К ВОПРОСУ О ПЕРЕВОДАХ НА РУССКИЙ ЯЗЫК РОМАНА ДЖ.Д. СЭЛИНДЖЕРА
«THE CATCHER IN THE RYE»
Д.И. Петренко
ABOUT THE TRANSLATING INTO RUSSIAN
Petrenko D.I.
The features of texts translations of "The Catcher in the Rye" by G.D. Salinger into Russian in epistemological space of a totalitarian epoch are considered.
В статье рассматриваются особенности текстов переводов на русский язык романа ДжД. Сэлинджера в эпистемологическом пространстве тоталитарной эпохи и «ситуации постмодерна».
Роман Дж. Д. Сэлинджера «The Catcher in the rye» вышел в издательстве «Little, Brown and Company Books» в 1951 году. Книга вызвала неоднозначную реакцию критики как за рубежом, так и в нашей стране, где произведение издавалось в переводах Р.Я. Райт-Ковалевой («Над пропастью во ржи», 1955) и С.А. Махова (1998). С момента публикации «The Catcher in the Rye» в переводе Р.Я. Райт-Ковалевой в СССР и до настоящего времени отношение рецензентов к роману, в целом, оставалось положительным. Об этом свидетельствует интонация авторов критических статей и предисловий к советским и российским изданиям (см. отзывы Н. Анастасьева, А. Лихановой, Т.Л. Морозовой, А.М. Гаврилюк, С. Белова, А. Зверева, А. Уминского и др. (1, 4, 14, 20, 21, 22, 23)).
Анализ высказываний отечественных критиков о романе в переводе Р.Я. Райт-Ковалевой позволяет выделить в характере Холдена Колфилда следующие черты. В поступках герой отличается живостью, смелостью, честностью, высокой нравственностью, великой любовью к людям, открытостью, неравнодушием. Его внутренней жизни свойственны глубокая духовность, стеснительность, ранимость, впечатлительность, чувствительность, наивность.
В СССР произведение Дж.Д. Сэлинджера пользовалось большой любовью читателей. Роман стал, по словам К. Воннегута, «одним из самых сенсационных бестселле-
УДК 801+947
Ш Петренко Д.И.
«К вопросу о переводах на русский язык романа Дж.Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye»
ров всех времен» (6). Книга многократно переиздавалась, в театрах по тексту произведения ставили пьесы - наиболее известен спектакль в постановке А. Шадрина, где роль Холдена Колфилда сыграл А. Миронов.
В то же время в США «The Catcher in the Rye» был воспринят неоднозначно. Так, большинство участников опроса журнала «Saturday Review», проведенного в 1965 году, поставило Дж.Д. Сэлинджера на первое место в ряду американских романистов послевоенного времени (1, с. 292). Однако, по данным Американской ассоциации библиотек (The American Library Association), «The Catcher in the Rye» находится на 10 строчке в перечне книг, за запрет на чтение которых чаще всего выступала общественность в период с 1990 по 1999 год. В США и в СССР отличие в отношении к роману прослеживается не только на уровне критики, но и на политическом уровне. В СССР чтение произведения Дж. Д. Сэлинджера в переводе Р.Я. Райт-Ковалевой никогда не запрещалось. В США, напротив, практически сразу после выхода книги она стала подвергаться жестким репрессиям. Подробные сведения об этом дают Дон Б. Сова и Дж. Бертин в работе «Banned Books: Suppressed on Social Grounds» (1998). С точки зрения значительной части американской общественности, «The Catcher in the Rye» представляется «pornographic and immoral», написанным на «vulgar language» и включающим большое количество «sexual scenes» (см. 31).
Резкое неодобрение встретил и новый перевод романа - «Обрыв на краю ржаного поля детства», выполненный С. А. Маховым. Известная переводчица Н. Галь называет «попытку» непрофессиональной и «малохудожественной» (см.: 7, а также 3).
Таким образом, оценка перевода Р.Я. Райт-Ковалевой «Над пропастью во ржи» большинством советских и российских критиков противопоставлена оценке американскими критиками оригинального текста романа, а также оценке российскими критиками нового перевода. Для объяснения этого факта следует описать эпистемологическую ситуацию, в которой выполнялись переводы «Над пропастью во ржи» (Р.Я. Райт-
Ковалева) и «Обрыв на краю ржаного поля детства» (С. А. Махов).
