не случайно считаем пассивной. По тем же источникам, лишь 2 3 % семей имели на своих землях посев. Это те рабочие, у которых сохранилась прямая и непосредственная связь с сельским хозяйством. Если же не ограничиваться учетом только семейных рабочих, процент рабочих, участвовавших в земледельческих работах, существенно повысится. На четырех фабриках Середского фабричного района Нерехтского уезда Костромской губернии: Клементьева, Павлова, Горбунова и Наседкина, в земледельческих работах участвовало более 40 % рабочих-мужчин и 39,3 % женщин-работниц.
Обнаруживается зависимость между преемственностью фабрично-заводского труда и участием рабочих в
сельскохозяйственном производстве ради дополнительного дохода. Из 21 рабочего в третьем поколении в нем участвовало 3 (14,3 %). Из 3 019 рабочих во втором поколении - 1 289 (42,7 %). Из
6 176 рабочих, впервые поступивших на фабрику (в первом поколении), - 2 366 (38, 3 %).24
Таким образом, разрыв рабочих с сельским хозяйством происходил в основном в третьем поколении. Для остальных рабочих характерны широкие непосредственные (прямые) связи с сельским хозяйством.
В городах прямые связи рабочих с землей были незначительны. В 1908 г. только 2,9 % мужчин и 0,5 % женщин-рабочих Костромской Большой льняной мануфактуры уходили на сельскохозяйственные работы на срок в среднем более 2 0 дней.25 По данным исследований, проведенных фабричными инспекторами Владимирской губернии в 1897 г., 12,51 % рабочих-мужчин и 7,98
% работниц-женщин губернии уходили на полевые работы.26 Однако и эти цифры не отражают истинных масштабов совмещения фабрично-заводского и сельского труда. По свидетельству современников, на предприятиях Иваново-Вознесенска «молодежь обыкновенно отпрашивается во время жатвы и сенокоса на 4 - 6 дней, крестьяне же ближайших к фабрикам деревень зачастую вовсе не отпрашиваются и (если они работают на ткацких или прядильных) предпочитают заниматься своим хозяйством до или после смены, то есть до часу или с часу дня».27
Итак, к оценке прямых связей рабочих с сельскохозяйственным производством следует подходить дифференцированно. Их масштаб зависел от двух главных факторов. Первый - местонахождение предприятий: связи с сельским хозяйством в сельских фабричных районах варьировались в пределах 30 - 40 %, в городских промышленных центрах были незначительны, а учет наличных связей был затруднен. Второй -преемственность фабрично-заводского труда: активное участие в сельскохозяйственных работах принимали рабочие в первом и втором поколениях, у рабочих третьего поколения связи с сельским хозяйством сильно ослабевали, но доля рабочих в третьем поколении была невелика.
Значительная часть рабочих сохраняла косвенные связи с деревней, где у них оставались родители, семьи. Рабочий мог уходить в деревню на праздники, получал оттуда продукты питания. Особенно крепкие косвенные связи с землей сохранялись у рабочих фабричных сел. В Середском фабричном районе 4 9,9 % рабочих имели в деревне отца или мать, 2 3,6 % - получали продукты из деревни.28 По свидетельству корреспондента газеты «Костромской листок», в 1905 г. 80 % рабочих вели одновременно крестьянское хозяйство.29 По данным фабричной инспекции за 1901 г., на фабрике С. Сидорова в селе Яковлевское Нерехтского уезда из 1 901 рабочего только 400 живут в селе, «остальные, пользуясь ближайшим расстоянием от фабрики, ходят домой».30 Из числа городских рабочих (Большой Костромской льняной мануфактуры) 2 0,6 % мужчин и 8,4 % женщин уходили на праздники в деревни.31 Из числа семей, живущих в Середе, 7 3 % заняты на фабричном производстве менее 15 лет32, то есть 3/4 рабочих фабричных сел втянулись в фабричное производство в 18 95 - 1905 гг. и было знакомо с сельскохозяйственным трудом.
Таким образом, связи рабочих с сельским хозяйством оставались довольно значительными и они могут рассматриваться как стабилизирующий фактор, смягчавший недостаток фабричных заработков. Однако в результате экономического кризиса 1900 -1903 гг. ситуация резко обострилась. Как уже отмечалось, была закрыта масса мелких предприятий, в основном расположенных в сельской местности. Рабочих поглощали крупные фабрики. Им приходилось бросать свои деревни, перебираться все дальше от родных мест, селиться в казармах. Вследствие этого стала обостряться жилищная проблема, а недостаточность зарплаты становилась все более очевидной.
Семья также служила стабилизирующим общественным организмом. Ее состояние прямо отражалось на общественном поведении рабочих.
Семья рабочего как социальный организм изучена слабо.33 Нет исследований о воздействии экономического развития конца XIX - начала XX в. на структуру и функции семьи промышленного рабочего. Неизвестно, как менялись в связи с этим ценностные ориентации и поведенческие реакции в рабочей среде. Современники (фабричные инспектора, предприниматели) обращали внимание на проблемы рабочей семьи. Тем большее удивление вызывает недостаток серьезных исследований по данному вопросу. Источниками для его изучения могут служить труды фабричных инспекторов, обсчеты состава рабочих по итогам переписи, отчасти обследования рабочих бюджетов.
Нас в изучении рабочей семьи интересуют два вопроса: каковы были условия для развития рабочей семьи в регионе в конце XIX - начале XX в. и насколько хорошо семья исполняла одну из основных психологических и социальных функций -функцию социальной защиты членов семьи.
Согласно бюджетным исследованиям С.Н. Прокоповича, рабочий России мог содержать семью только при заработке 400 -500 руб. в год. При среднем заработке по России в 240 - 250 руб. «для большинства русских рабочих семейная жизнь была недоступной роскошью». Однако, по его же расчетам, лишь 34 % рабочих Московской губернии, получавших менее 400 руб. в год, были одиноки. Остальные 6 6 % имели семьи.34
Доля семейных рабочих может быть установлена лишь для отдельных предприятий. На Новой Костромской льняной мануфактуре женаты или замужем были 51,9 % рабочих, на Анненской мануфактуре Кинешемского уезда - 5 6,5 %, на фабрике братьев Горбуновых в Нерехтском уезде Костромской губернии -
7 9 %. Статистические материалы по Середскому фабричному району уезда за 1911 г. позволяют определить долю семейных рабочих в зависимости от размера заработка на фабрике братьев Горбуновых.
