CC BY
53
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 13 (342). Образование и здравоохранение. Вып. 4. С. 158-172.
УдК 57.04 ББК 20.1
к вопросу о безопасности и культуре утилизации ядерных отходов на заселённых территориях и в агломерациях
Е. В. Комлева
Технический университет, Дортмунд, Германия
Рассмотрены некоторые антропосоциальные аспекты феномена ядерной энергии. Они сопряжены с первой попыткой создания международного подземного могильника ядерных материалов вблизи Красноярска. Отмечены проблемы, которые идентифицированы таким сопряжением.
Ключевые слова: культура безопасности, ядерная энергия, нефть, международный ядерный могильник, Красноярск, Печенга, горно-химический комбинат, Россия.
Можно сказать, что заканчивается своеобразный исторический этап развития ядерной отрасли, а именно «интеллектуальный период» касательно наведения «после себя» порядка. Время преимущественно теоретических моделей. Моделей первого приближения, предназначавшихся для выбора и частичной апробации самых общих контуров пути завершения ядерных топливных циклов гражданской энергетики. Б. Никипелов, один из видных руководителей советской/российской ядерной/атомной отрасли прошлого, со ссылкой на Гегеля, этику и диалектику, отстаивает мнение, что запрет на международное разделение труда в гражданской ядерной сфере — это противоречие, которое будет преодолено историей [1]. И будут созданы крупные международные хранилища радиоактивных отходов в Китае, Монголии, Казахстане, Канаде, России. Мысль верная. Перехватив инициативу, Финляндия уже строит (пройдя национальные разрешительные процедуры!) на своей территории и пока самостоятельно как бы такого рода объект Онкало на площадке Олкилуото [2].
По аналогии с проектом Yucca Mountain стоимость только обоснования и строительства каждого хранилища (подземного)/могильника высокоактивных и долгоживущих отходов (которые нас преимущественно интересуют) составит не менее 100 млрд долл. Такой объект является отражением достигнутого в обществе уровня культуры во всех её ипостасях и будет формировать повышенное геополитическое внимание к региону размещения. Кроме того, существует мнение, что в будущем, возможно, нынешние отходы ядерной отрасли — ценное сырьё, а их подземная изоляция — создание техногенных месторождений от-
ложенного использования. Ведь всё разнообразие элементного состава вещества Земли — результат когда-то и где-то произошедших ядерных реакций.
Разомкнутый/открытый и замкнутый/закрытый циклы. Оба в разной мере, но не обходятся без отходов. Завершение первоначально предполагало захоронение тех или иных высокоактивных отходов исключительно собственными силами каждой ядерной страны отдельно. Безопасное захоронение таких материалов оказалось достаточно сложным делом, постоянно откладывалось и постепенно стало «ахиллесовой пятой»/«гирей на ногах» мировой ядерной энергетики. В СССР этот этап был ещё и сокрыт от историков и широкой общественности. Времена изменились, но этот важный для общества процесс (в том числе и его прагматика) слабо документируется, имеет неустойчивый социально-политический характер, плохо снабжён нормами права, естественниками смежных отраслей и гуманитариями (для полноты картины и мировоззренческого целеполагания) не изучается. И, в итоге, по-прежнему недостаточно и недостоверно известен, полновесно не осмыслен, толково и надёжно не регламентирован. А также во многом не управляем.
Ныне мы видим, что «интеллектуальный период» принёс не только некоторые научно-методические и технические достижения, но и, действительно, сформировал международный вектор их внедрения. Установление баланса между разделением и объединением труда (соответственно, и ответственности) в ядерной сфере сейчас если и не окончательная реальность, то всё ближе к этому. Человечество переходит от принципа на-
циональных усилий по захоронению/вечной изоляции всего, что сейчас отнесено к отходам ядерной отрасли, к интернационализации этой деятельности.
Важной составляющей нового этапа, где главным становится дело, должно быть научно-методическое (в том числе юридическое) сопровождение процесса, создание комплексной и без перекосов нормативной базы, чтобы это дело на международном уровне не превратилось в хаос либо в «игру в одни ворота». Чтобы «принцип дополнительности» в политике страны-лидера (учёт рациональных и иррациональных аспектов действительности) не привёл бы к негативным деформациям во взаимоотношениях с другими [2]. Необходима согласованная всеми участниками международного процесса регламентация разных действий и параметров (от методологии выбора площадки до норм на её характеристики) на разных (от межгосударственного до предприятия) уровнях. А также — достижение консенсуса при формировании интегрированных международных стандартов. На основе чёткого понимания причин и следствий более ранних различных национальных подходов и целей.
Вспоминать серьёзно недавно модную концепцию устойчивого мирового развития ныне не принято. Не будем забывать в контексте будущего некоторые далеко не безобидные социально-технологические сценарии трансгуманизма, которые в целом, может, и в иной конкретике, но, несомненно, отзовутся усилением монополизма стран научно-технического и финансового авангарда. А также «первое кибероружие», перспективы которого, уже отрабатываются, прежде всего на ядерных объектах. Проекты гражданской ядерной отрасли теряют свою жизнеобеспечивающую актуальность. «Сегодня актуальны лишь проблемы уничтожения запасов всех видов устаревшего ядерного оружия и проблемы окончательного захоронения отработавшего ядерного топлива».
Следует подчеркнуть, что, естественно, вектор на международные усилия по захоронению ядерных материалов пока предусматривает в основном энергетику. Однако можно предположить, что в дальнейшем не исключены такие усилия и применительно к некоторым проблемам военных. Исходная база к этому есть. Хранилище (пока наземное) оружейного российского плутония около Челябинска, построенное с помощью и по технологиям США. Правда, по поводу такого совмест-
ного объекта есть серьёзные опасения. Процессы утилизации «всем миром» ядерных судов ВМФ РФ и рекультивация береговых баз. Сейчас международными усилиями Сирию избавляют от химического оружия массового поражения. В будущем, возможно, некоторые ослабленные, вне авангарда страны будут похожим, принудительно-добровольным образом избавлены и от ядерного оружия/ядерных материалов, которые будут утилизированы международными усилиями, по международным технологиям и с применением международных подземных могильников. Первое такого рода предложение относительно ядерной программы Ирана уже поступило во время встречи лидеров России и Израиля [2]. На слуху опасения по поводу аналогичной программы Северной Кореи. Вполне возможна, через некоторое время, реальная денуклеаризация Ближнего Востока. НАТО начинает перезахоранивать ядерные отходы советских времён на Украине [1].
Общероссийские реалии. Постепенный переход к всеобъемлющей практике пока приурочен к России и Сибири. А. Глюксман ещё в начале века писал о совпадении интересов некоторых политических сил России и Запада по поводу международного ядерного могильника на российской территории (тогда предпочтение отдавали Челябинску) и о финансировании «уже несколько лет» процесса сближения [1].
Сближение в рамках темы ядерных отходов происходит на неудачном для российской атомной отрасли фоне резкого свёртывания реального строительства Россией за рубежом и внутри страны новых АЭС, лихорадочных и зачастую сомнительных действий российского атомного менеджмента. Когда с системой принятия опасных и некомпетентных решений в Росатоме начинают не соглашаться полностью лояльные к отрасли в прошлом её ветераны-профессионалы. Когда «Россия за последние 15 лет проспала все основные мировые тренды развития энергетики... Наконец, мы полностью проспали утрату мировой роли атомной энергетики. Это значит, что в будущем наши возможности на мировых энергетических рынках будут становиться всё более периферийными». И продолжает стратегически ошибаться. И в условиях, когда экономика России перестаёт быть российской, а обрабатывающая промышленность и машиностроение страны исчезают. Но, по словам академика Н. Лаверова [2], когда «США постоянно с нами советуются» по вопросам обращения с радиоактивными отхода-
ми и их захоронения. Это мнение выдающегося геолога, специалиста в сфере безопасности ядерных технологий, основоположника и руководителя российских исследований по геологической изоляции отработавших ядерных материалов, политического деятеля и управленца в нефтегазовом бизнесе.