В статье «Художественный текст в эпистемологическом пространстве»
К.Э. Штайн показывает, что искусство отражает основные тенденции в развитии культуры и цивилизации и именно через постижение мира искусством возможно осмысление жизни как целостности: «...художественный текст функционирует в эпистемологическом пространстве эпохи, причем в процессе анализа именно он является точкой отсчета, так как во многом сам эксплицирует познавательные интенции. <...> Социальная среда оказывает существенное влияние на форму и содержание произведения искусства. Художник в этом смысле является «узником своего века и своего сословия». <...> Художественный текст входит в связную структуру идей своего времени, но и во многом опосредует ее, концентрируя основные познавательные тенденции и ценности. При этом крайне важным оказывается наличие концептуальной системы, которая будет заставлять нас видеть произведение искусства одновременно и как внутренне структурированное, и как являющееся частью большего структурированного мира - культуры или какой-то ее части» (29, с. 132).
«Произведение - форма бытия искусства и одно из самых сложных явлений в мире, - пишет Ю.Б. Борев. - Это микромир, в котором живет макромир, это модель личности и окружающей ее действительности, отражение природы, жизни духа, общества, космоса. Произведение искусства вырастает на почве реальности, воспринятой сквозь призму культуры. Произведение включает в себя философские, научные, политические, правовые, религиозные идеи» (2, с. 171).
Перевод как средство межкультурной коммуникации позволяет носителям других языков получить представление об отраженной в оригинальном тексте действительности. Говоря о переводе как о виде искусства, следует заметить, что это, по словам В.С. Виноградова, «искусство перевыражения оригинала в материале другого языка» (5, с. 8). Очевидно, что перевод никогда не будет
идентичным оригиналу, а может лишь «бесконечно сближаться с подлинником..., ибо у перевода есть свой творец, свой языковой материал и своя жизнь в языковой, литературной и социальной среде» (там же). Расхождения с авторским текстом на уровне лексики появляются неизбежно. Переводчик трансформирует первоначальное содержание высказывания, формируя сообщение, смысловая нагрузка которого отличается от имеющейся в исходном сообщении. В ряду причин такой трансформации можно назвать и «невинное зло - очевидные ошибки, допущенные по незнанию или непониманию» (15, с. 389), и сознательную модификацию оригинала, вызванную как объективными причинами, например, несовпадением грамматических систем двух языков, так и субъективными: различием картин мира автора и переводчика, своеобразием восприятия подлинника переводчиком, а также мотивированностью переводчика некоторыми внешними, например, политическими, экономическими условиями.
По нашему мнению, трансформации текста романа «The Catcher in the Rye» в различных переводах связаны с эпистемологическим пространством тоталитарной эпохи пятидесятых годов в СССР (перевод Р.Я. Райт-Ковалевой) и «ситуации постмодерна» (термин Ж.-Ф. Лиотара) в современной России (перевод С. А. Махова). В исследовании переводов «Над пропастью во ржи» и «Обрыв на краю ржаного поля детства» будем использовать стратегию, описанную К.Э. Штайн в статье «Художественный текст в эпистемологическом пространстве». «. данная исследовательская стратегия связана: 1) с установкой на метапосылки автора, так как его любое творчество содержит в себе текст (метапоэтический о творчестве). Его следует эксплицировать, а также найти подходы к изучению метапоэтики автора (его статей, заметок о творчестве); 2) следующий этап - введение этих данных в эпистемологическую ситуацию соответствующего периода, что позволяет определить основные концептуальные структуры, по которым коррелируют поэтические системы и системы других областей знания. Это может
быть и принципом проверки правильности выделенных метапосылок автора; 3) далее эти сведения вводятся в соответствующую научную парадигму, что позволяет избежать неадекватного подхода к исследованию произведения искусства (использование готовых схем)» (29, с. 134).
У. Эко в работе «Отсутствующая структура» указывает на то, что выбор языкового кода предопределяется соответствующей идеологией: «В случае с фразой «Рабочий должен быть на своем месте» очевидно, что теоретически она может быть интерпретирована двояко, но на практике мне было бы непросто встретить ее в какой-нибудь газете или в журнале левой ориентации, и скорее ее удалось бы обнаружить в газете правого толка, и так это потому, что определенные способы языкового выражения отождествлялись с определенным мировоззрением (выделено автором. -Д.П.)» (30, с. 138).
