CC BY
139
ФИЛОЛОГИЯ
К ВОПРОСУ О ЧАСТЕРЕЧНОМ ЗНАЧЕНИИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО
А.Л. Шарандин
Посвящается юбилею профессора Р.М. Гайсиной
Статья посвящена спорной проблеме современной русистики о характере значений частей речи вообще и существительного в частности. Обосновывается позиция, согласно которой частеречное значение имеет абстрактный лексический характер. Существительное рассматривается как класс слов, обозначающих субстанцию.
Ключевые слова: части речи, лексическая и грамматическая категоризация, существительное, субстанция.
В значениях частей речи отображаются результаты как логической, так и языковой категоризации явлений действительности.
Р.М. Гайсина. Межкатегориальный переход понятия и обогащение лексики. Уфа, 1985. С. 9.
Решение вопроса о значении существительного обусловлено, по существу, решением вопроса о характере частеречной семантики вообще. Как известно, сущность семантической природы частей речи определяется в высшей степени абстрагированным понятием, позволяющим включить в их состав все лексемы, которые имеют более конкретную лексическую семантику, в результате чего частеречная семантика выполняет функцию интегрирующего начала и оказывается первичной в семантической структуре лексем. Поэтому и возникает вопрос о характере семантики, позволяющей объединять разные по лексическим значениям слова в одну часть речи. С одной стороны, такой семантикой может быть признана грамматическая семантика, интегрирующий характер которой обусловлен сущностью самой грамматики, грамматической природы слова. С другой стороны, и лексическая семантика может иметь разные степени абстракции, о чем свидетельствуют такие объединения слов, как лексико-грамматические разряды, лексико-семантические группы. Если сравнить лексическое значение слов «переме-
щаться, передвигаться» с лексической семантикой слов «бегать, бродить, ездить, идти, летать», то лексическое значение первых оказывается более абстрактным, поскольку вторые включают в себя значение перемещения, передвижения и имеют дополнительный семантический признак, конкретизирующий характер и способ перемещения в пространстве. Это позволяет объединить их в одну лексико-семантическую группу глаголов перемещения. Более того, если сравнить толкование лексического значения, например, глагола «соответствовать» и толкование грамматического значения 1-го лица глагола, то более конкретным для носителей русского языка, вероятно, окажется обозначение последнего. Ср.: 1-е лицо - «действие совершает говорящий (человек)» и лексическое толкование глагольной лексемы «соответствовать» в словаре С.И. Ожегова - «находиться в соответствии (? - А. Ш.) с кем-чем-нибудь».
Таким образом, мнение, что лексическое значение (ЛЗ) более конкретно, чем грамматическое значение (ГЗ), формализуется достаточно неоднозначно. Поэтому в современной научной литературе наблюдается, по существу, отказ от критерия «мера абстрактности» в разграничении ЛЗ и ГЗ, а точнее, произошло его переключение в критерий связи ЛЗ и ГЗ с внеязыковой действительностью. Считается, что ЛЗ соотносится с понятием, а также с предметами, признаками и явлениями, которые в определенном смысле демонстрируют «конкретные кусочки дейст-
вительности» (М.В. Никитин). Что же касается ГЗ, то оно «воспроизводит отношения объективного мира» (А. А. Шахматов). Итак, и ЛЗ и ГЗ связаны с внеязыковой действительностью, отражают ее, но по-разному. Грамматическая категоризация сориентирована на речь, а лексическая категоризация на язык, на словарь, где связь ЛЗ с внеязыковой действительностью находит отражение в понятии, которое представляет в словарном толковании существенные признаки, свойства предметов и явлений действительности. ЛЗ - это показатель лексемы как единицы словаря, которая определяется как совокупность форм и соответствующих значений, т. е. это некая языковая модель номинации, которая в речи реализуется в форме грамматических образований, имеющих конкретные грамматические значения.
Таким образом, связь ЛЗ и ГЗ с внеязы-ковой действительностью можно рассматривать как факт их объединяющий, а не различающий, хотя способ и характер ее отражения у них специфичный.
В ответе на вопрос о том, в каком соотношении находятся лексическая и грамматическая семантика на самом высшем уровне членения словарного состава, мы находим в учении о частях речи разные мнения и выводы. Так, значение предметности как частеречное значение существительного Л.В. Щерба и
В.В. Виноградов называли грамматическим значением. По мнению В.В. Лопатина, «части речи - это самые крупные грамматические классы слов, характеризующиеся... обобщенным грамматическим значением, абстрагированным от лексических значений слов и от категориальных морфологических значений...» [1].
