CC BY
96
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2010. №4. С. 173-180.
УДК 94
В. В. Ведерников
Алтайский государственный университет
К ВОПРОСУ О ПОЛОЖЕНИИ
НЕРЧИНСКОГО ПРИПИСНОГО КРЕСТЬЯНСТВА В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВВ.
(В СРАВНЕНИИ С АЛТАЙСКОЙ ПРИПИСНОЙ ДЕРЕВНЕЙ)
Рассматриваются неблагоприятные природные условия Восточного Забайкалья, сверхэксплуатация нерчинского крестьянства без учета возможностей приписной деревни как факторы, приводящие к тому, что крестьяне не могли обеспечить продовольствием даже себя, не говоря уже о заводах. Эго толкало императорский Кабинет к регулярному аннулированию многолетних крестьянских хлебных долгов и безвозмездному предоставлению семян для сева. Министерство финансов в 3040-е гг. XIX в. на практике доказало отсутствие шансов перевести серебросвинцовое производство Нерчинского горного округа хотя бы на самоокупаемость, и в 1851 г. приписное состояние земледельческого населения за 10 лет до ликвидации крепостного права в России отменялось.
Ключевые слова: Нерчинский горный округ, приписное крестьянство, серебро, горно-заводская промышленность.
В историографии еще не было попытки подробного сравнения положения алтайских и нерчинских крестьян. Причиной этому служит разрыв в истории сереброплавильного производства Алтайского и Нерчинского округов, о Нерчинских заводах словно забыли. Нерчинский горно-заводской архив находился в плачевном состоянии еще до революции. Когда в 70-е гг. прошлого столетия в сибиреведении развернулась дискуссия о социальной природе сибирского приписного крестьянства, исследователи ограничивались материалами по истории алтайского крестьянства. Тогда же была закончена работа с каталогизацией фондов читинского архива, и доступ к ним был открыт. Но и с тех пор исследователи в незначительной мере использовали материалы Государственного архива Читинской области. В новейшей историографии истории нерчинской приписной деревни специально коснулась лишь А.Н. Жеравина в связи с нерчинской заводской пашней [1].
Исторически появление промышленности предполагает на данной территории определенную плотность населения, поскольку оно выступает в качестве источника рабочей силы на заводах. Два центра металлургии серебра - Нерчинские и Колывано-Воскресенские заводы -появились именно в приграничных малоосвоенных регионах.
Крестьянская колонизация осуществлялась в срединной части Сибири: южнее были степи, несшие погибель от воинствующих кочевников, севернее выращивать хлеб не позволял суровый климат. Чем © В.В. Ведерников, 2010
ближе к Уралу находился регион Сибири, тем многочисленнее там было население. В течение XVII в. бесхлебная Сибирь трудовыми усилиями русских земледельцев была превращена в край, обеспечивавший себя хлебной продукцией [2]. Среди пяти земледельческих районов ВерхотуроТобольского, Томско-Кузнецкого, Енисейского, Ленского и Забайкальско-Амурского два последних не могли покрыть потребность в хлебе. Мощный колонизационный поток, хлынувший за Урал, едва перевалив за Становой хребет, истончился до небольшого ручейка.
Русские вышли к Тихому океану раньше, чем проникли на Алтай. Значительно ранее Алтая интерес государства стала вызывать Даурия, наиболее отдаленная восточная часть Забайкалья, находившаяся за Яблоневым хребтом. Специфика региона определялась и его приграничным положением, значительной долей кочевых инородцев, не знавших земледелия. До подписания Нерчинского договора влияние русских в Даурии было весьма условным, да и Нерчинск в военном отношении еще не являлся крепостью. Между тем в течение второй половины XVII в. была двукратно доказана возможность выплавки серебра из свинцовой даурской руды.
В 1704 г. Аргунский (с 30-х гг. XVIII в. Нерчинский) сереброплавильный завод перешел на постоянное действие. Здесь в течение первой четверти XVIII в. применялся вольный найм, поэтому государственные власти были сильно заинтересованы в создании условий, которые бы привлекали и удерживали рабочие руки на заводе. Первым и главным условием было снабжение хлебом и другими продуктами питания. Поэтому возникла нужда и в земледельцах, которые бы поставляли на заводы необходимый хлеб.
