CC BY
49
УДК 811. 161.1
ИМЯ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ В ЗЕРКАЛЕ ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО ТРИЕДИНСТВА «ФОРМА - ЗНАЧЕНИЕ - ФУНКЦИЯ» (аналитический обзор литературы Х1Х-ХХ вв.)
© Р. М. Гайсина
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (347) 250 68 29; +7 (347) 273 67 81.
E-mail: grm@bsu.bashedu.ru
В статье представлено лингвофилософское осмысление истории становления имени существительного как самой сложной в семантическом плане части речи в русском языке. Историческая динамика отдельных подклассов в пределах имени существительного просматривается сквозь призму диалектического триединства «форма — значение — функция»; демонстрируются диалектические процессы в пределах триединства, отражающие скрытую в синхронном состоянии историческую динамику рассматриваемой части речи.
Ключевые слова: диалектическое триединство «форма — значение
речные образцы и динамика их развития.
В современном состоянии отдельной части речи зафиксирован неподвижный результат развития, представлены разные этапы становления, поэтому внутренняя структура части речи отличается большой сложностью. Сложность объекта отображается в тех понятиях, с помощью которых этот объект описывается. При описании современного состояния части речи используются такие понятия, как: ядро и периферия части речи [1-3], первичные и вторичные значения частей речи [4; 5, с. 46-51], первичные и вторичные синтаксические функции частей речи [6, с. 59], изосемические и неизосеми-ческие части речи [7, с. 127].
Утверждается, что разграничение частей речи в русском языке проводится при учете комплекса трех признаков, представленных в понятиях «значение», «форма», «функция». В названные понятия вкладывается определенное содержание. Так, под значением понимается общее категориально -грамматическое (частеречное) значение, под формой - характер морфологической парадигмы, под функцией - роль части речи в качестве члена предложения (см., например: [8, с. 304; 9, с. 415]).
Обычно значение, форма и функция рассматриваются как три самостоятельных аспекта части речи. Соотношение же между этими аспектами характеризуется в плане их синхронного соответствия / несоответствия, изосемии / неизосемии и меньше всего в плане их взаимообусловленности и взаимовлияния, то есть в плане диалектическом. На самом же деле эти три признака находятся между собой в сложных диалектических отношениях, в процессе становления частей речи эти признаки взаимообу-словливают, «вызывают к жизни» друг друга. Поэтому совокупность названных трех признаков, на основании которых различаются части речи, можно охарактеризовать как диалектическое триединство «значение - форма - функция».
Здесь следует сделать два существенных для дальнейшего изложения замечания. Первое замечание касается содержания понятий «значение», «форма», «функция» в составе триединства. Необходимо ограничить содержание этих понятий лишь теми элементами, которые, будучи взаимообуслов-
функция», часте-
ленными, позволяют интерпретировать совокупность этих понятий как триединство. Под «значением» в этом триединстве понимается лишь часть информации, заключенной в слове, а именно: содержащиеся в слове абстрактные сведения о логической и языковой категоризации явлений действительности. Логическая категоризация явлений действительности основана на обобщении их объективных признаков; этот тип категоризации отражается в значениях слов, что позволяет осуществлять семантическую классификацию последних, выделяя в их составе названия предметов (дерево, человек, мост, учитель), названия свойств (белый, белизна, смелость, смелый), названия действий (читать, чтение) [7, с. 125-126] и т. д. Часть содержания слов, отражающая результаты логической классификации явлений действительности, называется обобщенно-вещественным, или категориальновещественным, значением. Данное значение задано слову изначально, оно обусловлено объективной действительностью - миром вещей и абсолютно независимо от способа языкового представления. Оно лежит в основе семантической классификации слов на названия предметов, свойств, действий и т. д. В значениях слов отражается и языковая категоризация явлений действительности, которая может соответствовать, а может и не соответствовать логической категоризации: языковая категоризация явлений действительности выражается в способе их представления в языке и отражает то или иное понимание действительности, разный угол зрения на один и тот же факт. Одно и то же объективное явление может интерпретироваться в языке как признак и как «предмет» (белый, белизна), как действие и как «предмет» (ходить, ходьба) и т. д. Именно языковая категоризация лежит в основе классификации слов по частям речи. То содержание, которое выражает часть речи безотносительно к вещественному содержанию, называется категориальнограмматическим (или частеречным) значением. Подчеркнем: названные два типа значения (категориально-вещественное и категориально-грамматическое) в совокупности или по отдельности составляют содержание понятия «значение» в составе
триединства. Понятие «форма» в триединстве включает структурно-морфологические признаки слова, свидетельствующие о его частеречной принадлежности, то есть охватывает прежде всего характер суффиксов-окончаний. Под понятием «функция» в составе триединства имеется в виду не весь набор функций, которые могут выполняться словом в речи, а лишь те, которые вступают в отношение взаимообусловленности со значением и формой: это либо функция коммуникативная (функция темы или ремы), либо функция синтагматическая (функция актанта, предиката, атрибута и т. д.).