Ядерная отрасль страны и мира в нынешних трактовках, особенно её гражданская часть, находится на чрезвычайно важном, но с большой неопределённостью того или иного безупречного исхода, этапе (возможно, в тупике). По крайней мере, ядерная энергетика России должна без рывков, осторожно сменить технологическую платформу: уйти от конверсионных (ВВЭР, РБМК) к новым (каким?) реакторам [2]. Ядерное оружие в наступившем веке — оружие бедных, что, в некотором смысле, ставит его вне законов, формируемых современной мировой элитой, которая сейчас практически монопольно владеет эффективными видами высокоточного неядерного оружия и социальными технологиями невоенного достижения своих целей. Впечатляющий результат применения таких социальных технологий — «постсоветское пространство». Составляющие этих технологий — «экономическое сдерживание», которое заменяет «ядерное сдерживание» (Д. Песков, «Неделя с Марианной Максимовской», 15.03.14), и денежный печатный станок, который как оружие эффективней ядерной бомбы [1].
Документы в связи с закрытием в США Yucca Mountain, разрешительные документы Финляндии относительно хранилища Онкало, американо-российские Соглашения № 123 (2010) и Соглашение по ядерным НИР (2013), Директива ЕС по обращению с ядерными отходами (2011), материалы международного проекта ARIUS (а также конференций под эгидой МАГАТЭ, 2002, 2005, Москва) — это основные исходные информационно-правовые вехи на пути создания крупных международных подземных объектов изоляции ядерных материалов и радиоактивных отходов. В том числе и в России.
Хотя политическая воля к созданию международных ядерных хранилищ/могильников достаточно определённо начинает проявляться многими странами и поддерживается МАГАТЭ, конкретные юридические, финансовые и экономические механизмы этого, как отмечалось, ещё предстоит создать. В том числе и по части сбалансирования в России интересов общефедераль-
ных и того региона, где объект будет создаваться. Видимо, как аналог будет принята схема практической реализации Соглашения между МАГАТЭ и Россией (2010) о создании первого в мире международного банка свежего ядерного топлива. Приветствуется и критическая правовая позиция относительно международных хранилищ, способствующая полной оценке ситуации.
Необходимо также чётко идентифицировать и укоренить социокультурные (светские и религиозные) основания и критерии таких действий. На базе православия, философского наследия Ф. Достоевского, с привлечением идей геоэтики, позитивной ядерной символики и других элементов духовно-гуманитарных начал безопасности. Как показано в моих ранних работах, в некоторых случаях плодотворно обращение к таким брендам, как «Медной горы Хозяйка», «Сампо», «Сампо-Лопарёнок». Есть и другие ракурсы формирования в ядерном контексте необходимого «культурно-природного каркаса региона», а также «актуализации культурного и природного наследия» (термины Института социально-гуманитарных и политических наук САФУ им. М. В. Ломоносова). С целью социокультурного фундирования такого природно-социально-про-мышленного объекта, каковым должен быть ядерный могильник. Так называемый индекс безопасности ядерных материалов фонда «Инициатива по предотвращению ядерной угрозы», для сравнения, предусматривает анализ условий хранения и обращения с ядерными материалами в странах мира не только в плоскости военно-технической, но и социокультурной — от прошлого к будущему [2]. А в СССР, даже когда страна ещё не овладела ядерной энергией, уже правильно понимали суть дела, назидательно говоря по поводу пострадавшего от неё человека: «Так будет с каждым, кто некультурно [курсив мой.— Е. К.] обращается с атомной энергией!» (персонаж Ф. Раневской в фильме «Весна», 1947 г.). Искажение ныне мировоззренческих оснований, социокультурных начал в практике и нормативных документах разных отраслей вряд ли повышает безопасность их деятельности. В частности, в строительстве.
Примечательны в связи с этим материалы и атмосфера общения на профессиональном сайте «Проатом», который допускает разностороннее рассмотрение ключевых для отрасли проблем. «Вёе как у людей»: от низкого до высокого. Однако, как говорил И. Сталин несколько по другому поводу: «Других... у меня для вас нет».
Представляется, что о желаемом более высоком качестве человека и общества, по крайней мере, нужно думать, не рассчитывая на скорый позитив внедрения в ядерную сферу особо важной по последствиям «культуры безопасности» (с её метафизическим и управленческим аспектами), «вживление» или отторжение которой на стадии науки, проектирования, строительства и эксплуатации обусловлено трудноизменяемой природой человека. При регламентации действий по созданию международных ядерных могильников не стоит прежде всего забывать об антропосоциальной реальности. Применительно к оружейному ядерному комплексу, например, эту реальность изучают в США (vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/ECCE/ VV_EH1_W.HTM) и предлагают изучать в России [2]. Причём, как во многом справедливо заметил один из участников дискуссии по поводу такого изучения, «комментарии как раз и отражают суть проблемы». Да уж, далеко американским результатам академических исследований до российской правды-матки, высказанной в задушевной беседе!
Вот ставший недавно достоянием широкой общественности пример. В 1974 г. на первом блоке ЛАЭС «созревала» катастрофа. Но в то время не в связи с реактором РБМК (ленинградская предтеча Чернобыля датируется 1975 г.), а с системой генерации пара. После предварительной эксплуатации персонал станции заподозрил неладное. Возникли сомнения в безопасности достижения проектной мощности. Назревал скандал. Поразительно, как вели себя участники сдачи в эксплуатацию нетипичного для мировой гражданской энергетики головного энергоблока. Начальство высокого уровня «выкручивало руки» подчинённым, чтобы получить подписи под документом о сдаче блока к знаменательной дате. Конструкторы и проектировщики молчали. Наука (от молодых учёных до академиков) опасность не фиксировала (по некоторым современным версиям «знала, но бездействовала»!?) и (чтобы не «трансклютировали») по прямому заказу подписывала гарантирующий полную безопасность документ. Случайно (сработала не система выявления брака) в составе сдаточной комиссии ЛАЭС нашёлся один (!) человек, который, рискуя профессиональной карьерой и личной судьбой, имел смелость и доводы настойчиво говорить и говорить на официальных совещаниях иное — о необходимости пересмотра технических решений. Многие ли в жизни способны на такое в ответственный момент государствен-
ного значения? Но надо отдать должное и руководству тогдашнего Минсредмаша: неудобному специалисту «не заткнуло рот», а всё-таки успело предотвратить беду на этом и последующих блоках из-за ошибок в парогенерации. Не успело предотвратить Чернобыль, и «стойкого оловянного солдатика» там не нашлось. Хотя катастрофы такого типа на ЛАЭС (благодаря опять же не системе, а высокому профессионализму одного оператора) избежать удалось.
Сейчас общество может быть более спокойным относительно принимаемых Росатомом решений?
