Вопросы теории и истории государства и права
УДК 341.232.3(571.5)
К ВОПРОСУ О ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ МЕЖДУНАРОДНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА РЕГИОНОВ БАЙКАЛЬСКОЙ СИБИРИ (ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ И РЕСПУБЛИКИ БУРЯТИЯ)
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 90-Х ГГ. XX В.*
© Артемьев И. Н., Олейников И. В., 2012
Статья посвящена проблемам правового регулирования процессов международного сотрудничества в Иркутской области и Республике Бурятия. На основе анализа норм федерального и регионального законодательства авторы отмечают, что регионы со слабым экономическим потенциалом, но с более выраженной национальной составляющей (Республика Бурятия) в первой половине 1990-х гг. получали гораздо больший объем прав для развития сотрудничества на международной арене, чем более развитые в экономическом плане, но менее консолидированные вокруг этнического признака субъекты Федерации (Иркутская область).
Ключевые слова: регион; международное сотрудничество; правовое регулирование; Иркутская область; Республика Бурятия; суверенитет.
Совокупность политических и экономических процессов, вызванных как внешними, так и внутренними факторами, привела к ослаблению и последующему распаду Советского Союза. Постепенное введение многопартийности, поста Президента СССР и ослабление роли КПСС в результате процессов перестройки все же не смогли повлиять на усиление центробежных тенденций, угрожавших целостности СССР, и неизбежность «парада суверенитетов» начала 1990-х гг. Следует отметить, что лидирующее положение в борьбе за суверенитет наряду с советскими республиками в то время занимали национальные республики РСФСР. Этому способствовало ее положение в Советском Союзе: концентрация производственных сил на огромной территории в совокупности со сложной федеративной системой отношений между субъектами, внутри которых постепенно вызревали противоречия. Таким образом,
одновременно с провозглашением независимости республиками среди субъектов РСФСР (а это 16 автономных республик, 5 автономных областей, 10 автономных округов, 6 краев, 49 областей и 2 города союзного значения) стал формироваться тренд если не на отделение от РСФСР, то на создание широких автономий. РСФСР представляла собой сложную федерацию: часть субъектов была сформирована по признаку национального состава населения, а часть — по территориальному. При этом автономные области и округа входили в состав краев и одновременно являлись самостоятельными субъектами РСФСР.
Существовали и полиэтничные образования, такие как Дагестанская и Чечено-Ингушская АССР, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская АО, и, наоборот, некоторые единые народы были разделены по автономиям разных союзных республик, так, например, осетины жили как в России,
*Статья подготовлена при финансовой поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009—2013 гг.», госконтракт № 16.740.11.0701.
так и в Грузии. Опираясь на национальный компонент1, к началу 1991 г. декларации о суверенитете провозгласили практически все республики РСФСР. Более того, о желании объявить суверенитет заявляли руководители сугубо русских территорий — Урала и Дальнего Востока [1].
Сегодня, в эпоху выстроенной «вертикали власти» поколениям 1980—90-х гг. рождения может казаться невероятным, что перестройка и распад Советского Союза привели к тому, что часть субъектов РСФСР смогли принять свои конституции и законы, регулирующие их деятельность на международной арене. Эти документы в различной степени определяли общий статус регионов и их полномочия во внешнеполитической сфере. Так, большинство республик РСФСР объявили себя конституционно суверенными государствами2. Следует подчеркнуть, что в соответствии с нормами международного права суверенитет предполагает международную правосубъектность. К примеру, в Конституции Республики Тува было заявлено о возможности сецессии, т. е. о праве выхода из состава Российской Федерации. В ней содержится и положение, явно противоречащее Основному закону Российской Федерации, — о наделении Верховного Хурала Тувы правом решать вопросы войны и мира. Оренбургская область объявила общепризнанные нормы и принципы международного права и ратифицированные международные договоры Российской Федерации частью права области. Конституционный кризис начала 1990-х гг. оказал существенное влияние на укрепление более независимого от центра статуса областей и республик [2].