Прямо противоположное мнение связано с определением частеречных значений как наиболее абстрактных лексических значений. Ср.: «Значение предметности, действия, признака, лица и другие не только выступает в роли систематизаторов словарного состава языка, но и является своеобразной доминантой общего лексического значения всех слов, составляющих определенную часть речи» [2].
В отличие от сторонников этих противоположных мнений Н. С. Поспелов считал, что частеречное значение одновременно является и лексическим, и грамматическим. Он писал: «Так как слово имеет и лексическую и грам-
матическую сторону, оно необходимо оформляется как та или иная часть речи, т. е. входит в один из лексико-грамматических разрядов слов того или другого языка» [3]. Особенно показательным в споре о характере значения частей речи является высказывание А.В. Савченко: «Многие характеризуют
предметность, выражаемую существительным, как грамматическую, но никто не объяснил удовлетворительно, в чем состоит грамматическая предметность, и чем отличается она от лексической или логической» [4].
Вопрос о характере значений частей речи, думается, должен быть решен в пользу точки зрения, согласно которой значение той или иной части речи носит абстрагированный лексический характер, но при этом частеречная лексическая семантика оформлена грамматически. Именно при таком решении будет соблюдаться положение о том, что «грамматические значения носят в семантической структуре слова обязательный сопутствующий характер по отношению к лексическому значению» [5]. В противном же случае возникает вопрос: если значение частей речи имеет только грамматическое значение, то какому лексическому значению оно сопутствует?
На наш взгляд, на самом высоком уровне членения словарного состава мы не порываем с лексической семантикой слов, входящих в ту или иную часть речи. Лексическое абстрагирование от конкретных лексических значений не переводит их в статус грамматических значений, а просто достигает высшей степени абстрактности. Другими словами, абстрактная лексическая семантика части речи представляет собой высшую степень лексического абстрагирования от конкретных лексических значений слов, а также различного рода объединений слов, предшествующих объединению в часть речи (лексикосемантические группы, лексико-грамматические разряды).
Естественно, возникает необходимость выявить грамматические средства, оформляющие эту абстрактную лексическую семантику. Таким средством (способом) являются грамматические категории, грамматическое значение которых оказывается совместимым или несовместимым с абстрактной лексической семантикой той или иной части речи. Как на уровне отдельных слов
мы наблюдаем взаимодействие лексического и грамматического значений, так и на уровне частей речи принцип этого взаимодействия не нарушается. Только наблюдается специфика в оформлении абстрактной частеречной семантики: в этом участвуют грамматические категории в целом, безотносительно к составу их парадигм, по принципу наличия или отсутствия грамматической категории как таковой. Почему глагольная частеречная семантика не оформляется категорией падежа? Потому что категория падежа демонстрирует различные виды отношений предметов к другим предметам или явлениям, действиям и т. д. Категориальное (грамматическое) значение падежа включает понятие предмета, находящегося в различных отношениях с действительностью. Поэтому значение падежных форм оказывается несовместимым со значением процесса, присущим глагольным формам в предикативной позиции, но совместимым с частеречной семантикой имени существительного, включающей понятие предмета в том или ином осмыслении.
В академической «Русской грамматике» (1980) существительное определяется как часть речи, обозначающая предмет (субстанцию) и выражающая это значение в словоизменительных категориях числа и падежа и в несловоизменительной категории рода. Однако понятие предмета, пожалуй, в наибольшей степени, чем какое-либо другое частеречное значение, оказалось подверженным неоднозначным осмыслениям. И связано это прежде всего с тем, что данное понятие получало различное смысловое наполнение в разных науках. Так, в философии предмет -это категория, обозначающая некоторую целостность, выделенную из мира объектов в процессе человеческой деятельности и познания, т. е. понятие предмета, по существу, отождествляется с понятием объекта. Предмет может быть материальным (человек, вещь и т. п.) и идеальным (образы, символы). В логике понятие предмета осмысливается в противопоставлении с понятием предиката, т. е. под предметом понимается субъект суждения, структура которого включает еще и предикат суждения.
В языковой теории мы имеем узкое и широкое понимание предмета. В узком смысле слова под предметом понимается не-
что материальное, широкое же понимание позволяет трактовать как предмет не только материальные сущности, но и предметы мысли, по отношению к которым возможна предикация («красота - страшная сила»).