Изучение эпистемологического пространства пятидесятых годов в СССР, а также «ситуации постмодерна» в России позволяет говорить о том, что деятельность советского переводчика определялась в наибольшей степени идеологическими установками, распространявшимися на все сферы искусства. Деятельность же современного переводчика связана с установкой на деидеологи-зацию искусства в девяностые годы XX века. Процессы идеологизации - деи-деологизации находят отражение в текстах переводов, так как, используя в работе в качестве материала язык, переводчик программирует свою деятельность в зависимости от сформированного в государстве, обществе отношения к языку. С изменением отношения к языку в другой культурной, политической, экономической ситуации переводчик перепрограммирует свою деятельность.
Рассмотрим основные процессы в культуре СССР, с которыми связано формирование эпистемологического пространства середины пятидесятых годов.
В 20-е - 50-е годы в Советском Союзе ни одно художественное произведение, отечественное или зарубежное, не могло выйти
Ш Петренко Д.И.
«К вопросу о переводах на русский язык романа Дж.Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye»
в печать без разрешения цензуры. Даже изданные книги часто изымались из обращения. В государстве функционировал аппарат тотального контроля за любой распространяемой информацией - от поздравительных открыток до радиопередач. Подготовка к созданию такого аппарата началась сразу после Октябрьской революции, когда цензура стала рассматриваться как средство борьбы с белогвардейской пропагандой в условиях военного времени. В 1922 году контроль печатной продукции был возложен на Главное управление по делам литературы и издательств РСФСР (Главлит). После организации Главлита издавать в СССР произведения иностранных авторов стало трудно и очень рискованно. Среди причин, позволяющих сделать такой вывод, назовем две, на наш взгляд, главные.
1. Работа с произведениями иностранных авторов разрешалась ограниченному числу издательств. Каждое из издательств должно было иметь типовую программу, утвержденную Редакционной коллегией Госиздата (26, с. 89). Книга, даже прошедшая цензурный контроль, могла быть запрещена из-за несоответствия программе.
2. Деятельность издательств, занимавшихся публикацией произведений иностранных авторов, находилась под пристальным партийным контролем.
Основные доводы, на основании которых применялись репрессии к произведениям искусства, перечислены в докладе П.И. Лебедева-Полянского о деятельности Глав-лита за 1926 год: «Из общего количества непериодической литературы на иностранных языках пропущено 13% и на русском 3. Причины недопущения: антимарксистское и антисоветское содержание, религиозная агитация и чуждая идеология (выделено нами. - Д.П.)» (26, с. 114).
В советской официальной риторике постепенно формируется словарь «архитипических ключевых слов» с полярными модальностями: «плохой» - «хороший». Термины «антимарксистский характер», «антисоветский характер», «религиозная агитация», «чуждая идеология», «недопустимая вещь» и др. становятся символа-
ми «мыслепреступления». К.Э. Штайн в статье «Заумь идеологического дискурса» приходит к выводу о том, что изначально конкретная языковая ситуация влечет за собой поведенческий конфликт: поведение человека начинает детерминироваться «не системой фактов, а словесной массой, которая им до конца не осознается» (28, с. 115).
Таким образом, когда советский переводчик брался за работу над тем или иным произведением зарубежного автора, он не мог, опираясь на разумные доводы, спрогнозировать судьбу книги. Уже переведенное произведение власти могли запретить. Любая официальная формулировка с использованием «архетипических ключевых слов» с негативной модальностью воспринималась как императив, не требующий объяснений. Поэтому большое значение придавалось выбору произведения для перевода. Последнее слово в этом вопросе первоначально принадлежало М. Горькому, основателю и руководителю издательства «Всемирная литература». М. Горький учитывал не только художественный, но и идеологический аспект. «Взгляды его на отбор переводимого отличались широтой и разнообразием, но эти черты отнюдь не равнозначны терпимому или благодушному отношению к иностранному автору, произведение которого идейно чуждо или враждебно» (25, с. 127). Один из ведущих исследователей в области теории перевода, А.В. Федоров писал, что наиболее заметной чертой была «принципиальность и плановость отбора переводимых произведений.» (24, с. 103). Большое внимание уделялось соответствию выбранного для перевода произведения политическим задачам государства. «Художественная сила произведения, познавательная его ценность и политическое значение составляют одно целое, интересы искусства и политики едины» (там же: с. 127).
