CC BY
14
УДК 398.8 DOI: 10.31862/2073-9613-2021-1-366-384
ББК Ш2
К ВОПРОСУ О МНОЖЕСТВЕННОСТИ ПЕРЕВОДОВ: неисчерпаемость испаноязычных интерпретаций К *** (Я помню чудное мгновенье...)
I Т.К. Жорж
Аннотация. Когда речь идет о значимом для донора и реципиента литературном феномене, неизбежно возникает многообразие переводческих вариантов. В статье на основе проведенного сопоставительного анализа переводов на испанский язык стихотворения А.С. Пушкина К*** («Япомню чудное мгновенье...») и произведений классической романтической испаноязычной литературы предпринимается попытка определить причины появления экстраординарного количества (около 20) переводов. Стихотворение вызвало множество переводов вследствие определенной близости традициям испанской и испаноязычный поэзии. Сравнение корпуса лексики испанских и испано-американских романтиков эпохи Пушкина (Х. де Эспронседы, А. Беккера, Х. Гомес Авельянеды и др.) с текстами переводов демонстрирует факт ориентации переводчиков на романтической корпус своей литературы и продолжения изначально обозначенной линии включения поэта в национальный контекст реципиента, обильно представленный видимо аналогичными оригинальными образцами.
366
Ключевые слова: А.С. Пушкин, К*** («Япомню чудное мгновенье...»), корпусная лингвистика, переводная множественность, лингвокультура.
Для цитирования: Жорж Т.К. К вопросу о множественности переводов: неисчерпаемость испаноязычных интерпретаций К*** (Я помню чудное мгновенье...) // Преподаватель XXI век. 2021. № 1. Часть 2. С. 366-384. Б01: 10.31862/2073-9613-2021-1366-384
© Жорж Т.К., 2021
Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License The content is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License
TO THE QUESTION OF MULTIPLE TRANSLATIONS: The Infinity of Hispanic Interpretations of K *** (I Remember a Wonderful Moment...)
I T.K. George
■ Abstract. When it comes to a literary phenomenon that is significant for the donor and recipient, a variety of translation options inevitably arise. The article attempts to define the reasons for the emergence of an extraordinary number (about 20) of translations based on a comparative analysis of translations into Spanish of the A.S. Pushkin's poem K*** ("I remember a wonderful moment...") and works of classical romantic Hispanic literature. The poem caused many translations due to a certain proximity to the traditions of Spanish and Spanish-language literature. A comparison of the corpus of vocabulary of Spanish and Spanish-American romantics of the Pushkin era (J. de Espronceda, A. Bécquer, G. Gómez Avellaneda etc.) with translation texts demonstrates the fact of orientation of translators to the romantic corpus of their literature and the continuation of the originally indicated line of inclusion of the poet in the national context of the recipient, abundantly represented apparently by similar original samples.
Keywords: A.S. Pushkin, K*** ("I remember a wonderful moment..."), corpus linguistics, translation multiplicity, linguo-culture.
Cite as: George T.K., To the Question of Multiple Translations: the Infinity of Hispanic Interpretations of K *** (IRemember a Wonderful Moment...). PrepodavatelXXIvek. Russian Journal of Education, 2021, No. 1, part 2, pp. 366-384. DOI: 10.31862/2073-9613-2021-1366-384
Введение
Оригинальное литературное произведение может существовать в нескольких переводах, т. к. перевод — процесс гипотетически бесконечный в синхронии и диахронии. Уникальность, потенциальная неисчерпаемость оригинала и, как следствие, беспредельность интерпретаций значимого для донора и реципиента оригинального текста позволяет нам говорить о переводной множественности как в синхронии, так и в диахронии.
Перевод нами трактуется как воссоздание целостной системы разнородных и разнонаправленных смыслов, созданных изначально на одном языке
в рамках одной лингвокультуры средствами другой лингвокультуры, таким образом литературный перевод нами анализируется как область диалога несхожих, а во многом и разнонаправленных культурных традиций. В ходе исторического движения этого диалога иноязычный текст не только включается в национальную культуру, но и обогащает ее в виде особого варианта мировой культуры. В этой связи литературный перевод рассматривается как национальная форма интерпретации текста, свидетельство процесса самосознания переводящей литературой своей самобытности, путь к созданию национального варианта писателя-
367
368
классика (испаноговорящие Гораций, Петрарка, Пушкин); при этом немаловажное значение имеют реальные, а не декларируемые способы трансформации в иноязычной переводческой практике.
Мы изучаем корпус испаноязычных переводов стихотворения Пушкина К*** («Я помню чудное мгновенье»). В фокусе прагматики компаративный анализ стихотворения в диахроническом множестве его переводов представляется полезным для выявления лингвокульту-рологической специфики и может быть рекомендован для включения в программу по лингвокультурологии профилирующих специализаций «Перевод и переводоведение» и «Теория и практика перевода» (45.03.02, 45.04.02) для последующего развития и отработки навыков художественного перевода.
Когда речь идет о значимом для донора и реципиента литературном феномене, неизбежно возникает многообразие переводческих вариантов. Отбор, количество переведенных текстов являются своеобразными индикаторами. Статистика национального перевода показывает не только литературные тенденции страны, но и степень культурной самостоятельности реципиента, а также его открытости к другой культуре. Некоторые авторы неоднократно переводятся в одной, но редко в другой стране. Множественность переводов имеет место при наличии внутренних потребностей культуры-реципиента. Выбор произведения для перевода — это показатель степени когерентности, типологичности в развития реципиента донору. Поэтому важным оказывается такой параметр, как представленность аналогичного контекста в литературе-реципиенте.
В случае стихотворения Пушкина мы говорим не просто о многочисленных переводах, речь идет о лавине
переводов и продолжении изначально обозначенной линии включения поэта в национальный контекст реципиента, изобилующий оригинальными образцами того же порядка. Стихотворение вызвало множество переводов именно вследствие определенной близости традиции испанской и испаноязычный поэзии.
Контекст фольклорной любовной поэзии
Для понимания причин экстраординарной множественности переводов стихотворения Пушкина К*** («Япомню чудное мгновенье») необходимо обратиться к истокам испанской любовной поэзии.
Отметим, что тема зарождения любви, любовного томления, разлуки и встречи влюбленных, совершенной красоты дамы популярна уже в лирических романсах. Сходные мотивы обнаруживает и малая фольклорная форма, которая перебрала все нюансы любовного чувства, состояния влюбленной души. В лирических строфах, маленьких поэмах, сочетающих глубину подтекста с лапидарностью стиля, часто варьируется тема безответный, уходящий, прошедшей любви, любви на расстоянии.
Внимание акцентируется на описании глаз, волос, голоса идеализируемой возлюбленной. Возлюбленная традиционно отождествляется с солнцем, звездой, освещающей темный жизненный путь любящего:
... el lucerito que a mi me alumbraba ... [1] ...la luz de tu hermosura / de tus ojos. .que al sol sus rayos quitaba. Con la luz de tus ojos yo me alumbraba.
