CC BY
39
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2006. Сер. 2, вып. 4
М.В. Борисенко
К ВОПРОСУ О ПОНЯТИЙНОМ АППАРАТЕ
ЛОКАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ФАМИЛИСТИКИ КРЕСТЬЯН СИБИРИ
Заметной особенностью развития современного мира и России является развитие процессов социально-культурной регионализации. Практической основой для распространения исторической регионалистики в России стали условия социально-политической дифференциации на бывшем советским пространстве. Отражением этой ситуации в сфере научного познания могут служить, к примеру перечни исследований, проводимых в рамках конкурса Российского гуманитарного научного фонда, где тематика изучения регионов занимает далеко не последнее место. В этой связи понятны утверждения историка Зауралья В.В. Менщикова о том, что «регионально-географический» угол зрения исследователей, составляя часть методологии «исторической локалисти-ки», обладает существенным эвристическим ресурсом».1
Использование новых терминов и смысловых конструкций необходимо в плане актуализации результатов предпринимаемых исследований, соотнесения выводов с новыми социально-историческими реалиями, как открытыми в прошлом, так и настоящего времени. Цель данной статьи автор видит в том, чтобы на основе современных историографических и методических подходов определить понятия, используемые при анализе структурно-типологического состава и функциональной роли семейно-дворо-вых ячеек как центрального субъекта западносибирской деревни дореволюционного периода.
В российской научной мысли вопрос об изучении условий отдельных местностей страны при описании народонаселения ставился начиная с М.В. Ломоносова2. В XIX в. условия накануне периода отмены крепостного права способствовали распространению в ученой среде взглядов на необходимость предметного изучения истории народа. Заметную «струю» российской историографии составили труды публицистов и этнографов, основанные на концепции «областничества». Одним из ее основателей следует считать профессора Казанского университета А.П. Щапова. Уже с начала 1860-х годов он настаивал на том, чтобы «русская история в самой основе своей есть по преимуществу история областных масс народа, история постоянного территориального устройства, разнообразия этнографической организации»3. Используя тезис А.П. Щапова о формировании в ходе ассимиляции с местными народами особого типа «русско-сибирской народности», Н.М. Ядринцев, Г.Н. Потанин и другие сторонники этой теории считали, что нравы сибирских жителей менее испорчены, они более развиты и независимы, а также сохраняют старину.'1 Притом, что такая идеализация крестьянина-старожила носила преимущественно декларативный характер, важна сама позиция «областников», обосновывавших локальный аспект зрения при изучении населения.
О М.В. Борисенко,2006
Серьезное внимание к вопросам местного (на уровне отдельных селений, волостей и уездов) социально-хозяйственного развития было характерно для многочисленных трудов земских деятелей Центральной России. Позже, в 1920-е годы, наблюдался взлет интереса исследователей к изучению местной (преимущественно краевой) истории, получившей отражение в большой серии исследований социально-хозяйственного быта поселений Центральной части РСФСР.5
Из этих и множества других фактов следует, что в российской историографии имеется определенная традиция региональных исследований. Тем не менее в нашей стране «историческую локалистику» иногда упрощенно понимали как историческое краеведение. Между тем краеведение - это лишь уменьшенный масштаб обследования какой-либо территории, противостоящий крупному масштабу всей страны. В действительности предметная сфера локалистики несколько шире: в ней осуществляются принципы «микроисторического» анализа, при котором в изучение включаются разномасштабные локальные объекты (от конкретного человека до региона), причем в системе непосредственных связей-контактов с социальной средой.
Эпистемологические основания современных локально-исторических исследований исходят преимущественно из среды французской школы «Анналов». За период 1930-1970-х годов в трудах В. де ля Блаша, Л. Февра и их последователей, посвященных геополитике, были сформулированы устои «географического поссибилизма» и производные от него приемы описания так называемой «географии человека». Подобные конструкции исходили из модели сознательной оптимизации человеком некоторой совокупности альтернативных видов жизнедеятельности, которые наилучшим образом подходят к данной среде. Речь идет о социальной роли индивидуума, стереотипов поведения в социокультурном, бытовом и природно-географическом контекстах обживаемого им пространства.6
Авторская логика современного изучения элементарных ячеек сельской жизни России в локальном масштабе основана на том, что местные черты социального облика десятков и сотен крестьянских семей могли отражать типологию дворохозяйств волости или уездов. То есть мы исходим из давно известного принципа: «локальная принадлежность выявленной информации не означает, разумеется, локальности явления».7 Иначе говоря, локальный угол зрения - не самоцель, а средство по углублению уровня исследований. Кроме того, использование приемов «исторической локалистики» лежит в отношениях самой исторической действительности. Недаром существовала пословица: «что ни город, то норов, что ни деревня, то обычай». То есть дворово-семейный строй базировался на естественной основе своих местных вариантов.
