CC BY
29
УДК 791.43+ 821.161.1
Doi: 10.31773/2078-1768-2022-58-31-37
К ВОПРОСУ О КИНОИНТЕРПРЕТАЦИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ТЕКСТА: КНЯЗЬ МЫШКИН Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО И КНЯЗЬ МЫШКИН В. БОРТКО
Паршева Евгения Михайловна, аспирант, ассистент кафедры культурологии и религиоведения, Северный (Арктический) федеральный университет имени М. В. Ломоносова (г. Архангельск, РФ). E-mail: e.parsheva@narfu.ru
Многосерийный фильм «Идиот» Владимира Бортко является одной из важных кинематографических работ как в карьере самого режиссера, так и в ряду экранизаций одноименного романа Ф. М. Достоевского. Цель статьи состоит в выявлении особенностей интерпретации образа князя Льва Николаевича Мышкина в фильме В. Бортко путем сопоставления трактовки персонажа в литературном произведении Ф. М. Достоевского и в его экранном воплощении актером Евгением Мироновым. Интерпретация кинопроизведения в соотнесении с оригинальным литературным текстом определила использование герменевтического метода в качестве ключевого метода исследования. Автор анализирует визуальные и сюжетные решения в фильме, посредством которых раскрывается образ князя в киноинтерпретации В. Бортко. В центре внимания - реминисценции и аллюзии к произведениям мирового изобразительного искусства и к отечественному опыту экранизации классических литературных текстов. Сложность и неоднозначность персонажа выявила необходимость рассмотрения образа князя Мышкина в соотнесении его с фигурой Христа и с персонажем Сервантеса Дон Кихотом. Сочетание трагического и комического начал в образе героя определяет его внутреннее напряжение, с успехом воплощенное на экране Е. Мироновым.
Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, «Идиот», В. Бортко, экранизация.
REVISITING THE INTERPRETATION OF LITERARY TEXT IN CINEMATOGRAPHY: PRINCE MYSHKIN BY F.M. DOSTOEVSKY AND PRINCE MYSHKIN BY V. BORTKO
Parsheva Evgeniya Mikhaylovna, Postgraduate, Assistant of the Department of Cultural and Religious Studies, Northern (Arctic) Federal University named after M.V. Lomonosov (Arkhangelsk, Russian Federation). E-mail: e.parsheva@narfu.ru
The works of F.M. Dostoevsky are so multifaceted and complex that often the transition from the book's page to film leads to a new interpretation of work, its complete rethinking and a shift in emphasis. The director can try to follow the writer's thoughts and at the same time argue with him. As a result, we sometimes get a new work, but it is all more interesting to comprehend the relationship between the source and its adaptation. TV Mini Series The Idiot directed by Vladimir Bortko is one of the important cinematographic works in director's career and among film adaptations of this novel by F.M. Dostoevsky. The article purpose is to identify the features of Prince Lev Nikolayevich Myshkin character interpretation in Bortko's film. The author compares the literature image by F.M. Dostoevsky and the character, which was played by Evgeny Mironov. The interpretation of the piece of screen in relation to the original literary text has determined the use of the hermeneutic method as a key research method. The author analyzes the visual and plot solutions in the film, through which Prince Myshkin image is revealed in V. Bortko's interpretation. The focus is on reminiscences and allusions to world fine art works and to the domestic experience of film adaptations of classical literary
texts. The complexity and ambiguousness of the character revealed the need to consider Prince Myshkin's image in correlation with the images of Christ and Don Quixote by Cervantes. The combination of tragic and comic in the heroic mage determines his internal tension, successfully embodied on the screen by E. Mironov. Keywords: F.M. Dostoevsky, The Idiot, V. Bortko, film adaptations.