Уход возлюбленной порождает грустные раздумья, воспоминания о любви;
сердце покинутого плачет, не в силах забыть чувства:
Dentro de mi pecho
Tengo yo su imagen
Aunque me lleven al fin del mundo
No hay quien me la arranque.
Desde que tú ausentes, Sol de los soles, Ni los pájaros cantan, ni el río corre. ¡Ay amor mío! Ni los pájaros cantan, ni corre el río.
Интересно отметить столкновение высоких и низких регистров — религиозных и пародийно-комических мотивов, следствие наличия игрового начала:
Los ángeles en el cielo adoran a Dios divino, y nosotros en la tierra a las mujeres y el vino.
В народных песнях лирическая свобода самовыражения, непосредственность сочетаются с устойчивостью тем, сюжетов, типов героев, лексики. Фольклорные куплеты, очень жизнестойкие, оказали огромное воздействие на испанскую поэзию. Отдельные лексические, синтаксические клише народной поэзии сохраняются и в современной поэзии.
Контекст высокой любовной поэзии
Другая — по времени и стилю — линия развития поэзии, галантная любовная лирика, экспрессивная, эмоциональная, основанная на контрастах, становится одним из самых популярных направлений развития испанской поэзии уже в эпоху Возрождения.
Высокая любовная поэзия Испании риторической эпохи создавалась с
учетом определенных схем, многие из которых восходят к куртуазной поэзии трубадуров, повлиявшей на возникновение, развитие, репертуар тем, стилистических средств итальянской, французской, испанской поэзии.
Говоря об особенностях классической испанской любовной поэзии, отметим, что структура поэтического мира базируется на двух полюсах: поиск — встреча. Взволнованный влюбленный мечтают о возлюбленной. Во время встречи, реальной или воображаемой, влюбленный счастлив, увидев ее или услышав чудесный голос. Встреча равнозначна откровению, встрече с собой, со светом, солнцем, мудростью. Любовь ассоциируется с весной, чистым и ярким светом, озаряющим все кругом. Приход любви — начало новой жизни, пробуждение, воскрешение души:
Amor me levantó de frío y muerto, haciéndome quedar vivo y contento. <...>
El milagro fue hecho extrañamente; porque resucitando el mortal velo, resucitó también la inmortal alma. 369
Juan Boscán [2]
Любовь неотделима от вдохновения, радости творчества:
Otro tiempo lloré y agora canto: canto de amor mis bienes sosegados. Agora el amor empieza un nuevo canto. ¡Oh concierto de amor grande y gozoso.
Juan Boscán
Любовная поэзия, в соответствии с петраркистской моделью, строится на контрастах; контрастно описание душевного состояния до и после прихода любви, любовного томления, описание красоты возлюбленной, сопоставляемой с ее суровым нравом:
370
Bueno es amar, pues como daña tanto, gran gusto es querer bien, porque entristece; placer es desear, como aborrece; amor es nuestro bien, porque da llanto.
Juan Boscán
.pequeña piedad, gran hermosura, palabras blandas, condición muy dura, mirar que alegra, y vista que entristece.
Jorge de Montemayor
.Y mientras más vuestra hermosura crece, mi vista más padece.
Juan Boscán
Любовь приобретает таинственный мистический ореол: это чудо, дивный божий дар, приближающий душу любящего к сонму бессмертных; она разрушает и создает человека, наполняет его душу смыслом, помогает понять себя и окружающий мир, является ориентиром жизненного пути.
Лирический универсум разделяется на две части: мир влюбленного — мир дамы. Жизнь влюбленного мрачна в отсутствии возлюбленной, чье появление вносят новые цвета, озаряет мир. Образу влюбленного сопутствуют страдания, боль, смерть, возлюбленной — счастье, красота, свет, бессмертие. Традиционно построение лирических произведений на оппозиции: отсутствие/ присутствие, милость/презрение дамы:
Quien tiene en solo vos atesorado su gozo, y vida alegre, y su consuelo, su bienaventurada y rica suerte: cuando de vos se viere desterrado, ¡ay!, ¿qué le quedará si no es recelo, y noche, y amargor, y llanto, y muerte?
Luis de León
Por sanar de mi dolor tomo el dolor de ausencia,
porque dicen que, en presencia, suele encender el amor el fuego desta dolencia.
Juan Boscán
Поэт ведом единственным светом, струящимся из глаз возлюбленной, стоящей недосягаемо высоко. Под влиянием идей неоплатонизма поэты обожествляли, идеализировали объект страсти, рисуя образец превосходства и абсолютной гармонии. Образ дамы пунктирен, неясно очерчен. Акцент делается на описании ясных, чистых, прекрасных глаз — ojos claros, vista pura, excelente; мудрого, нежного, дивного голоса — sabio acento, dulce habla, voz divina; волосах, сравниваемых с золотом.
Поэт, восхваляя красоту возлюбленной, представляет набор риторических приемов, постоянных эпитетов, признаков и сравнений, многие из которых восходят к античной поэзии, лирике трубадуров. Традиционны образы света в ночи, сопоставление дамы с небесными светилами звездой, луной, солнцем, зарей:
¿Quién es la que rayos son sus dos ojos fulminantes. Una que, de negro, hacia fuerte competencia al Sol, y al horizonte español entre ébano amanecía. Una noche, horror del día, pues, de negro, luz le daba, y él eclipsado quedaba; un borrón de la luz pura del Sol, pues con su hermosura sus puras lineas borraba.
Lope de Vega
Часто предлагается не видимый облик возлюбленной, но реакция на него влюбленного:
En este claro sol, que resplandece, en esta perfección sobre natura. hay luz que ciega, rostro que enmudece.
Jorge de Montemayor
Любовная тема неизменно связана с утратой, потерей или презрением возлюбленной, влекущими вечный плачь, грустное одиночество, обрекающими на тяжкую опостылевшую жизнь: влюбленный скорбит, покинутый, бесприютный, ослепший без света любви во мрачной темнице, храня в сердце сладкий огонь. Уход возлюбленной подобен заходу солнца, освещавшему землю, позволявшему видеть все вокруг в истинном свете. Мотив любви-сна, миража, популярный в эпоху Возрождения, приобретает доминирующее значение в эпоху барокко, романтизма. Отчаявшийся влюбленный приходит к неверию в возможность счастья, видит в любви лишь эфемерные мираж, пустую мечту, сон:
El amor me engaña. dulce soñar y dulce congojarme Cuando estaba soñando que soñaba. Dulce gozar con lo que me engañaba. si un poco más durara el engaño.
Juan Boscán
Любовная поэзия риторической эпохи также характеризуется устойчивостью, постоянством сюжетов, типов героев, лексики. Более частотная лексика, отражающая основные сюжетные схемы, сохраняется и в современной любовной поэзии.