Осуществить необходимую концентрацию угла изучения крестьянского населения прежней России, бесспорно, помогает оформление с начала 1990-х годов особой дисциплины - крестьяноведения. В основе этой дисциплины лежат теоретические достижения российских аграрников - A.B. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, русско-американского социолога П.А. Сорокина, оформленные и развитые современными исследователями Т. Шаниным, В.П. Даниловым и др. Соответственно постулатам крестьяноведения, крестьянское семейное хозяйство (двор) - это основная многомерная единица социальной организации. То есть крестьяне вовлечены в повседневную трудовую деятельность и товарообмен, однако их хозяйственная деятельность тесно переплетается с отношениями в семье. Семейное разделение труда и потребительские нужды семьи порождают специфическую стратегию выживания и использования ресурсов. Отсюда следует, что семейное хозяйство функционирует в качестве основной единицы - крестьянской собствен-
ности, производства, потребления, биологического воспроизводства, самоопределения, престижа, социализации и благосостояния. Собственный труд и производство продуктов пропитания в условиях господства естественных производительных сил превращали дворохозяйство в экологически обусловленные ячейки производства. Взаимодействие с природной средой определяло ритм их существования: сезонная цикличность оказывала сильное воздействие на жизнь семьи, семейные события отражались на динамике ведения хозяйства, а неурожай мог привести к его исчезновению.
В аспекте культуры сельской среде характерны специфические культурные образцы. Образ жизни малой сельской общности, внутри которой удовлетворяются основные потребности селян и обеспечивается социальное воспроизводство, создает специфический контекст, в котором протекает жизнь крестьян. Культура крестьянства являет такие типичные тенденции, как преобладание традиционных и конформистских установок (т.е. оценка действия в категориях прошлого опыта и взглядов соседской группы), специфические нормы наследования собственности, нормы взаимопомощи и т.д. Крестьянская культура одновременно и отражает и усиливает специфические стороны и жизненный опыт малой сельской общности, это прежде всего личностный характер отношений, сильный взаимный нормативный контроль и общая практика возникающих в схожих экологических и социальных условиях отношений к чужакам.
Социальное подчинение крестьянства сопровождается постоянными актами самозащиты крестьян путем широкого использования такого «оружия слабых», как экономический саботаж, уклонение от выполнения повинностей, бойкот административных инстанций и т.д., а в некоторых ситуациях - и восстания. Эти представленные грани означают не только ряд особенностей, но их целостность и взаимозависимый набор компонентов8 . Тем не менее самой значительной особенностью крестьянства является именно семейный характер хозяйства.
Новационный характер, наряду с крестьяноведением, носит и термин фамилис-тика. С начала 1990-х годов, когда стали меняться парадигмы исторического мышления и частная персональная жизнь начала больше прежнего привлекать внимание историков и социологов России, стали складываться новые научные направления, в том числе и фамилистика. Под фамилистикой следует понимать комплексную дисциплину, призванную изучать всю совокупность вопросов, связанных с существованием социального института семьи, как в плане индивидуально-бытовых реалий определенных ячеек, так в структурном и функциональном отношениях. То есть в основном это проблематика условий создания, развития, устойчивости семей, особенностей эффективной социализации, вопросов совместимости супругов, детей и т.д. Вместе с тем это обращение и к «этнографии семьи», т.е. «к реконструкции семейного образа жизни на основе материализованных элементов культуры прошлого...».9 При этом конкретные семьи должны рассматриваться в органичной взаимосвязи как с первичными группами, например другими семьями или церковными приходами, так и со вторичными - классами, экономическими структурами и системой государственного управления. Значительный интерес представляет раздел «историческая фамилистика», в центре внимания которой -проблемы познания типологии, разнообразия и судеб различных семейных общностей в прошлом. Непосредственно предметом авторского познания является историческая фамилистика крестьян, изучающая проблемы развития семейно-дворового строя дореволюционной Сибири.