Второе замечание касается динамики частеречных образцов. В динамике частеречных образцов следует различать два процесса: 1) становление частеречных образцов, охарактеризованных тройственной симметрией «значение = форма = функция» (знак равенства «=» в формуле триединства здесь и далее обозначает отношение симметрии между компонентами триединства); 2) использование готовых, устоявшихся частеречных образцов для создания новых слов в процессе словообразования, словотворчества. Противопоставление этих двух явлений необходимо потому, что становление частеречных образцов не связано со словообразованием, оно происходило и происходит вне словообразования: это обстоятельство подчеркнуто также и М. Ф. Лукиным [10]. Словообразование же происходит лишь на основе сложившихся частеречных образцов.
Раскрытие диалектики соотношения значения, формы, функции как компонентов триединства в процессе становления той или иной части речи не равносильно описанию генезиса этой части речи. Диалектику взаимодействия этих компонентов можно проследить, изучая современное состояние части речи, выявляя соотношение данных компонентов в разных подклассах (семантических или формальных) сложившейся части речи. В связи со сказанным приведем глубоко верное высказывание Г. П. Щедровицкого о возможности изучать становление предмета, рассматривая его последнее состояние [11, с. 9].
В составе имени существительного выделяются два общих семантических подкласса - подкласс предметных и подкласс признаковых существительных, свидетельствующих о динамике становления этой части речи. Каждый из названных подклассов на современном этапе характеризуется тройственной симметрией «значение = форма = функция». Так, в подклассе ядерных, предметных имен существительных наблюдается симметрия субстантивной формы и актантной функции с категориально-вещественным значением предметности; в подклассе признаковых имен существительных наличествует симметрия несколько иного характера - симметрия субстантивной формы и актантной функции с категориально-грамматическим значением предметности. Отмечаемая в настоящее время тройственная симметрия компонентов в триединстве, свойственном разным подклассам имени существительного,- это результат противоречивого раз-
вития, содержательного видоизменения компонентов триединства. Ведущая роль в нарушении тройственной симметрии принадлежит либо функции, либо содержанию (именно они реагируют прежде всего на изменение потребностей и являются носителями активного начала). В восстановлении же симметрии активная роль может выпадать различным компонентам триединства: либо форма подстраивается к функции «под давлением» последней, либо содержание меняется под влиянием формы, либо функция изменяется по требованию содержания. Значит, тройственная симметрия, наблюдаемая в отдельных семантических подклассах имени существительного, имплицирует, «скрывает» в себе диалектику своего развития, диалектику развития отдельных его компонентов.
В результате раскрытия диалектики создается возможность бросить ретроспективный взгляд («взгляд назад») на процесс становления отдельных частеречных образцов имени существительного и в общих чертах ответить на вопрос, в результате каких процессов эта часть речи стала именно такой, в каком виде она предстает перед нами в настоящее время. А в настоящее время, отмечается наличие не только семантических подклассов предметных и признаковых слов, но и формальных подклассов -существительных субстантивной формы и существительных адъективной формы.
Выявление диалектики соотношения формы, значения, функции позволяет выделить такие три ступени развития имени существительного как части речи: а) ступень диффузных наименований, предшествующую появлению частей речи, но заключающую в себе в синкретичном виде значения будущих частей речи; б) ступень становления образца триединства для предметных существительных; в) ступень становления образца триединства для признаковых существительных. Рассмотрим эти ступени развития по отдельности.