Возможно, полезно для понимания статуса ядерной энергетики на реакциях деления задуматься параллельно и о судьбе гражданского термояда на реакциях синтеза. Когда в 1950-е гг. «на ура» и с величайшей верой начинали разработку этой научно-технической проблемы, мотивация была очевидной. Нужно было поддерживать недавно народившуюся, но сразу ставшую приоритетной водородную бомбу. СССР в то время не был сказочно богат углеводородами, углеводороды только ещё набирали силу в качестве основы мировой экономики. Сейчас, по прошествии многих лет, военное дело и гражданская энергетика существенно обновились технически, технологически и организационно. Россия обладает серьёзными реальными и потенциальными запасами нефти и газа (не говоря об угле), за рубежом спрос и цены на российские углеводороды будут падать, нефтегазовая отрасль страны будет выдавливаться с внешнего рынка. Положительных перспектив глобального освоения термоядерной энергии в мирных целях устойчиво не видно. Нужны ли и не ведут ли в тупик крупномасштабные проекты и финансовые траты касательно термоядерной энергетики?
Завершающие стадии любого ядерного топливного цикла достоверно не исследованы экономически [2]. Как не поняты до конца и причины Чернобыля, «а реакторы продолжают работать». Кто после ликвидации нынешней РАН хоть как-то (а необходимо комплексно) будет контролировать, учитывая необозримые во времени перспективы позитива ядерной отрасли и её негативных последствий для здоровья и кошелька множества людей, геолого-географо-экономические «открытия» и гарантии безопасности Росатома?
Зигзаги адаптации проблемы к российским регионам. Приоритет сегодня — Нижнеканский массив в центре России.
Уже можно говорить применительно к захоронению отходов о нарушениях правовых норм (как и морально-нравственных, а также научных критериев обоснования). Например: «Строительство подземной лаборатории возле Красноярского горно-химического комбината, несомненно, является началом сооружения пункта геологического захоронения радиоактивных отходов без получения лицензии на такое строительство, то есть является строительством несанкционированного могильника высокоактивных отходов. .При сооружении подземной лаборатории. образуется депрессионная воронка, естественный гидрогеологический режим [объект изучения.— Е. К.] будет нарушен, .т. е. от лаборатории будет больше вреда, чем пользы» [1]. Некоторые правовые инициативы в связи с могильником ГХК были переданы через В. Путина в адрес глав государств G20 участниками Гражданского саммита «Группы Двадцати» [2].
Даже при показательных акциях открытости специалистам и общественности не дают ответы на ключевые вопросы: почему именно Красноярский край, обстоятельства выбора, анализ других мест, критерии выбора, список ранее рассмотренных Росатомом (около 30 в 18 регионах!) площадок? Предполагается, что эти и другие вопросы не останутся всё же без ответа. Известен эффект Селлафилда как реакция общества на изменение в ходе работ декларируемого назначения подземной лаборатории. Без честных ответов на вопросы по Красноярску эффект может получить новое название. Некоторая информация к размышлениям по этому поводу приведена далее.
Площадку, которая была выбрана первоначально для одного объекта (наземного завода РТ-2 радиохимической переработки отработавшего ядерного топлива по несбывшимся тогда планам расширения ГХК, http://www.iapress-line.ru/ dossier/item/10768-unik), целенаправленно «подогнали» под принципиально другой. Другой прежде всего по сроку существования (миллионы лет — могильник, десятки лет — завод). Понятно, что требования к площадкам и к обоснованию их надёжности разные для завода и могильника. Есть и другие признаки лукавого «протаскивания» Росатомом нужного решения.
Выбранный вблизи Железногорска Нижне-канский массив гранито-гнейсов вскрыт слабо. Имеются обоснованные знаниями о генезисе этого типа пород принципиальные сомнения
в их хороших гидроизолирующих свойствах. Нижнеканский массив является южной частью Енисейского кряжа — важнейшей золотоносной провинции России. Кроме того, граниты в последнее время преподносят геологам поразительные сюрпризы, невообразимые ранее. Месторождение «Белый тигр» знаменито гигантскими запасами нефти в гранитах на глубинах 1-3 км. Есть и другие примеры нефти в кристаллических породах. Кстати, в породах Нижнеканского массива отмечали проявления углеводородов (Ф. Бакшт, Томск, устное сообщение). Для обоснования могильника ГХК эти факты важны несколькими следствиями.
Во-первых, пришло время радикального пересмотра концепций поиска и разведки углеводородов. Во-вторых, доказано, что на глубинах в первые километры граниты могут иметь мощные зоны массопереноса, в том числе с направленностью движения газов и флюидов к земной поверхности. Именно обнаруженные в США (на основе советского опыта изучения пещер) Ю. Дублянским геологические индикаторы периодического появления глубинных вод у земной поверхности впоследствии стали главным аргументом при закрытии проекта Yucca Mountain. Кстати, гидротермальную историю изучали также относительно гранито-гнейсов Онкало (Олкилуото) и Канады. Работы Ю. Дублянского — это впечатляющий и достойный для подражания пример эффективного вхождения геолога «со стороны» в современную глобальную ядерную проблему.
Если под ГХК море нефти или воды? Будем потом, после эксплуатации «ядерного кластера», разведку вести — как Казахстан (http://lenta.ru/ news/2013/06/25/use/). Германия уже обеспокоилась прогнозом наличия газа ниже подземной лаборатории «Горлебен» на глубине 3 км и соседством площадки с Эльбой. МАГАТЭ, кстати, рекомендует при обосновании площадки захоронения доказать [курсив мой.— Е. К.] отсутствие в её недрах и вблизи полезных ископаемых, особенно высоколиквидных. Есть и глобальное третье следствие. Абиогенная нефть, как частный случай нефти в гранитах, позволит не принимать серьёзно разговоры про принципиальную невосполнимость запасов углеводородов, скорое их исчерпание и про неизбежность развития гражданской ядерной энергетики с применением опасной радиохимии.
Единственный, которому сейчас можно безоговорочно верить, предположительный ответ
Росатома применительно к Железногорску — здесь действует и будет всё же расширено радиохимическое и иное производство ГХК с целью «одним махом» покрыть все формируемые Россией такого рода потребности. И очень уж набор технологий ГХК подходит для курса на предоставление страной международных ядерных услуг расширенного спектра. Вот так: главное, обеспечить решение не вполне очевидной задачи по развитию ГХК. Могильник лишь необходимое дополнение для этого, а не самостоятельная сложнейшая проблема! Радиохимический завод для гражданских целей и другие относительно временные технологии «определяют сознание», а не потребность правильно, всесторонне и надёжно обосновать решение по вечной изоляции отходов.
Кроме того, одновременно госкорпорация запускает амбициозный проект «Прорыв», который призван сформировать новый для России и мира облик отрасли и предусматривает, видимо, опасную радиохимическую переработку при каждой АЭС нового поколения непосредственно на площадках этих станций. Кроме того, Росатом отрабатывает технологии консервации/захоронения хранилищ жидких радиоактивных отходов Сибирского химического комбината (Томск) непосредственно на месте их расположения и обещает тиражировать эти технологии на других объектах. Кроме того, в Железногорске, дополнительно к могильнику Нижнеканского массива, будут навечно захоронены непосредственно на месте их эксплуатации промышленные/военные реакторы ГХК и другие высокоактивные материалы (в том числе с фрагментами разрушенного отработавшего топлива). Причём один из главных доводов «великолепен»: другие варианты никогда не исследовались — поэтому будем хоронить так. Много в России ядерных объектов, создавая которые заранее исследования возможности на их площадках либо где-то ещё последующего геологического захоронения не проводили! Это же не повод везде «так хоронить».