Названные подходы стимулировали выход литературы по крестьянской семей-но-дворовой тематике. Среди новых изданий методическое значение имеет сборник
«Рефлексивное крестьяноведение»10. Книга являет собой междисциплинарное истори-ко-социологическое исследование селений ряда регионов России. Основная черта используемого подхода - погружение исследователя в крестьянский мир как объект и субъект в социальном, бытовом, этическом аспектах. Это пример многостороннего вхождения в объект осмысления: крестьянский двор - сельское сообщество - район.
Исследование литературы, вышедшей около 2000 г. по истории семьи в России и Сибири11, показало, что многие важные вопросы общей характеристики семейного строя уже поставлены, на очереди - углубление анализа семейно-дворовой организации на уровне отдельных районов и локальных общностей.
При обращении к истории Западно-Сибирского региона отметим лишь две основные особенности, связанные со специфическим местом Сибири в России. Это русская и национальная окраина с огромными неосвоенными пространствами, район преимущественного «развития капитализма вширь». По истории Сибири существует обширная литература: только за последние годы появилось несколько изданий по местной истории Западной Сибири.12 Насущной задачей современного изучения истории Сибири является исследование локальных форм, видов и изменения типологии определенных сообществ крестьян в ходе их межпоколенных трансформаций. Назрела необходимость перейти от тиражирования общестатистических характеристик к практическим интерпретациям истории конкретных дворов на уровне исторически сложившихся районов, в том числе по Тюменской, Омской и Томской областям как составным частям Западной Сибири.
В ракурсе практического комплексного обследования семей крестьян в историческом прошлом Западной Сибири автор считает целесообразным применить следующую систему терминов.
Семья - это основанное на браке или реальном родстве объединение людей, связанных общностью быта, хозяйства и взаимной ответственностью. Как социальный институт любого общества семья выполняет репродуктивные, хозйственные, социализирующие и другие функции. Как малая социальная группа семья имеет следующие основные особенности: 1) для семей крестьян свойственна трудноразличимая слитность с понятием домохозяйств; 2) члены семей в рамках домохозяйств должны были проходить неформальное профессиональное обучение и быть включенными в общую семейную (земледельческую, как правило) деятельность; 3) вплоть до начала XX в. в большинстве случаев в среде «домашних» наблюдалось подчинение формализованному семейно-ролевому поведению и патриархальной власти.
Дополнительно поясним, что термин «семья» при проведении специальных подсчетов используется как в общем значении этого слова, так и в более узком смысле - как завершенная семья. Под последней подразумевается объединение супругов от момента создания семьи (заключения брака) до развода, смерти или же до конца детородного периода супруги (среднестатистические рамки определяются обычно с 16 до 50 лет.). Завершенные семьи, отражая состояние семей разных типов, могут исчисляться и отдельно, и в составе больших неразделенных семейств.
Необходимый элемент характеристики разных семей есть определение численности, структуры и на их основе типологии определенных семей. Для посемейной систематизации отечественными исследователями применялись разнообразные способы13. Учитывая имеющиеся в литературе наработки, наличие некоторых различий в обозначении семейных форм, а также необходимость учета всех составных ячеек и уточнения
состава жителей конкретных дворов, автор применяет следующую терминологию для разделения типов семей.
1) Малая одиночная. 2) Малая парная семья (супружеская пара без детей). 3) Малая вдовческая: а) вдовья, б) вдовца (один из супругов с неженатыми детьми). 4) Нукле-арная родительская (оба супруга и дети неженатые). 5) Неразделенная родительская: а) отцовская, б) материнская (при одном родителе дети женатые, 2 поколения). 6) Родительская внучатая: а) отцовская, б) материнская (при внуках, 3 поколения). 7) Родительская правнучатая (с правнуками, 4 поколения). 8) Братская: а) родительская или вдовья: женатые братья и сестры, б) усеченная (3-4 поколения). 9) Бокового родства (по линии дядя-племянник, 2-4 поколения). 10) Складническая (при неродных живущих подворниках). 11) Прочие (например, многопоколенная с искусственным родством и т.д.).
Принятые 11 основных типов позволяют учесть поколенный состав и нуклеар-ные ячейки в составе большесемейных дворов. В то же время разнообразие видовых се-мейно-дворовых вариантов на довольно протяженном временном отрезке трудно «уложить» в рамки одной схемы. Поэтому в силу наблюдавшейся за короткие сроки высокой вариабильности средних размеров семьи при суммарных подсчетах более устойчивую величину может представлять дворовая ячейка.
