CC BY
551
ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
Л. Ю. Айснер
К ВОПРОСУ ИССЛЕДОВАНИЯ СИМВОЛА В ЛИНГВИСТИКЕ И СЕМИОТИКЕ
В статье рассматриваются знаки и символы в историко-культурной тенденции с позиции лингвистики и семиотики.
Ключевые слова: знак, символ, лингвистика, семиотика, метафора, символизм, иерофания.
Основы лингвистической и семиотической теории символа были заложены
Ч. Пирсом, выделившим 3 типа знаков: индексы, иконические знаки и символы.
Знаки играют важнейшую роль в формировании и развитии человеческого сознания. «Человеческая цивилизация невозможна без знаков и знаковых систем, человеческий разум неотделим от функционирования знаков, а возможно, и вообще, интеллект следует отождествить именно с функционированием знаков», -отмечает в своих трудах один из основоположников современной семиотики Ч. Моррис [18. С. 37-89]. В качестве знака могут выступать объекты самого различного типа: предметы, явления, свойства, отношения, действия и т. п. Знаки используются для приобретения, хранения, переработки и передачи информации.
Знаки являются объектом изучения многих дисциплин: лингвистики, философии, культурологи, психологии, антропологии и т. п., но центральным объектом исследования они стали в особой науке о знаках - семиотике. В данной статье мы рассмотрим проблему исследования знака в лингвистике и семиотике.
Слово «символ» происходит от древнегреческого «симболон», что в буквальном переводе означает «смешанное в кучу». «Симболонами» греки называли осколки разбитой плитки; люди, сложив вместе такие осколки, и обнаружив, что следы раскола совпадают, могли опознать друг друга как участников некой сделки, договора, сообщества. Символ, по своему изначальному значению, есть, во-первых, тайный знак, значение которого понятно только посвященным, и тем самым, связывающий посвященных в единое множество; во-вторых, символ есть знак условный, т. е. знак, о значении которого специально договорились. Ч. Пирс, давая свое определение символа, опирается на второе значение древнегреческого термина.
В историко-культурной традиции термин «символ» является многозначным.
А. Ф. Лосев отмечает, что термин «символ» относится к числу тех слов, которые широко употребляются, кажутся общепонятными и потому не анализируются специально. Но «при ближайшем рассмотрении оказывается, что символ... есть одно из центральных понятий философии и эстетики и требует чрезвычайно кропотливого исследования [16. С. 247].
На русской почве основы изучения символа заложил А. А. Потебня, говоривший, в частности, о том, что «символ языка ... можно назвать его поэтичностью» [20. С. 22]. При этом поэтичность бывает разной: в - широком смысле, «поэтический образ каждый раз, когда воспринимается и оживляется понимающим, говорит ему нечто большее, чем то, что в нем непосредственно заключено», в узком смысле, поэтичность равна переносу (метафоричность) [там же]. В современ-
ной лексической семантике понимание символа как языковой категории трактуется разными исследователями по-разному: различие чаще всего касается двух проблем: 1) отношение символа к знаку, образу, понятию, концепту; 2) отношение символа к выразительно-изобразительным средствам языка, тропам. Рассмотрим данные категории более подробно:
1. Некоторые исследователи трактуют символ через понятия образа и знака, и определяют его как «образ, взятый в аспекте своей знаковости», и как «знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа» (Аверинцев, Виноградов, Лосев, Арутюнова, Шелестюк). Согласно другой точке зрения, «давно пришло время, поставить символ рядом с понятием» (Марков), однако при этом символические значения не отождествляются с концептуальными. Синтез этих подходов можно проследить в работах В. В. Колесова, который рассматривает отношения символа к понятию, образу и концепту в динамике. Семантический синкретизм концепта, по мнению В. В. Колесова, оформляется в образе, анализируется в понятии, а в символе предстает уже как «единство «мысли-чувства»», и потому может замещать одновременно и понятие, и образ; символ -понятийный образ; или образное понятие» [12. С. 57, 62].
2. Отношение символа к выразительно-изобразительным средствам языка, тропам, также определяется’ неоднозначно. С точки зрения В. В. Колесова, «символ - основное образное средство; представленное как предельная степень развития метафоры или, напротив, как нераскрытая метафоричность семантически синкретичного слова» [12. С. 248]. Метафора и метонимия, понимаются многими как механизмы переноса, лежащие в основе образования символа, отсюда выделение метафорического и метонимического типов символа [21. С. 553-554]. Исследователи художественного текста часто отождествляют символ с любым элементом художественной системы [6. С. 141].
«Реальный символ» нельзя заимствовать, т.к. он «прорастает из естественного языка в его развитии» [12, С.35]. Метафора, напротив, создается искусственно [12. С. 203], часто возникая из символа [22. С. 6, 18-23].