Таблица 3. Взаимозависимость между семейным положением рабочих и размером зарплаты35
Размер зарплаты в год (руб.) Доля семейных рабочих (%)
До 72 руб. 57
72 - 12 0 руб. 18,7
12 0 - 180 руб. 60,3
180 - 300 руб. 78
Свыше 300 руб. 9 6,6
Наблюдаются две тенденции. Во-первых, с увеличением заработка повышалась доля семейных рабочих, что вполне естественно. Однако семейные были и в группах с явно недостаточным заработком. Понять это явление поможет анализ другой тенденции: увеличения доли семейных рабочих на предприятиях, расположенных в сельской местности.
Там был дополнительный источник пополнения семейного бюджета. Изучая крестьянские хозяйства Костромской губернии,
Р. Джонсон отметил, что из числа обследованных две трети взрослого сельского населения старше 15 лет (261 человек) занимались разными формами несельскохозяйственных работ, 48 из них занимались свыше одной приносящей доход деятельностью, в том числе работой на фабриках, вывозом дров, оказанием транспортных услуг, ремеслом.36
Если это верно для крестьянских хозяйств, то так же верно и для рабочих семей. Рабочая семья могла существовать, только имея несколько источников дохода. Кроме фабричного заработка, рабочие извлекали дополнительные доходы, ведя свое хозяйство в деревне или пользуясь огородами по месту жительства, и получали продукты из деревни от семьи или родных. Существенным источником доходов служила сдача части жилого помещения, а также доходы от других занятий: плотничьих, прачечных работ. Так, рабочие Гусевской бумагопрядильной и ткацкой фабрики Ю.С. Нечаева-Мальцева получали от фабрики огороды и луга, имея возможность вести подсобное хозяйство и содержать скот. 15 рабочих фабрики более 10 лет «содержали лошадей и посылали их на станцию железной дороги и другие работы, тем самым пополняя свой заработок». Содержателю постоялого двора удалось при содействии управляющего фабрикой лишить конкурентов их промысла. Это стало одной из причин недовольства рабочих управляющим предприятия.37 Часть рабочих Т-ва мануфактур Викулы Морозова с сыновьями в м. Никольском зарабатывала продажей сельскохозяйственной продукции.38 Дополнительные доходы от ведения сельского хозяйства получали рабочие текстильных фабрик Швецова в Суздальском уезде, А.М. Кочеткова и П.Е. Кучина в Ковровском уезде, братьев Моргуновых в г. Шуе, Т-ва Никанора Дербенева Сыновья в г. Иваново-Вознесенске, металлических заводов Т-ва Кольчугина в Юрьевском уезде и других предприятий Владимирской губернии, Вичугского и Середского промышленных районов Костромской губернии.39
Структура доходов различалась у рабочих, имевших собственные дома или снимавших квартиры, от рабочих, которые жили в углах или фабричных жилых помещениях. По оценкам В.А. Андреева, исследовавшего рабочие бюджеты в Середском фабричном
районе, в семьях, имеющих квартиры, фабричный заработок составлял лишь 55 - 73 % всех доходов. От постояльцев они получали 13 - 31 % доходов, от других занятий - до 19,5 %. У семей, живущих в углах или фабричных помещениях, нефабричный доход составлял всего 3 %, а также включал неучтенную в бюджете помощь продуктами из деревни.40
Домовладельцы и квартирохозяева среди рабочих составляли в с. Середе около 41 % рабочих,41 на Новой Костромской льняной мануфактуре таких рабочих было 15,8 %, на Анненской мануфактуре Кинешемского уезда - 2 8 %.42 Эта часть рабочих обладала определенной защищенностью за счет значительных нефабричных источников доходов, составлявших 1/4 - 1/2 части их бюджета.
Все это позволяло смягчить удары экономической конъюнктуры по и без того низкому заработку рабочих. С другой стороны, наличие дополнительных источников доходов объясняет, за счет чего рабочие региона выдержали длительные забастовки периода 1905 г. Внефабричные доходы обеспечивали возможность участия рабочих в стачечной борьбе. Но следует подчеркнуть, что совмещение рабочим нескольких видов деятельности было вынужденным, проистекало из невозможности содержать семью на зарплату.
Показателем недостаточности заработной платы для содержания семьи рабочего служит соотношение работавших и не работавших членов рабочих семей. Оно показывает, какое количество иждивенцев могла содержать рабочая семья, могла ли она обеспечить образование детям, содержание и уход больным, старикам и инвалидам.
Таблица 4. Доля неработающих членов рабочих семей (%)43
Губернии Среди
малолетних Подростков взрослых всего
Владимирская 86,2 5,3 7,2 18,96
Костромская 59,1 2,1 1,75 4,7
Ярославская 72,5 62 6,79 19,6
По стране 84,4 14,8 6,0 14,6
Подсчеты показывают ограниченность ресурсов семьи рабочего. Отсутствовала возможность дать продолжительное образование детям вследствие их занятости на производстве. Семьи не выполняли защитной функции в отношении стариков и инвалидов. Срок лечения при временной утрате трудоспособности составлял в среднем свыше 2 0 дней на одного пострадавшего. При постоянной утрате трудоспособности - свыше 7 0 дней.44 Расходы на лечение, убытки от зарплаты за время болезни, обеспечение инвалидов ложилось на плечи семьи.
Итак, семья рабочего как социальный организм находилась в состоянии кризиса. Доля семейных рабочих на предприятиях была велика, но зарплата была явно недостаточна для содержания семьи. Недостаточность семейного бюджета заставляла отдавать
на работу 15 - 40 % малолетних, большинство подростков, лишавшихся возможности получить хорошее образование. Семья не справлялась с функцией социальной защиты в отношении детей, больных, инвалидов и стариков.
Какую политику проводило государство в целях социальной защиты рабочих? Правительство законодательными мероприятиями пыталось преодолеть противоречия, возникающие на почве быстрого развития промышленности и неразвитости социальной инфраструктуры. Законом 1 июня 18 82 г. «О малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах» фабрикантам было вменено в обязанность предоставлять возможность малолетним посещать школу. Продолжительность рабочего дня подростков была установлена в 8 часов в сутки.45 Однако этот закон был в значительной мере дезавуирован актом от 24 апреля 18 90 г. «Об изменении постановлений о работе малолетних, подростков и лиц женского пола на фабриках, заводах и мануфактурах и о распространении правил о работе и обучении малолетних на ремесленные заведения»: была разрешена 2-сменная работа для 12 - 15-летних по 9 часов (вместо прежних 8 часов) в сутки, по 4,5 часа в смену, или непрерывная 6-часовая работа.46
К каким результатам привело это «изменение» на практике, показано в отчете старшего фабричного инспектора Владимирской губернии за 1908 г.: «Малолетние, работающие двумя сменами, после 4^-часовой работы вынуждены «отдыхать», а правильнее сказать - толкаться по фабричному двору, в мало приспособленном, тесном и антисанитарном помещении, так как специальных помещений для отдыха не имеется. Уходить домой на столь короткое время, нередко за две-четыре версты, и делать вместо четырех-восьми верст в день восемь-шестнадцать - им нет смысла: они износят больше обуви и одежды и устанут, а в ненастье и холод рискуют здоровьем. Таким образом, вместо 9 часов в сутки им приходится быть занятыми 13 с половиной часов, да еще полтора часа проходить в оба конца, а всего - 15 часов. Понятно, что при таких условиях о возможности какого-либо обучения нельзя и мечтать».47 Таким образом, законы, отвечающие условиям развития столичной и городской крупной промышленности, не отвечали потребности русской провинции, где значительная часть предприятий располагалась в сельской местности и далеко не все даже крупные предприятия имели возможность для обучения малолетних.
