К вопросу о падежной грамматике Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Е.Е. Курсанина

К вопросу о падежной грамматике

В аспекте внешней семантики предложение представляет собой обозначение некоторой ситуации (события) внеязыковой действительности. Анализ отношений между компонентами репрезентируемой ситуации неправомерно осуществлять в терминах поверхностных падежей или членов предложения. "Непосредственное, прямое («один к одному») отображение ситуации осуществлялось в рамках ролевой грамматики, где каждый падеж имени соответствовал определенному участнику ситуации. С развитием формально-синтаксической структуры предложения эта семантика падежей уходила вглубь, и на поверхности остались формально-синтаксические падежи, соответствующие уже не участникам ситуации, а компонентам системы предложения, членам предложения. Падеж стал даже не столько формально-синтаксической категорией, сколько морфологической, и соотношение падежей с участниками ситуации оказалось опосредованным, косвенным" [Левицкий 2003: 237-238]. Для анализа внешней семантики простого предложения следует использовать свойственные ей категории - семантические (глубинные) падежи.

Понятие «глубинные падежи» разрабатывается в семантическом синтаксисе в рамках падежной грамматики (ПГ). Начало падежной (ролевой) грамматики было положено в шестидесятые-семидесятые годы XX века фундаментальными трудами Л.Теньера, У.Чейфа, Ч.Филлмора. Однако истоки ПГ можно обнаружить намного раньше, в тех концепциях, в которых отмечалась асимметрия формы (поверхностного) падежа и передаваемого ею содержания. Исследователи, изучая предысторию ПГ, указывают на грамматику Панини (350 лет до н.э.), где "отношения между глаголом и существительными рассматривались в терминах абстрактных категорий, которые ... именовались кагака. Актуализованные окончания существительных «поверхностного» синтаксиса именовались уЛИакй формы. Правила, описывающие отношения между кагака категориями (единицами глубинной структуры в современном понимании) и уЛИакй формами (единицами поверхностной структуры), составляли большую часть грамматики Панини" [Кубрякова 1985: 71-72]. Истоки ПГ авторы усматривают и в концепции Г.Пауля, в которой ученый "эксплицирует мысль о двух уровнях грамматического анализа, что содержательно совпадает с понятиями глубинных и поверхностных структур в ПГ" [Кубрякова 1985: 72]. Глубинная структура в ПГ определяется как семантическая структура, а поверхностная -как синтаксическая.

Толчком к разработке и развитию падежной грамматики послужил семантический синтаксис Л.Теньера. Л.Теньер, создавший основы теории валентности, выделил четыре группы глаголов: безвалентные (выражающие процесс, который развертывается сам по себе и в котором нет участников), одновалентные непереходные (выражающие действие, в котором участвует

только одно лицо или предмет), двухвалентные (являющиеся переходными) и трехвалентные [Теньер 1988: 251-254]. Здесь следует, однако, уточнить, что в формально-синтаксической грамматике конституирующим признаком предложения как единицы языка является его двусоставность. Следовательно, нужно исходить из существования одновалентных, двухвалентных и трехвалентных глаголов.

Помимо количественной характеристики актантов, присутствующих в той или иной обозначаемой ситуации, для полного семантического описания необходим также учет их качественной характеристики относительно роли в данной ситуации, так как в пределах одного «количественного» типа глагола отношения между актантами могут быть различны.

Л.Теньер говорит о существовании трех актантов в семантическом плане:

1) тот, кто осуществляет действие; 2) тот, кто испытывает действие; 3) в чью пользу или в ущерб которому совершается действие [Теньер 1988: 123124].