Стремительность развития событий в условиях децентрализации государственного управления давала возможность региональному руководству формировать возможное видение будущего федеративных отношений в рамках конфедерации. Такое осознание региональными элитами субъекта Федерации в качестве «суверенного» актора международных отношений давало возможность законодательным органам власти регионов заниматься соответствующим нормотворчеством. Именно в этот период, как считает видный отечественный регионалист Л. Б. Вардом-ский, «...субъекты Федерации превратились в своего рода квазигосударства» [3].
Иркутская область и Республика Бурятия не стали исключением в «параде сувере-
нитетов». Дата принятия Декларации независимости Бурятской АССР — 8 октября
1990 г., в различной литературе также содержатся косвенные упоминания о независимости иркутского региона [4].
Представляется обоснованным, что вопросы политической автономии могли обсуждаться политической элитой и общественностью Иркутской области, так как по своему экономическому потенциалу область входила в первую двадцатку экономически развитых территорий РСФСР [5].
С другой стороны, например, в ноябре
1991 г. во время встречи руководителей органов управления области, предприятий, депутатов Иркутской области с Президентом СССР М. С. Горбачевым председатель Иркутского областного Совета народных депутатов В. В. Игнатенко высказал озабоченность, что Совет народных депутатов действует в условиях государственно-правового кризиса и отсутствия правовой основы для его деятельности. В. В. Игнатенко также указал на проблему статуса Иркутской области. По итогам встречи Иркутский областной Совет народных депутатов предложил Верховному Совету РФ признать края и области территориально-государственными образованиями, но не государствами (!), так как «.если не будет решена эта проблема (статуса. — И. А., И. О.) — то недолго до развала Российской Федерации. Речь не идет об объявлении суверенитета — это, видимо, журналисты3 делают такие заявления от имени Иркутского областного Совета народных депутатов. Государственный суверенитет может быть только у России, а мы — часть государства, которая делает суверенитет России полнокровным. Речь идет о цивилизованном определении оптимального соотношения централизма местного и регионального самоуправления.» [6].
Как указано в «Годовом отчете о работе департамента внешнеэкономических связей за 1992 г.», политическая и экономическая острота взаимоотношений области с центром была обусловлена непоследовательностью Правительства России в разработке экономической платформы. Поэтому одно из направлений своей работы администрация региона видела в объединении усилий «сырьевых» областей и краев в отстаивании своих законных интересов. С этой целью была создана межрегиональная экономическая ассоциация «Сибирское соглашение», благодаря активной работе которой появил-
ся Протокол к Федеративному договору, существенно расширивший хозяйственную компетенцию краев, областей и республик, уравнявший их правовой статус [7]. Следует упомянуть, что в отчете также имеются ссылки на некоторые проблемы разграничения собственности между федеральным центром и областью.
Как отмечал сотрудник рабочего центра экономических реформ при Правительстве РФ С. Ю. Павленко, в начале 1990-х гг. в сибирских регионах существовало две основные группы, ратовавших за регионализацию: радикальные регионалисты, обосновывавшие необходимость превращения Сибири в субъект международного права, создание «ассоциированного государства» с РФ; и регионалисты умеренного толка, считавшие необходимым разделение «зон влияния» между региональными и федеральными властными структурами [8].
В условиях структурно-правового хаоса, тем не менее, велась поступательная работа по формированию видения локальной номенклатурой места области в Федерации. С одной стороны, субъект оставался в ее рамках, с другой стороны — местная власть стремилась расширить и отстоять новые экономические возможности, включая международные связи, являвшиеся в то непростое время весьма важным ресурсом. Действительно, в условиях демонтажа сложившихся в рамках СССР торгово-экономических связей субъекты бывшей РСФСР были вынуждены активно участвовать в процессах международного сотрудничества.
В сложившейся ситуации региональная номенклатура была настроена на дальнейшее расширение полномочий областной власти. Так, например, Постоянная комиссия по экономической реформе, научно-техническому прогрессу и внешнеэкономическим связям Иркутского областного Совета народных депутатов приняла решение № ЭР-5 от 12 декабря 1990 г. о создании в Иркутской области свободной экономической зоны [9], а спустя несколько месяцев решением № ЭР-16 от 4 марта 1991 г. была одобрена Концепция особого экономического статуса Иркутской области с последующим — в ноябре 1991 г. — ее представлением к защите в Верховном Совете РСФСР [10].