До 1903 г. не существовало законодательной основы обеспечения больных, стариков и лишившихся трудоспособности. Дела о несчастных случаях в промышленности рассматривались в судебном порядке на основании ст. 684 общегражданских законов, согласно которой «всякий обязан вознаграждать за вред и убытки, причиненные кому-нибудь его деянием и упущением». Но вину хозяина предприятия на суде доказать было чрезвычайно трудно.48 Поэтому доля потерпевших, получивших вознаграждение, по подсчетам историка И.И. Шелымагина, не составляла по России и 10 %. Существовал и иной путь: обращение к страховым
обществам. Однако доля рабочих, получивших вознаграждение от страховых обществ, неуклонно снижалась: с 42 % от всех потерпевших в 1890 г. до 28,6 % в 1900 г.49 Это свидетельствует об отставании развития страховых учреждений от развития промышленности. Лишь в период кризиса, когда развитие промышленности замедлилось, а страхование продолжало развиваться, удалось остановить увеличение разрыва между числом пострадавших и получивших материальную помощь.
В то время как эту острую проблему можно было решить лишь кардинальными мерами, правительство избрало путь постепенных изменений. 15 мая 1901 г. были приняты «Временные правила о пенсиях рабочим казенных заводов и рудников, утратившим трудоспособность на заводских и рудничных работах». Он касался лишь 3 0 777 рабочих и имел экспериментальное значение.50 2 июня
1903 г. был принят закон «О вознаграждении владельцами промышленных предприятий рабочих и служащих, утративших работоспособность вследствие несчастных случаев» (вступил в силу 1 января 1904 г.).51 Этот закон касался только несчастных случаев, то есть смерти и увечья рабочего на производстве. Что касается болезней, старости, общей инвалидности, то правительство обошло эти вопросы. Предприниматели освобождались от ответственности, если докажут, что причиной несчастного случая была грубая неосторожность рабочего.52 Действие закона не распространялось на казенные промышленные предприятия, мастерские и иные промышленные заведения частных железнодорожных и паровозных предприятий, на предприятия сельского и лесного хозяйства, мельницы, строительных рабочих, ремесленные заведения, мелкую промышленность. В результате из 18 279 заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, 7 224 не подпадали под действие закона.53
Правительство, издавая его, старалось не нанести ущерба предпринимателям, максимально оградить их интересы. Записка фабричного инспектора 4-го участка Костромской губернии показывает, что закон вызывал массу недоразумений и раздражение рабочих. «Каждый рабочий, получающий самое незначительное повреждение, не преминул два-три раза обратиться к фабричному инспектору с просьбами: следует ли ему получить что-либо за время болезни; следует ли ему какая-либо пенсия или пособие; сколько процентов утраты трудоспособности признал утраченной у него фабричный доктор; почему фабричный доктор признает пострадавшего совершенно здоровым».54 Возмещение по данному закону получало не более 20 % пострадавших на производстве.55
Указом от 12 декабря 1904 г. закон 2 июня 1903 г. был распространен на рабочих и служащих казенных железных дорог, 9 июня 1904 г. правила о пенсиях от 15 мая 1901 г. были распространены на мастеровых и рабочих технических заведений Артиллерийского управления. Это все, что успели сделать законодатели к началу революции в сфере социальной защиты рабочих.
Законодательство развивалось в направлении, диктуемом потребностями бурного промышленного роста, но законы отличались непоследовательностью, обременялись массой оговорок и ограничений. Законодатели пытались придать им универсальный характер, без учета местной специфики, многообразия условий развития промышленности. Кроме того, принятых мер было явно недостаточно. На это указывали в своих отчетах фабричные инспектора.
По мнению фабричной инспекции, необходимо было законодательно: 1) установить ответственность за невыдачу или задержку заработка; 2) ужесточить меры техники безопасности на производстве и установить ответственность за ее нарушение (В отчете старшего фабричного инспектора Костромской губернии за
1903 г. указано: «.Котлы построены для давления не свыше 5 - 7 атмосфер, работают в настоящее время при 10 - 12 и даже 15 атмосферах. Не разрешить работать при указанных давлениях нет законных оснований... рано или поздно этот недостаток закона и правил приведет к большим несчастьям и виновных не будет».56);
3) ограничить работу малолетних шестью часами в сутки; 4) воспретить ночную работу женщин во всех производствах без исключений; 5) заменить гражданской ответственностью уголовное наказание за самовольный уход с работы (Дисциплина на предприятиях оставляла желать лучшего, а самовольный уход с работы был настолько распространен, что привлечь всех виновных к уголовной ответственности было невозможно. Строгость, но неосуществимость закона вела к его дискредитации.). Причем для успешной же реализации принятых законов инспектора считали необходимым повысить культурный и образовательный уровни рабочих.57
Законодательным порядком могли быть решены проблемы, вызвавшие многие требования бастовавших рабочих. Начавшаяся революция активизировала работу над рабочим законодательством, однако она не охватила все поставленные вопросы и не имела практического результата.
В такой правовой ситуации развивались отношения между рабочими и предпринимателями. Министр финансов Н.Х. Бунге сформулировал задачи патерналистской политики в отношении рабочих. Политика патернализма нашла отклик в
предпринимательской среде.58 Одним из наиболее последовательных ее идеологов был промышленник, впоследствии политический деятель, владелец текстильных фабрик в Кинешемском уезде Костромской губернии А.И. Коновалов. Он считал патерналистскую политику предпринимателей в отношении наемных рабочих основой «социального мира». Его подход к проблеме заключен во фразе: «Рабочий класс должен быть опорой государства, а не враждебной ему силой».59 Не чужды были идеи классового сотрудничества и некоторым иваново-вознесенским фабрикантам.