Вслед за рядом ученых можно предположить, что на первоначальном этапе части речи на различались, а существовали слова, которые хотя и могли соотноситься с чувственно воспринимаемыми вещами, однако не обозначали эти вещи в отрыве от ситуаций, как существующие сами по себе субстанции. Такие слова могли использоваться для сообщения о целостных событиях, ситуациях, действиях, качествах, связанных с данной субстанцией. О синкретичных словах-предложениях, существовавших на первом этапе развития языка, ссылаясь на А. Смита, пишет С. Д. Кацнельсон [12]. Значение высказывания, состоящего из такого диффузного наименования, конкретизировалось в речевой ситуации. А. П. Лурия отмечает, что первоначальные слова были вплетены в практику и носили симпрактический характер [13, с. 32]. Данный факт подтверждается и психологией детской речи: «Если ребенок играет с лошадкой и говорит «тпру», то это «тпру» может обозначать и «лошадь», и «сани», и «садись», и «поедем», и «остановись» в зависимости от того, в какой ситуации и с какой интонацией оно произносится, какими жес-
тами оно сопровождается. Поэтому хотя первое слово ребенка направлено на предмет, оно еще остается неразрывным с действием, т. е. носит симпрактический. характер» [13, с. 35] Такие слова, взятые в отрыве от конситуации (вернее - искусственно оторванные от конситуации), характеризовались первоначальной неотграниченностью таких сторон лексического знака, как значение, форма, функция. Поэтому с позиции синхронии они не могут быть интерпретированы ни в качестве имен существительных, ни в качестве глаголов, ни в качестве прилагательных. Такие слова могли лежать в основе лишь нерасчлененных на тему и рему высказываний.
Признание недифференцированности, диф-фузности первоначальных слов не означает утверждения того, что в человеческом сознании в то время отсутствовали логические категории предмета, признака, действия, отношения. Данные категории не могли не быть, так как они, как справедливо утверждает А. Г. Спиркин, представляют собой «основные опорные смысловые центры любой мысли, какой бы степенью примитивности она ни обладала», они «являются необходимыми условиями более или менее адекватного отражения действительности и сообщения о содержании отражаемого другим людям» [14, с. 72]. Эти категории имелись, просто в силу низкого развития в то время абстрактного мышления качества, действия не могли мыслиться абстрактно, в отвлечении от чувственно воспринимаемого предмета, данные категории были близки к чувственному образу и не имели самостоятельного словесного выражения. Для обозначения предметов, их признаков, действий использовался один и тот же звуковой комплекс (данное обстоятельство признается многими лингвистами, см., например, об этом: [15, с. 231 и след.]). Значит, если рассматривать первоначальные слова сквозь призму триединства «значение - форма -функция», то их можно охарактеризовать как свидетельство изначальной (дочастеречной) тройственной (семантико-функционально-морфологичес-кой) интеграции. Разумеется, о проявлении такой дочастеречной тройственной интеграции, синкре-тичности мы можем говорить лишь с точки зрения более позднего состояния языка, с которого можно проследить обратную тенденцию - тенденцию к функционально-семантической (а затем и формальной) дифференциации слов, с чего, собственно, и начинается становление частей речи. Как справедливо отмечает А. Г. Григорян, синкретизм - понятие относительное и о синкретизме древних слов можно говорить лишь с более поздней точки зрения [16, с. 60].
Развитие мышления и способов языкового выражения мыслительных процессов обусловливает разрушение, распад первоначального тройственного синкретизма и становление диалектического триединства в результате поочередного взаимообусловленного выделения его отдельных компонентов. Процесс поочередного выделения трех сторон триединства невозможно проследить и проиллюстрировать, его можно лишь предположить, исходя
из диалектического анализа некоторых фактов современного языка и опираясь на соответствующую лингвистическую литературу. По А. Мартине, «некоторые особенности изучаемого языка с необходимостью должны будут рассматриваться как результаты процессов, реальность которых устанавливается лишь на основе гипотез, не поддающихся проверке» [17, с. 532].
Развитие мышления в процессе познания действительности ведет к возникновению неоднословных высказываний и к дифференциации функций темы и ремы. Самые древние неоднословные высказывания представляются как результат соположения двух слов, одно из которых выполняет функцию темы, другое - ремы [5, с. 34]. Дифференциация тематической и рематической функций ведет к изменениям в значениях слов. Под влиянием функции происходит дифференциация прежде синкретичных значений: при выполнении функции темы у слов актуализируется предметная отнесенность и усиливается субстантивный компонент значения, в функции ремы, наоборот, акцентриру-ется признаковая отнесенность слова и усиливается признаковый элемент значения [5, с. 37]; об изменении характера значений слов в связи с изменением их функций в современном русском языке - безотносительно к процессу становления частей речи -пишет Н. Д. Арутюнова [18].