Что за стратегическое противоречие: общий «санузел», а добавочно ещё и многим объектам отдельные «удобства» с «головной болью» на миллион лет? И всем оформление «законных геологических паспортов» задним числом! К тому же, замечу, радиохимические технологии решаются применить в промышленных масштабах гражданской отрасли далеко не все ядерные страны. Россию не смущают «странные метеориты», осваивающие маршруты над её территорией.
Обозначим чётко последовательность и причины событий. ГХК вблизи Красноярска разместили, дабы до него тогдашние ударные силы США (бомбардировщики) не добрались. Объект геологической изоляции ядерных материалов решили разместить в Нижнеканском массиве, главным образом, из-за близости ГХК, а не по геологическим критериям путём альтернативного выбора площадки применительно к условиям страны/региона. Но нет худа без добра. Очень хорошо (применительно к проблеме уже могильников, а не одного могильника вблизи Красноярска), что есть история и опыт создания и эксплуатация подземных объектов ГХК. История и опыт, достойные памяти и уважения. Но, с горно-геологической точки зрения, фиксируются тревожные факты, подрывающие веру в удачное будущее ядерных могильников на данной территории.
Сначала нам писали администраторы горноядерной науки, что с качеством массива, вмещающего подземные объекты ГХК «всё хорошо, прекрасная маркиза». Когда другие специалисты этой же науки стали писать для иностранных заказчиков, оценки изменились. «До начала строительства подземных объектов скальный массив ГХК в гидрогеологическом отношении был практически не изучен». В процессе же эксплуатации ГХК и исследований горных пород ГХК как аналога Нижнеканского массива вполне ожидаемо для данного типа пород обнаруживаются участки с показателями высокой гидравлической проницаемости массива (кстати, гораздо выше, чем нормы на проницаемость пород по критериям размещения могильников). В том числе (и особенно) в пределах приконтурной зоны подземных сооружений. Налицо тесная связь поверхностных и подземных вод.
Факт «прозрения» неизбежно повторится и на Нижнеканском массиве, как только организаторы работ перейдут от благостных первоначальных обоснований к открытому обсуждению данных детальной разведки массива на глубину не менее 2-3 км, не перескакивая через этапы добротной разведки [курсив мой.— Е. К.] с поверхности до заложения дорогостоящих горных выработок подземной лаборатории. А также объективно оценив имеющийся опыт натурных оценок термомеханических последствий воздействия на целостность вмещающих горных пород «начинки» подземных сооружений ГХК (например, технические отчёты и журнальные публикации А. Б. Зверева). Расчётные модели — хорошо. Но разведка масси-
ва, которая в геологии предполагает также экспериментальную оценку основных параметров дальнейшей эксплуатации подземного объекта, и натурные исследования имеющихся выработок,— лучше.
Вряд ли кому-либо из горняков, например, придёт в голову идея строить подземный рудник, если для месторождения не утверждены (на государственном уровне) запасы руды, не выявлены достаточно надёжно подземные условия, не отработаны технологии подземных работ и переработки руды, не определены потребители продукции. Совершенно точно, что для такой идеи данные по картировочным скважинам неглубокого заложения — никудышная основа. Каковы в Нижнеканском массиве «запасы» пород требуемого инженерного качества, их пространственное размещение? Каковы «запасы» отходов для Нижнеканского могильника и источники их формирования? Каков масштаб объекта, строительство которого пока поручено (на общественных слушаниях) одобрить даже не населению Красноярского края и тех тысяч железнодорожных станций, мимо которых пойдут «ядерные составы», а лишь славным жителям Железногорска? «За себя и за того парня», причём и за «парня» из будущего.
Нынешняя администрация Росатома на примере программ строительства АЭС показала слабость планирования и реализации планов в интервале времени в десять лет. Но она, на примере могильника вблизи Красноярска, пытается убедить общество, что на миллионы лет вперёд предвидеть ход событий и тратить бюджетные деньги умеет. Специалисты США несколько десятков лет поэтапно выбирали по всей стране площадку для могильника, сравнивая разные геологические формации, пока не получили право начать горные работы на Yucca Mountain. Но, увы, итог и здесь печален.
А Росатом быстро, в стиле нового «прорыва» и без альтернатив, нашёл подходящий массив «у забора» ГХК. Хотя должен был бы оценить территорию страны (если говорить о международном могильнике) или того региона, отходы которого должен принимать могильник (если говорить о региональном могильнике). «Забыв» это сделать («забыв» про общепризнанный в мировой практике необходимый этап), Росатом сразу создал основания для серьёзных сомнений в объективности работы. Дальше потянет «забыть» про добротную разведку (первооснову любых подземных
начинаний) площадок Нижнеканского массива — и выручай, филология, вместо геологии... Про похожие ситуации в народе говорили так: «Дела идут, контора пишет». В результате именно такой филологии Нижнеканский массив ещё в 2007 г. объявлен разведанным и пригодным. На основании этого сделан следующий шаг — как бы вмонтирован нужный блок в фундамент обоснования будущего международного центра: «Кроме того, одним из преимуществ размещения на ГХК такого комплекса является наличие разведанного в данном районе Нижнеканского гранитоидного массива, который может быть использован для захоронения надёжно упакованных высокоактивных отходов (ВАО) от переработки ОЯТ и неперерабатываемого облучённого топлива» [2].
Выбор Нижнеканского массива осуществлён структурами Росатома — ВНИПИПром-Технологии и Радиевым институтом. Он не оптимален геологически. Номенклатура подлежащих долговременной/вечной изоляции высокоактивных материалов уже сейчас не сводится только к отходам радиохимии ГХК. Со временем, особенно при ускорении процессов демонтажа ядерных объектов и всё большей интернационализации отрасли, неадекватность по многим параметрам площадки вблизи Красноярска будет становиться всё очевидней и отягощающей. И шаг за шагом, если могильник здесь будет построен, его функции, скорей всего, будут последовательно, каждый раз «в связи с новыми непредвиденными обстоятельствами», расширяться. Модернизация станет постоянной. Радиационные нагрузки на территорию будут возрастать. Как происходит сейчас на площадках в Сосновом Бору, Сайда-Губе и Приморье. И как, в принципе, уже предусмотрено в подготовленном на иностранные деньги и ссылающемся на международный, по-крупному, статус могильника под Красноярском документе. По схеме многоступенчатой «актуализации» со временем целей и задач (попросту говоря, подгонки под нужные). Для создания условий конкурентоспособного на международной арене развития российской ядерной энергетики и промышленности.
При уважении к опыту упомянутых выше институтов следует помнить всё же и некоторые неприятные итоги их научных обоснований в условиях финансовой и корпоративной зависимости от администрации Росатома. ВНИПИПромТехнологии — разработчик («научный» подход тот же — «у забора» своего объ-
екта, но совершенно иного назначения) отвергнутого после критики со стороны Горного института Кольского НЦ РАН проекта подземного ядерного могильника на полигоне Новой Земли, незаконченного аналогичного проекта для территории ПО «Маяк». Кто может вспомнить добрым словом эти проекты? Прямое наследство ВНИПИПТ — неоднозначные результаты подземных ядерных взрывов в мирных целях. Радиевый институт, как минимум, поддержал продвижение одной из технологий обращения с радиоактивными отходами на объекты ПО «Маяк» и (совместно с ВНИПИЭТом) РосРАО, которую осудила Комиссия РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований.