В современной историографии политику патернализма смешивают с благотворительными мероприятиями буржуазии в отношении своих рабочих. На наш взгляд, это лишь одна сторона вопроса. Патернализм (отеческое попечение) заключается не
только в системе социальных мероприятий предпринимателей, но и в попытках консервировать патриархальные отношения со своими рабочими. Инструменты этой политики: установление семейной поруки, когда за нарушения внутреннего распорядка одним из членов семьи наказывали или увольняли всех его родственников, землячество, то есть прием на фабрику рабочих из одной местности, населенного пункта.60
Благотворительность имела свои границы и была под силу только владельцам крупных предприятий. Впечатляющими были масштабы социальных мероприятий, проводимых правлением Т-ва Ярославской Большой мануфактуры, что даже позволило ему представить особую экспозицию на международной промышленной выставке 1900 г. в Париже.61 Помимо строительства казарм, где проживало до половины рабочих, имелась фабричная больница на 100 коек с родильным приютом, оказывавшая помощь как рабочим, так и их родственникам. В конце 90-х гг. на фабрике открылся приют для детей, а в 1882 г. была открыта 3-годичная начальная школа, для которой в 18 94 г. было построено каменное здание на 500 мест с центральным отоплением, электрическим освещением и водопроводом. Работали театр, баня, фабричный лабаз, продукты в котором продавались по ценам ниже рыночных, и молочная ферма на 100 коров.62 На содержание всего этого хозяйства товарищество тратило 145 тыс. руб. в год (средняя чистая прибыль товарищества за 1902 - 1904 гг. составляла 202 474 руб. 49 коп. в год, а суммарный заработок рабочих - 150 000 руб. в месяц).63 Кроме того, на мануфактуре существовала богадельня, некоторым рабочим назначались пенсии и пособия.64 Но даже такое предприятие не могло обеспечить всех рабочих. Получение жилья, пенсий, пособий и размещение в богадельне целиком зависело от администрации.
На Новой Костромской льняной мануфактуре в г. Костроме к 1905 г. были отстроены три сборных казармы, две фабричные лавки, две бани, школа. Из прибыли отчисляли один процент в пенсионную кассу служащих. Был создан капитал страхования рабочих.65 Т-во Костромской льнопрядильни братьев Зотовых содержало двухклассное училище, библиотеку для рабочих и больницу, причем их содержание приносило компании убытки в размере 7,5 тыс. руб. в год.66 Бесплатное жилье и медицинское обслуживание предоставлялось рабочим от предприятий в Вичугском промышленном районе.67 На фабриках Т-ва мануфактур Ивана Коновалова с сыном были построены казармы для одиноких и семейных рабочих, возведены два поселка из отдельных домов, которые рабочие получали в собственность, выплачивая их стоимость в течение 12 лет, открыты 2-классная школа, ясли на 160 детей, богадельня, библиотека, баня, больница, организовано потребительское общество.68 Широкие благотворительные мероприятия проводили иваново-вознесенские фабриканты, где еще в 1877 г. оформилось благотворительное общество.69
Взгляд на благотворительность как на путь преодоления социальных конфликтов унаследовали современные исследователи.
Ю.А. Петров утверждает, что «волны забастовок 1900-х гг., как правило, обходили стороной коноваловскую вотчину» благодаря тому, что «рабочие ценили заботу о них молодого хозяина».70 Между тем на трех предприятиях Коноваловых в Кинешемском уезде Костромской губернии с 1901 по 1907 гг. зарегистрировано 14 стачек, в том числе 11 - в годы революции. На фабрике в селе Бонячках, где масштабы социальных мероприятий были беспрецедентными, зафиксировано 4 забастовки. Причем рабочие этого предприятия, как и других коноваловских фабрик, активно участвовали в прекращении работ на соседних промышленных
71
заведениях.
Реализация широких благотворительных мероприятий была возможна только на крупных предприятиях, но и для них содержание социальной инфраструктуры было невыгодно, иногда убыточно. Пользоваться бесплатным жильем, больницами, даже банями, получать пенсии и плату во время болезни могли далеко не все рабочие самых благополучных предприятий. В записке Владимирского вице-губернатора от 27 января 1905 г. освещено действительное положение дел с медицинской помощью в Иваново-Вознесенске: «Врачебная помощь поставлена не везде на должной высоте. в больнице для чернорабочих иногда приходится отказывать больным за недостатком места и ввиду малого количества врачей, амбулаторным приходится дожидаться очень долго очереди».72
Благотворительностью нельзя было решить проблемы, встающие в связи с ростом рабочего класса, увеличением доли кадровых, семейных рабочих. На, казалось бы благополучной, Ярославской Большой мануфактуре требования рабочих перекликались с требованиями забастовщиков прочих предприятий региона: оплачиваемый отпуск беременным, поселять по одной семье в каморке, разрешить пользование больницей родственникам рабочих, обеспечивать стариков пенсией, оплачивать время болезни. Аналогичная ситуация была на предприятиях Саввы и Викулы Морозовых в м. Никольском.73 Все это подтверждает выводы современных исследователей предпринимательской
благотворительности: «Масштабы социальной помощи неимущим были явно неадекватны потребностям в ней».74
Итак, ни семья, ни законодательство, ни предприятие не обеспечивали благополучия рабочего. Ему приходилось уповать на свои силы, здоровье и крайне недостаточный заработок. Рабочих устраивало существование патриархальных отношений с предпринимателями, но в начале века и они разрушались. «По моим наблюдениям, - писал в 1907 г. старший фабричный инспектор Костромской губернии, - патриархальные отношения между владельцами фабрик и рабочими исчезают бесследно. Фабриканты говорят, что, глядя на своих рабочих в настоящее время, они не узнают в них бывших года три-четыре тому назад мирных, добросовестных и проникнутых доверием к хозяевам рабочих».75 В политическом обзоре по Владимирской губернии за 1905 г. причиной кризиса патриархальных отношений названа революционная пропаганда.76 Истинная же причина крылась в самом
процессе развития промышленности: фабриканты не могли обеспечить потребностей растущего числа рабочих. «Безземельные гусевские рабочие, из числа бывших. крепостных, глубоко убеждены в обязанности конторы предоставлять им и их потомству кров, работы, а в случае инвалидности и старости - пропитание. Увеличение платы за пользование огородами представляется им нарушением их прав, расчет от работы - кровною обидой, а выселение их из домов, где они родились. - жестокою несправедливостью».77
В повседневной жизни рабочий чаще сталкивался не с заботой фабрикантов, а с пренебрежением, обсчетами, прямым обманом. Широко распространены были задержки по выплате зарплаты, другие нарушения условий найма. Так, за 1903 г. фабричным инспекторам верхневолжских губерний поступило 454 жалобы на задержку зарплаты, 907 - на нарушение других условий найма.78 Столь же обычным явлением была грубость лиц фабричной администрации, мастеров и старших рабочих. «Несомненно, что на многих фабриках с рабочими обращаются крайне грубо», - замечал владимирский вице-губернатор.79 За 1903 - 1904 гг. фабричным инспекторам поступило 127 жалоб на дурное обращение и побои. В ходе стачечной борьбы часто встречались требования вежливого обращения и удаления лиц фабричной администрации. Бастующие рабочие Ярославской Большой мануфактуры требовали вежливого обращения со стороны старших рабочих и увольнения некоторых из них за грубость. Старшие рабочие, в свою очередь, требовали вежливого обращения к себе со стороны рабочих и мастеров.80 Унижениям подвергались женщины и подростки, по поводу чего даже фабричные инспектора вынуждены были делать особые внушения фабрикантам.81 Ученики, получая иногда 1 - 2 руб. в месяц, помимо основной работы исполняли роль прислуги, ходили на базар, частенько получали от хозяина подзатыльники.82 Обычным явлением было вымогательство и взятки мастеров. Несогласные штрафовались, а во время революции причислялись к «зачинщикам» революционного движения.83
До революции рабочие реагировали на притеснения со стороны фабричной администрации предъявлением жалоб, а неудовлетворенность условиями труда вызывала подачу просьб. Существовал определенный механизм разрешения производственных конфликтов. Статистический материал, характеризующий данное явление, сохранили «Своды отчетов фабричных инспекторов».