Первоначальное заселение Нерчинского края характеризовалось тем, что в составе русского населения преобладали казаки в составе правительственных отрядов и промышленники. Первые пашни возникли в районе Баргузинского острога и на Селенге, но уже в 50-х гг. XVIII в. пашни появились по Шилке и Нерчи, т. е. в районе Нерчинского острога.
Начальный этап формирования крестьянских сотен очень мало отражен в документах, и вот почему. До 1760 г.
управления при самом Нерчинском заводе не было. Сначала управляющим был Нерчинский воевода. Затем в 1721 г. заводоуправление появляется, но в Нерчинске, а не на самом Аргунском (с 30-х гг. XVIII в. - Нерчинском) заводе, в 148 верстах от острога. По этой причине материалы делопроизводства земских изб до нас не дошли.
Императорский Кабинет недолго продолжал практику принудительного переселения крестьян в район Колывано-Воскресенских заводов (в дальнейшем -КВЗ). В 1759 г. была принята последняя мера. Округ Нерчинского завода ведомства Берг-коллегии, напротив, заселялся принудительно.
19 августа 1720 г. по указу Петра I было велено всем мастеровым Нерчин-ских заводов, крестьянам-переведенцам и прочим работникам при тех заводах быть в ведении Берг-коллегии. 23 ноября 1721 г. по приговору Берг-коллегии было донесено Сибирскому губернатору и Сенату о поселении на Нерчинском заводе 300 или 400 дворов.
В «Наказе кабинет-курьеру Голенищеву-Кутузову» 1721 г. в вопросных пунктах и ответах на них находим, что «у того де рудного дела работают охочие люди из найму да переведенцы пашенные крестьяне, а тягла де на них и податей и десятинной пашни не положено; а ссыльные люди работают у того дела человек по шти и по десяти, и в то время дается им корм, хлеб, запас и мясо» [4].
В 1723 г. на Нерчинские заводы по приговору Московского надворного суда при посредничестве Тобольской губернской канцелярии было отправлено 26 колодников, всего с женами и детьми 51 чел., трое в дороге умерло, т. е. всего на заводы прибыло 48 чел. [5]. К 1726 г. на Нерчин-ских заводах считалось 823 души приписных крестьян. В 1725-1826 гг. из Западной Сибири было приписано еще 300 семей [6].
Указом Берг-коллегии 13 октября 1731 г. на донесение Нерчинского бер-гамта об употребленных в работу к распашке земли и посеву ярицы, присланных в работу ссыльных, предписано «к работе и домостроительству приленых, по их желанию, селить на пашне, давая для поселения землю и семенную ссуду с возвратом без процентов, чтоб со временем, ко-
гда они домами построятся и заведутся, могли переведенным к заводу крестьянам в работах и в подушном окладе спомоще-ствовать» [7].
Далее документы сообщают разноречивые данные о численности. В 1744 г. приписных крестьян насчитывалось уже 2 150 душ. Согласно второму документу, в 1755 г. приписных крестьян насчитывалось 2 039 душ: Ишагинской сотни - 244 души, Усть-Уровской - 436 душ, Онохонской - 382 души, Уровской - 481 душа, Газимурской -496 душ. Ишагинскую и Онохонскую сотни было положено принудить к казенной пашне. Следовательно, численность приписных на казенной пашне должна была составить 606 чел., а обязанных выполнять заводские работы - 1 433 чел.