Полагаем, что стремление областных органов власти создать свободные экономические зоны и, таким образом, привлечь иностранные инвестиции было продиктовано,
прежде всего, ожиданиями скорейших экономических выгод от внешней торговли в краткосрочной перспективе. Экономические дивиденды от операций в региональных оффшорах были крайне необходимы для удовлетворения социальных нужд в условиях постепенного коллапса государственной поддержки населения. Таким образом, нарушение норм международного права, в том числе Венской Конвенции о праве международных договоров 1969 г., было неизбежным. Согласно Конвенции, международные соглашения субъектов государства, независимо от формы, наименования и содержания, не могут считаться международными договорами. Однако 6 февраля 1992 г. напрямую было заключено Соглашение между Иркутской областью и Французской Республикой «О торгово-экономическом сотрудничестве» [11].
В целом же соглашения об экономических и культурных связях Иркутской области с зарубежными партнерами постепенно выстраивались на уровне административных единиц: префектур (Исикава,
Япония); провинций (Ляонин, КНР), штатов (Калифорния, США) [12]. Федеральный центр также участвовал в формировании внешнеэкономических связей Иркутской области, оказывая дипломатическое содействие [13].
Возникновение такого рода противоречий было вызвано наличием самого переходного периода, широкого толкования норм Конституции и Федеративных договоров от 31 марта 1992 г. вкупе со слабым регулированием федеральным центром ситуации вокруг международных контактов регионов.
В апрельском проекте Устава Иркутской области 1993 г. (т. е. до принятия Конституции РФ) в ст. 1 указано: «Иркутская область является неотъемлемой составной частью суверенной Российской Федерации и имеет статус государственно-территориального субъекта РФ». В ст. 2 говорится о статусе области, который закрепляется в Конституции РФ, Федеративном договоре и Уставе. В то же время в ч. 1 ст. 31 проекта Устава отмечено, что «область является самостоятельным участником международных связей., если это не противоречит Конституции РФ и федеральным законам» [14].
Напомним, что 31 марта 1992 г. были подписаны Федеративные договоры с республиками [15], краями, областями [16],
автономными округами [17], во исполнение которых Президентом РФ 19 октября 1992 г. было издано распоряжение № 591-рп «О координации международной и внешнеэкономической деятельности субъектов Российской Федерации» [18]. В соответствии с названным распоряжением координацию международных и внешнеэкономических связей субъектов Федерации должны были осуществлять Министерство иностранных дел (МИД) и Министерство внешних экономических связей (МВЭС) России.
Позднее действующая конституционная норма (ст. 71—72 Конституции РФ) нашла законодательное развитие в специальном законодательном акте — Федеральном законе от 4 января 1999 г. № 4-ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации» [19], до принятия которого ее реализация подкреплялась иными нормативными правовыми актами.
Следует отметить, что после принятия данного федерального закона в России прошла длительная череда судебных разбирательств по приведению в соответствие регионального законодательства федеральному. В Иркутской области в контексте осуществления международных и внешнеэкономических связей субъектами РФ следует выделить соответствующее заявление прокуратуры области о противоречии закона субъекта правовым актам Федерации [20].
Приказом Министерства иностранных дел РФ от 27 января 1995 г. № 533 было утверждено Временное положение о представительстве Министерства иностранных дел РФ [21]. В соответствии с этим ведомственным нормативным правовым актом к основным задачам представительства относились, в частности, содействие координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Федерации и помощь в развитии их торговых, экономических, культурных и иных связей с зарубежными партнерами.
Среди актов, определявших на федеральном уровне полномочия органов, уполномоченных осуществлять координацию внешних связей субъектов Федерации, особое место занимало Положение о Министерстве иностранных дел РФ, утвержденное Указом Президента РФ от 14 марта 1995 г. № 271 [22]. МИД России был наделен полномочиями координировать международную деятельность органов исполни-
тельной власти субъектов Федерации в отношении соотечественников, проживающих за рубежом, осуществлять координацию деятельности и контроль за работой находящихся за рубежом представителей (представительств) органов исполнительной власти субъектов Федерации, содействовать развитию международных связей субъектов Федерации (эти полномочия сохранились и в новом Положении о МИД России, утвержденном Указом Президента РФ от 11 июля 2004 г. № 865) [23].