Таким образом, возникновение расчлененных на тему и рему высказываний, как предполагают ученые, ведет к появлению двух классов слов -предметных и признаковых, которые разграничиваются и семантически, и функционально. Факт функционально-семантического разобщения слов позволяет говорить о выделении двух компонентов будущего триединства - значения и функции - и о начале формирования частей речи (имен и предикатов) как функционально-семантических классов слов, заключающих в себе двойственную симметрию «функция = значение». На этом этапе функцию темы можно рассматривать в качестве формального проявления предметной семантики имени существительного как функционально-семантической категории: функция предстает как способ оформления определенного типа значения.
Выделение третьего компонента триединства -формы - не является обязательным для всех языков. Становление формальных признаков частей речи, как отмечает Б. А. Сереберенников, связано с дифференциацией двух типов языков - языков с развитой морфологической системой и языков с неразвитой или малоразвитой морфологической системой [15, с. 231-240]. Естественно, формальная дифференциация слов, выполняющих функции темы и ремы и обозначающих соответственно предметные и признаковые понятия произошла в языках с развитой морфологической системой [5, с. 40]. Можно предположить, что субстантивная форма возникла прежде всего как способ материализации не вещественного содержания, а скорее тематической функции слова, иначе говоря
- субстантивная форма на первом этапе соотноси-
лась прямо и непосредственно с функциональным содержанием.
Постепенно субстантивная форма начинает восприниматься как способ материализации и предметного значения, и между субстантивной формой и предметным содержанием имени устанавливается прямое, непосредственное отношение. Функция таких имен существительных в процессе дальнейшего развития мышления и языка расширяется: они используются для заполнения не только позиции подлежащего (именно с этой позицией ассоциируется тематическая функция у первоначальных существительных), но и позиции дополнения, то есть у существительных возникает актант-ная функция.
Можно сказать, что на этом этапе закончился процесс становления первого образца имен существительных, заключающих в себе тройственную симметрию «предметное значение = субстантивная форма = актантная функция» Значит, тройственная симметрия, характерная для ядерных имен существительных, не задана изначально, а является результатом диалектического развития.
Данный устоявшийся образец подключается в процесс словообразования, т. е. начинает активно использоваться для образования имен существительных и обусловливает субстантивный способ представления в языке любого предметного понятия (учитель, косилка, выключатель). В семантике ядерных существительных категориальнограмматическое (собственно частеречное) и категориально-вещественное значения представлены интегрированно, нерасчлененно, в органическом взаимопроникновении, их трудно отделить друг от друга и раздельно осмыслить: категориально-вещественное значение предметных существительных воспринимается также и как их частеречное значение [19, с. 36], предметность значения таких слов является основанием их отнесения к именам существительным. Как утверждал Л. В. Щерба, «если в языковой системе какая-либо категория нашла себе полное выражение, то уже один смысл заставляет нас подводить то или иное слово под данную категорию» [20, с. 80].
Далее проследим диалектику триединства «значение - форма - функция» в сфере признаковых имен существительных, продемонстрировав ее на примере конструкций с современными русскими словами болеть и болезнь. В связи с развитием и расширением познавательных способностей человека возникает необходимость выражения в языке сложных мыслей. Стремление реализовать такие потребности ведет к созданию предложений, в которых актантную функцию выполняют не только предметные, но и признаковые понятия. Потребность использования предикатных понятий в несвойственной для них актантной функции вначале реализуется в более широком контексте, чем контекст отдельного предложения,- при условии, когда содержание предыдущего предложения становится темой сообщения в последующем предложении. Например: Отец болел. То, что отец болел,
меня тревожило. Можно предположить, что первоначально меняется только функция: вся конструкция предыдущего предложения, центрируемая глаголом, сохраняя ситуативное значение, выполняет актантную функцию при глаголе второго предложения. Под влиянием устоявшейся формы предметных имен существительных, для которых актантная функция типична, признаковое понятие, подвергшееся в актантной функции функциональной субстантивации, субстантивируется и формально: Отец болел. Болезнь отца меня тревожила. Можно заметить, что значение признакового существительного болезнь в данном тексте полностью адекватно значению глагола болеть, между ними обнаруживаются синтагматические отношения семантического равноправия. Признаковое существительное, образовавшееся по требованиям синтагматики и вначале явившись фактом речи, постепенно становится фактом языка, приобретая статус самостоятельной семантической единицы. В. В. Мартынов писал, что «та или иная словообразовательная тенденция не становится сразу фактом парадигматического плана языка и, лишь пройдя фазу стандартизации в синтагматике, переходит в парадигматику» [21, с. 130]).