В отличие от Нерчинского края, горно-металлургическое производство на Алтае возникло еще до оформления пограничной линии. Постоянная угроза джунгарских набегов сильно сдерживала колонизацию. Но уральский заводчик Демидов, запустивший в 1727-1729 гг. Колы-ванский медеплавильный завод, нуждался в рабочих руках. Он организовал переселение на Алтай как крестьян из собст-
венных вотчин и мастеровых с принадлежащих ему заводов, так и беглых, набранных на Урале и в других местах. Демидовские приказчики селили их в деревнях, обязав определенное время в году выполнять заводские работы и снабжать завод и рудники продовольствием. Затем заводские приказчики и власти Кузнецкого уезда учитывали новопоселенцев и закрепляли их за заводом. Вторая ревизия 1745 г. зафиксировала 416 душ м.п., переведенных из разным мест крепостных Демидова, и 591 душу м.п., приписанных из разных городов и губерний мастеровых и работных людей [8]. В 1745 г. крестьян, приписанных к предприятиям Демидова, оказалась 3 278 душ.
По ревизии 1763 г. нерчинских приписных крестьян значилось 6 062 душ. На Алтае число ревизских душ составляло 40 008 чел., т. е. в 6,6 раз больше. В 1773 г. нерчинских приписных крестьян насчитывалось 7 507 душ. В 1777 г. численность крестьян достигла 9 531 душ м.п. и ссыльных, «выпущенных во крестьяне» - 407, всего 9 938 душ м.п.
Сравнение численности приписных крестьян Алтая и Восточного Забайкалья по данным шести ревизий [2, с. 262, 264]
Год Ревизия Душ м. п.
Алтай Нерчинск Вместе
абс. % абс. % абс. %
1782 IV 54 830 82,2 11 854 17,8 66 684 100
1795 V 62 685 81,1 14 566 18,9 77 251 100
1811 VI 84 715 82,7 17 666 17,3 102 381 100
1815 VII 86 715 83 17 769 17 104 484 100
1833 VIII 112 131 83 22 876 17 135 007 100
1851 IX 136 634 83,4 27 136 16,6 163 770 100
Таким образом, численность алтайского приписного крестьянства в пять раз превосходила численность Нерчинского на протяжении показанного 70-летнего периода. По данным А.Н. Жеравиной, от общего числа приписных крестьян в стране сибирские приписные крестьяне в течение второй половины XIX в. составляли примерно 24 %, в течение первой половины XIX в. после освобождения уральских приписных крестьян в 1807 г., доля сибирских приписных крестьян росла от 83 до 87 % [1].
Суть эксплуатации приписных крестьян состояла в том, чтобы они могли про-
кормить себя, отработать заводские и земские повинности и обеспечить заводы необходимым провиантом. Заводские повинности составляли следующие виды работ: возка руд с рудников на заводы, рубка дров, доставка бревен на рудники, углежжение и разломка угольных куч и возка угля на заводы, возка бревен для горных крепей на рудники с зачетом подушной подати с каждой души по одной полушке.
По примеру Урала на КВЗ и Нерчинских заводах древесный уголь перевозили в 20-пудовых коробах. Но в 1758 г. на Нерчинских заводах для облегчения перевозок был введен 15-пудовый короб, «ибо
подлинно за неспособными здесь дорогами больше каждая лошадь поднять и известь не может», поэтому и угольные кучи закладывались меньше по размерам и оплата за них была пропорционально меньше.
Единственным горючим материалом почти всю горно-заводскую эпоху служили леса, которые пережигались на древесный уголь. Особенность горно-заводского Алтая
- не сплошная тайга, а ленточные боры -предопределили большую «разбросанность» заводов по огромной территории. Крестьяне из дальних мест, томские, например, были вынуждены преодолевать расстояния до 400 и более верст, чтобы добраться до места отработки своей заводской повинности. Кроме того, сооружение завода на Алтае предполагало выбор места с достаточным запасом годного леса, полноводной рекой и крепкими глинистыми берегами. Сочетание этих условий было в равнинной лесостепной зоне, а рудники находились в гористых районах. Поэтому для Алтая характерны огромные расстояния между предприятиями: Барнаульский завод отделяли 360 верст от Змеиногорского рудника и 880 верст до Зыряновского.