Периферийные альтернативы: сегодня и завтра. Могильник за Уралом — исторически не первое предложение Минатома/Росатома. Кстати, первым (1985) было предложение о Кольском полуострове, а первое впечатление, как говорят, всегда самое верное. Какова судьба предыдущих, каждое из которых в своё время было «всесторонне обоснованным и единственно верным»? Почему «один на всех» могильник вот-вот будут строить вблизи Красноярска — географического центра России? Всесторонне ли обоснован этот вариант с учётом предыдущих и ещё имеющихся сейчас вариантов и тенденций? В 2014 г. была организована «арабская весна» уже на Украине(!). Господствовавший там клан постсоветских олигархов не проявил даже признаков желания защитить государственные интересы. Прогнозы поведения российских олигархов в схожей ситуации даны Ю. Болдыревым. «Арабская весна» в условиях развитой ядерной инфраструктуры, хотя и изначально гражданской, порождает нешуточные глобальные тревоги. Причём под предлогом заботы о ядерных объектах многие не исключали раздел этой второй по значимости славянской страны. Кто готов согласиться с тем, чтобы ядерные объекты и в окрестностях Красноярска охраняли бы самолёты НАТО, как подобное прочат Украине?
А почему не построить два, но у границ (западной, Печенга и восточной, Краснокаменск)? Могильники у границ с серьёзными соседями на несколько порядков повысят безопасность объектов. По крайней мере, о разрушениях в результате военных действий, диверсий и терактов, направляемых против России, призывах внешних сил в связи с могильниками к делению страны пополам можно будет не беспокоиться. Терроризм и
промышленные аварии стали постоянной частью российской действительности. Новинкой применительно к ядерным объектам следует считать «интеллектуальный терроризм изнутри». Будем также крепко помнить о работе крылатых ракет по Югославии. Вовсю идёт подготовка к подобному в Сирии. Но никто не решится потревожить таким образом совместно Россию и Китай или Россию и Норвегию, Финляндию, Швецию. Да и другие аспекты безопасности могильника будут выверены многократно, безо лжи, в связи с жизненно важными интересами разных стран, не только Росатомом. Учитывая масштаб задачи и длительность качественного выбора, строительства, эксплуатации и мониторинга объекта, несомненно, что это мотивирует «навечно» международное сотрудничество в приграничье нынешней молодой поросли специалистов и будущих поколений.
В конце концов, если события к тому пойдут, у Печенги и Краснокаменска есть и потенциал глобального или регионального (арктического в случае Печенги) ядерного сдерживания аналогично широко известной идее реального и фантастического вариантов «Периметр» и «Машина Судного дня». Никаких уязвимых средств ответной доставки не надо. И дополнительные усиливающие эффект «оболочки» из кобальта или урана легко выполнить из местного рудного сырья. «Ядерный остров» в границах родного мне Мурманска (http://nuclearno.ru/text.asp?17345), как и хранилище на сто лет в Сайда-Губе, видимо, задумка Росатома «из той же серии». Но, надо отметить, не в самый раз придумано: слабо, слабо... Не учли настораживающую трассу событий с АПЛ «Комсомолец», «Курск», «Екатеринбург». По части защиты безопасности страны и региона этот как бы остров не только многократно хуже, чем вариант Печенги, но и, скорей всего, подрывает её. Береговые базы и судоремонтные заводы ВМФ России, прилегающие акватории впору называть «Новыми Бермудами».
Народ, не очень смыслящий в математике, но знающий жизнь конкретно, говорит примерно так: «Лучше один раз увидеть и пощупать, чем сто раз имитационно моделировать». Поэтому предлагаю новую последовательность работ по подземно-ядерной науке. У ГХК, как и вообще в Красноярском крае (и не только), ведь многое уже есть. Надо перевести туннель под Енисеем (слух прошёл, что конкурс объявляли на предмет нового его использования) в ранг Подземной
лаборатории (ПЛ) № 1. ПЛ № 2 — выработки, где будут на месте эксплуатации захоронены промышленные реакторы. Обе лаборатории полностью отключить от систем жизнеобеспечения и наглухо замуровать — избавить от влияния цивилизации. Оставить наедине с реальными природными процессами. Снабдив, конечно, каждую отдельной шлюзовой камерой — люком для периодического посещения лабораторий специально введёнными в штат ГХК профессиональными спелестологами. Они будут совместно с учёными мониторить результаты. Надо бы красноярских спелеологов спросить: а нет ли вблизи ГХК природных пещер? Вот нам и ПЛ № 3 была бы. ПЛ № 4 следует разместить на одном из объектов «Норильского никеля» в Красноярском крае. ПЛ № 5 и № 6 — готовые выработки Краснокаменска и Печенги. Лет через 20-30 станет ясно: по нашим расчётным законам природа преобразовывает натурные модели могильников или по своим. А уж потом, если ещё не исчезнут желание и потребность, можно будет приступить к работам по ПЛ № 7. Непосредственно в пределах Нижнеканского массива, предварительно в должной степени разведанного. А уж совсем потом из семи лабораторий надлежит выбрать лучшую. В её площадку и следует вложить основные инвестиции. Можно проигравшие лаборатории и на миллион лет оставить в качестве «образцов-свидетелей». Есть-пить они не попросят, а в реальный могильник вход должен быть ликвидирован по его статусу.
Отметим, что авторство идеи о подземной лаборатории и могильнике в Краснокаменске, нашедшей поддержку в США и МАГАТЭ, принадлежит коллективу сотрудников ИГЕМ РАН во главе с Н. Лаверовым. Ещё нужно внимательно посмотреть — что будет экологичнее и экономичнее: перевезти отходы Красноярского ГХК в надёжное подземное хранилище в Краснокаменске или переместить тот же объём отходов в Нижнеканский массив с последующим на миллионы лет ограничением хозяйственной деятельности на Енисее из-за радиоактивных протечек из этого массива?
Площадки, например, Челябинска, Красноярска и Краснокаменска — все «дети» Минатома/ Росатома. Но есть нюансы. Важен фактор времени. И дипломатия официальных высказываний, соответственно меняющейся обстановке, позициям и комбинациям проблемы могильника с другими крупными ядерными проектами. Челябинск — предложение 1970-х гг. Красноярск — 1990-х. Краснокаменск — форми-
руется на наших глазах. По разным причинам позиция атомного ведомства объективно и субъективно менялась (страна изменилась!). Сначала фаворитом был Челябинск (но там из-за неудачной по-крупному геологии отходы пришлось сливать в наземную гидросеть: в результате — большое уже сейчас загрязнение, что препятствует новым крупным международным проектам). Сейчас — Красноярск. Завтра — ? Дипломатия и авторитет Н. Лаверова, интересы западных партнёров (прежде всего США) позволяют коллективу ИГЕМ (тесно связанному с Росатомом) всё же удачно развивать этот относительно независимый вариант. Не раздражая атомный менеджмент в публикациях прямым противопоставлением площадок. Но всё же иногда стратегическая цель проскальзывает, обозначается явно.
Международные подземные ядерные хранилища/могильники можно рассматривать как элементы будущих систем ядерного нераспространения и физической защиты ядерных материалов, как панацею, в том числе, и от попадания этих материалов (возможная начинка радиологического оружия) в руки террористов.