Понятия «крестьянский двор» и «семья» для феодальной эпохи во многом близки, хотя не тождественны. В условиях натурального или мелкотоварного общественного производства двор являлся основной единицей хозяйственной деятельности и именно подворный пересчет оставался в России до второй половины XIX в. основной формой учета государственного крестьянского населения и фиксального обложения. Вместе с тем за оградой одного дома могли проживать несколько семей, а отдельные дворы иногда числились пустыми. Значит, разница понятий семья и двор очевидна.
Обозначение двора как единицы в учетной документации чаще всего совпадало с понятием о реальной работоспособной семье. В смысле близости семейного объединения с хозяйственно-налоговой единицей (вплоть до 1724 г. и позднее) могут выступать и такие промежуточные обозначения, как «тягло» и «венец». Поэтому мы можем включить в предложенную нами посемейную типологию такой тип семьи, который в действительности является объединением неродственников (это тип № 10 «складническая семья»). Необходимость оперирования названным типом совершенно очевидна в силу отмеченных конкретно-исторических обстоятельств. То есть, во-первых, неразличение на практике работоспособной семьи с дворохозяйством имело место как в феодальную, так и капиталистическую эпоху (см. материалы ревизских описаний, Всероссийской переписи 1897 г. и др.); во-вторых, из-за большой частоты бытования данного типа домохозяйств в Сибири разных периодов. Так, в конце XIX в. «семья и хозяйство воспринимаются почти как синонимы», - свидетельствовал В. Мухин в своей работе о порядке наследования крестьян1,1. Известная энциклопедия, опубликованная в 1913 г., рассматривала крестьянские хозяйства как «мелкое сельскохозяйственное предприятие, в котором работы выполняются главным образом или в значительной мере трудом хозяина и члена его семьи с применением или незначительным применением наемного труда»15.
В локальном плане круг крестьянской семьи объединял людей, связанных общим местом жительства - домом, усадьбой, т.е. двором. С внешней стороны двор являл собой совокупность жилых и хозяйственных построек, расположенных на определенном участке. Причем постройки усадьбы (или «имения») находились в личной собственности
дворохозяина, а участок земли считался в XIX в., как правило, владением местной сельской общины.,в Помимо двора с приусадебным участком, имелась полевая земля и угодья - поскотина, сенокосы в лугах, леса, водоемы (рыболовные «пески»). Полевая земля делилась на ближние (надел) и на дальние поля. Возникавшие в дальних полях заимки обычно переходили в родовое обладание крестьянской семьи.17
В тех же рамках одного или многосемейного двора осуществлялась социализация дворохозяев и членов их семей. Один или несколько дворов образовывали починок, деревню-однодворку, деревню многодворную или село, где обычно имелась церковь. Следовательно, крестьянский двор - это локальная семейно-родственная общность (состоящая иногда из нескольких ячеек), а также субъект демографических, культурно-бытовых и социально-хозяйственных процессов русской деревни.
Понятие «семейно-дворовый строй» отражает сводные показатели структурно-функциональной организации института семьи для страны в целом или для составных территориальных конгломератов. Это общие количественные данные о численности семей и хозяйств, о составе и размерах семей, вербальное описание общих институциональных характеристик семьи, принципов ее организации и видов отношений между членами семьи, юридические нормы и религиозные предписания относительно нормативного вида семьи и т.д.
Наряду с содержательным значением понятия «семейно-дворовый строй» есть и некоторые особенности его трактовки. Учтем то обстоятельство, что в пределах большой страны одновременно существовали миллионы семей, которые находились на разных стадиях семейного цикла жизни, каждая из семей характеризовались разной структурой, спецификой межличностных отношений, направлениями и характером жизнедеятельности и т.д. То есть в каждой крестьянской семье проявлялись признаки самостоятельной социальной единицы. Если не игнорировать эти индивидуальные различия, то становится заметно, что понятие «семейно-дворовый строй» - это общая теоретическая категория, которая не может быть тождественна каждой общности семей в тех или иных поселениях, то есть отношение семейного строя к локальным вариантам -это отношения абстрактного общего и конкретного частного. Следовательно, в термине «строй» можно отметить некоторую ограниченность. Однако, наряду с отмеченным своеобразием, в каждой семье можно было обнаружить и признаки составной части социума, поэтому использовать общие категории, бесспорно, все же необходимо. По-видимому, средством конкретизации общего понятия «семейно-дворовый строй» должно служить выделение категории «локальные варианты семейно-дворового строя».
Для обозначения родственных связей между лицами используются понятия «род» и «поколение» как совокупность лиц с общим предком, а также связанных между собой боковым кровным родством и равноудаленных от общего предка. Впрочем, упрощая, иногда в одно поколение зачисляют лиц, также связанных узами не только кровными, но и свойственными, т.е. брачными.