Сопоставительный анализ конкретного литературного образа и его киновоплощения является составной частью общей проблемы взаимоотношения литературы и кино как двух видов искусства и ее частного вопроса - о характере переложения литературного текста на визуально-словесный язык кино. К вопросу о том, что такое экранизация, в науке существует несколько подходов. Одни исследователи считают, что между экранизацией и литературным текстом можно поставить знак равенства: «...оптимальной принято считать такую экранизацию, в которой целью кинематографистов становится создание экранного эквивалента литературного произведения» [7, с. 1]. Другие предлагают рассматривать экранизацию произведения как «перевод его на язык кино с сохранением содержания, духа и слова» [9, с. 510].
Нам представляется наиболее точным определение В. В. Решетниковой, согласно которому экранизация - это «художественная интерпретация литературного произведения, заключающаяся в переводе его на экранный язык посредством создания разнообразных изобразительно-звуковых образов (слово, музыка, шумы в различном сочетании с видеорядом)» [13, с. 10]. Можно согласиться с тем, что «экранизация выступает самостоятельным жанром игрового кино - структурно-смысловой моделью, в основе которой лежит литературный текст, обрастаемый контекстуальными связями и полями» [16, с. 152].
Итогом работы с литературными текстами в кино могут стать прямая экранизация и фильм «по мотивам». В прямой экранизации перевод словесного текста на язык кино, как правило, сопровождается изменением объема текста, происходит перевод прозаических описаний в форму диалогов, монологов или закадровую речь. Так, примером прямой экранизации, по мнению Е. В. Сальниковой, является многосерийный фильм Г. А. Панфилова по роману А. И. Солженицына «В круге первом»: «В разбираемом случае представляется правомерным говорить об экран-
ной версии романного повествования, созданного в ходе соавторства Солженицына и Панфилова» [15, с. 278]. Среди работ В. Бортко к прямым экранизациями можно отнести работы «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце».
Экранизация «по мотивам» представляет собой переработку оригинала по всем направлениям, модернизацию сюжета, перенос действия оригинала в иной культурно-исторический контекст.
Указанные типы работы с литературным текстом можно встретить в мировом кинематографе, когда мы говорим об экранизации произведений Ф. М. Достоевского. Роман «Идиот» неоднократно привлекал внимание выдающихся режиссеров, где главная роль отводилась не менее выдающимся актерам. В разные годы образ князя Мышки-на воплощался на экране такими актерами, как Жерар Филип (реж. Жорж Лампен, Франция, 1946), Масаюки Мори (реж. Акира Куросава, Япония, 1951), Юрий Яковлев в отечественной постановке Ивана Пырьева (1958) и другие. Нельзя не упомянуть гениальное воплощение персонажа Иннокентием Смоктуновским, правда, на театральной сцене.
Сериал Владимира Бортко «Идиот» (2003) в смысле типологии можно охарактеризовать как прямую экранизацию, довольно близкую к оригинальному тексту. По признанию самого режиссера, в сериале ставилась задача донести до зрителя по возможности все смыслы, вложенные Достоевским в роман. Также Бортко отметил: «Только величайший режиссер может уместить все в один фильм - мне понадобилось 10 серий» [2]. По мнению исследователей, результатом стал «целостный кинематографический текст, в котором экранными средствами раскрыты практически все основные сюжетные линии произведения и каждая серия имеет законченный характер, подобно главе романа» [6, с. 87].
Авторы Саера Юн и Роберт Эфирд, сопоставляя экранизации Акиры Куросавы и Владимира Бортко, отмечают, что при всех имеющихся отличиях сериала от текста Достоевского верность
роману у В. Бортко не ограничивается сценарием, поскольку фильм точно воссоздал речь и костюмы времени действия романа, даже в использовании дореволюционной кириллической орфографии в названии [18].