Впоследствии ведущая роль МИД в сфере координации международных связей субъектов Федерации была подчеркнута Указом Президента РФ от 12 марта 1996 г. № 375 «О координирующей роли Министерства иностранных дел Российской Федерации в проведении единой внешнеполитической линии Российской Федерации» [24].
Реализуя в соответствии с ч. 3 ст. 80 Конституции РФ свои полномочия по определению основных направлений внутренней и внешней политики государства, Президент РФ 3 июня 1996 г. Указом № 803 утвердил Основные положения региональной политики в Российской Федерации [25]. К целям региональной политики в области международных и внешнеэкономических связей субъектов Федерации, установленных подразделом 3.3 данного документа, относится, в том числе, учет интересов субъектов Федерации при разработке Концепции внешней политики Российской Федерации 2000 г. Нужно упомянуть, что Концепция внешней политики Российской Федерации является документом доктринального характера. В Концепции установлено, что МИД России и другие федеральные органы исполнительной власти оказывают содействие субъектам Федерации в осуществлении ими международного сотрудничества при строгом соблюдении суверенитета и территориальной целостности Российской Федерации.
При анализе правового регулирования международного сотрудничества Республики Бурятия в первой половине 90-х гг. ХХ в., в первом приближении может показаться, что данный субъект Федерации стремился получить статус конфедеративного государства.
8 октября 1990 г. Верховный совет Бурятской ССР принял Декларацию о государственном суверенитете [26], в которой объявил отказ от статуса автономной республики и провозгласил государственный суверенитет Бурятской Советской Социали-
стической Республики, верховенство, самостоятельность и полноту государственной власти Республики на своей территории, независимость ее во внешних сношениях (за исключением полномочий, добровольно делегируемых в ведение РСФСР и СССР на основе федеративного и союзного договоров). Основная идея документа отражает стремление к созданию конфедерации, поскольку, с одной стороны, Верховный Совет выступает за сохранение РСФСР, а с другой, — провозглашает государственный суверенитет субъекта Федерации.
В ч. 2 ст. III Федеративного договора от 31 марта 1992 г. [27] указывалось, что республики являются самостоятельными участниками международных и внешнеэкономических отношений, если это не противоречит Конституции и законам РФ. Следует обратить внимание на то, что федеративные договоры были подписаны только в марте
1992 г., а сама Конституция была принята только через полтора года.
В этот период правового вакуума Верховным Советом Республики Бурятия 13 февраля 1992 г. был принят Закон Бурятской ССР «Об основах внешнеэкономической деятельности Бурятской ССР» [28]. Согласно данному документу, внешнеэкономическая деятельность на территории Бурятской ССР регулировалась настоящим Законом и другими законодательными актами Бурятской ССР и Российской Федерации. Субъектами внешнеэкономической деятельности являлись юридические лица и граждане. Порядок регистрации субъектов внешнеэкономической деятельности определялся Советом министров Бурятской ССР. В тот же день был принят «Закон об иностранных инвестициях в Бурятской ССР» [29].
Несмотря на то, что Конституция РФ закрепила суверенитет за Федерацией, а все составляющие ее территориальные единицы получили условно-уравнительный термин «субъект», Конституция Республики Бурятия, принятая 22 февраля 1994 г. [30], обозначила, что Республика Бурятия есть суверенное демократическое правовое государство в составе Российской Федерации (в более поздней редакции в ст. 1 появилось определение «Республика Бурятия есть демократическое правовое государство, субъект Российской Федерации»); а отношения между органами государственной власти Республики Бурятия и Российской Федерации являются конституционно-договорны-
ми (далее, в ч. 2 ст. 60 содержится определение «Республика Бурятия — государство в составе Российской Федерации»).
Постановлением Правительства Республики Бурятия от 11 мая 1995 г. № 166 «О министерстве внешних экономических связей и международных отношений Республики Бурятия» [31] в целях упорядочения и координации внешнеэкономической и международной деятельности в Республике руководителей министерств и ведомств Республики, государственных и коммерческих структур стали обязывать согласовывать свои действия в области внешнеэкономических связей и международных отношений с Министерством внешнеэкономических связей и международных отношений Республики Бурятия, предоставлять для этих целей Министерству всю необходимую информацию для экспертизы, анализа и контроля за выполнением заключаемых международных соглашений, договоров, контрактов, протоколов намерений и других документов.