Свое развитие падежная грамматика получает в работах Ч.Филлмора "Дело о падеже" и "Дело о падеже открывается вновь", в которых автор, отводивший центральное место синтаксису, подчеркивает важность скрытых категорий. Поверхностным падежам противопоставляется набор глубинных универсальных падежей. Под глубинным падежом ученый понимает "глубинное синтактико-семантическое отношение", а под поверхностным падежом, или падежной формой, - "выражение падежного отношения в конкретном языке" [Филлмор 1981: 400]. При этом "набор падежных значений пригоден для любого языка со всеми синтаксическими, лексическими и семантическими последствиями, вытекающими из приложения его к каждому конкретному языку" [Филлмор 1981: 372]. Ч.Филлмор указывает на асимметрию категорий глубинного и поверхностного уровней предложения: ни один из глубинных падежей "нельзя интерпретировать как прямое соответствие поверхностно-синтаксическим отношениям «подлежащее» и «прямое дополнение» в каком-либо конкретном языке" [Там же: 406]. В работе "Дело о падеже" Ч.Филлмор выделяет шесть глубинных падежей: агентив, инструменталис, датив, фактитив, локатив, объектив [Филлмор 1981: 405]. Этот состав падежей ученый отчасти изменяет в работе "Дело о падеже открывается вновь": датив, фактитив и локатив исключаются из набора падежей, вводится экспериенцер, а локатив подразделяется на место, источник и цель.

У.Чейф на основе положения о центральном месте семантики создает генеративную семантическую модель. Согласно У.Чейфу, язык является связующим звеном между областью значения и звука. Порождающий процесс происходит в направлении от значения к звуку. Под глубинной структурой автор, в отличие от последователей трансформационного направления, понимает семантическую, а не синтаксическую структуру. Семантической структуре им отводится центральная, а не интерпретативная роль. В ней

ведущее положение занимает глагол, от которого зависит число имен в структуре, также как и их падежное отношение к глаголу. У.Чейф различает семь «отношений существительного к глаголу»: агент, патиент, экспериенцер, бенефициант, инструмент, дополнение, местоположение [Чейф 1975: 167— 191]. Ученый, в отличие от своих предшественников, связывает тип глубинного падежа с типом предиката и выделяет глаголы, выражающие состояние, процесс, действие, процесс-действие, а также амбиентные (всеохватывающие) глаголы, подразумевающие «всеобъемлющее состояние» или «всеохватывающее событие» [Чейф 1975: 116-121].

У.Кук подразделяет все существующие модели падежной грамматики на локалистические и нелокалистические. Для локалистических систем обязательно подразделение локатива на ряд локативных падежей, поскольку они представляют основу всей классификации. Для нелокалистических систем такое подразделение локатива необязательно. Кроме того, локалистические системы никогда не подразделяют объектный падеж на более частные. Единый Объект позволяет, по мнению У.Кука, придерживаться гипотезы об обязательном Объекте. Поэтому в локалистических моделях, в отличие от нелокалистических систем, Объект является обязательным для каждой падежной рамки. Чисто локалистические системы, разрабатываемые, например, Дж.Андерсоном, Дж.Грубером, Р.Джакендоффом, как правило, выделяют пять падежей: агент, объект, локатив, источник и цель. Нелокалистические системы включают такие общие падежи как агент, экспериенцер, бенефактив, объект и локатив. Другие предлагаемые падежи являются вариантами либо объекта, либо локатива [Cook 1989: 182-183].

Первую локалистическую теорию разрабатывает Дж.Андерсон. Основные типы глагола описываются автором в терминах только двух падежей -номинатива (во многом сходным с объективом у Ч.Филлмора) и эргатива (агентивом у Ч.Филлмора). Номинатив - наиболее нейтральный и единственный обязательный падеж, а эргатив - как правило, одушевленный инициатор действия, выражаемого глаголом. Все остальные падежные роли сводятся к статическому («stative») локативу и направительному («directional») локативу - источнику и цели. Статический локатив используется вместе с номинативным и эргативным падежами для описания стативного местоположения. Локатив (как цель) и аблатив (как источник) используются для описания направительных локативов [Anderson 1976: 37-40]. Автор указывает на возможность как конкретного, так и абстрактного значений локатива, подчеркивая, что семантическое различие между ними может быть объяснено содержанием глаголов и / или именных групп [Anderson 1976: 100].