В заголовке статьи мы употребляем формулировку «князь Мышкин В. Бортко». Справедливо можно было бы сказать: «князь Мышкин Е. Миронова». Кинематографическое воплощение персонажа - это совместная работа как режиссера (и команды, которая работает над фильмом), так и актера. Сам В. Бортко говорил о своей работе с Евгением Мироновым так: «Нам очень хорошо работалось, мне фантастически повезло, что я имел дело с суперодаренным актером - Женей Мироновым. Актер может и должен привнести в фильм свое видение героя, его характера, при этом не расходясь в главном с режиссером. Иначе все бессмысленно. Так вот, Женя делал не только то, что я просил, но и раздвигал рамки так, что я немел» [1].
По многочисленным оценкам критиков, актер Евгений Миронов достаточно точно попал в роль. Сам актер в интервью отмечал, что погружаться в своего героя, разбираться в его психологии он стал уже «в пути», во время съемочного процесса. По словам Е. Миронова, он не мог несколько месяцев выйти из роли Мышкина, репетируя другие спектакли, актер ловил себя на мысли, что он «не мог от него (Мышкина) отделаться»: «Я так с ним сжился, с Мышкиным, что для меня это абсолютно живой человек» [12].
Для понимания образа князя чрезвычайно важным является его первое появление в произведении. Приведем описание князя Мышкина в тексте Ф. М. Достоевского из сцены в поезде: «Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное, а теперь даже досиня иззябшее» [4, с. 6]. Сопоставление описания кня-
зя по пути в Петербург в тексте Достоевского и соответствующего визуального образа в сериале дает возможность оценить внешнее совпадение персонажей.
Общеизвестно, что в своем замысле создать в романе образ «положительно прекрасного человека» [5, с. 251] Ф. М. Достоевский ориентируется на общехристианский нравственный идеал и на личность Иисуса Христа, вдохновившую этот идеал. Отсюда и неопределенный возраст, но близкий к тридцати, и «востренькая» светлая бородка, и пристальный и одновременно «тяжелый» взгляд, отсылающие к иконографии Христа. Ключевые монологи-проповеди князя (о смертной казни, о вере в Бога, о католичестве) несут в себе огромную смысловую нагрузку, являются опорными точками как романа, так и сериала. Текстуально они практически совпадают, хотя в некоторых случаях в киноверсии сокращены. Из уст Мышкина - Миронова объемные монологи героя воспринимаются легко не только за счет сокращения оригинала, которое, в свою очередь, не вредит передаче смысла, но и за счет точной игры актера.
Кроме того, В. Бортко, насколько возможно, следует за Ф. М. Достоевским, раскрывая образ князя через его взаимоотношения с окружающими. Мышкин в сериале также буквально входит в жизнь каждого из героев, он вникает, сочувствует, понимает, страдает и любит в соответствии с заповедью «Возлюби ближнего своего как самого себя». Прямое воплощение евангельской заповеди мы видим в сцене пощечины, которую дает князю Ганя. Для князя и Аглая (Ольга Буди-на), и Настасья Филипповна (Лидия Вележева), и Парфен Рогожин (Владимир Машков), и Ганя (Александр Лазарев), и фантазирующий генерал Иволгин (Алексей Петренко), и студент-нигилист Ипполит (Евгений Семенов) - все будто он сам. Все ему исповедуются, а он, как Христос, страдает и сострадает. Вместе с тем у Бортко, как и у самого Достоевского, параллель между Львом Николаевичем Мышкиным и Христом реализуется не прямолинейно, не буквально. В образе «положительно прекрасного человека» перед нами все-таки человек, но который оказался способен воспринять Христову проповедь любви. В этом отношении нам представляется справедливой параллель, предложенная Т. Касаткиной, между образами князя Мышкина и одержимого «падучей»
болезнью мальчика на картине Рафаэля «Преображение» - последней, итоговой работе итальянского мастера (как известно, отношение к творчеству Рафаэля у Ф. М. Достоевского было особенное). Осмысляя композицию картины, Т. Касаткина отмечает: «Только один одержимый мальчик в нижней группе обратил белые глаза на то, что происходит вверху, и кажется, что, не видя того, что вокруг него, он вместе с избранными учениками созерцает Преображение» [8].
