CC BY
109
І
ятельности, являясь базовыми для управления, оценки и коррекции поведения, взаимовлияют друг на друга. Достаточная антиципационная состоятельность обеспечивает малую выраженность волевых расстройств во всех их проявлениях: волевые действия (-0,36, р=0,001), преодоление препятствий (-0,31, р=0,001), преодоление конфликтов (-0,32, р=0,001), преднамеренная регуляция (-0,2, р=0,05), автоматизмы и навязчивости (-0,43, р=0,001), мотивы и влечения (-0,36, р=0,001), прогностическая функция (-0,59, р=0,001). Развитая прогностическая функция позволяет контролировать поведение человека, соблюдение им законов общества, моральных и нравственных канонов. Чем выше прогностическая компетентность, тем более успешно пациенты с личностными расстройствами справляются с препятствиями, возникающими на пути осуществления задуманного. Развитая прогностическая компетентность способствует предвосхищению трудностей, человек встречает их с готовностью, что облегчает процесс преодоления препятствия, обеспечивает адекватное субъективное чувство контроля над ситуацией.
Чем выше будет способность индивидуума к прогнозированию жизненных ситуаций, тем легче ему будет решать сложные или новые задачи на своем пути. Возможно, что высокий показатель антиципационной состоятельности позволит не только решить проблему, но и избежать ее вследствие своевременного прогноза.
Преднамеренная регуляция является неотъемлемой частью антиципационной деятельности, и чем менее выражено расстройство в сфере регуляции и организации психических процессов во время какого-либо действия, тем успешнее будет и антиципа-ционная деятельность.
Выявлена положительная взаимосвязь между показателем Моторная Ловкость и показателем антиципационной состоятельности (0,2, р=0,05), а также ее пространственной составляющей (0,22, р=0,05). Высоким значениям двигательной компетентности соответствовала хорошая координация движений при выполнении теста на моторную ловкость. Способность сконцентрировавшись, не уменьшая темпа работы, четко выполнить данные инструкции, хорошее владение органами движения подтверждается достаточной пространственной компетентностью пациентов. Пространственная составляющая представляет собой способность человека реагировать на изменения окружающей среды, предвосхищать их, способность превращать органы движения в управляемые системы. Моторная ловкость характеризуется такими свойствами как переключаемость, экспромтность, рациональность, находчивость, быстрота, точность, адекватность (В. Д. Менделевич, 2001). Моторная ловкость, в конечном счете, вливается в понятие пространственной состоятельности, а последняя, базируясь на двигательных умениях, формирует способность быстро находить выход из затруднительного положения, решать нестандартные задачи — все, что называется психологической ловкостью, когда поступки и реакции адекватны вызвавшим их ситуациям.
Таким образом, в ходе исследования антиципационной и волевой деятельности пациентов с расстройствами личности были обнаружены пространственная, личностно-ситуационная и временная несостоятельности, а также выраженные отклонения от нормы по таким параметрам, как преодоление препятствий, преднамеренная регуляция и прогностические функции. Антиципационная состоятельность ухудшалась у испытуемых с возрастом. Достаточная прогностическая компетентность обеспечивала малую выраженность волевых расстройств во всех их проявлениях, что позволяет говорить о взаимовлиянии антиципационной и волевой деятельности, которыми, в свою очередь, обеспечивается адекватное поведение личности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Александровский Ю. А. Пограничные психические расстройства. — Москва. — Медицина. — 2000. — 496 с.
2. Гульдан В. В., Иванников В. А. Особенности формирования и использования прошлого опыта у психопатических личностей. // Журнал психиатрии и неврологии имени С. С. Корсакова. — 1974. — № 12. — С. 1830.
3. Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. — М. — 1980. — 280 с.
4. Менделевич В. Д. Наркозависимость и коморбидные расстройства поведения (психологические и психопатологические аспекты). — М.: МЕД-пресс-информ, 2003. — 328 с.
5. Менделевич В. Д. Психология девиантного поведения. Учебное пособие. — М.: МЕДпресс, 2001. — 432 с.
6. Менделевич В. Д., Соловьева С. Л. Неврозология и психосоматическая медицина. — М.: МЕДпресс-информ, 2002. — 608 с.
7. МКБ-10. Классификация психических и поведенческих расстройств. — СПб, 1994. — 300 с.