Анализ содержания и качественной динамики жалоб и просьб рабочих позволяет выявить систему приоритетов их сознания в сфере производства, ее изменения накануне и в период первой русской революции, эффективность существовавших в дореволюционной России механизмов урегулирования трудовых конфликтов.
Рост количества поданных жалоб и среднего числа рабочих, от имени которых предъявлялись жалобы, отражает нарастание революционного кризиса.
Таблица 5. Число жалоб и просьб, поданных рабочими верхневолжских губерний в 1903 - 1908 гг.84
Губернии Годы
1903 1904 1905 1906 1907 1908
Владимирская 446 315 1549 1550 1780 1555
1766 983 49495 56258 39872 16850
Костромская 215 189 237 363 489 425
548 293 5358 9465 15252 1204
Ярославская 329 187 276 283 305 248
416 673 519 1605 901 9510
Итого 800 691 2062 2197 2574 2228
2730 1949 55372 67328 56025 27564
Минимальное число просьб и жалоб поступило в дореволюционном 1904 г. В 1905 г. число жалоб, как и рабочих, их предъявивших, резко возросло, достигнув максимума в 1907 г. Этот процесс в целом соответствует динамике развития рабочего движения в текстильном регионе. Жалобы предъявляли коллективно и индивидуально. Рост среднего числа рабочих, от имени которых жалобы предъявлялись, свидетельствовал об увеличении доли коллективных жалоб. Не случайно этот показатель возрос с 2,8 в
1904 г. до 26,8 в революционном 1905 г., для которого характерно массовое действие. Можно рассматривать коллективные жалобы как первый стихийный шаг рабочих к организации, без чего было бы невозможным забастовочное движение.
В «Отчетах.» жалобы рабочих распределяются по 24 причинам.85 12 из них затрагивают доходы и расходы рабочего бюджета, включая несвоевременную выплату, неправильное начисление зарплаты, низкие расценки, незаконные вычеты и штрафы, нарушения условий найма по снабжению квартирами, дешевыми продуктами, медицинской помощью. За период с 1903 по 1908 гг. эти причины вызвали 38 % всех жалоб, устойчиво занимая первое место в ряду ценностных ориентаций рабочих.
Устойчиво низкие места занимали жалобы на ведение расчетно-учетной документации, нарушения, затрагивающие человеческое и профессиональное достоинство работника. Вопреки распространенному мнению, недовольство продолжительностью рабочего дня занимало в сознании рабочих довольно низкое положение: 2,65 % всех предъявленных жалоб за 1903 - 1908 гг. Можно предположить, что широкое распространение во время забастовок требования 8-часового рабочего дня было результатом агитации левых партий и не имело корней в сознании рабочих. Более того, для рабочих, получавших сдельную оплату, уменьшение рабочего времени ассоциировалось со снижением заработка, что противоречило установившейся иерархии ценностей.
В период революции резко увеличилась доля жалоб, предъявленных по «прочим поводам» (с 19,7 % в 1904 г. до 46,03 и 54,7 % в 1905 - 190 6 гг.). Это говорит об усложнении причин недовольства, увеличениии их многообразия: жалобы на непредоставление отпуска или неувольнение от работ по беременности, на работу малолетних детей до 12 лет, на стесненные условия жизни, на неисполнение каких-либо положений рабочего законодательства, просьбы выдавать деньги к празднику.86
В 8 7,9 % случаев жалобы адресовались фабричной инспекции. Эта цифра не должна создавать иллюзии доверия рабочих к фабричному инспектору. Инспекция представляла собой механизм, призванный разрешать возникшие конфликты, и рабочие обращались к ней по той причине, что таков был порядок. Однако в 12 % случаев рабочие по вопросам, входящих в компетенцию инспекции, обращались в иные инстанции: к губернатору - в 10,3 % случаев, к земскому начальнику - около 2 %.
Объяснение этому явлению следует искать в эффективности рассмотрения жалоб и просьб рабочих инспекцией.
В 22,4 % случаев фабричные инспектора отводили поступившие жалобы как не подлежащие ведому инспекции. В 2 4,1 % случаев советовали рабочим обратиться к другим должностным лицам: земскому начальнику, судье (даже в таких случаях, как недоплата или неправильное увольнение). Это свидетельствует об ограниченности полномочий фабричной инспекции. Были признаны справедливыми 19 % всех жалоб, но лишь 13,7 % были удовлетворены. По вопросам, касавшимся плохих условий быта и нарушений формы оплаты, меры, предпринимаемые фабричной инспекцией, ограничивались составлением протоколов о нарушениях со стороны владельцев.87
В 1901 - 1903 гг. лишь половина из предъявленных инспекцией претензий по стране была признана «основательной», но это не означало удовлетворения справедливого требования. Дело обычно ограничивалось простой регистрацией факта.88
Неэффективность деятельности фабричной инспекции объяснялась недостатком полномочий инспекции и невозможностью принять действенные меры в отношении владельцев предприятий ввиду несовершенства законодательства. Все это подрывало доверие рабочих к фабричной инспекции. Косвенным свидетельством этого служит высокая доля анонимных жалоб: 18,9 % от общего их количества. Рабочие вынуждены были искать новые способы для удовлетворения своих потребностей. Таким новым средством стала стачка.