В. Бортко очень аккуратно проводит эту смысловую линию - настолько ненавязчиво, что в зрительской аудитории высказывалось мнение, что режиссер полностью отошел от оригинала и представил нам исключительно «обыкновенного человека, пусть даже и очень доброго» [14, с. 97]. Безусловно, В. Бортко трактовку образа князя-Христа (точнее - последователя Христа) зрителю не навязывает, но, на наш взгляд, и не исключает.
Еще одной параллелью, принципиально значимой для понимания образа князя Мышкина в романе, является соотнесение этого образа с Дон Кихотом Сервантеса. Как известно, для Достоевского роман Сервантеса - «последнее и величайшее слово человеческой мысли». В «Дневнике писателя» он дает такую характеристику: «Во всем мире нет глубже и сильнее этого сочинения. Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли, это самая горькая ирония, которую только мог выразить человек, и если б кончилась земля, и спросили там, где-нибудь, людей: "Что вы, поняли ли вашу жизнь на земле и что об ней заключили?" - то человек мог бы молча подать Дон-Кихота.» [3, с. 92]. Как пишет американский славист Евгений Сливкин, в образе князя «Достоевский замыслил соединить высшую несословную совесть и высшее духовное рыцарство» (цит. по [11, с. 153]).
Контекстуальная связь с Дон Кихотом в сериале прослеживается, с одной стороны, на уровне отдельных сюжетных ходов. Например, эпизод, когда случайной книгой, в которую Аглая закладывает письмо князя, оказывается «Дон Кихот Ламанчский». Также можно вспомнить эпизод с чтением Аглаей пушкинского стихотворения «Жил на свете рыцарь бедный...», где «рыцарь бедный» - тот же Дон Кихот, но только серьезный, а не комический. Это прямые отсылки, на
которые читатель не может не обратить внимание. С другой стороны, как уже было сказано, игровое кино - это самостоятельная структура, обрастае-мая новыми контекстуальными связями и полями [13]. Если вернуться к первому появлению князя в сериале, можно провести визуальную параллель между образом Мышкина и образом Дон Кихота в советской экранизации романа (1957), где главную роль исполнил Н. К. Черкасов.
Любопытно, что в оригинальном тексте совсем нет упоминания о шляпе князя (есть только широкий плащ без рукавов с капюшоном), но в отечественных экранизациях и И. Пырьева (1958), и В. Бортко (2003) князь едет в Петербург в шляпе. В отличие от сериала 2003 года, фетровая шляпа у Мышкина в исполнении Ю. Яковлева не напоминает широкополую испанскую шляпу Дон Кихота. Вместе с тем здесь можно уловить некоторое сходство с одним из «классических» портретов самого Сервантеса (гравюра 1738 года), а возможно, и с тазиком для бритья, который заменил Дон Кихоту шлем.
Ориентируясь на образ Дон Кихота, Достоевский соединяет в Мышкине «наивность и комизм», способные в таком сочетании пробуждать в читателе сочувствие и симпатию. Н. Минихен подчеркивает, что пробуждение сострадания к «осмеянному и не знающему себе цены прекрасному» стало для Достоевского одним из средств воздействия на сердца читателей. Мышкин и Дон Кихот высмеиваются окружающими, но, в отличие от Дон Кихота, князь понимает причину насмешки и смиренно принимает ее, вызывая симпатию, - он смешон для героев романа, но не для читателей и не для зрителей. Кроме того, отношение к князю Аглаи, Настасьи Филипповны, Рогожина и даже Лизаветы Прокофьевны (Инна Чурикова) придает образу князя серьезности. Достоевский и вслед за ним Бортко не ставят своего героя и в положения грубокомические, площадные. Тем самым герой защищен от снижения и унижения, чего нельзя сказать о Дон Кихоте.