Возникнув, такое существительное устанавливает парадагматические отношения с предметными именами существительными не только по функции, но и по линии формы. Установление таких парадигматических отношений имеет серьезные последствия: намечается отрыв контекстуально закрепленных дериватов от породившего их контекста, возникают условия для взаимодействия предметных и признаковых имен существительных. Под влиянием предметных имен существительных субстантивная форма признаковых существительных также наполняется «предметным» содержанием, начинает осознаваться как выразитель своеобразной, отвлеченной предметности. В результате в семантике признаковых имен возникают два понятийных слоя, между которыми обнаруживаются отношения асимметрии: понятийный слой, непосредственно соотнесенный с объективной действительностью, и понятийный слой, отражающий языковую действительность, языковые связи и отношения (парадигматические и синтагматические). Первый понятийный слой соответствует категориально-вещественному значению признака, второй понятийный слой - категориальнограмматическому значению «существительности». Двуслойность, возникшая в семантике признаковых имен, вызывает аналогичную перестройку и в содержании предметных существительных. Их значение также подвергается расслоению, дифференциации: единое интегрированное значение предметных имен раздваивается на изосемичные вещественное значение объективной предметности и частеречное значение грамматической предметности, т. е. «существительности».
Противоречие, обнаруживающееся в семантике признаковых имен существительных между вещественным и формальным, частеречным значени-
ем, разрешается следующим образом: значение формальной, субстантивной оболочки оказывает влияние на вещественное значение, и эти два значения подвергаются интеграции, в результате признак, представленный в рассматриваемых именах существительных начинает восприниматься «оп-редмеченно», как самостоятельная сущность, как субстанция. Отметим, что идея о влиянии субстантивной формы на лексическое значение признакового слова содержится в ряде работ [22, с. 96-99; 23, с. 41-43; 24, с. 162; 3, с. 23-24]. Итак, в семантике признаковых существительных происходят качественные изменения. Вследствие такого приращения смысла, сохраняющегося и вне контекста, семантическое расстояние между исходным словом (глаголом или прилагательным) и признаковым существительным увеличивается. Признаковое имя существительное приобретает статус самостоятельной семантической единицы и становится фактом словаря. Теперь оно может использоваться в тексте и без поддержки исходного слова (Приехав домой, я узнал о болезни отца) и даже без синтаксических актантов (Болезнь - серьезное испытание для организма). Это слово оказалось отдаленным от однокоренного глагола морфологически, семантически и синтагматически. Значит, и на уровне вторичных существительных происходит своеобразное «слияние» значения и формы при активном влиянии формы. Субстантивная форма начинает восприниматься не только как способ представления в языке предметных понятий, но и как способ представления понятий о любых реалиях, осмысленных как самостоятельные сущности, а также о любых отвлеченных понятиях.
В результате сложных диалектических процессов в сфере признаковых имен, как и в сфере предметных существительных, устанавливается тройственная симметрия, только более высокой степени абстракции: «значение «опредмеченного» признака = субстантивная форма = актантная функция». Данный факт позволяет говорить о наличии в языке устоявшегося образца для создания отвлеченных отглагольных и отадъективных имен существительных. Этот образец мог возникнуть лишь во вторую очередь, после установления образца для предметных имен существительных. Оформившийся образец, в основе которого лежит тройственная симметрия приведенного выше типа, начинает активно использоваться в процессе словообразования, в результате отглагольные и отадъ-ективные имена существительные воспринимаются нами как слова, изначально содержащие в себе тройственную симметрию «значение «опредмеченного» признака = субстантивная форма = актантная функция».