Романтический контекст
Стихотворение Пушкина К*** («Япомню чудное мгновенье») вызвало множество переводов вследствие определенной близости принципам испанской (и, шире, испаноязычной) поэзии.
Критики, переводчики изначально усматривают черты явного сходства стихотворения с испанской и, шире, европейской романтической традициями — структура стихотворения, система образов, тип героев, стилистические средства, контрастность, двухполюс-ность: образ влюбленного — образ дамы (идеально-абстрактной), мотив видения, концепт неотделимости любви от пробуждения к новой жизни, ощущения полноты бытия. Поэтому Пушкин как бы изначально примеривается к испанским поэтам-романтикам, среди которых отыскивается тот, с кем русский поэт имеет наибольшее количество точек соприкосновения. Такими поэтами и писателями становятся, прежде всего, Хосе де Эспронседа и Густа-во Адольфо Беккер.
Стихотворение Пушкина соотносится с самыми проникновенными романтическими творениями — Песней Терезе (El diablo mundo, 1841) Х. де Эспронсе-ды и Лунным лучом (1862) А. Беккера. Нами был проведен опрос двадцати двух носителей испанского языка с высшим гуманитарным образованием. Говоря об ассоциациях, вызываемых стихотворением Пушкина (в переводах), респонденты отметили эти произведения, выделяя характерную, чисто романтическую атмосферу и соответствующие ей сюжет, образы, эпитеты К*** («Я помню чудное мгновенье»); сравним стихотворение с фрагментом Песни (полужирным шрифтом выделяем лексемы традиционного романтического корпуса, имеющие очевидные интертекстуальные переклички со стихотворением Пушкина):
¡Una mujer! En el templado rayo
De la mágica luna se colora,
Del sol poniente al lánguido desmayo
371
Lejos entre las nubes se evapora; Sobre las cumbres que florece Mayo Brilla fugaz al despuntar la aurora,
Cruza tal vez por entre el bosque umbrío, Juega en las aguas del sereno rio [3].
Мотив видения очень распространен в испанской высокой поэзии. Популярное с времен эпохи барокко сопряжение visión — ilusión стало знаком романтической поэзии. Показателен в этом отношении лейтмотив visión в стихотворении A Él ("En la aurora lisonjera") испано-кубинской писательницы и поэтессы Х. Го-мес де Авельянеды (1814—1873), в котором в соответствии с традиционной романтической структурой (предчувствие любви — видение — воспоминания) и лексикой описывается эмоциональное состояние влюбленной души, которой явилось видение (нами выделяются лексемы романтического корпуса):
<.>Y trémula, palpitante, en mi delirio extasiada, miré una visión brillante, como el aire perfumada, como las nubes flotante.
372
Ante mi resplandecía como un astro brillador, y mi loca fantasía al fantasma seductor tributaba idolatría. <...>
¿Qué ser extraño era aquel? ¿era un ángel o era un hombre? ¿era dios o era Luzbel.? ¿mi visión no tiene nombre? ¡ahí, nombre tiene. ¡era Él! <.>
Del genio la aureola, radiante, sublime,
ciñendo contemplo tu pálida sien, y al verte, mi pecho palpita y se oprime... [4]
Многие поэты в эпоху романтизма создают адресованные объекту страсти элегии-воспоминания с аналогичной схемой развития. Сравнение со стихотворением Антонио Гарсии Гутьерреса (1813-1884) А.С.М. (1840) наглядно демонстрирует типологию феномена и разницу между конкретными стилями (русского поэта и испанской романтической поэзии, тесно связанной с барокко). Испанский поэт, опираясь на традиционный корпус любовной лексики, разрабатывает неизменную романтическую схему: мрачное одиночество, приход любви, что равноценно началу новой жизни: «Жизнь, в тягостной усталости в глухих потемках...зачерствевшее, бесстрастное, пресытившееся сердце... душа просыпается ото сна, но, не видя света, вновь погружается во мрак дремоты... ей не хватает света чувства, любви... Так в холодных проклятиях Луны и Солнца проходят прекрасные дни молодости... Приход любви, явление возлюбленной, ставшей ангелом надежды, освобождает истерзанную гибнущую душу, которая возрождается, свежая и счастливая, вновь мечтая и веря в радость и счастье, к новому бытию»1. В тексте выделяем лексемы романтического корпуса, привносящие барочную стилистику и заостряющие контрастность в изображении душевного состояния до и после прихода любви. Лирический герой восклицает (в соответствии с романтическими канонами):
Надежды! Любовь! Цветы души!
Вернитесь, неся чистую надежду;
и вновь оживите, и успокойте
мое беспокойное увядшее сердце2.
Выраженность интертекстуальной переклички А.С.М. со стихотворением
2 Перевод наш - Т.Ж. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ
1 / 2021
Era C *** un tiempo en que mi vida Con penoso cansancio se arrastró, Y por su misma inercia entumecida En tenebrosa obscuridad vivió.
El yerto pecho de pasión vació, Seco del llanto el hondo manantial, Pasé mi vida de indolente hastío En esa calma al corazón fatal.
Mil veces de este sueño perezoso Avergonzada el alma despertó, Más ahogada en su centro tenebroso Sin luz ni ambiente a dormitar volvió.
Y así maldije el sol que iluminaba De otros hombres felices el placer,
Y maldije la luna que alumbraba, La indolente vergüenza de mi ser.
Y en mis delirios, insensato, impío Del Dios de los destinos blasfemé;
Pero tu amor calmó mi desvarío
Y tú fuiste el ángel de mi fe.
Ya no maldigo el sol: ya de la luna Me agrada ver el lívido fulgor, Sin que acose mis sueños, importuna, Sombra fatal de ceño aterrador.
Faltábale la luz del sentimiento, faltábale el ambiente del amor, y en la dura prisión de su tormento,
la paz del sueño prefirió al dolor.
Me siento renacer y en otra vida Sembrada de ilusiones de placer, Ya se dilata el alma adormecida, Fresca y gozosa con su nuevo ser.
Así pasaron los hermosos días Que ornaron mi primera juventud, Llena la mente de ilusiones frías Negando el sentimiento y la virtud.
Y fuiste tú la que a mi pecho triste Hizo el contento por mi bien tornar
Y un alma desgarrada redimiste
Que iba la muerte en su tormento a hallar.
¡Esperanzas! ¡Amor! ¡Flores del alma!
Volved con vuestra cándida ilusión; Y otra vez inundad de vida y calma Mi agitado y marchito corazón [5, c. 38].
Пушкина очевидна; принимая во внимание дату создания и факт не просто владения Гарсией Гутьерресом французским языком (как известно, сыгравшим роль посредника в русско-испанском переводе), но и осуществления им переводов с французского, представляется возможным говорить о (частичном) парафразе произведения русского поэта (во времена доминирования позиции непереводимости лирики А.С. Пушкина).