Идейная направленность романа Дж.Д. Сэлинджера предполагала, что в конечном счете он окажется в руках советского читателя. Государству было удобно использовать в качестве средства идеологической пропаганды взгляд на жизнь в капиталистической стране выросшего в ней подростка,
который противостоит установившимся в США порядкам. И как показало время, образ Холдена - одинокого борца за справедливость в фальшивом и бесчестном капиталистическом мире - прочно установился в советской критике. Например, в аннотации к Львовскому изданию «Над пропастью во ржи» (Вища школа, 1986) сказано: «Писатель. каждой своей строкой утверждает и отстаивает высокие принципы гуманизма, противопоставляя их бездушию буржуазного общества» (см.: 20).
В СССР издание романа Дж. Д. Сэлинджера в адекватном переводе было невозможно. Текст романа «The Catcher in the Rye» перегружен ненормативной лексикой. В это время существовали циркуляры, предписывавшие «из материала, предназначенного к печати. устранять всякие попытки явного и неприкрытого неприличия» (26, с. 124). Это понимала и Р.Я. Райт-Ковалева. «Роман Сэлинджера. долго оставался за бортом, - писала переводчица, - оттого, что несколько рецензентов и переводчиков, прочитавших его, восприняли эту книгу. как пустую болтовню мальчишки-неудачника, к тому же написанную на немыслимом, непереводимом сленге (выделено нами. -Д.П.). Книге надо было дождаться того переводчика, который. стал искать для повести русские слова» (16, с. 7).
Р.Я. Райт-Ковалева проделала большую работу для того, чтобы найти «русские слова». В статье «Пригласим Риту Райт в Америку» К. Воннегут восхищался ее талантом: «Люди, достаточно компетентные, чтобы на их мнение можно было положиться, сказали мне, что она - первоклассный переводчик. Там, у них, ее перевод «Над пропастью во ржи» остается одним из самых сенсационных бестселлеров всех времен. Подобно тем, кто публиковался в журнале «The Times», ей было запрещено пользоваться бранным «Fuck you», но она гордится, что отыскала старинное русское выражение, настолько причудливое, что оно не обладает официальным статусом непристойности» (6).
Р.Я. Райт-Ковалева не просто ищет для слов оригинала подходящие по смыслу рус-
ские эквиваленты. Многочисленные средства эфвимизации переводчица применяет для создания специального стилистического эффекта. Думается, именно отказ от использования антецедентов придает образу героя ту особенную внутреннюю чистоту, которую замечали советские и российские критики.
Стремление переводчицы повысить стилистическую окраску текста связано в большей степени не со страхом перед цензурой, а с другими причинами. Советская литература того времени под давлением государства была заключена в жесткие рамки социалистического реализма. Переводчикам также навязывался «реалистический метод» (см.: 9). Им рекомендовалось воспроизводить подлинник в соответствии с литературной нормой того языка, на который переводится произведение. Г. Гачечиладзе писал: «Художественный перевод - адекватное соответствие оригиналу не в лингвистическом, а в эстетическом понимании - как бы отступление от подлинника с целью приблизить его к эстетической сущности» (цит. 9, с. 268). Перед переводчиком стояла задача придать подлиннику эстетическую привлекательность. «На первый план при оценке перевода выступает не точное воспроизведение содержания оригинала, а обеспечение высоких литературных достоинств текста перевода», - пишет В.Н. Комиссаров (10, с. 174). Для выполнения этой задачи переводчику рекомендовалось, в частности, передавать просторечие, жаргон, арготизмы, элементы нарушения грамматики в речи героев не с помощью аналогичных средств родного языка, а иными способами. На это указывает К.И. Чуковский в книге «Высокое искусство» (27, с. 151).
Сопоставительный анализ текстов позволяет выделить следующие черты языковой личности Холдена Колфилда, проявляющиеся в переводе Р.Я. Райт-Ковалевой.
1. Колфилд Р.Я. Райт-Ковалевой в отличие от Колфилда Д.Дж. Сэлинджера избегает употребления обсценных слов.
2. В переводе Холден говорит на правильном русском языке, не используя сленга.
Ш Петренко Д.И.
«К вопросу о переводах на русский язык романа Дж.Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye»
3. Холден в русской интерпретации обладает нравственной чистотой, проявляющейся в том, что в описании тем, касающихся отношений между полами и девиаций сексуального поведения, он уходит от смущающих читателя подробностей.