Показательна в этом отношении сцена с разбитой вазой, где князь (Евгений Миронов), накануне дав себе зарок не приближаться к дорогой китайской вазе, в пылу спора постоянно ходит вокруг нее (чего нет в тексте Достоевского) и, подобно Дон Кихоту, машет руками, сражаясь с во-
ображаемыми противниками, хотя на самом деле никто ему и не противоречит. Соединение высокого пафоса религиозной проповеди, трагизма неизбежности и комичности скандала (злосчастная ваза в конце концов разбивается) - разрешается в прекрасном взгляде Аглаи, в котором стыд преодолевается любовью и прощением. Звуковое и музыкальное сопровождение сцены обеспечивает точную передачу сложного эмоционального образа.
Отдельного внимания заслуживает болезненное состояние и Мышкина, и Дон Кихота - их обоих обвиняют в сумасшествии. Но есть существенное различие между этими персонажами. Дон Кихот постоянно живет в мире фантазии, он видит вокруг себя преображенную действительность. Мир вокруг него такой, каким герой хочет его видеть: его старая кобыла настолько хороша, что с ней не идет ни в какое сравнение Буцефал Александра Македонского, жалкая харчевня по пути его странствия представляется ему величественным замком. Мышкин же, приехав в Петербург, пока полностью здоров, жаждет увидеть в человеке все лучшее, но видит действительность такой, какая она есть, понимает людей, их мотивы и душевные движения, обладает высокой степенью эмпатии, сочувствия.
Тем не менее роман Ф. М. Достоевского назван «Идиот». Все окружение князя, как в романе, так и в экранизации, постоянно напоминает о его болезни. Сам князь тоже часто вспоминает о своем недуге. Поступки князя, его поведение очень часто анализируются именно с клинической точки зрения. Исследователь Е. Местергази обращает внимание на то, что в романе «акцент делается на главное следствие эпилепсии - имеющуюся дисгармонию в характере героя: сочетание детского простодушия, умения сострадать, интуитивно проникать во внутренний мир людей с эгоцентричностью, замкнутостью в себе» [10].
Однако мы уже говорили (в связи с рафаэлевской картиной «Преображение») о другой возможной интерпретации «падучей» болезни - болезни как возможности духовного прозрения. Для Е. Миронова эпилепсия князя не главный источник для создания образа Мышкина. Как отмечает актер, пред нами не речи фанатика, проповедника или больного, а «размышления глубоко чувству-
ющего и мыслящего человека, который хочет поделиться с людьми мыслями и чувствами, переполняющими его душу» (цит. по [6, с. 87]). Дон Кихот - безумец, князь Мышкин - идиот, но эти состояния отражают их сложную духовную природу. Их необычное для окружающих поведение не является следствием каких-то патологических сдвигов в сознании, а изначально вытекает из сложившейся у них системы убеждений.
В современной науке существуют несколько иногда прямо противоположных оценок образа «донкихотствующего» князя Мышкина и интерпретаций финала романа - от апологетики до иронии и обличения. Одни исследователи говорят о крахе идеала, столкнувшегося с жестокой реальностью, с человеческой природой, обуреваемой страстями. Другие - о том, что сам идеал порочен (и одновременно комичен), поскольку герой берет на себя непосильную роль исправления человечества, спасения мира, исходя из своего личного представления о правде. И закономерно не справляется с ней, что ведет к гибели и самого героя, и всех, кто оказывается рядом с ним: «.и для Дон Кихота, и для Мышкина крах их "миссии спасения" означает завершение их жизненного пути» [17, с. 162]. Не случайно завершается роман словами генеральши Епанчиной: «Довольно увлекаться-то, пора и рассудку послужить. И все это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, все это одна фантазия, и все мы, за границей, одна сплошная фантазия. помяните мое слово, сами увидите!».