В Даурии расстояние от рудников до заводов не превышало 35 верст, но дороги были «неспособными», каменистыми, болотистыми, кочковатыми. Крестьяне были обязаны вывезти 182 пятнадцатипудовых короба угля на двух лошадях в течение 8 месяцев и могли выручить за извоз от 72 до 76 руб. в год. Но фактически крестьяне использовали для перевозки пять или шесть собственных лошадей, чтобы успеть выполнить работы в зимний период. Зимы в регионе были малоснежными - это делало дорогу более или менее ровной, она часто тянулась по промерзшим до дна руслам речушек, грузы перевозились чаще на телегах, чем на санях. Весной перевозке препятствовал мокрый снег, летом продолжительные двухнедельные ливни, сопровождавшиеся разливами рек. В отличие от Алтая, где грузы перевозились в период с мая по октябрь, в Даурии грузы перевозили именно зимой.
Помимо заводских работ те же самые приписные крестьяне выполняли по очереди натуральные земские повинности: подводную гоньбу, устройство дорог, мостов, гатей и перевозы по трактам внутри заводского ведомства. Помимо этого, крестьянское общество избирало «сидельцев»
и «караульщиков» при соляных складах, целовальников и караульщиков у хлебных магазинов, старост, трапезников и караульщиков в церквях. Денежных повинностей: подушной подати - по 11 руб., за отправление по главному тракту почтовой и уездной подвозной гоньбы - по 1 руб. 31 коп. с каждой годной души. Другой источник указывает, что на почтовую гоньбу, содержание почтовых домов, сторожей при оных и проч. - 65 707 руб. 18У2 коп., на волостные правления - 6 620 руб. 73% коп., а всего - 72 327 руб. 92 'Л коп. и особо в натуре по оценке обществ 35 148 руб. 13У4 коп. [9]. Из чего получалось на ревизскую душу - по 4 руб. 9 коп. повинностей.
В отличие от Алтая природные условия Даурии были малопригодны для земледелия, но при заселении Нерчинского горного округа это не принималось во внимание. Град и засуха были здесь часто повторяющимися явлениями, сильные ветра «выдували» всходы, окончательно посевы губились от «выпадающих ранних инеев». Беспомощность перед природной стихией из-за эпизоотий скота и ущерба, наносимого урожаю хлебов насекомыми, обрекала большую часть крестьянства на нищету. Так, например, источник описывает вред, причиняемый урожаю насекомыми: хлеб «иногда пожирает саранча или кобылка, а иногда истребляет корень у хлеба червь и во время налива несозревшее зерно выпивается мухою» [11].
По данным А.Н. Жеравиной, в 1820 г. в Нерчинском горном округе у 1 051 крестьянской семьи была 1 лошадь, а 605 семей были вообще безлошадными [1]. Много это или мало? Источник 1836 г. сообщает, что в тот год насчитывалось 288 сел и деревень с населением 46 тыс. чел. обоего пола, проживавших в 7 493 домах [10]. Значит, одна семья состояла в среднем из 6 чел. В 1820 г. приписные крестьяне составляли около 40 тыс. душ обоего пола, количество семей будет приблизительно равно 6 700. Это значит, что в 1820 г. однолошадными были 16 %, безлошадными -9 %, или обе группы вместе - 25 % от численности крестьянства. Единственная лошадь будет истощена в отработках. Угроза «обезлошадиться» в результате эпизоотии близка здесь к 100 %.
Архаичный характер эксплуатации нерчинских приписных крестьян состоял
в том, что Кабинет не хотел учитывать никакие объективные обстоятельства, сохраняя систему подневольного труда, которая обрекала нерчинских крестьян на нищенство. Бедственное положение нерчинских крестьян было видно невооруженным глазом. В «Сибирском вестнике» за 1823 г. находим: «Один взгляд на сии селения обнаруживает уже бедность жителей. Домы их малы, неправильны и к житию неудобны. Дворы и прислугу их составляют плетни из мелких ветвей березняка. Сии плетни голые с торчащими сухими ветвями, расположенные неправильно, при въезде в жительства производят какое-то невольное уныние духа» [12].