Имя существительное как часть речи продолжает развиваться и после установления образцов для предметных и признаковых имен существительных. В последнее время возникает новый образец для предметных имен существительных со вторичной формой. Так, продуктивным способом образования имен существительных в настоящее вре-
мя считается так называемая субстантивация. Причину возникновения субстантивированных прилагательных обычно усматривают в изменении их синтаксической функции, что будто бы влечет возникновение предметного значения у прилагательных. Если же рассматривать явление субстантивации с точки зрения становления имени существительного как части речи, то это явление получит иную интерпретацию - как факт использования формы прилагательного для обозначения предметного понятия. Данная трактовка субстантивации полностью соответствует естественному направлению словотворческого процесса: от понятия к форме его представления.
Использование адъективной формы для наименования предметного понятия, которое по своей природе ориентировано на актантное функционирование, влечет возникновение противоречия в триединстве, свойственном предметным существительным: «(предметное значение = актантное
функционирование) ^ адъективная форма» (двунаправленная стрелка ^ используется нами как условный знак отношения противоречия). Симметрия восстанавливается в результате того, что адъективная форма под влиянием субстантивных форм перестает изменяться по родам и приобретает самостоятельные (не согласовательные!) формы числа и падежа, то есть происходит полная субстантивация адъективной формы. Таким образом, в составе триединства, лежащего в основе существительных адъективного типа, возникает тройственная симметрия: «предметное значение = актантная функция = субстантивированная адъективная форма». В настоящее время можно считать, что этот образец находится на завершающем этапе своего становления, поскольку он начинает использоваться в процессе словопроизводства. По данному образцу непосредственно от имен существительных (вне связи с прилагательными) создаются существительные адъективного типа (чаще всего со значением помещения): шашлычная, булочная, профессорская, ординаторская. О том, что слова перечисленного типа (со значением помещения) образованы не от прилагательных, а от существительных, отмечается в ряде работ [25, с. 178; 26], а М. Ф. Лукин называет этот словообразовательный процесс ложной субстантивацией [10].
Итак, если рассматривать современные имена существительные русского языка сквозь призму триединства «значение - форма - функция», то их можно представить как совокупность слов, в основе которых лежит один из трех образцов тройственной симметрии: а) «предметное значение = актантная функция = субстантивная форма», б) «значение ’’опредмеченного” признака» = актантная функция = субстантивная форма», в) «предметное значение = актантная функция = субстантивированная адъективная форма». Общим свойством существительных, созданных по этим образцам, является актантная функция. По двум другим признакам имена существительные распадаются на подклассы: а) по характеру значения - на подклассы с
первичным (предметным) и вторичным (признаковым) значениями: б) по характеру формы - на подклассы существительных первичной (субстантивной) формы и вторичной (субстантивированной адъективной) формы.
Подведем итоги.
1. Г лубинные, движущие причины становления имени существительного как части речи и отдельных семантических и формальных подклассов в его пределах кроются прежде всего в растущих потребностях общения. Как утверждает Т. П. Ломтев, основной движущей силой развития языка является «противоречие, возникающее между наличными средствами данного языка и растущими потребностями обмена мыслями в процессе общения людей» [27, с. 79; 28, с. 36]. Потребности общения «давят» на язык. В процессе преодоления противоречий между потребностями общения и языком в самом языке также возникают противоречия, которые «приводят в движение» систему языка и разрешение которых ведет к его развитию и усовершенствованию [29, с. 197-198]. Значит, «источником развития языка являются противоречия как внутренние, существующие в самом языке, так и внешние, возникающие в отношениях между языком и обществом» [30, с. 21, 82 и след.; 31]. Причем внутриязыковые противоречия могут рассматриваться отдельно, сами по себе, как внутрисистемное явление.
2. Возникновение и развитие частей речи вызвано стремлением языка полнее удовлетворить растущие потребности общения. Диалектические процессы, происходящие в триединстве, лежащем в основе частей речи, содержат в себе указание на то, какими путями язык добивается своего соответствия растущим потребностям. Как было отмечено, части речи можно рассматривать с двух сторон: с точки зрения их становления и с точки зрения использования готовых частеречных образцов для языковой материализации понятий. Части речи прошли длительный период развития, на различных этапах становления в пределах частей речи создавались различные частеречные образцы. В результате одна и та же часть речи представляет собой совокупность нескольких частеречных образцов, каждый из которых - охарактеризован тройственной симметрией «значение = форма = функция». Поэтому при описании процесса становления частей речи применение только двух категорий «содержание» («значение») и «форма» недостаточно, необходим учет третьего компонента - «функции». (Обычно же при решении проблемы содержания и формы в языке этот компонент либо не учитывается, либо включается в состав компонента «содержание». См.: [32].) Анализ эволюции частей речи позволяет выявить двустороннюю сущность функции: в одних случаях она может интерпретироваться как способ формального выражения особенностей содержания (функция как форма), в других случаях функция может представлять содержательную сторону формы (функция как значение формы). Это говорит о том, что «функция» должна быть выделена в самостоятельный компонент.