В приведенном выше определении существительного содержание понятия предмета как бы уточняется - «субстанция». Однако и термин «субстанция» не оказался однозначным. В философии субстанция рассматривается как некая основа мира, что, естественно, повлекло за собой различное истолкование этого понятия у материалистов и идеалистов. Материалистическая диалектика в качестве субстанции, первоосновы всех конкретных явлений действительности рассматривает материю. Материя - это то, что нас окружает, то, что порождает все многообразие действительности. Основное свойство материи -движение и протяженность - определяет основные формы существования материи -пространство и время. Как отмечается в Философском энциклопедическом словаре (1983), «именно материя, а не сознание или воображаемый божественный дух является субстанцией всех реально существующих в мире свойств, связей и форм движения, конечной основой всех духовных явлений.
. Однако при этом важно учитывать, что сама материя существует в виде бесконечного многообразия конкретных образований и систем» [6], представляющих, в частности, и социально-организованную материю.
Таким образом, абстрактная лексическая семантика существительного в «Русской грамматике» сориентирована, в принципе, на философское определение предмета как субстанциональной материи. Но на практике понятие предмета оказалось соотнесенным и с логическим пониманием предмета - как субъекта мысли, что значительно расширяет семантические границы понятия «предмет», поскольку предметом мысли могут быть не только материальные предметы (субстанция), но и их свойства, качества, отношения (ср.: белизна снега, красота девушки, бег лошади, поведение человека). Этому способствуют способы языкового оформления - посредством грамматических категорий числа, падежа и рода. Другими словами, понятие предмета оказалось категоризованным в нашем сознании и как соотнесенное с предметами действительности, и как соотнесенное с
языковым представлением предмета (субъекта мысли). В первом случае произошло органичное совмещение внеязыкового сознания и языкового сознания в познании и осмыслении предмета, а во втором случае языковое сознание «навязало» носителям языка восприятие непредметных сущностей как предметных, в результате чего возникло несоответствие между содержанием и формой слов, их отражающих, что привело исследователей к определению этих слов как «противоречивых» языковых знаков.
Итак, понятия субстанции (материи) и субъекта мысли оказались в языке одинаково оформленными, но поскольку назвать такие сущности, как «белизна», «бег» предметными было бы не совсем корректным, то по отношению к последним было использовано понятие «опредмеченность», т. е. слово, например, «бег» не обозначает собственно предмета, но, став субъектом (предметом) мысли, противопоставленным в суждении предикату мысли (признаковым словам), значение этого слова стало коррелировать с понятием предмета вообще. И для того, чтобы найти объединяющее начало для включения таких «противоречивых» языковых знаков, как «бег в класс подлинных существительных типа «стол», был использован термин «предметность». Другими словами, частеречное значение существительного стало определяться через понятие предметности, которое как бы объединило два подкласса слов: 1) слова, имеющие значение предмета (субстанции); 2) слова, обозначающие признаки как предметы мысли («опредмеченное» действие, «оп-редмеченное» качество и т. п.).
Таким образом, отношения между понятиями «предмет» (субстанция) и «предметность» могут быть представлены в виде оппозиции, в которой все слова, обозначающие субстанцию, характеризуются значением предметности, но не все слова, имеющие значение предметности, обозначают субстанцию (собственно предмет). Это означает, что подкласс субстанциональных слов маркирован по отношению к подклассу слов, обозначающих предмет мысли. Вот почему частеречное значение существительного принято определять посредством понятия предметности, тогда как прототипом существительного как части речи оказываются слова с собственно предметным значением.
Но здесь возникают вопросы: 1) не происходит ли в этом случае смешения внеязы-кового и языкового аспектов, отражающих внеязыковую категоризацию действительности и ее языковую категоризацию; 2) насколько последовательно соблюдается сторонниками данного подхода такое смешение в других случаях при рассмотрении значений частей речи?