У.Кук создает так называемую матричную модель ПГ. Матричная модель использует структуру, заимствованную из пропозициональной логики. В связи с этим для модели, разрабатываемой У.Куком, характерно проводимое различие между пропозициональными и модальными падежами. Пропозициональные падежи входят в структуру пропозиции и являются обязательными. Модальные же падежи не входят в пропозицию, т.к. они не определяются семантической валентностью глагола и, следовательно, являются

факультативными. Они могут сопутствовать фактически любому глаголу. Глаголы классифицируются согласно набору пропозициональных падежей, с которыми они соотносятся. Матричная модель ПГ использует нелокалистическую систему с единым локативом, а также единым объектным падежом, что позволяет придерживаться гипотезы облигаторного объекта.

У.Кук выделяет пять пропозициональных падежей: агенс, экспериенцер, бенефактив, объект, локатив. Агент и объект используются для определения основных типов глаголов. К модальным падежам автором относятся: время, способ, инструмент, причина, результат, цель, внешний локатив, внешний бенефактив. У.Кук считает целесообразным включать в глубинную структуру только пропозициональные падежи [Cook 1989: 182-191]. Различие между падежами, принадлежащими к пропозиции, и падежами, относящимися к модальности, проводил в 1968 г. и Ч.Филлмор. Ученый разграничивал внутренние локативы, требуемые глаголом, и внешние локативы, не задаваемые значением глагола [Cook 1989: 184]. Именно пропозициональные падежи входят в модель простого предложения.

Падежная грамматика широко разрабатывается и в отечественной лингвистике. Для обозначения глубинных падежей употребляются также понятия: «семантические роли» (Г.Г.Почепцов), «реальные актанты» (В.Г.Гак), «семантические валентности» (Ю.Д.Апресян), «семантические функции аргументов» (В.В.Богданов), «семантические отношения» (И.М.Кобозева), «предметные релятемы» (И.П.Сусов) и др.

При этом у исследователей тоже нет единодушия по поводу количественного и качественного состава выделяемых семантических падежей. Так, Ю.Д.Апресян пишет о двадцати пяти "семантических валентностях". Из них автор формирует семь фундаментальных, которые "исчерпывают актантные отношения глубинного синтаксиса": субъект, контрагент, объект, содержание, место, время и количество [Апресян 1973: 285-291]. В.В.Богданов выделяет четырнадцать семантических функций аргументов: агентив, пациентив, бенефициатив, экспериенсив, объектив, перцептив, композитив, инструментатив, медиатив, элементив, ономасиатив, локатив, дескриптив, результатив. Семантические функции распадаются на три группы с точки зрения их отношения к семантическому признаку одушевленность / неодушевленность [Богданов 1977: 51-55]. При этом автор относит семантические функции только к аргументам непредикатного типа.

Также В.Г.Гак различает семь «реальных актантов» [Гак 1969: 80], В.М.Аринштейн - тринадцать семантических функций [Аринштейн 1983: 7], М.В.Всеволодова - пять основных «денотативных ролей» [Всеволодова 2000: 135].

В концепции И.П.Сусова представлена определенная иерархия описания функциональных ролей имен. Ученый различает две ступени детализации предметов при функциональной классификации. На первой ступени, исходя из мнения о том, что всякое отношение направлено, ученый в «относительной ситуации» разграничивает исходный предмет, служащий начальной точкой

отношения, замыкающий предмет, на который данное отношение направлено, и в ситуациях с тремя предметами - сопутствующий предмет, который участвует в отношении косвенно, не будучи ни его источником, ни его конечной точкой. "Распределение ролей между тремя предметами оказывается в эмпирической ситуации таким, что оно может быть осмыслено в сознании и репрезентировано с помощью языковых средств по-разному: Hans schenkte den Kindern Schokolade. Hans beschenkte die Kinder mit Schokolade. Можно полагать, что сам денотат здесь один и тот же, но меняется только способ осмысления и описания ситуации" [Сусов 1973: 18]. На второй ступени при более детализированной функциональной классификации исходный предмет получает функцию агенса, замыкающий предмет - функцию пациенса, объекта пространственной ориентации (предмета с локативной функцией, предмета с директивной функцией, предмета с аблативной функцией) или атрактивную функцию (в этом случае "направленное на него действие ... не охватывает его ни целиком, ни частично, хотя и устремлено к нему ... Der Fischer winkte dem Wirf"). Сопутствующий предмет может получать те же функции, что и замыкающий, кроме пациенса, а также функцию орудия [Там же: 19-20].

