CC BY
101
Методический потенциал учебных ИР позволяет:
• подобрать текстовый, графический, фото-, аудио- и видеоматериал по изучаемым темам;
• организовать в группах и целом классе обсуждение культурных и социальных проблем;
• провести лингвистический анализ устной и письменной речи носителей языка (представителей различных социальных групп, носителей диалектов и акцентов);
• организовать внеурочную и внеклассную проектную деятельность учащихся;
• создать благоприятные условия для учащихся с высоким уровнем иноязычной коммуникативной компетенции для реализации своего интеллектуального потенциала (Английский язык. ИД «Первое сентября». 2008. № 4. С. 4-7).
Таким образом, использование ИР является неотъемлемой частью учебно-воспитательного процесса в средней школе, способствует модернизации общего образования, позволяет осуществить деятельностный подход в обучении и успешно формировать коммуникативную и информационную компетенции учащихся. Однако внедрение в учебный процесс информационных технологий вовсе не исключает традиционные методы обучения, а гармонично сочетается с ними на всех этапах. Использование информационных технологий позволяет не только многократно повысить эффективность обучения, но и стимулировать учащихся к самостоятельному изучению иностранного языка.
В. П. Шадеко
К вопросу художественного произведения
Художественное произведение состоит из системы образов, действия (сюжета, фабулы), хронотопа (пространства и время) и художественной речи. Все это называется его композицией. Если искусство может быть описано как некоторый вторичный язык, то произведение искусства - как текст на этом языке. Художественный текст - это сложно построенный смысл. Все его элементы есть элементы смысловые. «Если пользоваться понятием «язык искусства»..., то очевидно, что художественная литература, как один из видов массовой коммуникации, должна обладать своим языком., т. е. «иметь определенный замкнутый набор значимых единиц и правил их соединения, которые позволяют передать некоторые сообщения» (Лотман, 1998. С. 32). Художественная литература использует особый язык, который надстраивается над естественным
383
языком как вторичная система. Этот особый язык, в отличие от естественного языка, пользуется знаками, имеющими не условный (конвенциональный) характер, а изобразительный. В узком смысле слова описание художественной формы литературного произведения называется поэтикой. Благодаря усилиям нескольких поколений ученых, среди которых можно выделить представителей так называемого «формального метода» (В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского, Ю.Н. Тынянова, В.Б. Шкловского, Б.М. Эйхенбаума, Р.О. Якобсона, Б.И. Ярхо), а также Г.О. Винокура, В.В. Виноградова, Ю.М. Лотмана, М.Л. Гаспарова, В.П. Григорьева, лингвистическая поэтика заняла прочное место в кругу филологических дисциплин. Ее задачи В.М. Жирмунский определил так: «Объяснить художественное значение поэтических приемов, их взаимную связь и характерную эстетическую функцию» (В.М. Жирмунский, 1977. С. 27), при этом поэтический прием мыслится в единстве со своим языковым выражением и с общим «художественным заданием» произведения.
Лингвистическая интерпретация художественного текста преследует те же цели, что и литературоведческая: выяснение и понимание основной идеи текста. Но поскольку идейное содержание текста не существует вне языковой организации или структуры, непосредственно ее выражающей (Лотман, 1994. С. 86-87), лингвистический анализ должен явиться фундаментом любой интерпретации. С другой стороны, лингвистический анализ художественного текста невозможен без обращения к таким категориям литературоведческого анализа, как «композиция», «стиль», «ритм», «строфа» и т. д.
«Путь лингвистического анализа текста как «путь разыскания значений слов, оборотов, ударений, ритмов и тому подобных языковых элементов, путь создания словаря или, точнее, инвентаря выразительных средств... наметил во многом интуитивно Л.В. Щерба еще в начале 1920-х гг. (Щерба, 1957. С. 27). С течением времени аспекты и методы лингвистического анализа были существенно уточнены и конкретизированы» многими другими учеными-филологами.