Фактическое количество трудоспособных приписных крестьян в горных округах Сибири было меньше и не соответствовало официальной разнарядке. Генерал-майор Нерчинской области Карл фон Гантвих в 1783 г. писал в Сенат, что в «числе же приписанных к заводам крестьян находится немалое количество таких, кои за неспособностию быть в казенных работах отпущены были по заводскому ведомству на свое пропитание и при ревизии вошли в число подушно плательщиков, равномерно из самих крестьян престарелые и малолетние, кои вообще составят против могущих работать половину» [13].
В 20-е гг. XIX в. ситуация не изменилась: на 17 709 ревизских душ, из которых престарелых, умерших, отданных в рекруты и «выбылых разными случаями» числилось 7 603 души (47 %), т. е. почти половина, фактически на каждого трудоспособного падало в два раза больше платежей.
Исполнение заводских работ с ноября по март настолько истощало силы крестьян, что они приходили в бедственное положение. С повышением в 1762 г. запросов Колывано-Воскресенских заводов нерчинского свинца с 5 тыс. до 10 тыс. пудов Берг-коллегия и Нерчинское горное начальство ссылались на крайнее изнеможение крестьян, стремясь уклониться от этой избыточной обязанности. Генерал-губернатор Восточной Сибири Лавинский в ходе ревизии Нерчинских заводов в 1828 г. отметил, что скот «до вступления еще в пашенную работу, употребляется оный в целую зиму в возку руд, угля и проч. по труднейшим дорогам и почти нисколько не имеет отдыха» [14]. Это по-
ложение было причиной двух хронических недостатков: позднего сева хлеба и невозможности расширения скотоводства. Крестьянин ждал, пока изнуренные от зимней бескормицы лошади поправятся на подножном корме и будут способны для весенней пахоты, почва подсыхала, и это негативно влияло на всхожесть.
Крестьяне не могли обеспечить себя, брали в долг хлеб на пропитание, не имея семенного фонда, и, как правило, не могли вернуть свои хлебные долги из-за нескольких последующих неурожайных лет. Бедная часть населения вела бесшабашный образ жизни, брала займы денег под уплату податей и на прокормление семейства, оставляя в залог скот и надеясь покрыть долги наймом в сдельные работы или промыслом белки. Эта часть крестьян, переходя от «долга к долгу» как по хлебным магазинам, так и у частных лиц, копила хронические долги, притом долги наследственные, но по-прежнему изыскивала самые легкие способы получения денег: сеяли только ячмень, овес и гречиху как наиболее урожайные культуры, жатва которых начиналась уже в конце июля. Середняки засевали хлеб лишь для пропитания своего семейства. Зажиточные могли нанимать поденщиков сроком на год, с которыми они расплачивались деньгами, но им же продавали хлеб по самым высоким ценам и покупали молодой скот подешевле, «усиливая собственное скотоводство».
В период с 1789 по 1819 гг. при хороших урожаях собственное хлебопашество крестьян доходило до 21 352 десятин, а при неурожаях падало до 8 102 десятин, т. е. в 2,6 раз. В такое неблагоприятное время местное заводское начальство, желая увеличить посевные площади и тем самым улучшить бедственное состояние крестьян, снабжало их семенами и ходатайствовало об облегчении их существования в Кабинет. Так, с 1794 по 1797 гг. Кабинет, принимая во внимание неурожаи хлеба и ужасающую бедность крестьян, «впредь до лучшего урожая» ради «трехгодичного облегчения» участи приписных, задействованных на казенной пашне, уменьшил площадь до одной десятины на душу. В 1798 г. эту практику повторили. Хлебные недоимки с крестьян в период с 1797 г. по 1806 г. составили 82 312 пудов (или примерно 38 % от еже-
годной потребности хлеба на содержание заводской команды), причем взыскание хлебных недоимок хотя бы за один только прошедший год покрывало лишь 10 % потребности заводов в провиантском хлебе.
В 1802 г. в Иркутске было куплено 160 тыс. пудов хлеба, который с доставкой обошелся в 2 руб. 60 коп. - 2 руб. 70 коп. за пуд. Но для мастеровых цена на провиантский хлеб была постоянной, т. е. ниже рыночной. В 1804 г. заводы дали золотистого серебра на сумму 210 тыс. руб., а расходов - 228 тыс. руб., т. е. убытки составили 18 тыс. руб. Одной из крупных статей расходов стал провиантский хлеб, покупаемый более 2 руб. за пуд и распределяемый за 40 коп. с пуда, на котором казна каждый год безвозвратно теряла более 106 тыс. руб. [15].