В Соглашении от 11 июля 1995 г. № 3 между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Бурятия «О разграничении предметов ведения и полномочий в области международных и внешнеэкономических связей» [32] в ст. 3 указано, что вопросы участия в осуществлении внешнеэкономических связей, заключение соглашений с субъектами других федераций, административно-территориальными единицами иностранных государств, а также министерствами и ведомствами иностранных государств в целом (в рамках международных и внешнеэкономических связей) находятся в ведении Правительства Республики Бурятия. Данную тенденцию закрепил Договор от 29 августа 1995 г. «О разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Бурятия» [33]. Однако, несмотря на такое обилие нормативных актов, регулирующих внешние связи субъекта Федерации, Республике Бурятия очень сложно было самостоятельно активизировать международное сотрудничество. Основной причиной являлось крайне непростое экономическое положение Республики в начале 90-х гг. ХХ в. Основой экономики Республики Бурятия на тот момент являлись предприятия военно-промышленного комплекса (ВПК), остальные сферы промышленности были развиты весьма слабо [34].
Это подтверждает Указ Президента России «О неотложных мерах по государственной поддержке экономики Бурятской ССР» № 295 от 25 марта 1992 г. [35]. В целях стабилизации экономического и социального положения Бурятской ССР в условиях перехода к рыночным отношениям и учитывая экстремальные природно-климатические условия региона, предприятия на территории Республики были освобождены от уплаты экспортной пошлины на часть продукции. Иными словами, Республике федеральным центром были предоставлены налоговые преференции. Значительные дотации в экономику республики в виде зерна, муки, материально-технических ресурсов делались в 1992—1995 гг.
Постановление Правительства России № 252 от 25 марта 1993 г. «Об обеспечении стабилизации социально-экономического положения Республики Бурятия» [36] гарантировало выделение кредитных ресурсов на пополнение оборотных средств Республики, реализацию программ конверсии оборонной промышленности. В данном документе Министерству экономики Российской Федерации предписывалось рассмотреть вопрос о выделении в 1993 г. льготного инвестиционного кредита для финансирования важнейших объектов топливно-энергетического, металлургического, машиностроительного и строительного комплексов; предусматривалось выделение средств в объеме 2310,5 млн руб. на строительство жилых домов и объектов социальной сферы; средства в сумме 6047,2 млн руб. — на покрытие расходов на животноводческую продукцию, 396,6 млн руб. — на социальное развитие села.
Постановлением Правительства Российской Федерации № 412 от 28 апреля 1994 г. «Об основных мерах государственной поддержки экономики Республики Бурятия в 1994—1995 гг.» [37] предусматривалось в 1994—1995 гг. финансирование из федерального бюджета объектов электроэнергетики Республики Бурятия, реализация конверсионных программ предприятий оборонной промышленности, строительства объектов агропромышленного комплекса Республики Бурятия.
В такой критической обстановке, по нашему мнению, развитие суверенитета Республики Бурятия попросту не могло продолжаться. Таким образом, само провозглашение суверенитета было номинальным,
так как для реальных политических действий в этом направлении отсутствовала необходимая экономическая база.
Со временем, как было указано ранее, с принятием Федерального закона от 4 января 1999 г. № 4-ФЗ произошло «выравнивание» массива нормативных актов, в том числе касавшихся международного сотрудничества и внешнеэкономической деятельности регионов. В качестве маркера начавшегося процесса унификации федерального и регионального законодательства можно обозначить признание утратившей силу Декларации независимости Республики Бурятия [38]. Таким образом, просматривается четкая тенденция на постепенное признание Республикой Бурятия ведущей роли Федерации в построении внешних связей со стремлением выработать системный подход в вопросах внешних сношений.