Среди подходов к анализу художественного текста можно выделить конкретно-исторический, нормативный и целостный.
При конкретно-историческом подходе языковые факты, представленные в тексте, комментируются с диахронической точки зрения с целью способствовать непосредственному пониманию текста. Так, например, на фонетическом уровне можно объяснить наличие безударного гласного -ой у прилагательных мужского рода с основой на заднеязычный согласный в именительном падеже единственного числа, представляющее исконно русскую рефлексию сильного напряженного редуцированного и особенно рельефно вы-
384
ступающее в позиции рифмы: «Старик заохал, голос хрипкой: был высочайшею пожалован улыбкой» (А.С. Грибоедов), а также у Лермонтова: «Белеет парус одинокой/ В тумане моря голубом!../ Что ищет он в стране далекой?» Или на морфологическом уровне может быть объяснима «немужская» форма местоимения 3-го лица оне, противопоставленная форме мужского рода они и также заметная в позиции рифмы: «Не пой, красавица, при мне/ Ты песен Грузии пе-чальной:/Напоминают мне оне» ...(А.С. Пушкин).
Обращаясь к лексическому уровню, следует говорить об архаизмах, историзмах, библеизмах, поэтизмах и т. д., т. е. о словах, которые несут дополнительную стилистическую нагрузку в отличие от нейтрального пласта лексики. Рассматривая, например, семантику архаизмов, следует всегда учитывать то «художественное задание» (В.М. Жирмунский, 1975. С. 434-435), которое выполняет та или иная лексема. Так, в стихотворении А.С. Пушкина «Пророк», в основе которого лежит 6-я глава ветхозаветной книги пророка Исаии, встречаются такие архаизмы, как «зеницы» (зрачки), десница (правая рука), «уста» (рот), «виждь» (смотри), «внемли» (слушай), «глагол» (слово) и другие, создающие библейский колорит всего стихотворения.
Совсем другую задачу выполняют архаизмы в стихотворении Пушкина «Я памятник воздвиг себе нерукотворный». Здесь поэт создает не библейский колорит, а торжественный, возвышенный тон, чтобы подчеркнуть значение поэтического творчества. Так, определение памятника «нерукотворный» акцентирует внимание читателя на том, что памятник не материальный, а в области мысли и слова, т. е. духовный.
Важно отметить, что анализ устаревшей лексики вскрывает иногда семантические изменения лексем, встречающиеся порой у по-этов-классиков и продолжающие жить в активном словаре современного литературного языка. Так, у А.С. Пушкина в строках «Везде бичи, везде железы,/ Законов гибельный позор,/Неволи немощные слезы» обращает на себя внимание лексема «позор», которая наряду со значением «посмешище», «стыд», «поругание» раньше употреблялось, по данным этимологического словаря, в значении «зрелище». Что касается определения «гибельный», то оно имеет аппозитивный статус, тем самым все словосочетание «гибельный позор» понимается как «зрелище погибающих законов». Подобная метаморфоза произошла и с глаголом «ведать» в драме «Борис Годунов»: «Наряжены мы вместе город ведать», где он использован А.С. Пушкиным не в значении «знать», а в значении «управлять».
Немаловажен и словообразовательный уровень, с которым сопряжен деривационный (образующий) аспект лексики. В настоящее
385
время словообразование в языкознании выделено в самостоятельную дисциплину, а поэтому оно также должно учитываться при лингвистическом анализе текста. Здесь важно учитывать типовой характер словообразовательных отношений, что может иметь большое значение для верного понимания текста. Это можно пояснить на примере пушкинских строк «Вознесся выше он главою непо-корной/Александрийского столпа». Исследователи, а вслед за ними и школьные преподаватели установили традицию усматривать в этих строках намек на колонну, воздвигнутую в честь императора Александра I на Дворцовой площади Санкт-Петербурга. Нам представляется, что более прав Н.М. Шанский, предлагающий иное прочтение на основании словообразовательной аргументации. В качестве аргумента он приводит тот факт, что современники Пушкина, как, впрочем, и сам поэт, называли колонну Александровской на основе словообразовательной модели: Александр> Александров> Александровский. Прилагательное же «александрийский» образовано по другой словообразовательной модели и с помощью другого суффикса и восходит к маяку в Александрии, где стоял данный маяк -одно из семи чудес античного мира. А.С. Пушкин знал это из оды Горация и ее переводов. Понимание александрийского как относящегося к Александру I возникло уже во времена Пушкина в результате народно-этимологического сближения. Таким образом, в результате словообразовательного анализа стало возможным совершенно иное понимание словосочетания «Александрийский столп».