8. Соложенкин В. В., Носков Г. Г. Экспериментально-психологическое исследование прогнозирования у больных неврозами. // Журнал психиатрии и неврологии имени С. С. Корсакова. — 1985. — № 12. — С. 18331837.
9. Узелевская А. Э., Менделевич В. Д., Боев И. В. Прогностическая деятельность пациентов с личностными расстройствами с повышенной склонностью к психо-социальной адаптации. // Российский психиатрический журнал. — 2001. — № 6. — С. 17-20.
10. Фейгенберг И. М. Нарушения вероятностного прогнозирования при шизофрении. // Шизофрения и вероятностное прогнозирование. — М. — 1973. — С. 5-19.
11. Шостакович Б. В., Гульдан В. В. К вопросу о критических способностях при психопатиях. // Журнал психиатрии и неврологии имени С. С. Корсакова. — 1976. — № 11. — С. 1678.
12. Шостакович Б. В., Горинов В. В., Пережогин Л. О. Способ диагностики степени выраженности волевых расстройств в судебно-психиатрической клинике. // Журнал психиатрии и неврологии имени С. С. Корсакова. — 2000. — № 11. — С. 42-48.
К вопросу феноменологии и патогенеза формирования компьютерной игровой зависимости
А. В. ХУДЯКОВ, А. В. УРСУ Ивановская государственная медицинская академия
За последние годы в России стала актуальной проблема игровой зависимости. Основное внимание общественности и ученых сконцентрировано на гемблинге, т.е. на зависимости связанной преимущественно с игровыми автоматами. Это обусловлено высоким темпом развития болезни и неизбежной утратой социального статуса. Однако в настоящее время с гемблингом начинает конкурировать еще одна игровая зависимость — от компьютерных игр. Коснулась она преимущественно детей и подростков, особенно лиц мужского пола (А. В. Худяков, Ю. В. Староверова, М. С. Киселева. 2006). Опасность данного расстройства заключается в том, что болезнь развивается относительно медленно, незаметно меняя личность, ее направленность, круг интересов. С целью определения распространенности увлечения компьютерными играми нами было проведено анонимное анкетирование 134 девятиклассников г. Иванова.
В настоящее время игровая техника стала очень доступна: так у 63% девятиклассников г. Иваново есть дома компьютеры, у 62% юношей и у 91% девушек есть мобильные телефоны. Есть также возможность посещать компьютерные игровые клубы, многие
из которых работают круглосуточно. Среди юношей 76% имеют опыт посещения таких клубов, при этом 25% оставались в нем на ночь.
Из числа опрошенных детей каждый третий (34%) играет на компьютере ежедневно, более двух часов в день — половина юношей (48%) и каждая четвертая девушка (27%). Среди юношей каждый четвертый (24%) признался в том, что за играми максимально смог провести целый день (более 15 часов).
Столь высокая распространенность увлечением компьютерными играми обусловлена тем, что родители длительное время имеют определенные выгоды от наличия у своего ребенка «управляемой» зависимости. Компьютерная игра становится стимулом, а запрещение играть — формой наказания, при этом многие родители удовлетворены тем, что ребенок свободное время проводит дома, а не на улице. Поэтому, со слов школьников, половина родителей (46%) относится безразлично к тому, что их ребенок много времени проводит за игрой, а 23% — положительно. Многих детей слишком рано приобщают к данному виду деятельности: так 25% опрошенных познакомились с электронными
играми в возрасте до 8 лет. Наш опыт показывает, что родители обычно игнорируют информацию о возможных негативных последствиях компьютерных игр и обращаются за помощью только в том случае, когда зависимость «выходит из-под контроля»: снижается успеваемость в школе, ребенок прогуливает уроки, возникают денежные долги и т. п.