Роман «The Catcher in the Rye» в переводе претерпел деформацию на уровне лексики. Думается, индивидуальный творческий подход переводчика сыграл положительную роль. Как ни парадоксально, эстетически более значимым, на наш взгляд, оказался именно перевод Р.Я. Райт-Ковалевой. Это подтверждается интонацией советских и российских критиков, говоривших о «неповторимом обаянии» книги, называвших ее «настоящим произведением искусства». Текст перевода в результате названных трансформаций приобрел более гармонизированный характер. Вульгарные черты Холдена, которые придавала ему именно речь, в процессе нейтрализации об-сценной лексики были смягчены, что в итоге положительно сказалось на общем строе романа и облике героя.
H. Галь в книге «Статьи. Стихи. Письма. Биография» (1997) говорит о существовании практики «обновления» старых переводов. С.А. Махов в 1998 г. предпринял попытку выполнить новый перевод романа Дж.Д. Сэлинджера. Обратившись к предисловию переводчика, мы можем выделить две главные особенности «Обрыва на краю ржаного поля детства».
I. Широкое использование сленговой лексики, эквивалентной, по мнению С.А. Махова, «нью-йоркской юношеской фене конца 1940-х»: «Короче, обидно мне стало за «великий и могучий», я принял вызов и напичкал языковой поток словечками и выраженьицами ученическими, тусовоч-ними и даже блатными и матерными» (18, с. 3-4).
2. Полемическая направленность перевода - «словесный спор» с Р.Я. Райт-Ковалевой: «Меня часто спрашивают, чего, мол, я взялся за какое-то старье. И вообще, нужно ли переводить уже переведенное? Мой ответ однозначен - да! И чем больше настругаем переводов - хороших и разных, -
тем запашистее будет пир духа. Вот, например, говорят про «The Catcher in the Rye», дескать, прошлый век, пусть шестидесятники от своего мальчика-бунтаря тащатся, а сами-то схавали книгу только в «женском» переводе сорокалетней давности, то бишь еще совковом, поднадзорном» (там же, с. 45).
Установки переводчика связаны с процессами, вызванными деидеологизацией культуры в эпоху постмодерна: 1) снижением языковой нормы, 2) актуализаций эстетики «низа», 3) деконструкцией текстов, созданных в советский период. Термин «деи-деологизация» использует В.Г. Кулаков в очерке «Просто искусство»: «Отказ от чисто модернистской установки на преобразование (социума, искусства) придает новый деидеологизирующий статус самосознанию, рефлексии, в том числе и теоретической, самому процессу теоретизирования, построения моделей: «...Все внутри меня чужое, не мое, но все это случайно, фрагментарно, не укладывается ни в какую схему» (Б. Гройс, «Дневник философа»)» (11, с. 60). В.Г. Кулаков отмечает, что процесс деидео-логизации культуры приводит, в частности, к «всеядности» литературного языка «по отношению к языкам массовой культуры» (там же, с. 67). И.П. Ильин пишет, что постмодернизм «выступает как искусство, сознательно отвергающее всякие правила и ограничения, выработанные предшествующей культурной традицией» (8, с. 215), в языке литературы это приводит к отказу «от преднамеренного отбора (селекции) лингвистических (или иных) элементов во время «производства текста» (там же, с. 179), признанию «равновозможности и равнозначности (эквивалентности) всех стилистических единиц» (там же). Один из авторов коллективной монографии «Русский язык конца XX столетия (1985-1995)» Е В. Какорина указывает, что «особенностью взаимодействия литературный язык - просторечие -жаргон на рубеже 90-х годов можно считать интенсивность этого взаимодействия, а также выдвижение новых центров экспансии -низовой городской культуры, молодежной контркультуры, уголовной субкультуры.
<.> Некоторые исследователи склонны констатировать новый виток вульгаризации литературного языка, и для этого имеются все основания» (17, с. 79-80). О «раскрепощенности» литературного языка «в сторону снижения стиля» пишут и авторы «Стилистического энциклопедического словаря русского языка» (под редакцией М.Н. Кожиной): «Процесс «экспансии» разговорной речи вплоть до просторечия и нелитературных средств приобрел поистине небывалые масштабы и интенсивность. По существу, изменилась стилевая норма. она сдвигается в сторону разговорности, раскованности и свободы. Разговорные средства всех языковых уровней используются в самых различных жанрах, существенно изменяя общий лингвостилистический облик.» (19, с. 668).