Существуют и другие концепции, рассматривающие семантические падежи. Некоторые падежи являются общими для всех падежных систем, другие же падежи варьируются. "В зависимости от цели, для которой разрабатывался соответствующий метаязык, и от общей структуры модели, исследователь останавливался на том или ином уровне обобщения конкретных содержательных отношений, наблюдаемых между словами" [Кобозева 2000: 138]. Итак, одной из основных причин расхождения в составе семантических падежей является та степень абстракции, которая положена в основу их выделения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Апресян, Ю.Д. К построению языка для описания синтаксических свойств слова / Ю.Д. Апресян // Проблемы структурной лингвистики : сборник статей. - 1972. М., 1973.

Аринштейн, В.М. Средства выражения каузативных отношений в простом предложении в современном английском языке / В.М. Аринштейн, И.Б. Левина, В.И. Кирсанов. Л., 1983.

Богданов, В.В. Семантико-синтаксическая организация предложения / В.В. Богданов. Л., 1977.

Всеволодова, М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса / М.В. Всеволодова. М., 2000.

Гак, В.Г. К проблеме синтаксической семантики : семантическая интерпретация «глубинных» и «поверхностных» структур / В.Г. Гак // Инвариантные синтаксические значения и структура предложения : доклады на конференции по теоретическим проблемам синтаксиса. М., 1969. С. 77-85.

Кобозева, И.М. Лингвистическая семантика : учебное пособие / И.М. Кобозева. М., 2000.

Кубрякова, Е.С. Падежная грамматика / Е.С. Кубрякова, Ю.Г. Панкрац // Современные зарубежные грамматические теории : сб. научно-аналитических обзоров. М., 1985. С. 68-109.

Левицкий, Ю.А. Основы теории синтаксиса / Ю.А. Левицкий. Пермь, 2003. Сусов, И.П. Семантическая структура предложения : на материале простого предложения в современном немецком языке / И.П. Сусов. Тула, 1973.

Теньер, Л. Основы структурного синтаксиса / Л. Теньер. М., 1988.

Филлмор, Ч. Дело о падеже / Ч. Филлмор // Новое в зарубежной лингвистике : сборник статей : переводы. - Лингвистическая семантика, вып. X. М., 1981. С. 369-495. Чейф, У.Л. Значение и структура языка / У.Л. Чейф. М., 1975. Anderson, J.M. The Grammar of Case / J.M. Anderson. Cambridge, 1976. Cook, W.A. Case Grammar Theory / W.A. Cook. Wash. (D.C.), 1989.

© Курсанина Е.Е., 2007

И.Л. Пересторонина, В.А. Якимов Образование женского рода существительных, обозначающих профессии

Основной грамматической проблемой французского языка в последнее время является проблема образования форм женского рода для существительных, обозначающих профессии, должности, степени, звания [Спасская: 4]. Этот вопрос является животрепещущим для Французской Академии, тем более что феминизация языка происходит под воздействием таких социальных факторов, как феминистское движение, влияние политических сил. Дело в том, что исходя их номинативной функции языка, называнию подлежит то, что существует. Из этого тезиса напрашивается вывод: отсутствие названия означает отрицание факта существования данного предмета, следовательно, отсутствие женского рода у ряда существительных предполагает обозначение мужских профессий. До середины ХХ в. дело обстояло именно так. Однако к концу столетия ситуация значительно изменилась, так как многие женщины получили доступ к чисто мужским профессиям и должностям, таким образом, возник вопрос о способах образования женского рода существительных, обозначающих профессии и должности. Отношение к данной проблеме во франкофонных странах неоднозначно. Пионером в этой области выступил Квебек, где в 1979 г. были опубликованы официальные рекомендации для администраций. По оценкам П. Бушара и его коллег из Института французского языка Квебека, по истечении двадцати лет наблюдается действительная феминизация должностей: в более, чем трех организациях из четырех названия должностей, занимаемых женщинами, имеют форму женского рода [Sciences humaines:14]. Что касается прессы, то формы la chercheure и la députée стали нормой. В Швейцарии и