В последние годы появились работы, показывающие влияние компьютерных игр на психику (И. В. Бурлаков. 2000; М. С. Иванов, Г. М. Авилов. 2002). Однако, по нашему мнению, сталось без должного внимания состояние, в котором находится человек в процессе игры. Наши наблюдения позволяют полагать, что это состояние сходно с гипнотическим. В пользу такого утверждения говорят следующие факты: для «вхождения» в игру необходимо сконцентрироваться на ее объекте, при этом постепенно восприятие внешних раздражителей все больше притупляется (угасает роговичный рефлекс, болевая чувствительность, потребность в еде и т.п.). Нарушается восприятие чувства времени — оно течет быстрее. Игрок способен долго находиться в практически неподвижном состоянии, он как бы застывает в одной позе. Информация идущая из внешнего мира воспринимается слабо или не воспринимается совсем, а через зрительный и слуховой анализаторы формируется раппорт между игрой и играющим. Игра внушает субъекту определенные переживания, которые воспринимаются почти как реальные, так же появляется возможность идентификации себя с героем игры. Именно поэтому в игре человек испытывает сильные эмоции, которые объективно выражаются в бурной деятельности вегетативных отделов нервной системы.
Важной деталью является и то, что когда игрок «вошел» в виртуальную реальность, разрешающая способность графики перестает восприниматься (не ощущается качество хорошей графики, перестает замечаться качество плохой графики). Очевидно, что можно говорить о том, что в процессе вхождения в гипнотическое состояние происходит функциональная перестройка работы мозга (системы компьютер-анализаторы): мозг как бы подстраивается под новые условия восприятия объективной действительности и начинает полученную информацию «кодировать в привычный формат». В пользу вышеизложенного свидетельствуют возникающие обычно после игры дереализационные расстройства. Так, 17% играющих девятиклассников отмечали, что после длительного пребывания за игрой хотя бы однажды мир на некоторое время становился каким-то нереальным, другим. По описанию близких в это время ребенок обычно выглядит рассеянным, заторможенным, он с трудом сосредотачивается на делах, иногда забывает их выполнить. Данное расстройство предположительно обусловлено нарушением ясности сознания, функциональной перестройкой работы мозга в системе компьютер-анализаторы, которую надо «настроить» обратно на реальный мир.
Таким образом, из-за многократного вхождения в измененное состояние сознания и оживления эмоций в процессе игры, в нижележащих структурах головного мозга формируются очаги застойного возбуждения, которые по механизму отрицательной индукции начинают подавлять близлежащие отделы, которые в норме отвечают за состояние ясности сознания (И. П. Павлов, 1973). Данное предположение подтверждают современные исследования электрической активности головного мозга лиц, страдающих патологическим влечением к азартным играм: у них было выявлено в 96,4% случаев диффузные изменения биоэлектрической активности головного мозга, причем у 10,7% они были значительными, у 53,6% — умеренными и у 32,1% — легкими (А. О. Бухановский, В. А. Солдаткин, В. С. Коваленко, 2006).
Клинически в пользу вышесказанного свидетельствуют такие случаи: подавляющее большинство игроков отмечает, что после длительного пребывания за играми «перед закрытыми глазами еще долго мелькают эпизоды игры», так же достаточно типично «продолжение игры» во сне. Трое из ста опрошенных школьников независимо друг от друга признались в том, что после ночного пребывания в компьютерном клубе, утром после игры видели перед собой еще в течение 10-20 минут прицел (крестик) как в игре. Таким образом, на данных примерах можно говорить о том, что на фоне длительного пребывания за игрой формируются очаги застойного возбуждения в коре больших полушарий, которые клинически проявляются в виде навязчивых зрительных образов, достигающих не только степени эйдетизма, но, в исключительных случаях, и галлюцинаторного уровня.
Мы приводим ряд наблюдений, подтверждающих предположение, что на фоне снижения активности коры больших полушарий происходит активация патологического очага застойного возбуждения. У пациента хирургического отделения при введении внутривенного наркоза в фазе возбуждения развилась аффективная агрессивно-оборонительная реакция. По его поведению и выкрикам стало ясно, что больному кажется, будто он находится в игре, и на него нападают «монстры». В дальнейшем было выяснено, что пациент увлекается компьютерными играми жанра «action» и 3D.
Подросток, возвращаясь утром домой после ночного пребывания в компьютерном клубе (играл преимущественно в DOOM), вдруг «услышал» мелодию из игры, а затем «заметил» что зашевелились кусты и из них вылез «монстр». При этом он испытал сильный страх. Рядом с ним шел друг, который заметил его состояние и довел его до дома, при этом подросток продолжал испытывать страх и «чувствовал спиной», что чудище идет следом.