Романтический корпус
Такова ситуация в развитии любовной поэзии, в которую попадает стихотворение Пушкина. Ввиду свойственного
испанской литературе традиционализма [6, c. 66], постоянного возвращения к классическим темам, переосмысления традиционных мотивов, что особенно проявляется в поэзии XX века, мы можем выделить (на основе вышеуказанных произведений Х. де Эспронседы и А. Беккера [7]) корпусы значимых для романтизма тематических полей.
Тематическое поле «обретение возлюбленной»:
• alegría; ansia (ardiente), ansiedad, ansioso; amor (inefable), enamorado; encanto, esperanza; impaciencia; deseo; juventud; ventura; dulzura, dulce (canto, ruiseñor, voz, anhelo, goce, esperanza); deleite, delicia, delicioso; ternura; caricia;
373
dicha, dichoso; feliz; placentero; ardiente (el corazón);
• suave/ suavísimo; hermosura, hermoso (mundo); beldad, belleza; galanura; rosa (temprana); flor (delicada); armonioso (acento);
• embriaguez, delirio, éxtasis, extático, magia, sueño, ensueño, imagen ilusoria, ilusión, fantasía (inocente, rica), mentida ilusión de la esperanza, imagen peregrina, brillo fugaz, eco;
• celebrar, inspirar, exaltar, adorar, soñar, encender el alma/ el espíritu/ anhelo, iluminar, destellar, sonreír;
• pureza, puro/ purísimo (amor, sentimiento, fe, alma, nieve), sentimiento (misterioso, santo, noble), cristalina esfera, santa (diosa, santa), sacra ninfa, luz (querida), blanco lucero, angélica, ángel (de luz, caído), alas (de amor), tersa frente, cielo, celestial ternura, divino (ilusión divina), voz secreta, desprendida estrella, Edén, argentada raya, el templado rayo de la mágica luna, vuelo, remontarse al cielo, gloria, esplendor, canto, músicas sonoras, esperanza de futura gloria; aurora, aura, sol, Mayo, nube; cándido, blanco, azul.
Тематическое поле «потеря возлю-374 бленной»:
• solo, perdido, solitario, vago, cruel (el mundo);
• umbrío, desierto, tormenta, eterno manantial de llanto, desconsuelo, lágrimas, amargura, tristeza (amarga), triste (soledad, recuerdos/ memorias del placer/ cielo perdido/ fantástica quimera), alma alborotada, corazón (herido, desesperado, desierto, árido, sin ilusiones), agonía (histérica), gemido (de amargura), quebranto, pena (penoso), duelo eterno, dolor oculto / profundo, infierno, oscuridad, tumba, memoria, los pesares (intensos), punzante frío, ausencia, impetuoso torbellino, penas, tormento, suspiros angustiosos, infernal tortura, nudos dolorosos, olvido,
muerte, recuerdo de amor que nunca muere, lastimero quejido, aislamiento, bulli-cio/ ruido del mundo;
• llorar, lamentar la desaparición de las horas de "juventud, amor y ventura", buscar en vano, perder el celestial encanto, azotar con violenta cólera.
Переводная множественность
Стихотворение А.С. Пушкина существует в испаноязычных лингвокульту-рах в многочисленных конкурирующих переводах с нередкими заимствованиями / совпадениями. Нами были рассмотрены 16 и отобраны для анализа 13 переводов стихотворения, охватывающие период 75 лет (Fiódor Kelin, César Arconada [8]; Samuel Feijóo, Nina Bulgákova [9]; María Francisca de Castro Gil [10]; César Astor [11]; César Astor, Ignacio Brey [12]; Farid Fernández Fasla [13]; Alonso Eduardo Luengo [14]; Víctor Toledo [15]; Víctor Gallego Ballestero [16]; Alfredo Caballero Rodríguez [17]; Cristina Casals [18]; Mario A. Buela [19]3). Представляется интересным и включается в анализ один (из найденных четырех) анонимный перевод [20]4. В приводимых текстах полужирным шрифтом выделена лексика традиционного романтического корпуса и тоном — лексика, способствующая завышению стилистического регистра оригинала. Как видно из переводов, основная их направленность — усиление свойственной стихотворению Пушкина контрастности. Привносятся красочные метафорические определения: милые черты превращаются в лик прекрасный, как весна /любимый лик (rostro de Abril/ amada faz), нежный голос — в небесный (celestial) голос. Обожествление достигается сопоставлением дамы (el genio inmortal) со светилами и введением сакральной лексики: лучезарная
A.P. Kern
3 Yo bien recuerdo aquel divino instante: Frente a mi apareciste en tu pureza Como fugaz visión de la luz brillante, Como el genio inmortal de la belleza.
En exilio pasaba la confusa
Lentitud de mis días de dolor,
Sin Dios, ni inspiración, ni dulce Musa;
Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
En las ansias de la tristeza eterna
Como en la vanidad de los empeños, Me sonó largo tiempo tu voz tierna,
Y tu rostro de abril veía en sueños.
Y pasaron los años. Y con ellos el viento Disipó las antiguas ilusiones.
Yo olvidé tu voz tierna y el portento Querido y celestial de tus facciones.
Y al alma volvió entonces un despertar
amanecer. De nuevo tu surgiste delante mi tristeza, Como fugaz visión de la luz brillante Como el genio inmortal de belleza.
Y una embriaguez el corazón acusa. Para él surge de nuevo con calor Inspiración, y Dios, y dulce Musa; Las lágrimas, la vida y el amor [8].
A K...
Me acuerdo de un instante misterioso.
Ante mí apareciste
Como visión efímera,
Como un genio de la belleza pura.
En el destierro de oscuras prisiones Se arrastraban serenos mis días Sin diosa ni inspiración, Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Entre las angustias de la nostalgia
desesperada, Entre las inquietudes de una ruidosa
vanidad,
Aún escuchaba tus acentos tiernos, Aún ensoñaba tu visión querida.
Pasaron años. El golpe de las tormentas Barrió aquel tiempo del antiguo sueño; Olvidé tu acento tierno, Tus facciones celestes.
Pero al alma llegó un amanecer; He aquí: de nuevo surges, Como visión efímera, Como un genio de la belleza pura.
Late mi corazón en vivo hechizo; Otra vez para él resucitaron La diosa y la inspiración Y la vida y las lágrimas y Amor [9].
375
A Ana Kern
Recuerdo aquel maravilloso instante: te encuentras a mi lado como una fugitiva aparición, como el genio que encarna la belleza.
Entre las sombras del exilio mis días han pasado silenciosos, sin dioses ni entusiasmado, sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Entre el tormento de un corazón sin esperanzas y las ansias de locas vanidades escuché largamente tu voz dulce y he soñado tus rasgos, tan queridos.
Los años han huido. Las tormentas disiparon los sueños del pasado, y me olvidé de tu voz dulce, y me olvidé de tus celestes rasgos.
Mi corazón ha despertado: ante mí estás de nuevo como una fugitiva aparición, como el genio que encarna la belleza.