В качестве интегрирующих категорий изучения истории крестьянского населения используются социальный облик и воспроизводство. Социальный облик - это характеристика основных черт общественного слоя или группы (сословия) и составляющих его ячеек (семей, дворов, родов, коллективов или иных общностей), т.е. набор качеств, наглядно проявляемых ими в процессе жизнедеятельности (от микросреды до уровня общественных отношений). Содержание облика образуется совокупностью показателей: количественная определенность тех или иных групп; преобладающие тип и структура семей и дворов; значение родственных связей; специфические образцы социально-обус-
ловленной этики, особенности социального положения и поведения; присущие данному слою традиции, фольклор и т.д.18
Воспроизводство - используется нами для обозначения процессов жизненной репродукции как в виде показателей физического возобновления крестьянских поколений, так и посредством создания того или иного уровня материально-хозяйственных и социально-культурных условий. В качестве составляющих частей этой категории могут выступать: демографический менталитет и демографическое поведение с естественной репродукцией и сопутствующей обрядностью; способы воспитания и образования новых поколений (на основе традиционной культуры, религиозной духовности и особой этики); непосредственная хозяйственная деятельность (земледелие, скотоводство, промыслы); общественная активность (самоуправление, участие в общинных, приходских и иных формах социального взаимодействия).
Для того чтобы преодолеть описательность, измерить и дать точный анализ уровней воспроизводства в составе дворохозяйств нами выработан ряд показателей и формул. За исходные приняты показатели:
Ц - число лет брака завершенной семьи;
Мг - число рожденных;
М - количество умерших в семье;
Б - количество всех членов семьи.
На основе этих обозначений можно вычислять размеры естественного прироста семей и дворов (обозначается как Е).
Формула 1. Естественный прирост семьи: Е = Мг - М.
Сверх того, встречается необходимость уточнения прироста путем определения коэффициента естественного прироста (Ек).
Формула 2. Коэффициент естественного прироста: Ек = (>!г - М) : Б.
Выработанные обозначения и формулы помогают представить естественное движение семей, рельефнее обнаруживают скрытые в общестатистических данных количественные особенности отдельных поколений дворохозяев. По такой методике подсчетов уровней естественного прироста конкретных дворов в качестве исходной единицы учета рассматривается нуклеарная, или парная, семья, для которой выявляются и подсчитываются базовые показатели естественного движения, а затем анализируются более сложные образования - семьи неразделенные, братского или склад-нического типов.
Методическим приемом организации всех сведений является оформление особых посемейных карт, образующих картотеку (Базу данных) по отдельным дворохозяй-ствам. Среди первых пунктов карточки - код, присвоенный каждой семье с инициалами глав семьи. Важно точно определить дату начала семьи, что является первичным рубежом для установления срока завершенной семьи и всего периода ее существования. Сведения о рождавшихся в семье целесообразно фиксировать в таблице по особой форме, где отмечаются количество детей и их естественное движение. Следующий ряд показателей служит для выражения искомых характеристик - уровней смертности и естественного прироста в этой дворовой ячейке. Завершает информацию указание на тип семьи или домохозяйства. Формуляр такой посемейной карты содержит всего 20 позиций.
Область действия разработанных методик, безусловно, имеет свои границы. Естественным пределом для их применения является использование лишь тех показателей или зависимостей, которые несут в себе конкретное содержание по истории той или
иной семейно-дворововой крестьянской общности. Так, определение смертности (М -количество смертей в определенном контингенте) не дает ответа, по какой причине настает смерть и как она влияет на отношения внутри двора. Аналогично стоит вопрос о трудности учета факторов, влиявших на количество рожденных.
Параллельный подсчет (по малым и по большим семьям) позволяет учитывать особенности численного состава как у отдельных брачных пар (в малых семьях), так и в больших дворовых коллективах. Несмотря на высокую трудоемкость, эти приемы позволяют выходить на уровень заключений о состоянии крестьянского населения по местам его проживания.
Итак, выявление уровня историографических трактовок и разработка понятийного арсенала фамилистической тематики позволяют определять конкретные параметры изучаемых проблем локальной истории крестьянских дворов Западной Сибири. Для осмысления разнообразных форм неканонических, неизвестных (и даже отрицаемых прежней теорией) типов крестьянских семейных хозяйств можно многое почерпнуть из арсенала крестьяноведения и других отечественных междисциплинарных разработок. Результаты проводимых исследований отражают значительные региональные различия между различными контингентами крестьян, при чем местные различия являются отражением их разных естественно-географических условий и в конечном счете - их исторических судеб.