Но прежде всё же следует, минимум на двух уровнях, переосмыслить вопрос: «Нефть или ядерная энергия/ядерные отходы?» Глобальный уровень. Если абиогенная нефть реальна (как реальна на Земле вода различного происхождения), то нужно остановить (приостановить) развитие нынешней и любой другой будущей ядерной энергетики, неотъемлемым следствием которых есть и будет штатное и аварийное генерирование высокоактивных и долгоживущих отходов, а также — системы международных подземных ядерных могильников, в том числе приостановить работы вблизи Красноярска. Локальный уровень. Если строительство могильника вблизи Красноярска необходимо, надо с помощью глубокого бурения доказать отсутствие нефти и благоприятный гидрологический режим применительно к оконтуривающим предполагаемое место заложения объекта кристаллическим породам Нижнеканского массива.
Для Печенгской геологической структуры (породы основного и ультраосновного состава) и её обрамления (где обильно, как и в зоне урановых месторождений Краснокаменска, представлены и граниты) эти вопросы имеют ответы. Множеством скважин глубиной 2-2,5 км, сетью горных выработок «Норильского никеля» и Кольской сверхглубокой скважиной доказано от-
сутствие нефти и показаны благоприятные предпосылки естественной гидроизоляции будущих подземных сооружений могильника. Породы собственно Печенги в сравнении с гранитами более устойчивы к внешней дестабилизирующей энергии (диссипация напряжений) и более эффективны в способности «самостоятельно залечивать» возникшие всё же из-за внешнего воздействия трещины. На основе местного сырья разработаны строительные материалы, надолго предназначенные для дополнительной (в составе защитных инженерных барьеров) изоляции радионуклидов, а также блокирования опасных процессов внутри могильника. Про инженерно-геологические и другие свойства гранитов Краснокаменска (в частности, их опасную склонность к горным ударам) много знают тамошние и московско-петербургские специалисты.
А мурманские геологи, геофизики и горняки пока ещё способны (даже, вероятно, самостоятельно и уже в ближайшее время) наполнить при наличии заказчика имеющимися на сегодня фактическими результатами полевых работ первоначальную «затравку» для дальнейшего полновесного обоснования альтернативного варианта международной площадки захоронения высокоактивных и долгоживущих ядерных отходов на Северо-Западе РФ. В прошлом веке их усилиями и по их инициативе в честном научном соревновании было доказано, в том числе на международном уровне (TACIS Project NUCRUS 95410), преимущество Мурмана перед Новой Землёй. Кроме того, был подготовлен вариант комплекса критериев отбора площадок, применимый и для других регионов. Почему бы им с имеющимся горно-геологическим опытом, примерами площадок на Кольском полуострове и анализом, прежде всего, соседских шведско-финских аналогов (мировых лидеров по части гранитоидных массивов) не быть спарринг-партнёрами исследователям площадки около Красноярска? А иногда — и стимулирующими объективность оппонентами. Горный институт Кольского НЦ РАН, например, изучает проблемы ядерных могильников совместно с научными и производственными организациями как России, так и Германии, Франции, Бельгии, Норвегии и Китая.
Есть предположение, что Нижнеканский массив выше уровня моря не будет лидером по объёму исследований в настоящее время. И никогда (природу не обманешь!) — по гидрогеологическим условиям пород в сравнении с данными
не только по Печенге, но и по гранито-гнейсам Швеции и Финляндии. Выбранные для могильников условно слабопроницаемые гранитоидные блоки Швеции и Финляндии дополнительно находятся под дном моря в равновесии с окружающей средой. Равновесие компенсирует некоторый их недостаток по проницаемости. То есть, и с точки зрения наличия внешних гидравлических потенциалов надо помнить о разной (прежде всего, сезонной) динамике поведения воды в Нижнеканском массиве и зарубежных «эталонах»: явно подвижная вода и условно неподвижная.
По воспоминаниям геофизиков, стенки разведочных скважин (бурением как с поверхности, так и из подземных выработок) и целостность массивов на Печенге вне рудных зон, как правило, без дефектов. Свободной воды в таких интервалах пород нет. Это позволяло успешно применять для разных качественных и количественных (производственных и экспериментальных) каротажных исследований не только кавернометрию, но также гамма-гамма плотностной и гамма-гамма селективный, рентгенорадиометрический, спектрометрический нейтронный гамма-, ней-тронно-активационный, нейтрон-нейтронный и другие методы. Такую, существенно дополняющую результаты непосредственно гидрогеологических работ (которые не являются в технологии геологоразведки массовыми), оценку качества массивов можно проверить по архивам Мурманской геологоразведочной экспедиции и комбината «Печенганикель». В том числе посредством интерпретации заново (в связи с новой задачей) первичных материалов полевых работ. Или при постановке новых каротажных исследований. Применение некоторых из перечисленных методов, несомненно, повысит достоверность оценок инженерных условий и должно быть важной составной частью будущей методики выбора конкретных блоков заложения подземных сооружений.
Одновременно с работами по Красноярску применительно к Кольскому полуострову были бы созданы предпосылки строительства объекта новой отрасли, сочетающей горно-геологическую основу и функции энергетики. Объекта, который бы (дольше, чем горное дело прежних и нынешних лет, стоящее на пороге кризиса: особенно предприятия цветных и чёрных металлов) стабильно наполнял бюджет региона основными доходами. Новые векторы развития энергетической
системы Мурманской области, ключевые факторы «бытия» горной промышленности и создание новых горных технологий — эти вопросы обозначены в программе II Мурманской международной деловой недели (2013) среди центральных. Горному буму в Финляндии последних лет нужна серьёзная альтернатива на Мурмане. В докладах П. Машегова, С. Симонова и Г. Победоносцевой возможность рывка в развитии северных регионов, например, связана с крупными научно-производственными проектами (в том числе на базе Кольской сверхглубокой скважины), которые сравниваются по масштабам и значению с проектами в ядерной сфере.
Предлагаемая же «Стратегия социально-экономического развития Мурманской области до 2020 года» вряд ли может дать ориентиры на серьёзное дело. Таковыми не могут быть иллюзорные надежды на строительство Кольской АЭС-2 и активное освоение Штокмановского газокон-денсатного месторождения. Как и прогнозы соответствующих инвестиций и результатов (опубликованное на сайте Института экономических проблем Кольского НЦ РАН письмо № 17547-2115 от 24.10.13). Налицо, во многом, имитация радения о деле путём реанимации на уровне области разговоров, которые на уровне страны и крупных международных компаний за несколько десятков лет (и несколько лет «Стратегии»!) не дали даже приближения к результату. Малая значимость и ошибки «Стратегии» видны и простому люду. И такая реакция в области на «Стратегию», подготовленную на стороне, не в первый раз. Но, к сожалению, предлагаемые вновь и вновь стратегические подходы не учитывают достаточно явные тенденции. И не случайно, видимо, II Мурманскую международную деловую неделю воспринимают как «Неделю сказок». Стоило бы вспомнить пословицу: «Чем богаты, тем и рады». А ядерная инфраструктура, горно-геологический потенциал и надёжные скальные массивы Мурмана — это недооценённое ныне российскими стратегами реальное богатство. Пока же, к сожалению, регион теряет время и перспективу.