Embriagado palpita el corazón
y de nuevo renacen para él
los dioses y entusiasmos,
las lágrimas, la vida y el amor [10].
Recuerdo un delicioso instante: Cual una efímera visión, Apareciste tú, radiante,
Y hermosa como la ilusión.
Sumido en penas y amargura, Entre el bullicio mundanal, Soñaba yo en tu imagen pura, Tu voz oía, celestial.
La vida, tormentosa y dura, Mis sueños disipó, fatal,
Y así olvide tu imagen pura, Tu voz tan dulce, celestial.
En mi destierro, cada día Penaba, lleno de dolor; Sin Dios, sin vida me afligía, Sin estro, lágrimas ni amor.
Mi alma despertó, vibrante:
De nuevo, cual fugaz visión, Apareciste tú, radiante
Y hermosa como la ilusión.
Y mi excitado corazón De nuevo late con fervor, Pues tiene vida, inspiración, Dios, estro, lágrimas y amor [11].
***
Recuerdo un milagroso instante: Cual una efímera visión, Apareciste tú, radiante Y hermosa como la ilusión.
En las angustias y amargura, En el bullicio mundanal, Soñaba con tu imagen pura,
Tu voz se oía celestial.
En mi destierro, cada día Penaba, lleno de dolor; Sin Dios, sin vida me afligía, Sin estro, lágrimas ni amor.
Mi alma despertó vibrante: De nuevo, cual fugaz visión, Apareciste tú, radiante Y hermosa como la ilusión.
376
Una tormenta, en su locura, Mis sueños disipó al final. Y así olvidé tu imagen pura, Tu voz de acento celestial.
Y ahora el corazón cantante De nuevo late con fervor, Pues tiene vida palpitante, Dios, estro, lágrimas y amor [12].
Recuerdo aquel maravilloso instante:
Te apareciste ante mí,
Como una visión efímera,
Como un genio de pura hermosura.
En el tormento, tristeza sin esperanza, En la angustia, tumultuosa agitación,
Resonó largo tiempo tu dulce voz
Y soñé con un semblante querido.
Pasaron los años. Una rebelde ráfaga
de temporal
Disipó los viejos ensueños,
Y olvidé tu dulce voz,
Y tu cara celestial.
En algún sitio perdido, recluido en tinieblas Se alargan silenciosamente mis días Sin divinidad, sin inspiración, Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Mi alma comenzó a despertar: He aquí que tú apareciste de nuevo, Como una visión efímera, Como un genio de pura hermosura.
Y el corazón late deliciosamente,
Y él de nuevo resucitó,
Y divinidad, e inspiración.
Y vida, y lágrimas, y amor [13].
A... (Kern)*
Recuerdo aquel instante prodigioso
en el que apareciste frente a mí, lo mismo que una efímera visión igual que un genio de belleza pura.
En mi languidecer sin esperanza, en las zozobras del ruidoso afán, tu tierna voz se oyó en mi largo tiempo y soñaba con tus divinos rasgos.
Transcurrieron los años. La agitada tormenta dispersó los viejos sueños y al olvido entregué tu tierna voz así como tus rasgos celestiales.
A K...
Recuerdo aquel mágico instante: Apareciste frente a mí Como visión fugaz Cual genio de la belleza pura.
En la angustia opresora de la desesperanza En la zozobra del trajín escandaloso
Largo tiempo resonó tu dulce voz
Y soñé tus líneas armoniosas.
Pasaban los años. Tormenta de rebeldes Temporales los sueños ahuyentó
Y olvidé tu cariñosa voz Tus líneas celestiales.
A ***
Recuerdo el mágico instante:
Apareciste ante mí,
Como una fugaz visión,
Como un genio de sublime belleza.
En los tormentos de la desesperada tristeza, En las zozobras de la ruidosa vanidad, Resonaba la ternura de tu voz
Y el sueño de tus caros rasgos me mostraba.
Los años pasaron. El ímpetu rebelde
de las tormentas Dispersó mis antiguos sueños,
Y olvidé la ternura de tu voz, Tus sublimes rasgos.
En cautiverio oscuro y tenebroso mis días en silencio se arrastraban, sin la deidad y sin la inspiración, sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Mas ahora que el despertar llegó a mi alma, y de nuevo apareces ante mí, lo mismo que una efímera visión igual que un genio de belleza pura.
Y el corazón me late arrebatado porque en él nuevamente resucitan La inspiración y la divinidad y la vida, y el llanto y el amor [14].
En la espesura lóbrega de la prisión Mis días silenciosos se estiraban Sin la divinidad o inspiración Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
El alma un día se despertó:
Y otra vez apareciste tú Como visión fugaz
Cual genio más puro de belleza.
Pulsa encantado el corazón
Para él nacieron otra vez Divinidad e inspiración
Y vida y lágrimas y amor [15]. ^
En la soledad y negrura del confinamiento Mis días se arrastraban en silencio, Ya sin inspiración y sin fe, Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Mi alma despertó de nuevo:
Y otra vez apareciste tú, Como una fugaz visión,
Como un genio de sublime belleza.
Y late embriagado el corazón,
Y resurgen de nuevo para él La inspiración y la fe,
La vida, las lágrimas y el amor [16].
A ***
Recuerdo aquel sublime instante: cual una efímera visión apareciste tú, radiante, puro ideal de mi ilusión.
Entre congojas, desolado, en el bullicio y el bregar, tu tierna voz oí extasiado, tu amada faz creí soñar.
Pasaron años. Inclemente, nos separó furioso temporal; y fui olvidando lentamente tu tierna voz, tu rostro celestial.
Sumido en el silencio, cruel castigo, mis días transcurrían sin vigor, sin dulce inspiración -¡es Dios testigo! -sin vida, lágrimas ni amor.
Mas hoy mi alma ha renacido: cual una mística visión de nuevo tú has aparecido, puro ideal de mi ilusión.
Y late el corazón, enardecido, a penas y amarguras, digo adiós: la inspiración contigo ha resurgido, renacen lágrimas, vida, amor...¡y Dios! [17]
378
Recuerdo el maravilloso instante:
apareciste ante mí como una visión fugaz, como un genio de belleza pura.
En la angustia de la triste desesperación, en la alarma de la estrepitosa agitación,
sonó largamente una voz suave y aparecieron tus dulces rasgos.
Pasaron los años. Una tempestad
de agitados arrebatos dispersó los sueños del pasado, y olvidé tu suave voz y tus rasgos celestiales.
En la espesura, en la oscuridad
de la reclusión, pasaban lentamente mis días,
sin misticismo, sin inspiración, sin vida, sin amor.
Pero mi alma comenzó a despertar, y de nuevo apareciste tú, como una visión fugaz, como un genio de belleza pura.
Y mi corazón late extasiado, y para él resucitaron de nuevo el misticismo, la inspiración, la vida, las lágrimas y el amor [18].
Para K.
Recuerdo el mágico instante:
En que apareciste ante mí, Como una visión errante, Como genio de pura belleza.