1 Цит. но: Менщиков В.В. Русская колонизация Зауралья в XVII-XVIII вв.: общее и особенное в региональном развитии: Автореф. док. лис. Курган, 2004. С. 7.
2 Ломоносов М.В. Поли. собр. соч.М.; Л., 1952. Т. 6; М.; Л., 1959. Т. 8. - Подробнее о роли Ломоносова в разработку региональной истории см.: Чистяков К.В. Историческая география и динамическое ландшафтоведенис // Проблемы исторического региоповедепия. Сб. науч. статей. СПб., 2005. С. 65-75.
3 Щапов А.П. Неизданные сочинения // Изв. об-ва археологии, истории при Казанском ун-те. Казань, 1926. Т. 33. Вып. 2/3. С. 13.
4 Щапов А.П. Историко-геофафическис и этнологические заметки о сибирском населении // Изв. Западно-Сибирского отд. Русс, геогр. об-ва. 1872. Т. 3. № 5. С. 243-274; Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом и историческом отношениях. СПб., 1892; Потанин Г.Н. Климат и люди Сибири // Томские губ. ведомости. 1865, 20 марта. № 12.
5 Подробнее см.: Верняев И.И. Локальные монографические исследования деревни 1920-1930-х гг.: цели, методики, результаты // Проблемы исторического региоповедепия. С. 29-64.
G Маловичко С.И. Современная историческая паука и изучение локальной истории // http://nlh.stavsu.ru/ work/konccpcia.asp
7 Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. С. 4-5.
8 Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире: Хрестоматия / Сост. Т. Шанин. М., 1992.
а Антонов А.И., Медведкин В.М. Социология семьи (Уч. пособие). М., 1996; Шилов И.Ю. Фамилистика (психология и педагогика семьи): Практикум. СПб., 2000. С. 3-11.
10 Рефлексивное крестьяповедение. Десятилетие исследований сельской России. М., 2002.
11 Борисенко М.В. Семья и двор русских крестьян Западной Сибири конца XVI - середины XIX в. СПб., 1998; Ильиных В.А. Крестьянская семья и двор в XX в.: историография проблемы // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск, 1998; Ильиных В.А., Бадалян Т.М. Крестьянская семья и двор в Западной Сибири в 1930-1980-с гг. (Концепция пауч.-иссл. проекта) // Крестьянская семья и двор в Сибири в XX в.: проблемы изучения. Новосибирск, 1999. С. 3-12; Муравьева М.В. История брака и семьи: западный опыт и отечествен пая историография // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001.
12 Деревни левобережья Тобола; Село Верхние Арсмзяны // Тобольский хронограф. Омск, 1993; Западно-Сибирское краеведение. Иншм, 1994. Вып. 1; Балюк H.A. Тобольская деревня в конце XVI-XIX вв. Тобольск,
1997; Тюменские родословные чтения. Материалы и тезисы докладов Межрегиональной научно-практической конференции. Тюмень, 2001-2005. Вып. 1-У; Кабакова Н.В. Структура семей сибирских крестьян в конце XVIII в. (на примере села Бетсииского) // Качество. Инновации. Наука. Образование: Материалы международной науч.-техн. копф. 15-17 ноября 2005 I-. / СИБАДИ. Омск, 2005. Кн. 2. С. 183-187.
13 Александров ВА. Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма // История СССР. 1981. №3; На путях из Земли Пермской в Сибирь. М„ 1989. С. 180; Люцидарская А А. Старожилы Сибири. Историко-этпографическис очерки. ХУП - начало XVIII в. Новосибирск, 1992. С. 98.
м Мухин В. Обычный порядок наследования крестьян. СПб., 1888. С. 151.
15 Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1913. Т. 74. С. 494.
16 Капустин СЛ. Очерки порядков поземельной общины в Тобольской губернии // Литературный сб. СПб., 1885. С. 66.
17 Остафьев ВА. Бытовые формы сибирского крестьянского землевладения и землепользования // Юридический вестпик. 1892. Т. X. Кн. 1. С. 45-74.
18 Подробнее о разработке первой категории см.: Крестьянская семья и двор в XX в.: историография проблемы // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск, 1998. С. 32-33.
Статья поступила в редакцию 29 июня 2006 г.