Чтобы перейти к активной стачечной борьбе, которая являлась выражением острого социального конфликта не только с предпринимателями, но и с властями, недовольство рабочих своим положением, рост их потребностей, разочарование в законных способах разрешения конфликтных ситуаций должны были дополниться кризисом доверия масс к власти, кризисом авторитета власти.
Сразу оговоримся, что доверие масс к власти не было утрачено, и в этом одна из причин поражения первой русской революции. Но кризис авторитета власти накануне революции -налицо, и вызван он был событиями Русско-японской войны.
Ряд политиков рассматривали войну как средство укрепления авторитета власти. Вся идеологическая мощь государства была направлена на подъем патриотических настроений в стране.
Начало войны было отмечено молебнами о здравии императора и о «даровании победы Русскому Христолюбивому воинству». Проводились они «во всех приходах по распоряжению духовного начальства».89 Был организован сбор денежных пожертвований в пользу Красного Креста и на усиление флота. В феврале - апреле
1904 г. в стране поднимается волна патриотизма. Ее выражением были всеподданнейшие адреса, поступившие на имя императора, молебны, совершенные по инициативе их участников (помимо официально организованных), пожертвования, манифестации. Патриотические шествия состоялись в Костроме, Ветлуге,
Чухломе, Ярославле, Владимире.90 Сценарий их сходен: шествие с национальными флагами, исполнение гимнов «Боже, царя храни», «Коль славен», «Славься, славься наш русский царь».
Показателем настроений масс являлись молебны, отслуженные по желанию какой-либо части населения. За 1904 г. в Костромской губернии прошли 52 молебна, из них 36 - в феврале.91 Доля рабочих в совершенных в январе - марте 1904 г. молебнах наиболее высока - около 45 %. Конечно, инициатива проведения этих молебнов могла принадлежать не только рабочим, но и владельцам предприятий, но участие в них рабочих было вполне искренним На это указывает, например, продолжительность молебнов. Так, 3 февраля 1904 г. молебен на бумаготкацкой фабрике А. и Г. Горбуновых в Нерехтском уезде длился два часа и сопровождался, по свидетельству уездного исправника, исполнением гимнов и всеобщим подъемом.92 О подъеме патриотических настроений среди рабочих сообщали в Министерство финансов 13 апреля 1904 г. и старшие фабричные инспектора Костромской и Владимирской губерний.93 В последующие месяцы рабочие не принимали участия в молебнах.
На январь - март 1904 г. пришлась основная часть адресов с выражением верноподданнических чувств, отправленных по случаю войны на имя Николая II. 54,5 % адресов по Костромской губернии составлена волостным и сельским сходами, а 27,2 % -органами местного самоуправления. На февраль - апрель 1904 г. приходится 7 3 из 81 (90 %) случаев пожертвований средств на
военные нужды. Пожертвования поступали и в дальнейшем, так как на промышленных предприятиях принимались решения «делать ежемесячные отчисления» в размере от 1 до 2 % заработка в течение шести месяцев, года или во все время войны. Указанная цифра, таким образом, отражает не число самих пожертвований, учесть которые ввиду многообразия условий не представляется возможным, а количество принятых о пожертвованиях решений. Тем не менее можно использовать данный показатель, так как в феврале пожертвования рабочих составляли лишь 11,6 % от общей
суммы пожертвований за месяц, в марте - 3,2 %. Впоследствии эта цифра увеличивается в связи с уменьшением поступлений средств от нерегулярных источников.
Средства поступали на нужды Красного Креста и на усиление военного флота. Соотношение пожертвований характеризует отношение населения к войне, приоритеты различных слоев общества. Флот во многом определял исход войны, поэтому пожертвования на укрепление флота можно рассматривать как проявление веры людей в победу русской армии. А пожертвования денег Красному Кресту отражали заботу о жертвах войны. Если в марте - мае 1904 г. пожертвования на усиление флота поступали в 1,5 раза чаще, чем на нужды Красного Креста, то с июня 1904 г. подавляющее число пожертвований направлялось в пользу раненых и семей погибших. Таким образом, надежды на победу русского оружия господствовали в обществе только в начале 1904
г. Наиболее активно в этом патриотическом движении участвовали крестьяне (40,1 % участников). Доля рабочих сократилась с 24,2 % в январе - апреле 1904 г. до 15,4 % в 1905 г.94
Затягивание войны, военные неудачи и жертвы быстро гасили волну патриотизма. В апреле 1904 г. прошло лишь два молебна с участием крестьян, с мая - ни одного. За 1905 г. удалось выявить лишь четыре случая подобных откликов на военные события. Официальные молебны, проведенные по всем приходам в начале войны, приковали к войне внимание даже индифферентных к общественным вопросам людей. В мае - декабре 1904 г. и в
1905 г. количество откликов различных слоев населения в связи с войной резко уменьшилось, составив 13,7 % общего их числа.
Война, таким образом, не стала средством укрепления авторитета власти, как рассчитывал министр внутренних дел В.К. Плеве. Напротив, она стала источником раздражения. «Нервное настроение всего общества, вызванное войной, нашло отражение в чувствительности того слоя населения, который пополняет ряды действующей армии. Это не могло не влиять на рабочих. в особенности под давлением картин деревенской жизни, вызванной двукратной мобилизацией», - свидетельствовал в 1905 г. старший фабричный инспектор Костромской губернии.95 Ему вторит фабричный инспектор 4-го участка Костромской губернии: «Почти весь 1904 г., благодаря войне с Японией и той внутренней смуте, которая охватила Европейскую Россию, настроение рабочих было крайне тревожное и приподнятое.».96
Неудачи в войне с Японией стали источником брожения рабочих. Война привела к политизации населения. Современники отмечали усиление интереса рабочих к военным, политическим вопросам, к чтению газет. Усиление влияния на рабочих агитаторов, революционной печати способствовало осмыслению рабочими своего положения и ситуации в стране в целом. Отрицательное отношение к войне, обострившей противоречия, опутывавшие Россию в начале ХХ в., способствовало психологическому сдвигу от преданности власти к недовольству ею.