En la angustia de la pena sin esperanza, En las zozobras de la ruidosa mundanidad,
Tu dulce voz resonaba en mí pegadiza,
Y en el sueño evocaba las facciones amadas.
Los años pasaron entre agitadas ráfagas Disipando las ilusiones pasadas, Olvidé de tu voz la dulzura
Y tus rasgos celestiales.
Aislado, en tinieblas preso y confinado Pasaban mis días en silencio, Sin deidad, sin inspiración, Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Cuando el alma comenzaba a renacer: He aquí que apareciste tú, Como una visión seductora Como genio de pura belleza.
Y extasiado palpita el corazón,
Y reviven de nuevo en él
La divinidad, la inspiración, La vida, las lágrimas y el amor [19].
En la soledad de sombría reclusión Pasaban mis días silenciosamente,
Sin una deidad, sin inspiración, Sin lágrimas, sin vida, sin amor.
Llegó a mi alma un nuevo despertar Y nuevamente apareciste tú, Como una efímera visión, Como un genio de belleza pura.
Mi corazón torna ebrio a latir, Y siento que renacen en él La deidad, la inspiración, Vida, lágrimas y amor [20].
Dedicado a ***K
Recuerdo bien aquel mágico instante: Frente a mi apareciste radiante, Como una efímera visión, Como un genio de belleza pura.
Fatigado por una desesperada tristeza, Sofocado por el bullicio del mundo, Tu dulce voz en mí sonó por largo tiempo, Y en mis sueños veía tu rostro divino.
Pasaron los años. La violenta tormenta Del destino arrasó mis viejos sueños, Y olvidé tu dulce voz, y se perdieron Para mí tus suaves rasgos celestiales.
4
(radiante), сверкающий свет (luz brillante); божественный (divino), чистый, совершенный (puro) и т. д. Параллельно подчеркивается трагедийность и эфемерность жизни (жизнь-сон) в отсутствии видения и мистицизм видения (mística/ efímera visión, visión errante, el misticismo, misterio, prodigio). Мотив пробуждения к новой жизни, широко распространенный в Испании со времен Возрождения, в переводах также хранит память романтической условности. Так очерчивается романтическое двоемирие. В более отдаленных во временном отношении переводах сильнее звучит романтический голос самого переводчика, есть даже добавления от себя: истолковываются, поясняются отдельные фразы оригинала, расставляются акценты:
.y he soñado tus rasgos, tan queridos.
(M.F. de Castro Gil)
.vida, inspiración,
Dios, estro, lágrimas y amor. (C. Astor)
Если сделать структурную разбивку строф с точки зрения лексического корпуса, то становится очевидным,
что испаноязычные переводчики К*** «Япомню чудное мгновение» имели в виду эту драматическую основу своих романтических произведений:
1 строфа (первая встреча-видение):
• (recuerdo): aquel instante (prodigioso/ sublime/ mágico/ delicioso/ milagroso/ divino/ maravilloso/ misterioso);
• (como): una visión/ aparición (efímera /errante/ fugaz/ fugitiva, de la luz brillante);
• (como): ilusión/ genio/ ideal; inmortal, radiante, de belleza, sublime, puro, de pura hermosura, que encarna la belleza, en tu pureza.
2 строфа (воспоминания о видении):
(жизнь):
languidecer, penas, fatiga, tormento, angustia (de la pena/ triste desesperación/ opresora), amargura, nostalgia (tristeza) desesperada, desesperanza (sin esperanza), ansias (inquietudes) de la tristeza eterna (loca/ ruidosa vanidad), alarma de la estrepitosa (tumultuosa) agitación, congojas, zozobras, sofoco, ruidoso afán (ruidosa mundanidad/ vanidad), bullicio (mundanal),
379
380
bregar, trajín escandaloso, vanidad de los empeños;
(видение):
• (oía tu voz): tierna /dulce (pegadiza)/ celestial.
• (soñaba con): rostro (divino) de abril/ amada faz/ divinos rasgos (dulces, caros, tan queridos) / facciones amadas/ semblante querido/ líneas armoniosas/ imagen pura/ visión querida.
3 строфа (жестокость жизни — забвение видения):
• viento, tormenta, ráfaga, tempestad, temporal (agitado, violento, en su locura, rebelde, furioso); golpe/ arrebatos /ímpetu rebelde (de las tormentas); tormentosa y dura (la vida);
• dispersar/ disipar/ ahuyentar/ barrer/ arrasar (viejos/antiguos sueños/ensueños (del pasado), ilusiones (antiguas, pasadas); separar;
• (olvidar): dulce (suave /tierna/ cariñosa) voz (ternura de la voz/ acento tierno); rostro/ cara celestial (portento queri-do/ (dulzura de) rasgos/facciones suaves/ sublimes/ celestes/ (líneas) celestiales), imagen pura.
4 строфа (вдали от видения):
• cautiverio, exilio, destierro, algún sitio perdido, reclusión, silencio, castigo, prisión, espesura, oscuridad, tinieblas, sombras, soledad, negrura, confinamiento (cruel, oscuro, tenebroso, lóbrego, sombrío);
• (yo): aislado, preso, confinado, recluido (en tinieblas);
• (días): se arrastraban, se estiraban, se alargaban, transcurrían, pasaban (en silencio, sin vigor); (él) penaba (lleno de dolor);
• (sin): deidad/ divinidad/ fe/ misticismo; inspiración/ estro/ entusiasmado/ dulce Musa; lágrimas/ llanto; vida; amor.
5 строфа (пробуждение — вторая встреча):
• (mi alma): se despierta (vibrante), llega el despertar (amanecer) / ha renacido (comienza a renacer)
• (como): visión (fugaz, mística, efímera, seductora, radiante, de la luz brillante) /fugitiva aparición
• (como): genio (inmortal, puro, de pura hermosura/ belleza (pura, sublime); ideal; ilusión.
6 строфа (воскрешение):
• (corazón): late/ palpita/ pulsa; arre-batado/ enardecido/ extasiado/ encanta-do/ excitado/ cantante / embriagado; con fervor, embriaguez; en vivo hechizo;
• renacen, resucitan, surge, resurgen;
• inspiración/ estro/ entusiasmos; Dios/ dioses/ diosa /divinidad; vida (palpitante); lágrimas/ llanto; amor.
С точки зрения количественной в переводах наиболее частотны следующие лексемы (входящие в корпус романтической поэзии):
• vida — 28
• amor — 26
• aparecer (aparición) — 25
• visión — 25 (efímera 11, fugaz —10, mística, errante, seductora, querida)
• voz — 24 (dulce 10, tierna 8, celestial 4)
• lágrimas — 24
• inspiración — 21
• puro/ pura/ pureza — 21
• genio — 20
• dios/ diosa/ dioses — 12; + deidad — 4
• corazón — 15
• celestial/ celeste — 14
• dulce / dulzura — 14
• instante — 13 (maravilloso 4, mágico 3, prodigioso, sublime, delicioso, milagroso, divino, misterioso)
• recordar (recuerdo) — 12
• alma — 12
• efímero — 11
• tormento/ tormenta — 11
• fugaz — 10
• divino/ divinidad — 9
• latir — 9
• silencio — 8
• ilusión — 8
• hermoso/ hermosura — 6
• radiante — 6
• oscuro, oscuridad — 6
Сравнительный анализ наиболее частотной лексики переводов и испанского романтического корпуса показывает высокий процент совпадения (70—84%), из чего можно заключить, что корпус рассматриваемых переводов являет пример включения стихотворения в романтический контекст.