Внутренняя структура символа, его отношение к денотату и референту также понимаются неоднозначно. С одной точки зрения, символ имеет денотат и «репрезентирует референт» [25. С. 50], а с другой - символ имеет только референт: у символа нет собственного денотата, предметного значения (он предстает только в отношении к предмету — к вещи) [12. С. 69]. Согласно В. В. Колесову, денотат имеет только образ: «По признакам денотата и референта символ находится в дополнительном распределении по отношению к образу ... совместно они составляют целое, функционально равное понятию» [12. С. 196].
В. В. Колесов развивает идеи А. А. Потебни см. [20. С. 328], однако в отношении христианского символа возникают сомнения в том, что всякое слово проходит круговой путь от зародыша смысла к новому концепту в последовательности образ - понятие - символ. Невозможность до конца перевести опыт веры на язык понятий утверждалась многими богословами [26. С. 105]. Сегодня похожее положение можно найти в трудах исследователей проповеднического жанра [14. С. 48].
«Символизм - это признак человеческой потребности в расширении иеро-фанизации мира ad infinitum, нахождении дубликатов, заместителей и путей участия в полученной иерофании, и далее, тенденции идентифицировать ее со всей вселенной в целом», такое изречение можно найти в трудах М. Элиаде [29. С. 143]. Похожее утверждение есть и у П. А. Флоренского: «Бытие, которое больше
самого себя, - таково основное определение символа. Символ - это нечто являющее собою то, что не есть он сам, больше его, и, однако, существенно чрез него объявляющееся» [26. С. 287]. В результате символ оказывается знаком не отдельной вещи или явления, а целого и цельного мира, встающего за этим символом.
Сакральный символ всегда есть проявление священного, сверхъестественного и, как пишет М. Элиаде, «большинство иерофаний (иерофания - проявление священного; термин введен М. Элиаде) обладают способностью становиться символами. Символ важен не только потому, что он продолжает или замещает ие-рофанию, но в первую очередь в связи с тем, что он способен поддерживать процесс иерофанизации и, в особенности, из-за того, что в тех случаях, когда символ выступает в качестве иерофании, он сам по себе раскрывает сакральную или космологическую реальность, чего никакое другое проявление сделать не в состоянии» [29. С. 142].
Христианский символ многими не отождествляется с образными средствами языка и с тропами («Православная мистика безобразна, и таковым же является и путь к ней, т. е. молитва» [7. С. 178]). Согласно С. С. Аверинцеву, «язык образов и метафор... не имеет ничего общего с христианством» [2. С. 19]. Образность ранневизантийской проповеди, по мнению С. С. Аверинцева, стимулировалась чисто утилитарным, а не эстетическим моментом - помочь больше запомнить с голоса [2. С. 187-191], [13. С. 124].
Христианский символ можно отличить от метафоры на основе следующих признаков символа: комплексности содержания символа и равноправия его значений, «имманентной» многозначности и расплывчатости границ значений в символе, его функции бесконечности [16], «сопричастности христианского символа обозначаемому объекту» [9. С. 291], [5. С. 103], при которой между знаком и означаемым возникают двойственные отношения: тождество означаемому и обозначение чего-то иного [12. С. 16], не трансформации (как в метафоре), а актуализации значения слова, при моделировании новых интерпретаций значений символа, сохранения прямого значения (в отличие от аллегории) [16. С. 135-139; 2. С. 231], архетипичности и универсальности символа в отдельно взятой культуре [25. С. 125-126; 12. С. 200].
Отличие от метафоры обусловлено и особым статусом слова в церковнопроповедническом стиле. Еще в античном понятии логоса слово воспринималось как нечто субстанциональное. Священное Писание «превращалось в знаковую систему, которая требовала знания символики, прежде всего словесной, сформировавшейся в трудах отцов церкви, толкующих сакральный текст» [5. С. 69]. Символизм, как ведущий принцип постижения и объяснения мира в русском средневековье, был присущ уже славянской азбуке, и многое заимствовал из переводов трудов отцов церкви [15. С. 437-446]. Слово, как икона, представляло образ, знаменующий первообраз, но ему не тождественный.
Таким образом, под символом принято понимать комплексный языковой знак, состоящий из двух равноправных элементов: 1) из конкретного значения, представляющего либо образную сторону символа, либо выражающего конкретное понятие (отвлеченное значение), агент символа; 2) из абстрактного значения, носящего первично-архетипический (отражающий поэтику синкретизма), культурно-стереотипный (традиционный, отражающий эйдетическую поэтику) или субъективно-авторский (отражающий поэтику художественной модальности) характер, референт символа [25. С. 50].