В Сибири изначально феодальные отношения в классическом варианте отсутствовали, но существовала государева десятинная пашня, которая у нерчинских приписных крестьян была сохранена и переподчинена нуждам горно-заводского производства «для отвращения крайности, которой подвергались Нерчинские заводы по продовольствию».
Сначала заведения в 1760 г. площадь заводской пашни составляла 570 десятин, в год упразднения ее площадь составляла 2 870 десятин, т. е. в пять раз больше. За обработку заводской пашни на каждую душу в год платилось с 1760 г. по 1805 г.
- 40 коп., с 1805 по 1822 г. - по 1 руб., с 1822 г. по 1831 г. - по 2 руб. 1 сентября
1831 г. заводская пашня была уничтожена, земли были розданы крестьянам. Заводская пашня производилась на особых полях, отдельно от «партикулярного земледелия», но фактически она находилась от селений на значительном расстоянии, отчего крестьяне хотя и старались «умножить собственно свои посевы», но не имели времени обрабатывать свои поля.
Доставляя ежегодно до 90 тыс. пудов хлеба в год, заводская пашня обходилась заводам по 17% коп. за пуд или 16 тыс. руб., тогда как рыночная цена за хлеб в Нерчинском крае достигала 1 руб. за пуд, таким образом, заводы экономили до 74 тыс. руб. в год [16]. Такая маленькая плата за работы лишала крестьян возможности увеличивать запашку: крестьянин в казенном хлебопашестве был вынужден либо бросать свою собствен-
ную пашню, либо нанимать вместо себя на казенное хлебопашество другого за большую сумму денег.
Министерство финансов в период аренды Алтайского и Нерчинского округов (1830-1855) приняло меры к увеличению посевных площадей. Если в 1835 г. в обороте у приписных крестьян находилось 43 110 десятин, то в 1844 г. - 71 940 десятин. В то же время, численность приписных крестьян в 1835 г. составила 22 865 душ м.п., из которых годных работников насчитывалось 10 423 (45,6 % от общего числа), а в 1844 г. - 23 045 душ м.п., в том числе годных работников -11610, или половина от общего числа [17]. За десятилетие 1835-1844 гг. численность приписных крестьян, годных в работы, возросла на 11%, тогда как площадь запашки увеличилась в 1,7 раза.
«Против засева зерен» урожайность в
1832 г. составляла сам-1,5, то в 1843 г. она составила сам-3, в 1844 г. - сам-2,5, в 1845 г. сам-1,75, в среднем же - сам-2,5 -сам-3. На продовольствие команды требовалось провианта до 215 тыс. пудов в год. Последний раз за Байкалом хлеб покупали в 1834 г., а со следующего года стали обходиться хлебом, купленным у нерчинских крестьян.
На Нерчинских заводах, как и по всей Сибири, практиковалась переложнозалежная система земледелия. Как указывает источник: «Лучшие земледельцы стараются по изобилию здесь свободных мест распахивать вновь залог, который из-под первого посева переходят в перелог, засевается другого рода хлебом. По съеме оного состоятельные земледельцы оставляют эту землю на год для отдохновения в залежи, а в следующий третий год с отросшею на них травою, в большей части лебедою, удобряющую при перепашке вместо унавожения парят, таким образом перепаханная земля два раза в лето, называемая двойной пар, выгодна под посев хлеба разного рода» [18]. Земли не унаваживались.
При возделывании земли употреблялись обычные в Сибири сохи с двумя сошниками, запрягаемые двумя лошадьми, обслуживаемые двумя работниками. С 1832 г. были введены «цабаны», сохи с одним сошником на двух колесах, запрягаемые двумя лошадьми, обслуживаемые одним работником. Они были разосланы
во все волости округа. Источник 1834 г. отмечал, что эти цабаны «в значительном уже числе употребляются с пользою». Зажиточные крестьяне заводили себе плуги с лемехом для подъема пластов целины, «не расчищая мелкого лесу от корней, пашут на шести быках при двух работниках по полудесятине в день».