Таким образом, причинами перехода рабочих к массовым активным революционным выступлениям являлось не только неудовлетворительное положение рабочих, но и ряд других факторов: противоречие между уровнем развития промышленности, при котором главным действующим лицом производственного процесса становится семейный рабочий, и уровнем жизни рабочих, неразвитость социальной сферы, кризис политики патернализма, слабая разработка рабочего законодательства и неэффективность механизма урегулирования трудовых конфликтов, кризис авторитета власти. Все это способствовало переходу рабочих из состояния пассивности к поиску путей изменения существующего положения, влекло существенные сдвиги в сознании рабочего. Следствием патриархальных отношений стало то, что основное давление рабочих было направлено в ходе революции против предпринимателей: «Питаясь фабрикой или заводом, видя в них источник своих доходов, сталкиваясь в значительной мере с их администрацией, рабочий естественно связывает свои невзгоды и нужды, из чего и откуда бы они ни вытекали, с обстановкой и порядками работы, взваливая на своих хозяев всю ответственность и за такие стеснения и аномалия обывательской жизни, в которых ни фабрика, ни завод ничем не повинны».97
Примечания
1 Дилигенский Г.Г. Феномен массы и массовые движения: социальнопсихологические аспекты // Рабочий класс и современный мир. 1987. № 3. С. 20.
2 Рабочий класс в первой русской революции 1905 - 1907 гг. М., 1981. С. 49.
3 См.: Прокопович С.Н. Народное хозяйство СССР. Т. II. Н.-Й., 1952. С. 57 -
62.
4 Крамник В.В. К вопросу о психологическом аспекте истории политических движений // История и психология. М., 1971. С. 218 - 219.
5 См.: Рабочий класс в первой русской революции. С. 40; Кирьянов Ю.И. Экономическое положение рабочего класса России накануне революции 1905 - 1907 гг. // Исторические записки. Т. 98. М., 1977. С. 178 - 179.
6 Подсчитано по «Сводам отчетов фабричных инспекторов» за 1900 - 1905 гг. (СПб., 1902 - 1908) .
7 Зарплата 1900 г. принята за 100 %. Таблица составлена по: Свод отчетов фабричных инспекторов за вторую половину 1900 года. СПб., 1902. С. 74 - 77; Свод отчетов. за 1901 год. СПб., 1902. С. 162 - 165; Свод отчетов. за 1902 год. СПб., 1903. С. 160 - 163; Свод отчетов. за 1903 год. СПб., 1906. С. 168 - 171; Свод отчетов. за 1904 год. СПб., 1907. С. 172 - 175.
8 Струмилин С.Г. Избранные произведения: В 5 т. Т. 3. Проблемы экономики труда. С. 324.
9 Подсчитано нами.
10 Материалы для оценки недвижимых имуществ в городах и фабричных поселках Костромской губернии. Т. 1. Статистические сведения о Середском фабричном районе Нерехтского уезда. Вып. III. Рабочие бюджеты по исследованию 1911 г. Кострома,
1917. С. 23, 27.
11 Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. С. 21.
12 Русское богатство. 1900. № 12. С. 47.
13 Ковнатор Р. Рабочее и социал-демократическое движение в Кинешемском районе 1897 - 1910 г. // Пролетарская революция. 1924. № 6 (29). С. 143.
14 ГА РФ. Ф. 102. 6-е делопроизв. Оп. 162. Д. 7«А». Л. 13об.
15 Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии (на материалах
Ярославской губернии) // Буржуазия и рабочие России во второй половине XIX - начале XX в. Иваново, 1994. С. 45.
16 ГА РФ. Ф. 6868. Оп. 1. Д. 120. Л. 20.
17 Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. II. Таблицы исследования 1911 года. Кострома, 1915. С. 246 - 247.
18 Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. С. 37.
19 Иванов Л.М. Преемственность фабрично-заводского труда и формирование
пролетариата в России // Рабочий класс и рабочее движение в России, 1861 - 1917.
М., 1966. С. 58 - 140.
20 Крузе Э.Э. Положение рабочего класса в России в 1910 - 1914 гг. Л., 1976.
С. 136.
21 Там же. С. 14 0.
22 Скубневский В.А. Рабочие обрабатывающей промышленности Сибири (9 0-е гг. XIX в. - февраль 1917 г.). Томск, 1991.
23 Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. С.
8.
24 Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. II. С. 80 - 135.
25 Там же. С. 244 - 268.
26 Козьминых-Ланин И.М. Фабрично-заводской рабочий Владимирской губернии: 1897
год. Владимир, 1912. С. 33.
27 Русское богатство. 1900. № 12. С. 58.
28 Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. Кострома, 1917. С.8, 16.
29 Костромской листок. 1905. 3 июня.
30 ГАКО. Ф. 457. Оп. 1. Д. 591. Л. 1 - 2.
31 Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. II. С. 244 - 258.
32 Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. С.
8.
33 См.: Крупянская В.Ю. Эволюция семейно-бытового уклада рабочих //Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония. М., 1970. С. 271 - 289; Джонсон Р. Крестьянское хозяйство и семейные структуры в Костроме: «Новые вопросы и старые данные» // Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. С. 115 - 124.
34 См.: Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 65, 72.
35 Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. II. С.
8, 244, 260.
36 Джонсон Р. Указ. соч. С. 12 0 - 121.
37 РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 4. Л. 11, 12.
38 РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д.4. Л. 25 - 25об.; ГАВО. Ф. 266. Оп. 1. Д. 2379. Л.
54 - 54об.
39 ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1612. Л. 124об.; Д. 1473. Л. 6; Д. 1504. Л. 6; Д.
1496. Л. 65; Оп. 11. Д. 1785. Л. 1 - 1об.; ГАИО. Ф. 349. Оп. 1. Д. 538. Л. 3об.;
ГАКО. Ф. 749. Оп. 1. Д. 243. Л. 56об.; ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 84 - 84об.; ГА РФ. Ф. 6868. Оп. 1. Д. 120. Л. 12; Костромской листок. 1905. 3 июня.
40 Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. С. 13 - 14.
41
Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. III. С.
9, 16.
42 Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ. Т. 1. Вып. II. С. 246, 262.
43 Подсчитано по: Погожев А.В. Учет численности и состава рабочих в России: Материалы по статистике труда. СПб., 1906. С. 90 - 91.
44 РГИА. Ф. 23. Оп. 19. Д. 417. Л. 68 - 85.
45 ПСЗ. 1886. Т. II. № 931.
46 ПЗС. 1893. Т. Х. № 6742.
47 Свод отчетов. за 1908 год. СПб., 1910. С. 13 - 14.
48 См.: Шелымагин И.И. Законодательство о фабрично-заводском труде в России, 1900 - 1917. М., 1952. С. 71.
Там же. С. 72.
Вовчик А.Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895 - 1904). Львов, 1964. С. 196.
ПСЗ. 1906. Т. XXIII. № 23060.
Вовчик А.Ф. Указ соч. С. 199.