В основе агента символа лежит лексическое понятие, которое выражает не только сигнификат, но и представляет денотатативную основу символа в образе, обеспечивая тем самым номинацию и фрагментацию окружающей действительности. В основе референта символа лежит лексический фон, который представляет собой множество непонятийных (т. е. не имеющих прямого отношения к номинации) семантических элементов (долей), обеспечивающих комуляцию познанного. И образ, и понятие, в узком смысле, составляют лексическое понятие слова, противопоставленное лексическому фону как основе символического фокуса.
Говоря о природе символов, нельзя не коснуться еще одного подхода, рассматриваемого и развиваемого, в частности, К. Г. Юнгом: «Символ является, с одной стороны, первичным выражением Бессознательного, а с другой - идеей, соответствующей наивысшему предчувствию сознательного ума. Такие вещи, подобные архетипическим символам, не должны продумываться, они должны снова вырасти из темной глубины забвения, чтобы выразить внешнее предчувствие сознательного ума и наивысшую интуицию духа с целью интергации уникальности сознания, полностью сознающего настоящее, с изначальным прошлым жизни» [30].
Можно принимать или не принимать юнговское учение об архетипических символах, но при анализе символов обращение к человеческой психике и к психологии все-таки обязательно, т. к. только психология может помочь разобраться в ответе на вопрос, почему какие-то знаки становятся символами, а другие - нет.
Подводя итог вышесказанному, можно отметить, что:
1) некоторые символы близки к каноническим знакам, т. к. обладают определенным подобием с означаемым объектом или явлением;
2) некоторые символы близки к индексам, т. к. могут рассматриваться или считаться проявлением, порождением означаемого;
3) некоторые символы становятся таковыми в силу того, что имеют общую природу с означаемым;
4) Некоторые символы становятся таковыми в силу «соприкосновения» -реального присутствия в ситуации (случайного или закономерного), где имел место обозначаемый объект или явление; для сакральных символов такое «соприкосновение» никогда не считается случайным;
5) такое «соприкосновение» может быть фактом не реального мира, а воображаемого, в частности, описанного в некотором тексте, вошедшим в культуру; другими словами, некоторые символы становятся таковыми в силу культурноисторических ассоциаций;
6) некоторые знаки становятся символами соответствующих объектов или явлений в силу того, что вызывают в душе человека аналогичные переживания и эмоции;
7) некоторые знаки становятся символами в силу того, что являются выражением архетипов из подсознания человека или социума, являясь выражением коллективного бессознательного, по выражению Юнга.
Список литературы
1. Аверинцев С. С. Символ // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 607-608.
2. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997.
3. Арутюнова Н. Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. М. : Наука, 1993. С. 6.
4. Бахтина О. Н. Духовная природа русского слова // Язык и культура : материалы второго международного научно-практического семинара «Инновации и традиции в реформируемой школе». Томск, 1996. С. 97-103.
5. Бахтина О. Н. Феномен старообрядческой литературы в контексте христианского понимания слова // ВМУ. Сер. 9. Филология. 1998. № 4. С. 66-76.
6. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.
7. Булгаков С. Н. Православие. Очерки учения Православной церкви. Киев,
1991.
8. Виноградов В. В. История слова. М., 1994. 138 с.
9. Гриненко Г. В. Об особенностях сакральной коммуникации // Полигнозис. М., 1999. № 2. С. 99-116.
10. Гриненко Г. В. Смысл и значение в сакральных текстах // Логические исследования : Вып. 6. М., 1999. С. 287-298.
11. Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры. М., 1990.
12. Колесов В. В. Философия русского слова. СПб., 2002.
13. Левшун Л. В. Проповедь как жанр средневековой литературы (на материале проповедей в древнерусских рукописных и старопечатных сборниках): ав-тореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1992.
14. Левшун Л. В. История восточнославянского книжного слова XI-XVII вв. Минск, 2001.
15. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы : в 3 т. Л. : Худож. лит., 1987. Т. 1. С. 261-654.
16. Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. - М., 1976.
17. Марков В. М. Миф. Слово. Метафора. Модельная онтология. Рига, 1994.
18. Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика. М., 1983. С. 37-89.
19. Пирс Ч. Элементы логики. Grammatica speculative // Семиотика. М., 1983.
С.151-210.
20. Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М., 1990.
21. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976.
22. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М., 1968.
23. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.
24. Топоров В. Н. Святость и святые в русской культуре. М., 1995.
25. Шелестюк Е. В. О лингвистическом исследовании символа // Вопросы языкознания. 1997. № 4. С. 125-141.
26. Флоренский П. А. У водоразделов мысли // Флоренский П. Сочинения : в 3 т. Т. 2-3. М., 1990-1999.
27. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж, 1937.
28. Фрейденберг О. М. Образ и понятие // Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978.
29. Элиаде М. Структура символов // Метафизические исследования. Вып. 10. СПб., 1999.
30. Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1999.