Из сельскохозяйственных культур возделывали пшеницу, ярицу, рожь, ячмень, гречиху, просо, а также технические культуры - коноплю и лен. В 1822 г. горное начальство стало распространять посевы озимой ржи, поскольку урожай яровых составлял сам-3, а озимой ржи -сам-4. До 1830 г. во многих местах озимой ржи засевалось до половины площадей. В 1827 г. последовало улучшение зерновых культур, стали распространять «гималайский и небесный ячмени» и «пшеницу бухарскую». Быстроте распространения новых сортов способствовали неурожаи. В результате сбор гималайского ячменя в 1834 г. достиг 40 тыс. пудов. Из Нерчинских заводов новые сорта зерновых распространяли далее по Сибири и иногда даже в Европейскую Россию, предоставляя в количестве, «кто сколько желает получить». Разведением картофеля здесь стали заниматься с 1782 г., причем в огородах на грядках, но иногда и на полях. Урожай картофеля доходил до 241 тыс. пудов.
Как и на Алтае, с земледелием было связано скотоводство, прежде всего коневодство, поскольку кони необходимы и для возделывания пашни, и для отработки заводских повинностей. Население разводило и крупный рогатый скот, ситуация с разведением и содержанием которого была одинаковой во всех частях Сибири. Большинство крестьян не запасали сена на зиму «в чаянии, что благоприятная весна не лишит их последнего достояния». По примеру «ленивых азиат-цев» крестьяне пытались переходить на скотоводство в ущерб земледелию, летнее время проводили в заготовках сена, не успевая заготовить достаточно кормов на зиму. Полуголодные животные зимовали под открытым небом. Весенние метели наносили поголовью решающий урон -скот погибал иногда полностью.
Немногим крестьянам удавалось вскармливать рождающихся телят, поэтому они не могли получать молоко.
Управляющий Дучарским заводом писал, что во всем крае коровы не дают молока и сообщал одну подробность: «Нельзя не упомянуть при этом случае о странном средстве, которым отчасти отвращают здесь помянутое неудобство. Оно состоит в том, что с погибшего теленка снимают кожу и набивают соломою и кладут перед матерью, которая вводится в обман, ласкает безжизненную кожу своего теленка и снабжает еще, хоть скудно, молоком» [19]. Скотоводство развивалось на базе местных пород скота.
Лошади и быки приобретались горным начальством для заводских нужд. На заводах на водном действии с апреля по октябрь на печах расплавлялось до 240 пудов в сутки, когда водное действие прекращалось, использовали скот, и плавка снижалась до 90 пудов в сутки. Зачастую в зданиях с коннодействующими машинами не было настлано деревянного пола. Лошадей использовали для приведения в движение воздуходувных мехов, а быков предпочитали использовать на перевозке руд.
В источнике 1793 г. представляется следующая картина состояния скота на Дучарском заводе: «большая половина
(скота. - В.В.) перебыла в болезни, у быков оказывалась в роте на языках пупырья, от коих они не могли есть сена и точили пены и от того отощали, но за помощию божиею оных пользовали примером партикулярных людей, у каждого, кто имеет рогатого скота, была та же болезнь и ныне есть, как и у казенных, полагая оным в рот соли, которою же пупья жванием растирало и приходят в совершенное здоровье. Быки ж казенные во всегдашних необходимо нужных работах обращаемы были, и многие по бесснежности до сего пути под копытами обтерли кожи почти до мяса и от того хромают, а лошадей к вождению на все машины за употреблением в разъездах и за болезнями» [20].