Что касается синтаксического уровня, то на нем в комментарии нуждаются нетипичные для современной нормы случаи глагольного и падежного управления в словосочетании. Например, у Крылова мы находим «Когда бы ты не презрел мною», а у Пушкина - «Сквозь слез не видя ничего». Данные словосочетания являются нетипичными для нормы современного литературного языка, но для раскрытия идейного содержания произведений, в которых они употреблены, ничего не дают.
Гораздо важнее комплексный анализ художественного текста, который предполагает рассмотрение сложно организованного единства текстовой структуры. Как справедливо заметил Гиршман (1991.
С. 68): «Все значимые элементы произведения не могут рассматриваться как заранее готовые детали: каждый из них обретает свою смысловую определенность и художественную значимость лишь в процессе развертывания целостного художественного мира как один из образующих его моментов».
Если говорить о поэзии, то следует отметить, что «любые элементы речевого уровня могут возводиться в ранг значимых и любые элементы, являющиеся в языке формальными, могут приобретать в
386
поэзии семантический характер, получая дополнительные значения» (Лотман, 1972. С. 36). Это происходит, как справедливо считал М.Л. Гаспаров, благодаря тому, что «когда мы... читаем стихи, то в конце каждой строки живо вспоминаем концы предыдущих строк (особенно когда они отмечены созвучиями), в начале каждой строки - начала предыдущих строк и т. д. Если прозу мы воспринимаем как бы в одном измерении, то стих - в двух, «горизонтальном» и «вертикальном»; это разом расширяет сеть связей, в которые вступает каждое слово, и тем повышается смысловая емкость стиха» (Гаспаров, 1989. 8 след.). Нельзя не согласиться с Ю.М. Лотманом, что «поэтический текст имеет высокую упорядоченность, при которой единицы различных языковых уровней - фонетического, грамматического, лексического, синтаксического - оказываются вовлеченными в тесные взаимосвязи. Именно эти связи, по мнению Ю.М. Лотмана, и создают художественный прием, в частности и художественность текста в целом, лежат в основе композиции произведения, через которую, в свою очередь, получает выражение его идейное содержание. Само собой разумеется, что основной задачей комплексного анализа текста является выяснение упомянутых взаимосвязей.
М. Н. Ковешникова
Речевая манипуляция и приемы речевого манипулирования
Манипуляция человеческим сознанием может осуществляться за счёт различных средств, в том числе и за счёт языка. Лингвистические средства манипулирования - один из предметов исследования такой науки, как когнитивная лингвистика. Причём результаты подобных исследований интересны как учёным в данной области, так и простым обывателям, главным образом, в аспекте практического применения. Речевая манипуляция стала отдельным предметом лингвистики не так давно, потому, несмотря на популярность темы в наше время, её аппарат ещё не до конца сложился: в том числе, пока на данный момент не существует чёткой классификации всех приёмов манипуляции.
Для начала выясним, что такое речевая манипуляция. В многочисленных исследованиях на эту тему даются различные определения. В широком смысле под речевым воздействием понимается речевое общение, взятое в аспекте его целенаправленности и мотивационной обусловленности. По мнению В.Е. Чернявской речевая манипуляция есть речевое воздействие, направленное на неявное, скрытое побуждение адресата к совершению определенных дейст-
387