Разнонаправленность интенций переводов оригиналу
В отличие от Пушкина, в испанской поэзии и прозе находят наиболее полное выражение романтическое двоеми-рие, пессимистическая концепция любви: реализация мечты — путь не к гармонии, но к ее гибели, любовь — самое высокая иллюзия, а потому тем тяжелее расставание. Пушкину же, как известно, свойствен не контраст, но синтез несовместимого. Русский поэт утверждал идеал гармоничности жизни, в которой несовершенное, будничное не уничтожает прекрасное. Оптимистическое разрешение контрастных состояний, которому не мешали ни несовершенство общества, ни личной жизненный опыт, дает сочинением поэта гармоничность равновесия.
Несмотря на тот факт, что рассматриваемые переводы имеют значительный хронологический разброс, они характеризуются эпизодическим совпадением фрагментов. Здесь представляется скорее возможным говорить
не только о взаимном лексическом изоморфизме, сколько о параллелизме в организации лексического состава текстов переводов в отношении корпуса собственной романтической лирики. То есть сходство в рамках самих переводов может быть случайным или следствием заимствования, но все переводы равно ориентируются и демонстрируют более или менее явственно выраженное тождество — образы, определения и словосочетания — в отношении корпуса классических текстов испанской любовной поэзии эпохи Пушкина. Происходит процесс моделирования текста с оглядкой на собственного читателя, подключения стихотворения чужого поэта к контексту своей романтической поэзии, а соответственно, и к корпусу своей традиционной романтической лексики.
В данном случае ранние переводы — подключившие Пушкина к хорошо известному уже романтическому течению — в достаточной степени стали своеобразным источником вдохновения для последующих переводчиков. Характеризуя линию переводов любовной лирики Пушкина, отметим, что переводческая практика фактически не изменила свой фокус в диахронии. И этот факт оказывает определяющее воздействие на восприятие Пушкина современными переводчиками, создавая до определенной степени языковой стилистический барьер, предопределяющий и блокирующий иные потенциальные ракурсы восприятия культурой-реципиентом этого произведения, в высшей степени репрезентативного для культуры-донора.
Непереводимость лирики, о которой начали говорить практически одновременно с появлением первых прозаических переводов, выполненных главным
381
382
образом через французские переводы, переходит в условную относительную пе-реводимость, базирующуюся на корпусе романтической лексики реципиента. Поэтому барьер — процент непереводимости остается достаточно высоким, говоря не о фабуле, но о многомерности и комплексности — при всей лапидарности — мотивики.
Смысл, закладываемый автором, априори не когерентен ни смыслу, который воспринимает и передает переводчик, ни смыслу, который воспринимает в конечном итоге реципиент. В этой связи особо значимым является культурологический контекст.
В данном случае речь идет не просто о повторности или множественности, но об исключительном случае наличия почти двух десятков (известных только) переводов. Очень интересный факт выбора именно этого стихотворения для многочисленных переводов мог бы быть объяснен изначальным узнаванием мотивов как «своих» романтических в ситуации разработанности и неизменной разрабатываемости видимо аналогичных феноменов культурой-реципиентом.
Читатель, несущий в памяти классический литературный стиль, легко декодирует посыл переводчика, являющегося одновременно создателем (воссоздателем) и адаптером. Как мы видим, большинство переводов Пушкина, реконструируя оригинальное произведение, увековечивает свою собственную традицию. Получается, таким образом, что произведение иностранной литературы является объектом познания, но и одновременно — и не в меньшей степени — зеркалом, в котором рецептор (переводчик, издатель, читатель) ищет и обнаруживает свое собственное отражение.
Выводы
Переводчикам, использующим стилистические приемы испанской высокой поэзии (метафоры, аллегории, пышные барочные эпитеты и сравнения), не удается воссоздать точность и лаконизм характеристик Пушкина, гармонию сочетания нейтрального и высокого стилей. Завышая стиль философской рефлексии поэта, переводчики тем самым усиливают, в соответствии с барочной, а затем и романтической традициями, противопоставление, контраст жизни и ее отражение в сознании индивида. Так очерчивается романтическое двоемирие.
Трудности при передаче стилистических особенностей языка Пушкина углубляются и тем, что граница высокого и низкого стилей в языках не совпадают. Анализируемые переводы в разной степени завышают стилистический тон оригинала. Наиболее высокий стиль приобретают переводы, чьи авторы абстрагировались, насколько это возможно, от основных тенденций развития современной испаноязычной поэзии, ориентировались в большей степени на образцы высокой классической любовной поэзии, стремились к максимальной точности воспроизведения формальных особенностей оригинала. Характерно, что переводчиков более всего и привлекают стихотворения Пушкина с контрастными эмоциями, особенно те из них, которые уже имели длительную историю противопоставления в испаноязычных литературах.
Используя устойчивый набор — в его романтическом варианте — лексических, риторических, структурных формул, бытующих в испанской любовной поэзии с эпохи Возрождения, переводчики возвращаются, если читать испанский текст русским взором, к символическим образом Жуковского, придавая
таинственно-мистическую окраску встрече поэта с дамой, то есть речь идет о переводческой адаптации к ценностям целевой аудитории; пример же переводов этого стихотворения как нельзя наглядней демонстрирует, что межлитературная рецепция, характер трансформаций переводного произведения в немалой степени зависит от устоявшихся
представлений. Таким образом, в переводе отражается не столько индивидуальный стиль переводчика, сколько стиль литературной эпохи: «.каждая эпоха давала переводчикам свой собственный рецепт отклонений от подлинника, причем их современникам именно в данных отклонениях и чудилось главное достоинство их перевода» [21, с. 109-110].
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Cancionero popular español / сост. Малиновская, Н.Р.; Гелескул, А.М. М.: Радуга, 1987. 672 с.
2. Biblioteca virtual Miguel de Cervantes. URL: http://www.cervantesvirtual.com/ (дата обращения: 29.11.2020).
3. Espronceda, José de. Poesías completas. Barcelona: Bruguera, 1976. 444 р.
4. Poemas editados. Gertrudis Gómez de Avellaneda. URL: http://www.poesiagrupocero.com/ seleccion/editados/2002/abril2002.htm (дата обращения: 07.01.2021).