Ситуация конкуренции, «словесного спора», «низвержения авторитетов» также характерна для эпохи постмодерна. С.А. Махов в своей работе опирается на структуру «женского» перевода. В тексте «Обрыва.» можно найти предложения, заимствованные из перевода Р.Я. Райт-Ковалевой целиком: «That's how I met her» -«Мы из-за него и познакомились» (Райт-Ковалева) - «Мы из-за него и познакомились» (Махов); «It drove him crazy when you broke rules» - «Он из себя выходил, когда нарушали правила» (Райт-Ковалева) - «Он из себя выходит, когда нарушают правила» (Махов). В некоторых случаях С.А. Махов заимствует из текста Р.Я. Райт-Ковалевой отдельные словосочетания: «обидчивые до чертиков», «как у ведьмы за пазухой», «большая шишка», «чистая липа» и др. В то же время «претендент» скрупулезно работает над каждой фразой, стараясь не повториться. Стремление к спору с Р.Я. Райт-Ковалевой проявляется и в написании почти всех личных имен (Райт-Ковалева: Пэнси, Эгерстаун, Сэксон-холл, гора Томпсона, Мак-Берни, Термер, Элктон-хилл, Оссенбер-гер, Исаак Динесен и т.д., Махов: Пенси, Аджерстаун, Саксон-Холл, Томсон-Хилл, Макбёрни, Тёрмер, Элктон Хилс, Оссенбёр-гер, Айзек Дайнезен и т.д.).
Установку С.А. Махова на использование в качестве точки отсчета в работе над
новым переводом не оригинального текста, а текста Р.Я. Райт-Ковалевой можно определить как установку на применение стратегии деконструкции. «Претендент» оперирует готовым текстом, разбирая его на части и собирая на новом основании - в опоре на «ежедневное словотворчество» современной молодежи: «Благодарю и тебя, о читатель, -ведь именно благодаря твоему ежедневному словотворчеству расцветает новыми красками наш посконный, домотканый, а не полуиностранный и уродливый русский язык» (18, с. 5). Своеобразный манифест переводчика эпохи постмодерна содержится в высказываниях Э. Маркштайн. В статье «Постмодернистская концепция перевода (с вопросительным знаком или без него)» она пишет: «... десятилетиями предполагалось, будто перевод должен читаться как «оригинальное произведение». Или, говоря более осторожно, чтобы, по крайней мере достигалась некая «золотая середина» и называемая «реалистическим переводом». <.> .я думаю, что именно наши времена и стали постмодерными - быстрые и жесткие, когда иллюзии и утопии разрушены. И времена эти очень способствуют деконструкции фикций, обнажению приемов, разоблачению клише и гладкописания, преодолению литературности (выделено нами. -Д.П.), всего. что началось уже до нас» (13, с. 34).
Проанализировав текст «Обрыва на краю ржаного поля детства», мы можем назвать черты языковой личности Холдена Колфилда, проявляющиеся в переводе С. А. Махова.
1. Герой С. А. Махова в отличие от героя Р.Я. Райт-Ковалевой употребляет большое количество обсценных слов. Лексика нового перевода стилистически снижена по отношению к лексике оригинала.
2. В переводе С.А. Махова Холден говорит на смеси русских жаргонов (молодежного, блатного). Жаргонная лексика стилистически снижена по отношению к оригиналу.
3. Холден в интерпретации С.А. Махо-ва не обладает нравственной чистотой. В описании тем, касающихся отношений меж-
Ш Петренко Д.И.
«К вопросу о переводах на русский язык романа Дж.Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye»
ду полами и девиаций сексуального поведения, он скрупулезно, иногда более тщательно, чем Холден Дж.Д. Сэлинджера описывает детали.
Текст перевода в результате использования лексем и синтаксических конструкций, свойственных сниженной разговорной речи, потерял эстетическую значимость, приобрел эпатажный характер. Вульгарные черты Холдена актуализированы, использование обсценной лексики усилено. Это, несомненно, негативно сказывается на общем строе романа и облике героя.
ЛИТЕРАТУРА
1. Анастасьев Н. Миры Джерома Сэлинджера // Молодая гвардия. - 1965. - № 2. - С. 292302.
2. Борев Ю.Б. Эстетика. Серия «Высшее образование». - Ростов н/Д.: «Феникс», 2004.