Несмотря на то что в интервью В. Бортко высказывал ироничную мысль, близкую выше обозначенной точке зрения, в его художественном тексте все-таки звучит надежда: в финале сериала мы видим сцену, в которой генеральша говорит свою реплику князю, смотрящему сквозь нее и как будто бы ее не замечающему: «Ах, князь, выздоравливай, возвращайся в Россию. Вся эта Европа - фантазия, и мы в этой Европе - одна фантазия. Сам видишь». Сцены разговора генеральши с князем, обращения к нему лично - «сам видишь», ее поцелуя нет в тексте Достоевского, это вольность режиссера. Здесь очень важна такая деталь: на протяжении слов героини Инны Чуриковой Евгений Миронов сидел с бессмысленным взглядом, но в конце поднял на нее глаза и улыбнулся, будто
бы поняв, что она ему говорит. Таким образом, абсолютная законченность романа в экранизации В. Бортко преодолевается слабым отблеском надежды. Бортко не ставит точку, объясняя это так: «Мы говорили, что нехорошо оставить у зрителя ощущение безысходности...».
Роман Достоевского «Идиот» и его экранные воплощения могут быть рассмотрены с разных позиций. Оценка экранизаций в сравнении с литературным первоисточником всегда касается личного вкуса зрителя и читателя. То, как вопло-
щаются литературные герои на экране, во многом зависит от замысла режиссера, актерской работы и совместного труда всех, кто причастен к производству фильма. По словам Владимира Бортко, он намеревался приблизить своего «Идиота» к оригиналу. Евгений Миронов также старался следовать герою Достоевского, понять и раскрыть его образ. Вместе с тем замечательно то, что режиссер, вступая в диалог с классическим текстом, ничего не провозглашает и не навязывает, оставляя зрителю свободу интерпретации.
Литература
1. Владимир Бортко: «Идиот» состоялся. Следующий - «Сталин» [Электронный ресурс]. - URL: https://iz.ru/ news/277675 (дата обращения: 12.10.2021).
2. Владимир Бортко. Видеодневник. О сериале «Идиот» [Электронный ресурс]. - URL: https://vk.com/ video-10360400_165079534 (дата обращения: 05.11.2021).
3. Достоевский Ф. М. Дневник писателя. 1876 год. Март // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. - Л.: Наука, 1981. - Т. 22. - 407 с.
4. Достоевский Ф. М. Идиот // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. - Л.: Наука, 1973. -Т. 8. - 511 с.
5. Достоевский Ф. М. Письма. 332. С. А. Ивановой. 1 (13) января 1868. Женева // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. - Л.: Наука, 1985. - Т. 28, кн. II. - 572 с.
6. Ерохина Т. И., Ушенина Е. А. Интерпретация русской классики в творчестве Е. В. Миронова: грани актерского мастерства // Верхневолжский филологический вестник. - 2017. - № 2. - С. 86-91.
7. Игнатов К. Ю. От текста романа к кинотексту: языковые трансформации и авторский стиль (на англоязычном материале): автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04. - M., 2010. - 27 с.
8. Касаткина Т. А. Каталог выставки «Живет в тебе Христос». Достоевский: образ мира и человека: икона и картина. 6. «Идиот»: пространство свободы [Электронный ресурс]. - URL: https://t-kasatkina.livejournal.com/tag/ Каталог выставки (дата обращения: 12.10.2021).
9. Кино. Энциклопедический словарь / ред. С. И. Юткевич. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - 640 с.
10. Местергази Е. Вера и князь Мышкин: Опыт «наивного чтения» романа «Идиот» // Роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения: сборник работ отечественных и зарубежных ученых / под ред. Т. А. Касаткиной. - М., 2001. - С. 291-318.
11. Миллионщикова Т. М. Испанский идальго и русский князь с точки зрения американцев // Литературоведческий журнал. - 2015. - № 38. - С. 143-156.