5. García Gutiérrez, Antonio. Poesías. Madrid: imprenta de Boix, ed., 1840.
6. Менендес Пидаль, Р. Избранные произведения: Испанская литература средних веков и эпохи Возрождения / сост. К.В. Цуринов, Ф.В. Кельин. М.: Издательство иностранной литературы, 1961. 772 с.
7. Bécquer, Gustavo Adolfo. El rayo de luna / Obras completes / edición especial del centenario a cargo de los catedráticos Da Ángeles Cardona de Gibert y D. Juan Alcina Franch. Barcelona Bogotá Buenos Aires Caracas México: Editorial Bruguera, S.A., 1970. Р. 129-145.
8. Kelin, Fiódor, Arconada, César M. A.P. Kern // La literatura internacional, 2. Madrid, 1945.
9. Feijóo, Samuel; Bulgákova, Nina. Poetas rusos y soviéticos. La Habana, 1966.
10. Castro Gil de, María Francisca. Los poetas rusos del siglo XIX. Antología y traducción. Madrid, 1967.
11. Astor, César. Recuerdo un delicioso instante // Las mejores poesías rusas. Barcelona, 1985.
12. Astor, César; Brey, Ignacio. К *** // Literatura soviética. Moscú, 1, 1987.
13. Fasla, Farid Fernández. Recuerdo aquel maravilloso instante // Ciclo Música para tres poetas / Cultural Rioja. Logroño, Fundación Juan March, 1995.
14. Luengo, Alonso Eduardo. Alexandr Pushkin. Antología lírica. Madrid: Hiperión, 1999.
15. Toledo, Víctor. A K... URL: https://buenosairespoetry.com/2019/11/20/pushkin-trueno-de-canon-victor-toledo-ensayo-traducciones/ (дата обращения: 07.01.2021).
16. Gallego Ballestero, Víctor. Aleksandr Pushkin. Madrid: Gredos, 2005.
17. Caballero Rodríguez, Alfredo. A ***// Poemas. Alexander Pushkin / Colección Poesía del Mundo. Serie Clásicos / Selección y cotejo de Verónica Spasskaya / Ministerio del Poder Popular para la Cultura. Caracas: Fundación Editorial el perro y la rana, 2007. P. 31-32. URL: https://escueladeruso. com/wp-content/uploads/2015/09/Pushkin-Aleksandr-Poemas.pdf (дата обращения: 07.01.2021).
18. Casals, Cristina. Pushkin. Doce poemas de amor, 2008. 38 р.
19. Buela, Mario A. Para K... Buenos Aires, 2014. URL: http://www.deabedulesyombues.com.ar/ (дата обращения: 07.01.2021).
20. Dedicado a ***K. URL: https://www.laclecultural.com/poemas-a-pushkin/ (дата обращения: 07.01.2021).
21. Чуковский, К.И. Искусство перевода. М.-Л.: Academia, 1936. 232 c.
383
384
REFERENCES
1. Cancionero popular español, comp. Malinovskaya, N.R., Geleskul, A.M. Moscow, Raduga, 1987, 672 p.
2. Biblioteca virtual Miguel de Cervantes. Available at: http://www.cervantesvirtual.com/ (accessed: 07.01.2021).
3. Espronceda José de. Poesías completas. Barcelona, Bruguera, 1976, 444 p.
4. Poemas editados. Gertrudis Gómez de Avellaneda. Available at: http://www.poesiagrupocero.com/ seleccion/editados/2002/abril2002.htm (accessed: 20.11.2020).
5. García Gutiérrez Antonio, Poesías. Madrid, imprenta de Boix, ed., 1840, pp. 37-38.
6. Menéndez Pidal R. Izbrannyeproizvedeniya: Ispanskaya literatura srednih vekov i epohi Vozrozh-deniya [Selected Works: Spanish Literature of the Middle Ages and the Renaissance], comp. K.V Curinov, F.V Kelin. Moscow, Izdatelstvo inostrannoj literatury, 1961, 772 p. (In Russ.)
7. Bécquer Gustavo Adolfo. El rayo de luna, Obras completes, edición especial del centenario a cargo de los catedráticos Da Ángeles Cardona de Gibert y D. Juan Alcina Franch. Barcelona, Bogotá, Buenos Aires, Caracas, México, Editorial Bruguera, S.A., 1970, pp. 129-145.
8. Kelin Fiódor, Arconada César M. A.P. Kern, La literatura internacional, 2. Moscow, 1945.
9. Feijóo Samuel, Bulgákova Nina. Poetas rusos y soviéticos. La Habana, 1966.
10. Castro Gil de María Francisca. Los poetas rusos del siglo XIX. Antología y traducción. Madrid, 1967.
11. Astor César. Recuerdo un delicioso instante. Las mejores poesías rusas. Barcelona, 1985.
12. Astor César; Brey Ignacio. K ***, Literatura soviética Moscú, 1, 1987. p. 128.
13. Fasla Farid Fernández. Recuerdo aquel maravilloso instante. Ciclo Música para tres poetas, Cultural Rioja, Logroño, Fundación Juan March, 1995, p. 35.
14. Luengo Alonso Eduardo, Alexandr Pushkin, Antología lírica. Madrid, Hiperión, 1999.
15. Toledo Víctor. A K... Available at: https://buenosairespoetry.com/2019/11/20/pushkin-trueno-de-canon-victor-toledo-ensayo-traducciones/ (accessed: 07.01.2021).
16. Gallego Ballestero Víctor. Aleksandr Pushkin. Madrid, Gredos, 2005.
17. Caballero Rodríguez Alfredo. A ***, Poemas. Alexander Pushkin, Colección Poesía del Mundo. Serie Clásicos, Selección y cotejo de Verónica Spasskaya, Ministerio del Poder Popular para la Cultura. Caracas: Fundación Editorial el perro y la rana, 2007, pp. 31-32. Available at: https://escueladeruso. com/wp-content/uploads/2015/09/Pushkin-Aleksandr-Poemas.pdf (accessed: 07.01.2021).
18. Casals Cristina. Pushkin. Doce poemas de amor. 2008, 38 p.
19. Buela Mario A. Para K... Buenos Aires, 2014. Available at: http://www.deabedulesyombues.com. ar/ (accessed: 07.01.2021).
20. Dedicado a ***K. Available at: https://www.laclecultural.com/poemas-a-pushkin/ (accessed: 07.01.2021).
21. Chukovskiy K.I. Iskusstvo perevoda [The Art of Translation]. Moscow, Leningrad, Academia, 1936, 232 p. (In Russ.)
Жорж Татьяна Константиновна, доктор филологических наук, доцент, профессор, кафедра теории и практики перевода и коммуникации, Московский педагогический государственный университет, [email protected]
Tatiana K. George, ScD in Philology, Professor, Theory and Practice of Translation and Communication Department, Moscow Pedagogical State University, [email protected]
Статья поступила в редакцию 29.11.2020. Принята к публикации 26.12.2020 The paper was submitted 29.11.2020. Accepted for publication 26.12.2020