На наш взгляд, многие незначительные противоречия правового характера между федеральным и региональным законодательством в Иркутской области и Республикой Бурятия, являющиеся таковыми в начале 2000-х гг., в рассматриваемый период укладывались в правовые нормы, поскольку местные власти в силу политической неопределенности и экономическим упадком вкупе с фактором социального кризиса большую часть времени уделяли решению текущих вопросов жизнеобеспечения населения регионов Байкальской Сибири, а не отвлеченной теоретизации о возможных форматах отношений между Центром и субъектами.
Как справедливо отмечает известный иркутский исследователь, участник процессов конституционного строительства в РФ С. И. Шишкин, «.нужно было создать впечатление большей демократичности между новым российским центром и краями, областями, республиками, входящими в состав РФ. Разрушительную мотивацию предпринятых политических действий можно было апологетировать предоставлением большей экономической и политической свободы субъектам Российской Федерации» [39].
Республика Бурятия, как нам представляется, могла бы формировать свою политику в сфере международного сотрудничества по образцу Республики Татарстан, Республики Башкортостан. Однако слабость экономики региона не позволяла реализовать политические настроения власти. Напрашивается вопрос: а как далеко мог зай-
ти такого рода «суверенитет», если бы экономика республики была более независимой, а действия политических элит региона — более решительными? Полагаем, что обстановка, сложившаяся в начале 1990-х гг. в Республике Татарстан, является ярким примером возможного развития ситуации.
Представляется сомнительным, чтобы иностранные государства без предварительных консультаций на широкой основе стали заключать прямые договоры с бывшими территориальными единицами республик бывшей РСФСР, часть из которых решила провозгласить себя суверенными государствами. Тем не менее, ельцинский «парад суверенитетов» начала 1990-х гг. действительно угрожал распадом Российской Федерации, в это время сформировалась федеративная ассиметрия, в том числе и относительно характера международных связей. Так, регионы со слабым экономическим потенциалом, но с более выраженной национальной составляющей — например, Республика Бурятия, наряду с бюджетными льготами получали гораздо больший объем прав для развития сотрудничества на международной арене, чем более развитые в экономическом плане, но менее консолидированные вокруг этнического признака субъекты Федерации — такие как Иркутская область. Следует констатировать, что во второй половине 1990-х гг., и в особенности в начале первого десятилетия XXI в., вследствие постепенного усиления влияния федерального центра и укрепления «вертикали власти», активизировались процессы выравнивания правового поля российских регионов, в том числе и в сфере законодательства о международных связях. В настоящее время участие субъектов Российской Федерации (в нашем случае — Иркутской области и Республики Бурятия) в процессах международного сотрудничества и внешнеэкономической деятельности уже не рассматривается как стимул для развития некой международной правосубъектности регионов по образцу начала 1990-х гг., а является действенным средством усиления инвестиционной привлекательности и культурного развития территорий. И
1. См. более подробно: Безбородов А., Елисеева Н., Шестаков В. Перестройка и крах СССР. 1985—1993. СПб. : Норма, 2010. 216 с.; Шишкин С. И.
Государственно-правовые проблемы регионализации в Российской Федерации. Иркутск, 1996. С. 115.
2. См.: Вардомский Л. Б. Российское порубежье в условиях глобализации. М. : Кн. дом «ЛИБРО-КОМ», 2009. С. 182-194.
3. Там же. С. 183.
4. Безбородов А., Елисеева Н., Шестаков В. Указ. соч. С. 131.
5. Бизнес-карта России. Восточная Сибирь. Социально-экономический потенциал. Вып. 3. М., 1993. С. 157-239.
6. Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф.Р-3511. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 6-10.
7. ГАИО. Ф. Р-3511. Оп. 4. Ед. хр. 18. Л. 4.
8. Павленко С. Ю. Регионализация и регионализм // Федерализм и региональная политика. Проблемы России и зарубежный опыт. Вып. 2 / под ред. В. Е. Селиверстова. Новосибирск, 1995. С. 104-105.
9. ГАИО. Ф. Р-1933. Оп. 6. Ед. хр. 311. Л. 1.
10. Там же. Л. 12.
11. ГАИО. Ф.Р-3511. Оп. 4. Ед. хр. 4. Л. 2.
12. Там же. Л. 4-7.
13. ГАИО. Ф.Р-3511. Оп. 4. Ед. хр. 35-37.