Становление частеречных образцов происходит в процессе преодоления противоречий, возникающих в составе триединства, и заканчивается с установлением тройственной симметрии. Импульс, вызывающий начало становления того или иного образца, идет в первую очередь от синтаксиса: изменение функций лексических единиц влечет за собой изменение их значения и формальных признаков [33, с. 31]. Поэтому, если рассматривать части речи с точки зрения их становления, приходится признать справедливым утверждение, что части речи являются синтаксическими понятиями, так как представляют собой результат морфологизации синтаксических функций и являются морфологизованными членами предложения (А. А. Потебня, А. М. Пешковский, И. И. Мещанинов, В. В. Виноградов, В. М. Жирмунский, В. И. Дегтярев и др.).
Устоявшиеся частеречные образцы используются в процессе словотворчества для лексикализа-ции возникающих понятий. Процесс словотворчества ориентирован на нахождение формы, соответствующей понятию (значению) и его функции. Поэтому в основе новых слов лежит один из типов тройственной симметрии, что создает иллюзию изначальной заданности такой симметрии и затемняет процесс ее становления. Следовательно, если подходить к частям речи как к категориям слов, по устоявшимся образцам которых происходит образование новых слов, то можно согласиться с теми учеными, которые утверждают, что синтаксические свойства слова вторичны, производны от их значений, что значения слов определяют характер их синтаксического функционирования (Н. А. Савченко, Б. А. Серебренников, А. Е. Супрун, И. С. Торопцев и др.). Иначе говоря, если в процессе исторического становления части речи выделялись из предложения - в результате морфологизации его членов, то в последующий период - в период использования устоявшихся частеречных образцов -части речи создаются для предложения. Отсюда следует, что существующие в лингвистической литературе две противоположные точки зрения относительно того, ЧТО именно является определяющим для частей речи - синтаксическая функция или значение,- не исключают, а дополняют друг друга: одна точка зрения отражает исторический процесс становления частей речи, другая - синхронный процесс использования сложившихся частеречных образцов в словопроизводственном процессе.
3. Выявление диалектики триединства «значение - форма - функция» в сфере существительных позволяет сделать вывод и относительно диалектики развития отдельных компонентов этого триединства. Это развитие происходит по линии повышения степени абстрагированности того содержания, которое вкладывается в компоненты «значение», «форма», «функция». Компонент «значение» развивается по направлению от категориальновещественной предметности к категориальнограмматической предметности; компонент «форма»
- от ее понимания как совокупности субстантивных суффиксов-окончаний к пониманию ее как способа
выражения постоянства родовой принадлежности независимо от характера суффиксов-окончаний; компонент «функция» - от функции подлежащего к функции актанта. Учитывая сказанное, можно утверждать, что разные типы тройственной симметрии в сфере существительных демонстрируют диалектическую спираль, представляя собой разные витки этой спирали. Каждый тип тройственной симметрии - «категориально-вещественное значение предметности = актантная функция = субстантивная форма», «категориально-грамматическое
значение предметности = актантная функция = субстантивная форма», «категориально-вещественное значение предметности = актантная функция = субстантивированная адъективная форма» - представляет собой повторение предыдущего типа, но на более высоком уровне абстракции.
4. Исходя из того, что значение, форма, функция в частях речи обнаруживают тесное взаимопереплетение, можно заключить, что частям речи невозможно дать одноаспектную характеристику (именно поэтому и не увенчались успехом попытки дать частям речи чисто семантическую характеристику посредством определения их общекатегориального значения). По отношению к разным подклассам ведущую роль играют различные компоненты триединства. Для предметных имен существительных семантика предметности является самодостаточной для отнесения слова к этой части речи; для признаковых существительных определяющую роль играет форма. Значит, при характеристике частей речи необходимо учитывать тот вклад, который вносят в частеречную характеристику значение, форма, функция.