Ш1елымагин И.И. Указ соч. С. 81 - 82, 84.
ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 100 - 10 0об.
Куприянова Л.В. «Рабочий вопрос» в России во второй половине XIX - начале
XX вв. //История предпринимательства в России. Кн. 2. М., 1999. С. 404.
56 ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 79.
57 Там же. Л.78 - 80об., 95 - 97об., 99 - 101об.
58 См.: Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии. С. 44.
59 Петров Ю.А. А.И. Коновалов // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1994. С. 252.
60 Белов М.Н. О формировании облика рабочих Центральной России // Буржуазия и рабочие России во второй половине XIX - начале ХХ в. С. 66.
61 См.: Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 62.
62 Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии. С. 45 - 48; Он же.
Владельцы промышленных заведений Ярославской губернии (вторая половина XIX - начало ХХ в.) // Российская провинция и ее роль в истории государства, общества и развитии культуры народа. Ч. II. Кострома, 1994. С. 21; Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 61.
63 Подсчитано по: ГАЯО. Ф. 73. Оп. 4. Д. 4498. Л. 134об., 141об. - 142, 149.
64 Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии. С. 47.
65 ЦДНИКО. Ф. 3785. Оп. 1. Д. 1. Л. 16 - 18; Костромской листок. 1905. 14 дек.
66 Костромской листок. 1905. 18 дек.
67 РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 53. Л. 307 - 309об.
49
50
51
52
53
54
55
68 Петров Ю.А. Указ. соч. С. 252.
69 ГАВО. Ф. 266. Оп. 1. Д. 2353. Л. 41, 96; Ф. 14. Оп. 5. Д. 1463. Л. 12; Балдин К.Е. Благотворительная деятельность иваново-вознесенских фабрикантов в начале XX века // Предприниматели и рабочие России в трудах историков XX века. Ч. II. Кострома, 2001. С. 26 - 35.
70 Петров Ю.А. Указ. соч. С. 253.
71 Белов М.Н. Стачки, волнения и демонстрации рабочих в Костромской губернии в 1895 - 1904 гг.: Xроника // Рабочее движение в России 1895 - 1904 гг. М., 1988. С. 86, 87, 93; РГИА. Ф. 23. Оп. 17. Д. 322. Л. 8, 9, 15, 20; Оп. 30. Д. 53. Л. 307 -
309об., 329 - 32 9об.; ГАКО. Ф. 133. Оп. 31. Д. 130. Л. 10об., 12, 27 - 29; Ф. 749. Оп. 1. Д. 243. Л. 60; ГАИО. Ф. 349. Оп. 1. Д. 532. Л. 33об., 35, 39об., 43, 44, 46, 49; ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 133, 135 - 135об.; Д. 9. Л. 16, 19 - 27.
Л. 208об.
74
75
76
77
78
79
80 81 82
83
РГИА. Ф.
84
30. Д. 4. Л. 25 -
2.
72 ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451
73 ГАЯО. Ф. 674. Оп. 3. Д. 67, 68, 21570; РГИА. Ф. 23. Оп
25об., 2 0об. -21; ГАВО. Ф. 266. Оп. 1. Д. 2379. Л. 54 - 54об.
Балдин К.Е. Указ. соч. С. 34.
ЦДНИКО. Ф. 388. Оп. 1. Д. 4. Л. 93 - 93об.
ГА РФ. Ф. 102. 3-е делопроизв. 1906. Д. 1. Ч. 19«А». Л РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 4. Л. 9 - 9об.
Свод отчетов. за 1903 год. С. 66, 67, 69.
ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451. Л. 208.
ГАЯО. Ф. 674. Оп. 3. Д. 68. Л. 2; Оп. 1. Д. 21570. Л. 20, 23, 35
ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451. Л. 208; Ф. 266
ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 47. Л. 12об.
ЦДНИКО. Ф. 3785. Оп. 1. Д. 1. Л. 24 - 26; Ф 273. Оп. 12. Д. 372. Л. 24об. - 25.
Составлено по: Свод отчетов. за 1903 год. С год. С. 58 - 59; Свод отчетов. за 1905 г. С. 52; Свод отчетов. за 1906 год. С. 52; Свод отчетов. за 1907 год. С. 56; Свод отчетов. за 1908 год. С. 56. (В числителе указано количество предъявленных жалоб и просьб, в знаменателе - число рабочих, которых они касаются).
85 См., напр.: Свод отчетов. за 1905 год. С. 58.
86 Подсчитано по: Свод отчетов. за 1903 год. С. 66 - 67, 69; Свод отчетов. за
1904 год. С. 70 - 71, 73; Свод отчетов. за 1905 год. С. 49, 58; Свод отчетов. за 1906 год. С. 58 - 59; Свод отчетов. за 1907 год. С. 62 - 63; Свод отчетов. за 1908 год. С. 62 - 63; РГИА. Ф. 83. Оп. 27. Д. 399. Л. 3 - 6.
87 Подсчитано по: РГИА. Ф. 23. Оп. 27. Д. 399. Л. 3 - 6.
Оп. 1. Д. 2380. Л. 9.
383. Оп. 1. Д. 56. Л. 142;
54 - 55; Свод отчетов, за 1904
88 Вовчик А.Ф. Указ соч. С. 236.
89 ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13. Л. 123.
90 РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 85. Л 80; ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 56. Л. 2; Ф. 3785. Оп. 1. Д. 1. Л. 59 - 61; Владимирские губернские ведомости. 1905. 18 марта. С февр.
74,
Подсчитано по: ГАКО. Ф. 133. Оп 23. Оп. 30. Д. 53. Л. 346.
92 ГАКО. Ф. 133. Оп. 41
93 РГИА. Ф. 23. Оп. 30.
94 Подсчитано по: ГАКО.
Оп. 1. Д. 243; ГАИО. Ф. 349.
Л. 346.
23; ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13. Л.
. Д. 1. Л. 59 - 61;
4 - 5; Северный край. 19 04. 2
41. Д. 13, 14; IV стол. Д. 1489; РГИА. Ф.
Д. 13. Л. 51 - 51об.
Д. 3. Л. 67об., 169.
Ф. 133. Оп. 41. Д. 13, 14; IV стол. Оп. 1. Д. 533. Л. 10 - 11; РГИА. Ф.
Д. 1489; Ф. 23. Оп. 30.
РГИА. Ф. 23. Оп. 16. Д. 3. Л. 52.
96 ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 99об.; Д. 56. Л. 29об.; ГАВО. Ф. 14, Д. 1451. Л. 26.
97 РГИА. Ф. 23. Оп. 17. Д. 649. Л. 1.
749.
Д. 53.
Оп. 5.
95