«Неделя сказок» контрастно по смыслам, но совпала по времени с юбилейными воспоминаниями об академике А. Ферсмане — знаменитом геологе-государственнике и хорошем человеке. Его не мечтания, но мечта, его дела, усиленные счастливым образом нацеленностью страны на реальное ускоренное развитие, преобразили регион. С другой стороны, чуть позже «Недели», на ко-
торой было с привязкой к важным федеральным документам 2013 г. торжественно объявлено об арктическом курсе и инновационной траектории развития области, нынешнее государство обнародовало решение о замораживании госпрограммы социально-экономического развития Арктики.
Именно с Мурманом отчасти связаны разработка основ научного направления по локализации радиоактивных отходов и отработавшего ядерного топлива, стратегическому использованию подземного пространства страны. А также — руководство крупномасштабными исследованиями в области подземного строительства специальных объектов государственного значения, в частности — подземных АЭС и ядерных могильников. В ходе работы Контактной экспертной группы МАГАТЭ на Кольском полуострове в октябре 2013 г. прозвучали высокие оценки выполненной работы и перспектив. «Мурманская область — крупнейшая территория по развитию ядерных технологий». «С использованием немецких технологий и наших подходов. рождаются совершенно новые технические решения», «.будет создан полный цикл обращения с радиоактивными отходами на северо-западе России. Технологии и методы, которые здесь применяются, позволят решить глобальный вопрос с захоронением РАО». Аналогично думают и члены Комитета по природным ресурсам, природопользованию и экологии ГД РФ, которые работали в Мурманске сразу после иностранных экспертов.
Попытки «навести мосты» между площадками двух регионов со стороны специалистов Кольского полуострова были [2].
Печенга максимально обеспечит выполнение упомянутой рекомендации МАГАТЭ по недрам: известные месторождения исчезнут, а новые практически невероятны при высочайшей геологической изученности территории. Не изменится коренным образом ситуация на данной площадке даже при использовании новых технологий и организации поисковых и разведочных работ относительно традиционного и нового (золото) для Печенги сырья, о гипотетических результатах которых предполагает в общем по региону А. Калинин. Новые исследования по высоколиквидным полезным ископаемым здесь беспроигрышны при любом их результате. В частности, при отрицательном результате или, в крайнем случае, локальной находке они усилят доказательную базу в части подземного ядерного объекта вне месторождений. Аналогия: в РАН
(Н. Лаверов) такой же подход к Краснокаменску считают «единственно верным». «Приаргунское производственное горно-химическое объединение» может работать при существующих запасах урана 30-35 лет.
Международные перевозки ядерных материалов и радиоактивных отходов в Печенгу (как и часть российских, например, с Дальнего Востока, из Соснового Бора), скорей всего, будут осуществляться морем. Через незамерзающие порты Киркенес или Лиинахамари. По освоенным несколькими странами (США, Япония, Франция, Швеция, Россия и др.) технологиям. Или через Балтику и северную Финляндию. Логистические системы Онкало и Печенги во многом пригодны для унификации. При этом территория России не будет подвергаться опасности. И страна претендует на роль лидера на рынке морских перевозок ядерных материалов с неограниченным районом плавания. Кстати, логистика при уничтожении сирийских отравляющих веществ имеет схожие черты: морские перевозки под охраной ВМС США и России — порт Гамбург — переработка на территории Германии в районе Мюнстера.
Желательно было бы протестировать излишне сильный тезис о Нижнеканском массиве как единственном пока ещё в России природном объекте с максимально высоким статусом подготовки для сооружения подземного могильника высокоактивных отходов и отработавшего ядерного топлива. В сравнении с материалами по Печенгской структуре, Стрельцовскому рудному полю (Краснокаменск) и площадкам ПО «Маяк». Только такое тестирование может позволить говорить о научной достоверности этого тезиса и легитимности основанных на нём приоритетных исследований вблизи Красноярска. А также — надеяться на получение так называемой социальной лицензии на строительство и эксплуатацию могильника. Несомненно, полезными были бы и сравнительные исследования российских, украинской (Чернобыльская зона), казахстанской (Семипалатинский полигон), китайской (Бейшан) и других (монгольских, канадских) потенциальных площадок подземной изоляции ядерных отходов через призму данных по объекту Онкало.
Следует отметить, что разрабатываемая для Печенги методология обращения в контексте геологического хранения/захоронения ядерных материалов к бывшим или истощающимся сульфидным медно-никелевым месторождениям (но не к вновь вводимым в эксплуатацию, например,
в Воронежской области) имеет потенциал расширения/тиражирования/унификации. В частности, в пределах Балтийского щита (особенно Финляндии). Возможно, и для условий ядерных технологий Северной Америки и никеленосных провинций Канады. Возможно, и для условий Казахстана (Жезказгана). Вспомним как аналогию давний зарубежный опыт. В своё время сочетание инфраструктуры и хороших геологических (прежде всего гидрогеологических) условий вмещающих массивов бывшего рудника «Конрад» (железная руда), бывших соляных шахт «Ассе» и «Морслебен» позволили Германии первой в мире прагматично и системно создать на базе этих природно-техногенных комплексов эффективные одноимённые подземные хранилища радиоактивных отходов. Но, как тогда требовалось, лишь низкого и среднего уровня активности.
При необходимости «Норильский никель» и на равноудалённом от западных и восточных поставщиков Таймыре найдёт пригодные массив и/или готовые выработки для могильника, дополнительно изолированные покровом естественных многолетнемёрзлых пород. Или «Алроса» — на северо-востоке России (к примеру, на одной из стадий поиска площадок для изоляции ядерных отходов северо-запада России в качестве претендентов рассматривались трубки взрыва Архангельской области, кимберли-товые и базальтовые [2]). Не промороженные приповерхностные известняки в качестве непосредственной среды захоронения (как предлагалось ВНИПИПТ для условий полигона Новой Земли), которые гидравлически связаны с морем (как грунты Фукусимы-1) и без глобального потепления превратятся в «газированное болото» под действием тепловых и радиационных нагрузок. А приличного инженерного качества породы с плюсовым температурным режимом под отдельной «шапкой» многолетней мерзлоты для дополнительной гарантии от проникновения метеорных вод. Вот ведь на Фукусиме-1 после более чем двух лет неудачных попыток предотвратить миграцию радиоактивной воды приняли решение применить достаточно освоенную в горной промышленности искусственную заморозку грунта вокруг и под АЭС. Правда, не надо скрывать, что, как говорится, здесь «две большие разницы». Горняки применяют конкретную систему заморозки локально и максимум на десятки лет, а с загрязнением прибрежных вод Японии и Тихого океана в предложенных ядерщиками очередных
«неприятных» обстоятельствах придётся бороться минимум сотни лет.
Удачным сочетанием для некоторых сценариев будущего ядерной энергетики может быть подземный могильник вблизи Норильска/ Краснокаменска и уже действующее наземное временное хранилище Красноярского ГХК.
Печенгская структура по праву должна рассматриваться как уникальное геологическое (с комплексом других привлекательных для решения проблемы подземного ядерного могильника черт) место Кольского полуострова и России. Как научно-технологический полигон для международных объектов MegaScience. Заметим, что даже по собственным отчётным данным Кольского НЦ РАН за последние годы инновации, рождённые кольской наукой, соответствуют уровню, близкому к нулю. Печенга — непревзойдённый стандарт степени геологической изученности (советский, ставший по наследству российским) и, возможно, качества породных массивов. Ствол Кольской сверхглубокой скважины служил в качестве глубинной геофизической лаборатории, позволявшей изучать различные геофизические поля. Может, и в будущем послужит? Здесь (как нигде ещё) даже граница мантии установлена точно, по данным геофизики и бурения (А. Жамалетдинов). На Мурмане расположена уникальная установка сверхнизкочастотного с поверхности зондирования и мониторинга земных недр «Зевс». С помощью этой установки уже проводился поиск мест для захоронения радиоактивных отходов. И могут передаваться под землю ключевые команды в экстренной ситуации аналогично управлению АПЛ. При использовании других технических средств имеются предпосылки и беспроводного контроля этим методом подземного объекта и вмещающего массива изнутри (Е. Терещенко). Кольский полуостров называют «окошком» внутрь Земли. Здесь проводилось глубинное электромагнитное зондирование и другими методами, при разных вариантах «Кольского зонда».