12. Познер - Евгений Миронов - 03.06.2013 [Электронный ресурс]. - URL: https://www.youtube.com/ watch?v=7aIH_4F6m8s (дата обращения: 12.10.2021).
13. Решетникова В. В. Телеэкранизация: ключевые аспекты интерпретации литературных произведений: автореф. дис. ... канд. искусствоведения. - М., 2009. - 17 с.
14. Рябоконь А. В. Образ князя Мышкина в национальной экранной интерпретации // Вестник ВГИК. - 2019. -Т. 11, № 2(40). - С. 54-63.
15. Сальникова Е. В. Художественное решение экранизации романа «В круге первом» (сценарий А. И. Солженицына, реж. Г. А. Панфилов, 2006) // Вестник славянских культур. - 2018. - Т. 49. - С. 277-292.
16. Симбирцева Н. А. Экранизация как визуализированный текст: к постановке проблемы // Известия Уральского федерального университета. Серия 1: Проблемы образования, науки и культуры. - 2013. - Т. 116, № 3. -С. 148-154.
17. Степанян К. А. Достоевский и Сервантес: диалог в большом времени. - М.: Языки славянской культуры, 2013. - 368 с.
18. Efird R., Yoon S. Final Words, Final Shots: Kurosawa, Bortko and the Conclusion of Dostoevsky's Idiot // CLCWeb: Comparative Literature and Culture. - 2019. - Vol. 21, iss. 4.
References
1. Vladimir Bortko: «Idiot» sostoyalsya. Sleduyushchiy - «Stalin» [Vladimir Bortko: «The Idiot» came off. Next -«Stalin»]. (In Russ.). Available at: https://iz.ru/news/277675 (accessed 12.10.2021).
2. Vladimir Bortko. Videodnevnik. O seriale «Idiot» [Vladimir Bortko. Video diary. About TV series "Idiot"]. (In Russ.). Available at: https://vk.com/video-10360400_165079534 (accessed 05.11.2021).
3. Dostoevskiy F.M. Dnevnik pisatelya. 1876. Mart [The writer's diary. 1876 March]. Polnoe sobranie sochineniy: v 30 t. [The complete works of. In 30 vols.]. Leningrad, Nauka Publ., 1981, vol. 22. 407 p. (In Russ.).
4. Dostoevskiy F.M. Idiot [The Idiot]. Polnoe sobranie sochineniy: v 30 t. [The complete works. In 30 vols.]. Leningrad, Nauka Publ., 1973, vol. 8. 511 p. (In Russ.).
5. Dostoevskiy F.M. Pis'ma. 332. S.A. Ivanovoy. 1 (13) yanvarya 1868. Zheneva [Dostoevsky, F.M. Letters. 332. S.A. Ivanova. January 1 (13), 1868. Geneva]. Polnoe sobranie sochineniy: v 30 t. [The complete works. In 30 vols.]. Leningrad, Nauka Publ., 1985, vol. 28, book II. 572 p. (In Russ.).
6. Erokhina T.I., Ushenina E.A. Interpretatsiya russkoy klassiki v tvorchestve E.V. Mironova: grani akterskogo master-stva [Interpretation of Russian classics by E.B. Mironov: aspects of acting]. Verkhnevolzhskiy filologicheskiy vestnik [Verhnevolzhski philological bulletin], 2017, no. 2. pp. 86-91. (In Russ.).
7. Ignatov K.Yu. Ot teksta romana k kinotekstu: yazykovye transformatsii i avtorskiy stil' (na angloyazychnom mate-riale): avtoref. dis. ... kand. filol. nauk: 10.02.04 [From the text of the novel to the film text: language transformations and the author's style (based on English-language material). Author's abstract of diss. PhD in Philology: 10.02.04]. Moscow, 2010. 27 p. (In Russ.).