14. ГАИО. Ф.Р-3532. Оп. 1. Ед. хр. 43.
15. Федеративный договор: Документы. Комментарий. М., 1994.
16. Там же.
17. Там же.
18. Собр. актов Президента и Правительства РФ.
1992. № 17. С. 1394.
19. Рос. газ. 1999. 16 янв. (№ 8).
20. Определение Верховного Суда РФ от 19.03.2002 № 66-Г02-6 по заявлению Прокурора Иркутской области о признании противоречащими федеральному закону отдельных положений Закона Иркутской области «О договорах и соглашениях, заключаемых от имени Иркутской области» по кассационной жалобе Губернатора Иркутской области на решение Иркутского областного суда от 18 января 2002 г. // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
21. КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система. Документ опубликован не был.
22. Рос. газ. 1995. 31 марта (№ 64).
23. Собр. законодательства РФ. 2004. № 28. С. 2880.
24. Рос. газ. 1996. 16 марта (№ 51).
25. Рос. газ. 1996. 11 июня (№ 109).
26. Ведомости Верховного Совета и Совета Министров Бурятской ССР. 1991. № 1.
27. Федеративный договор: Документы. Комментарий. М., 1994.
28. Бурятия. 1992. 26 февр. (№ 38).
29. Там же.
30. Бурятия. 1994. 9 сент. (№ 43).
31. О министерстве внешних экономических связей и международных отношений Республики Бурятия : постановление Правительства Республики Бурятия от 11 мая 1995 г. № 166 // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
32. КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система. Документ опубликован не был.
33. Рос. газ. 1995. 14 нояб. (№ 220).
34. Раднаева С. Государственное строительство субъектов Российской Федерации Байкальского региона (1990-е гг.) // Власть. 2009. № 4. С. 62.
35. Ведомости Совета народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1992. 2 апр. (№ 14).
36. Собр. актов Президента и Правительства РФ.
1993. № 14. С. 1206.
37. Рос. газ. 1994. 7 мая (№ 86).
38. О признании утратившей силу Декларации о государственном суверенитете Республики Бурятия : закон Республики Бурятия от 24 апр. 2002 г. № 1004-П // Собр. законодательства Республики Бурятия. 2002. № 4.
39. Шишкин С. И. Указ. соч. С. 111.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Напомним, что 6 августа 1990 г. глава Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцин сделал заявление: «.Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». (Известия. 1990. 8 авг.).
2 С августа по октябрь 1990 г. в РСФСР происходит «парад суверенитетов» автономных республик РСФСР. Принята декларация о государственном суверенитете Карельской АССР (9 авг. 1990 г.), провозглашен государственный суверенитет Коми АССР (11 окт. 1990 г.), Татарской аСсР (31 авг. 1990 г.), Удмуртской республики и Якутской-Саха АССР (27 сент. 1990 г.), Чукотского автономного округа, Адыгейской АО (7 окт. 1990 г.), Бурятской АССР (7 окт. 1990 г.), Башкирской АССР (11 окт. 1990 г.), Калмыцкой АССР (19 окт. 1990 г.), Марийской АССР (22 окт. 1990 г.), Чувашской аСсР (24 окт. 1990 г.), Ямало-Ненецкого (17 окт. 1990 г.) и ГорноАлтайского (25 окт. 1990 г.) автономных округов.
3 В тексте данной стенограммы упоминается выступление по радио от 19 ноября 1991 г. члена-коррес-пондента РАН П. Г. Бунича, в речи которого есть упоминание об образовании Иркутской автономной советской республики.
The Problem of Legal Control of Baikal Siberia Regions (Irkutsk Region and the Republic of Buryatia) International Cooperation in the First Half of the 1990s
© Artemyev I., Oleynikov I., 2012
The article considers issues of legal regulation of international cooperation processes in Irkutsk region and the Republic of Buryatia. Having analyzed regulations of federal and regional law the authors point to the fact that in the first half of 1990s the regions having weak economic potential but relevant ethnic component (the Republic of Buryatia) possessed much more rights to develop international cooperation than economically progressive but less focused on ethnic features federal subjects (Irkutsk region).
Key words: region; international cooperation; legal control; Irkutsk region; Republic of Buryatia; sovereignty.