5. Диалектические процессы в пределах триединства не ограничиваются только описанными видами. Они более сложны и многообразны. Так, использование предметных имен существительных не в первичной (актантной), а во вторичной (предикативной или атрибутивной) функции ведет к усилению в их значениях признаковых элементов (Г. Пауль, Н. Д. Арутюнова), что дает основание говорить о функционально семантической диффузности частей речи; употребление же признаковых имен существительных в соответствующей их значению предикативной функции (питать уважение, нести службу, давать оценку) влечет за собой новые диалектические процессы в системе триединства и позволяет говорить о проявлении ярко выраженной тенденции к аналитизму.
6. Таким образом, выявление «скрытой» в синхронном состоянии диалектики позволяет обнаружить дальнейшие тенденции в развитии частей речи: каждая часть речи развивается по линии дифференциации первичных и вторичных значений, первичных и вторичных функций, первичных и вторичных форм, что обусловлено семантическими, функциональными и формальными взаимодействиями различных частей речи друг с другом, вся система частей речи развивается по линии усиления функционально-семантической диффузности между ними.
ЛИТЕРАТУРА
1. Адмони В. Г. Полевая структура частей речи (на материале числительных) // Вопросы теории частей речи: На материале языкв различных типов. Ленинград: Изд-во «Наука»: Ленинградское отделение,1968, с. 98-106.
2. Бабайцева В. В. Гибридные слова в системе частей речи современного русского языка // Русский язык в школе. 1971. №3. С. 81-84.
3. Бортэ Л. В. Глубина взаимодействия частей речи в современном русском языке. Кишинев, 1977. 87 с.
4. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972. 216 с.
5. Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. М., 1978. 115 с.
6. Курилович Е. Очерки по лингвистике. М., 1962. 456 с.
7. Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982. 367 с.
8. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. 767 с.
9. Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960. 500 с.
10. Лукин М. Ф. Трансформация частей речи в современном русском языке. Донецк, 1973. 181 с.
11. Щедровицкий Г. П. Методологические замечания к проблеме происхождения языка // Филологические науки. 1963. №2. С. 3-18.
12. Кацнельсон С. Д. Лингвистическая типология // Вопросы языкознания. 1983. №3. С. 9-20.
13. Лурия А. П. Язык и сознание. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. 413 с.
14. Спиркин А. Г. Формирование абстрактного мышления на разных ступенях развития человека // Вопросы философии. 1954. №5. С. 62-76.
15. Серебренников Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М., 1983. 181 с.
16. Григорян А. Г. Некоторые проблемы системного и исторического изучения лексики и семантики // Вопросы языкознания. 1983. №4. С. 56-63.
17. Мартине А. Основы общей лингвистики // Новое в лингвистике. Вып. 3. М., 1963. С. 366-566.
18. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976. 384 с.
19. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка. СПб., 1912. 322 с.
20. Щерба Л. В. О частях речи в русском языке // Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 77-100.
21. Мартынов В. В. Категории языка. М., 1982. 192 с.
22. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1938. 452 с.
23. Руделев В. Г. Существительное // Грамматические классы слов русского языка. Тамбов, 1976. С. 44-53.
24. Ревзин И. И. Структура языка как моделирующей системы. М.,1978. 285 с.
25. Низинская В. А. К вопросу о способах словообразования существительных адъективного типа // Актуальные проблемы русского словообразования. Вып. II. Ташкент, 1976. С. 57-61.
26. Савельева В., Тарланов З. К. О морфемном составе словообразовательной структуры слов, образовавшихся неморфологическим путем // Актуальные проблемы русского словообразования. Вып. II. Ташкент, 1976. С. 71-80.
27. Ломтев Т. П. О соответствии грамматических средств языка потребностям взаимопонимания // Вопросы философии. 1953. №5. С. 76-88.
28. Будагов Р. А. Проблема развития языка. М.-Л., 1965. 270 с.
29. Общее языкознание: Формы существования, функции, история языка. М., 1970. 318 с.
30. Кузнецова Э.В. Язык в свете системного подхода. Свердловск, 1983. 181 с.
31. Диалектика структуры современного русского языка. М., 1980. 216 с.
32. Собинникова В. И. Содержание и форма в языке как общественном явлении // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1964. С. 121-130.
33. Виноградов В. В. Русский язык. М., 1972. 614 с.
Поступила в редакцию 11.05.2012 г.