8. Kasatkina T.A. Katalog vystavki «Zhivet v tebe Khristos». Dostoevskiy: obraz mira i cheloveka: ikona i kartina. 6. «Idiot»: prostranstvo svobody [Exhibition catalog Christ lives in you. Dostoevsky: the image of the world and man: icon and painting 6. "Idiot": the space offreedom]. (In Russ.). Available at: https://t-kasatkina.livejournal.com/tag/ Каталог выставки (accessed 12.10.2021).
9. Kino. Entsiklopedicheskiy slovar'[Cinema. Encyclopedic Dictionary]. Ed. S.I. Yutkevich. Moscow, Soviet Encyclopedia Publ., 1987. 640 p. (In Russ.).
10. Mestergazi E. Vera i knyaz' Myshkin: Opyt «naivnogo chteniya» romana «Idiot» [Faith and Prince Myshkin: An experience of «naive reading» novel «The Idiot»]. Roman F.M. Dostoevskogo «Idiot»: sovremennoe sostoya-nie izucheniya: sbornik rabot otechestvennykh i zarubezhnykh uchenykh [F.M. Dostoevskiy's novel «The Idiot»: the current state of research. Collection of works of domestic and foreign scientists]. Ed. T.A. Kasatkina. Moscow, 2001, pp. 291-318. (In Russ.).
11. Millionshchikova T.M. Ispanskiy idal'go i russkiy knyaz' s tochki zreniya amerikantsev [The Spanish idalgo and the Russian prince from the American point of view]. Literaturovedcheskiy zhurnal [Journal of Literary Studies], 2015, no. 38, pp. 143-156. (In Russ.).
12. Pozner - Evgeniy Mironov - 03.06.2013. (In Russ.). Available at: https://www.youtube.com/watch?v=7aIH_4F6m8s (accessed 12.10.2021).
13. Reshetnikova V.V. Teleekranizatsiya: klyuchevye aspekty interpretatsii literaturnykh proizvedeniy: avtoref. dis. ... kand. iskusstvovedeniya [Television adaptation: key aspects of literary works interpretation. Author's abstract of diss. PhD in Art History]. Moscow, 2009. 17 p. (In Russ.).
14. Ryabokon A.V. Obraz knyazya Myshkina v natsional'noy ekrannoy interpretatsii [The Image of Prince Myshkin in Russian Cinema]. Vestnik VGIK [Bulletin of Russian State University of Cinematography named after S. Gerasimov], 2019, vol. 11, no. 2(40), pp. 54-63. (In Russ.).
15. Salnikova E.V. Khudozhestvennoe reshenie ekranizatsii romana «V kruge pervom» (stsenariy A.I. Solzhenitsyna, rezh. G.A. Panfilov, 2006) [The aesthetics of the TV version of «The first circle» (TV adaptation by A.I. Solzhenitsyn, director - Gleb Panfilov, 2006)]. Vestnikslavyanskikh kul'tur [Bulletin of Slavic Cultures], 2018, vol. 49, pp. 277-292. (In Russ.).
16. Simbirtseva N.A. Ekranizatsiya kak vizualizirovannyy tekst: k postanovke problemy [Screening as visualized text: towards the problem statement]. Izvestiya Ural'skogo federal'nogo universiteta. Seriya 1: Problemy obrazovaniya, nauki i kul'tury [Izvestia Ural Federal University Journal Series 1. Issues in Education, Science and Culture], 2013, vol. 116, no. 3, pp. 148-154. (In Russ.).
17. Stepanyan K.A. Dostoevskiy i Servantes: dialog v bol'shom vremeni [Dostoevsky and Cervantes. Dialogue in the big time]. Moscow, Yazyki slavyanskoy kul'tury Publ., 2013. 368 p. (In Russ.).
18. Efird R. Yoon S. Final Words, Final Shots: Kurosawa, Bortko and the Conclusion of Dostoevsky's Idiot. CLCWeb: Comparative Literature and Culture, 2019, vol. 21, iss. 4. (In Engl.).