3. Борисенко А. О Сэлинджере, «с любовью и всякой мерзостью» // Иностранная литература. - 2001. - № 10. - C. 45-67.
4. Брэдбери Р., Ли Х., Сэлинджер Дж. Д. Вино из одуванчиков. Убить пересмешника... Над пропастью во ржи: Пер. с англ. / Пред. А. Лихановой. - М.: Правда, 1988.
5. Виноградов В. С. Лексические вопросы перевода художественной прозы. - М.: Изд-во МГУ, 1978.
6. Воннегут К. Пригласим Риту Райт в Америку! / Перевод с англ. И.А. Кукушкин // Журнал «Самиздат». Персональная страница
A.И. Кукушкина.
http://zhurnal. lib. ru/k/kukushkin_i_a/rita_raitdo c.shtml.
7. Галь Н. Внутренние рецензии // Галь Н. Статьи. Стихи. Письма. Биография. - М., 1997. С. 69-80.
8. Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. -М., 2001.
9. Копанев П. И. Вопросы истории и теории художественного перевода. - Минск: Изд-во. БГУ, 1972.
10. Комиссаров В.Н. Слово о переводе. - М.: Изд-во «Международные отношения», 1973.
11. Кулаков В.Г. Просто искусство // Кулаков
B.Г. Поэзия как факт. - М, 1999. - С. 60-73.
12. Лиотар Ж.-Ф. Ситуация постмодерна. - М.: Академический проект, 2000.
13. Маркштайн Э. Постмодернистская концепция перевода (с вопросительным знаком или
без него) // Иностранная литература. -1996. - № 9. - С. 34-35.
14. Морозова Т. Л. Образ молодого американца в литературе США. - М.: Высшая школа, 1969.
15. Набоков В.В. Лекции по русской литературе/ Пер. с англ.; предисл. Ив. Толстого. - М.: Изд-во Независимая Газета, 2001.
16. Редактор и перевод: Сборник статей. - М.: Издательство «Книга», 1965.
17. Русский язык конца XX столетия: Коллективная монография. - М.: Языки славянской культуры, 2000.
18. Салинджер Дж.Д. Обрыв на краю ржаного поля детства / Пер. С.А. Махова - М.: Аякс, 1998.
19. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. д-ра. фил. наук проф. М.Н. Кожиной. -М., 2002.
20. Сэлинджер Дж.Д. Над пропастью во ржи: Роман. Рассказы. / Пер. с англ. Р. Райт-Ковалевой; предисл. А.М. Гаврилюк. - Львов: Вища школа, 1986.
21. Сэлинджер Дж.Д. Повести и рассказы. Воннегут К. Колыбель для кошки. Бойня № 5: Романы. / Пер. с англ.; сост. и предисл. С. Белова. - М.: Радуга, 1983.
22. Сэлинджер Дж.Д. Рассказы. Повести: Перевод / Послесл., примеч. А. Зверева. - Рос-тов-н/Д.;Харьков: Феникс; Фолио, 1998.
23. Уминский А. Над пропастью во ржи // Алек-сандро-Невский вестник. - 3 марта 2004.
24. Федоров А.В. Введение в теорию перевода. -М.: Изд-во литература на иностранных языках, 1958.
25. Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы. Очерки. - Л.: Советский писатель, 1982.
26. Цензура и власть в Советском союзе. 19171991: Документы / Сост. А.В. Блюм. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.
27. Чуковский К.И. Высокое искусство. - М.: Издательство «Искусство», 1964.
28. Штайн К.Э. Заумь идеологического дискурса в свете лингвистической относительности» // Текст: Узоры ковра: Сборник статей научно-методического семинара «ТехШ». -СПб. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999.
29. Штайн К. Э. Художественный текст в эпистемологическом пространстве // «ТехЫз»: Избранное. 1994-2004: Сборник статей научно-методического семинара «ТехЫз». -Ставрополь: Изд-во СГУ, 2005. - Ч. 2. - С. 129-144.
30.
31.
Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. - СПб.: Symposium, 2004. Dawn B. Sova, Joan Bertin, «Literature Suppressed on Social Grounds: Banned Books», Facts on File, Inc., 1998.
Об авторе
Петренко Денис Иванович, аспирант кафедры современного русского языка Ставропольского государственного университета. Сфера научных интересов - лингвистика текста, семиотика.