Как правило, скотоводством с успехом занималось население, свободное от заводских работ, прежде всего станичные и пограничные казаки, купцы, проживающие в селениях, и местное кочевое население. По данным за 1840 г. горный инженер Аникин держал 12 лошадей, 16 коров, 6 овец и 6 свиней; горный инженер Мелехин - 24 лошади, 20 коров, 10 овец, 2 свиньи; гиттенфервалтер Федор
Яковлев - 32 лошади, 30 коров, 75 овец, 1 свинью; унтер-шихтмейстер Тит Плотников - 29 лошадей, 7 коров, 6 овец и 2 свиньи [21]. Как указывает источник, «у крестьян и служащих содержится скотоводство, необходимо нужное для работ и собственного пропитания» [22].
Далеко не сразу бедственное положение нерчинских крестьян стали считать главной проблемой региона. Если источник 70-х гг. XVIII в. указывает «обнаженность людьми», неурожаи хлеба и руды в качестве главных проблем, то начиная с 1790 г. рудный недостаток считался бичом нерчинской промышленности и ведущей причиной убытков. Производство велось ради снабжения Алтайских заводов свинцом. Было установлено правило, что Алтайские заводы своими прибылями покрывали убытки заводов нерчинских. Поставка нерчинского свинца во что бы то ни стало сильно надрывала производительные силы региона, и в 20-е гг. XIX в. чудовищная архаичная эксплуатация тамошних крестьян уже воспринималась как анахронизм, не только с сострадательной точки зрения нерчинского горного начальства, но также начальника КВЗ П.К. Фролова, распространялась она и в столице.
Министерство финансов в период аренды видело путь увеличения производства на нерчинских заводах путем обогащения руды в 1830-1840 гг., которое в итоге не оказалось прибыльным. Вторым шагом стало приложение больших усилий к улучшению металлургии в 1840-1850 гг. В течение первого двадцатилетия аренды министерство финансов на практике доказало невозможность достичь рентабельности Нерчинского горного округа, находясь в рамках старой кабинетской исторически сложившейся хозяйственной схемы.
И вот в 1851 г. по инициативе генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева как главного начальника нерчинских заводов 29 тыс. приписных крестьян были переведены в пешие казаки в целях заселения Приамурья, что было согласовано с его знаменитой деятельностью в области внешней политики. Эта мера и маневр по переброске рабочей силы на
золотые промыслы кардинально улучшили ситуацию с материальным положением населения и необратимо подорвали кабинетскую серебросвинцовую промышленность. Хотя авторы объясняют причины этой меры антикрепостническими взглядами Муравьева [23], она вытекает еще и из всей логики медленно текущих событий, упомянутых выше, в течение конца XVIII - первой половины XIX в.
Таким образом, невыгодные природно-географические и климатические условия обрекали земледельческое население Восточного Забайкалья на нищету и голод чаще, чем в других регионах Сибири. Выполнение ежегодного наряда свинца для поставок на КВЗ осуществлялось без учета возможностей нерчинской приписной деревни и ложилось на нее непосильным бременем. Как следствие, крайняя степень обнищания часто вынуждала Кабинет списывать крестьянам их многолетние хлебные долги и даже безвозмездно предоставлять семенной хлеб. Тем самым Кабинет невольно нарушал базовый принцип эксплуатации, при котором нер-чинская приписная деревня подобно алтайской предназначалась служить дешевым механизмом обеспечения горнозаводских предприятий провиантом и материалами. Бесчеловечность и бессмысленность архаичной эксплуатации, признаваемая еще в 20-е гг. XIX в., повлекла отмену приписного состояния земледельческого населения Нерчинского горного округа в 1851 г.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Жеравина А. Н. Кабинетское хозяйство в Сибири (1747-1861 гг.). Томск, 2005. С. 81, 157, 183-210.
[2] Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск : Наука, 1982. С. 88.
[3] Энциклопедия Забайкалья: Читинская об-
ласть. Т. I. С. 152.
[4] Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн. 2.
СПб., 1885. Документ № 56. С. 215.
[8] Булыгин Ю. С. Приписная деревня на Алтае в XVIII в. Барнаул, 1997. Ч. I. С. 14.
[12] Сибирский вестник. СПб., 1823. Ч. I—IV. С. 30. [23] Матханова Н. П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири. Новосибирск, 1998. С. 159.