Ответ на первый вопрос не вызывает сомнений: он положительный. Мы выявляем, по существу, два типа семантики: подкласс существительных, отражающих внеязыко-вую категоризацию действительности, имеет абстрактную лексическую семантику, а подкласс существительных типа «бег», «белизна», не отражающих собственно предметную категоризацию действительности, имеет грамматическую семантику, поскольку их предметное восприятие обусловлено грамматической категоризацией (грамматическими категориями). Вероятно, этим и объясняется точка зрения на части речи, согласно которой они одновременно являются и лексическими, и грамматическими. Такая позиция, в принципе, не могла бы вызывать возражения, если бы она была последовательной. Так, причастия следовало бы рассматривать как отглагольные прилагательные, поскольку характеризуются словоизменением прилагательного. В семантическом плане они выражали бы отношение (признак) по действию того или иного конкретного глагола и рассматривались бы как особый подкласс отглагольных прилагательных, которые отличались бы от качественных прилагательных отсутствием степей сравнения, а от относительных прилагательных наличием кратких форм страдательных причастий. Другими словами, признание за причастиями статуса отглагольных прилагательных позволило бы по отношению к ним видеть «признаковость» процесса (действия). В результате понятие признаковости включало бы внеязыковую информацию, связанную с собственно признаком (типа «белый», «осенний»), и языковую информацию о признаке процессуального характера. В первом случае понятие признака определялось бы как абстрактная лексическая семантика прилагательного, а во втором - понятие признаковости имело бы грамматический характер. Таким образом, в отношении прилагательного как части речи
последовательно соблюдалось бы положение о том, что части речи - это лексические и грамматические классы одновременно. Но большинством лингвистов это по отношению к прилагательному не принимается, поскольку на основе общности лексического значения (т. е. на основе общности отражаемой внеязыковой действительности) причастия считаются формами глагола, а не отглагольными прилагательными.
Однако допустим, что смешение внеязы-кового и языкового аспектов (лексической и грамматической семантики) в определении частеречных значений будет последовательным. Каковы последствия такого подхода? На наш взгляд, он окажется менее экономным по сравнению с подходом, согласно которому семантика частей речи - это абстрактная лексическая семантика, оформленная грамматически. Последний позволяет в таких образованиях, как девербативы и причастия видеть особые формы той части речи, с которой их связывает общность лексической семантики, а различия обусловлены грамматическим функционированием -употреблением, соответственно, в позиции субъекта мысли и атрибута предмета. В результате лексическая классификация слов будет более однородной по своему основанию, потому что особые формы как грамматические образования в собственно лексической классификации не участвуют. В случае смешения внеязыкового и языкового аспектов лексическая классификация не оказывается собственно лексической, однородной, поскольку привлекается грамматический материал.
Итак, существительное - это часть речи, обозначающая различные виды и формы субстанции (материи). В качестве грамматического оформления этой абстрактной лексической семантики выступают грамматические категории числа и падежа, а также грамматический признак рода (о статусе рода существительного см.: [7]).
В системе частей речи существительное противопоставлено признаковым (в широком смысле) частям речи. Причем, в оппозициях с ними существительное оказывается немаркированным оппозитом, о чем свидетельствует взаимодействие частей речи в коммуни-
кативном процессе, показателем которого является нейтрализация в сторону существительного. Данный динамический подход к частям речи на основе теории оппозиций позволил В.Г. Руделеву определить частеречное значение существительного отрицательно, вычитая содержательные элементы: существительное - это то, что не обозначает действия, признака, количества, пространства и времени [8].
Мы сочли целесообразным определить положительно абстрактную лексическую семантику существительного как части речи посредством понятия субстанции. Это понятие оказывается противопоставленным различного рода признаковым характеристикам субстанции (материи), а также формам и свойствам ее существования.
1. Современный русский язык. М., 1980. С. 382.
2. Кошевая И.Г., Дубовский Ю.А. Сравнительная типология английского и русского языков. Мн., 1980. С. 53.
3. Поспелов Н.С. Мысли о русской грамматике. М., 1990. С. 14.
4. Савченко А.В. Части речи и категории мышления // Язык и мышление. М., 1967.
5. Шелякин М.А. Морфология современного русского языка. Тарту, 1989. С. 13.
6. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 354.
7. Шарандин А.Л. К вопросу о грамматическом статусе рода существительных // Русский язык: Исторические судьбы и современность. М., 2004. С. 247-248.
8. Руделев В.Г., Руделева О.А. Вначале было слово. Тамбов, 1995. С. 36-37.
Поступила в редакцию 14.07.2008 г.
Sharandin A.L. On the problem of the part-of-speech meaning of noun. The article is devoted to the disputable problem of the modern Russian language study concerning the nature of the meanings of parts of speech in general and, namely, noun. The opinion is grounded according to which the part-of-speech meaning has an abstract lexical nature. Noun is considered to be as a class of words, which denote the essence.
Key words: parts of speech, lexical and grammatical categorization, noun, essence.