Необходимо приветствовать попытки новых разносторонних исследований применительно к данной площади. Такая высокая планка подхода к знаниям о литосфере и критериям её пригодности наиболее адекватна задаче создания при-родно-техногенного объекта в недрах Земли, безопасно и никому не мешая существовать который впервые в истории человечества должен не иначе как в координатах времени геологиче-
ского и, возможно, всей дальнейшей жизни рода человеческого. Соответственно новой, экологической, функции литосферы. Настолько важной, что, если бы неандертальцы, кроманьонцы и другие древние люди имели рукотворный ядерный реактор, но не имели бы технологий надёжного использования подземного пространства (науке известны природные ядерные реакторы дочело-веческой эпохи в урановых месторождениях), то мы и сейчас должны были бы опасаться отходов «первобытной» ядерной отрасли.
«Воздатите кесарева кесареви и божия бо-гови», или «А король-то голый!» Ядерные могильники справедливо, подчёркивая главную роль природных условий в долговременной защите, называют ещё геологическими хранилищами. Геология — не профиль Росатома по определению. Не урановые объекты — тем более. Это отражается и в тематике дискуссий и на официальном, и на неофициальном российских уровнях. Преобладают устремления вперёд: новые энергетические мощности, реакторы, топливные технологии. Проблемы «тыла» — демонтажа технических достижений, геологической изоляции отработавшего оборудования, топлива и наработанных отходов — не являются при этом любимыми. Когда же время принуждает всё же делать в этом сегменте отрасли дело, начинаются далеко не безобидные «фокусы» с терминологией, правовым статусом и нормами безопасности, переносом сроков. В итоге удобным по времени и финансированию оказывается погружение в пучину нереализуемых мечтаний о «Новом Атомном проекте», а неотложные задачи отрасли (включая геологическое захоронение) отодвигаются в сторону или выполняются абы как. При этом «неожиданно» зачастую выясняется, что реальные геологические процессы, экспериментальное изучение которых подменяется «высоконаучными» теоретическими расчётами «ядерных геологов» по части общих оценок (комментарий Б. Серебрякова), приводят к неприятностям, которые на порядки более значимы, чем теоретически предсказанные.
Российская ядерная отрасль изолируется от комплексных знаний о Земле, от горно-геологической науки и практики в её полноте, фактически пренебрегает мировым опытом. Проявляет готовность «свалить» отходы своей и чужой деятельности «в первую попавшуюся дыру», решает сложную задачу примитивно по принципу «приятного во всех отношениях» Нижнеканского массива «под боком», игнорирует факт развития
и перспективы абиогенных и сланцевых углеводородов. Как, кстати, и возможность энергетической революции на новой ядерной технологической платформе. Вслед за сланцевой революцией и так же быстро по срокам начала. Тем самым она многопланово дискредитирует себя в глазах «просвещённого человечества». И рискует полностью потерять своих надёжных сторонников широкого профессионального спектра, в том числе и среди специалистов в науках о Земле. Такой подход к делу далёк от «культурного» обращения с ядерной энергией.
Немного о гранях «существа» проблемы. Меня часто подозревают в некомпетентности. Например, мне говорили: «Статьи по существу не геологические/не горных наук». Да, не геологические и не горные в устоявшихся традициях и правилах работы геологов и горняков. А «геологическое хранение ядерных материалов» — это горно-геологическая проблематика? Да, горно-геологическая. Тем не менее по ряду исторических и политических причин «гражданские» геологи и горняки со всем их разносторонним опытом и методами исследований отстранены/самоустранились от этих дел. Хотя в начале «Атомного проекта» работами по массовым поискам урана, строительством подземных объектов значительно помогли Минатому и стране. Когда атомные энергетики сотворили
при помощи «национального типа реактора» беду в Припяти, «рудознатцам» и «горщикам» выпало «врукопашную» бороться с «Китайским синдромом» под разрушенной активной зоной. Сейчас же они находятся не в активной позиции, а на правах «гастарбайтеров» на вспомогательных (чтобы не дело сделать, а общественность формально успокоить) подрядных работах. Кто платит, тому и «танцуют» по заказу. Это ошибка. Я пыталась, хотя и неумело, поспособствовать исправлению дел, инициировать понимание того, что участие специалистов по Земле в таких исследованиях должно быть усилено. Во взаимодействии с ядерщиками, но без давления со стороны Росатома. Как и по каким направлениям? Ну, это уже дело этих специалистов «по существу»: понять задачи и определить своё место в строю. Думалось, что вот и хороши были бы статьи «по существу геологические/горные», но не мои.
Заключение. Пока, как мне кажется, даже в рамках специальной ядерно-горно-геологической тематики горняки/геологи и ядерщики существуют и предпочитают существовать в «разных параллельных мирах». При этом в одном из миров вкладывают большие деньги в навязчивый агрессивный пиар и саморекламу.
Благодарю за поддержку исследований профессора Brigitte Falkenburg.
Список литературы
1. Никипелов, Б. Этика и диалектика в ядерной энергетике / Б. Никипелов // Бюл. по атом. энергии / ЦНИИ Атоминформ. 2003. № 10. С. 7-14.
2. Мельников, Н. Н. Материалы на основе минерального и техногенного сырья в инженерных барьерах для изоляции радиоактивных отходов / Н. Н. Мельников, В. П. Конухин, В. Н. Комлев. Апатиты : Изд-во Кольского НЦ РАН, 1998. 94 с.
Сведения об авторе
Комлева Елена Васильевна — профессор технического университета, Дортмунд, Германия.
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2014. № 13 (342). Education and Healthcare. Issue 4. P. 158-172.
to the question of safety culture and nuclear waste in inhabited areas and agglomerations
E. V. Komleva
Professor, Technical University of Dortmund, Germany
There are considered some anthropo-social aspects of the nuclear energy phenomenon. They refer to the first attempt of constructing an international underground repository for nuclear materials near Krasnoyarsk. There are mentioned some problems identified by this connection.
Keywords: culture of safety, nuclear energy, oil, international nuclear waste storage facility, Krasnoyarsk,
Pechenga, mining and chemical combine, Russia.
references
1. Nikipelov B. Ehtika i dialektika v yadernoyj ehnergetike [Ethics and dialectics in nuclear power] / B. Ni-kipelov // Byull. po atomnoyj ehnergii / CNII Atominform. 2003. № 10. S. 7-14.
2. Meljnikov, N. N. Materialih na osnove mineraljnogo i tekhnogennogo sihrjya v inzhenernihkh barjerakh dlya izolyacii radioaktivnihkh otkhodov [Materials on the basis of mineral and technogenic raw materials in engineering barriers to isolation of radioactive waste] / N. N. Meljnikov, V. P. Konukhin, V. N. Komlev. Apatitih : Izd-vo Koljskogo NC RAN, 1998. 94 s.