Другой подросток, вернувшись утром домой так же после ночного пребывания в компьютерном клубе (играл преимущественно в DIABLO) лег спать. Однако сон был прерван родными, которые заставили выполнять работу по дому. Находясь в полусонном состоянии, юноша взял топор, и ему показалось, что он «в игре». Находившегося радом отца он воспринял как «чудище» из игры. Под влиянием сильного страха стал «защищаться» от него топором. После того как услышал крик и заметил, что глаза у «чудища» похожи на родительские, пришел в сознание, испугался и убежал.
Показательно, что игровые переживания актуализировались в том случае, когда элемент из жизни был похож на игру. Таким образом, произошло оживление очага застойного возбуждения по рефлекторному механизму с последующим подавлением ясности сознания. В пользу условно-рефлекторного механизма активации патологического очага застойного возбуждения свидетельствуют рассказы школьников о том, что после игры, в которой «было страшно», они на улице случайно увидели объект похожий на тот, который был в игре. При этом испытали сильный страх. В другом случае, дети играли в «страшную» игру, в которой «монстры» нападали из-за угла, а потом, гуляя по улице, сильно испугались выбежавшей из-за угла маленькой собачки.
По механизму условного рефлекса происходит и актуализация влечения к игре. При этом на фоне нарастания влечения происходит снижение ясности сознания (В. Л. Малыгин, Б. Д. Цыганков, 2006).
Нами зафиксированы случаи снохождения у подростков после длительной игры: один из них ходил, «держа в руках автомат», другой подошел к матери и спросил «а где мне найти доспехи?». Это может свидетельствовать о сумеречном состоянии сознания.
Влияние игр на поведение может быть представлено следующим образом. В процессе игры личность находится в состоянии повышенной внушаемости, поэтому вся информация воспринимается во многом без критики. Незаметно для играющего полученный опыт начинает использоваться для построения представления о мире, о себе и о будущем. Так одна молодая девушка, увлекавшаяся играми (имевшая в анамнезе суицидальные попытки), представляла жизнь и смерть так: «если я умру, то начну жить сначала, только в другой части Земли». Наблюдается тенденция переноса игрового опыта в реальную жизнь — так один игрок сказал: «а в жизни многое построено как в компьютерной игре». После длительного пребывания в виртуальном мире в реальности иногда спонтанно возникает желание вести себя как в игре: если кто-то раздражает и мешает, то его хочется убить, если в игре надо было в беседе с персонажами выбирать варианты ответов, то в реальности в беседе возникает спонтанно такое же желание.
Таким образом, человек тренирует в игре определенные модели поведения, при этом наработанный навык автоматизируется и остается в подсознании. Постепенно встроенные модели поведения начинают внедряться в общую структуру подведения личности и ассимилируются ею в рамках возможного. При этом новые навыки требуют от личности постоянного контроля, чтобы в обычной жизни не совершать поступков, подобных совершаемым в игре. В случае же снижения тормозного влияния коры больших полушарий (недосыпание, сильное эмоциональное возбуждение, переутомление, алкоголизация и т.п.) возможен «срыв контроля» с поведением как в игре. Так по данным СМИ, подростки, расстрелявшие в США одноклассников, очень любили игру жанра «action», и когда совершали преступление, они вели себя по правилам игры.
Заключая данное сообщение, хочется отметить, что компьютерные игры, могут принести несомненную пользу, способствуя развитию интеллекта ребенка (известно, что ребенок всегда охотнее учится в игре), влекут за собой негативные последствия. Однако если учебные пособия проходят рецензирование, другие источники информации (печатная продукция, кино и др.) также в определенной мере подвергаются общественному контролю, то компьютерная игровая деятельность полностью отдана на откуп производителю и распространителям. Пора задуматься над проведением экспертизы наиболее распространенных игр и проинформировать общественность о степени их пользы и вреда.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Бурлаков И.В. Homo Gamer: Психология компьютерных игр. — М.: Класс. — 2000. — С. 38-41.
2. Бухановский А. О., Солдаткин В. А., Коваленко В. С., Безрукова С. Н.
І
Подход к пониманию патологического гемблинга // Игровая зависимоть: мифы и реальность. Материалы международной конференции/ Под редакцией академика Т. Б. Дмитриевой — М.: РИО ФГУ «ГНЦ ССП Росздра-ва». — 2006 — С. 23-30.
3. Иванов М.С., Авилов Г.М. Психологическая характеристика ролевой компьютерной игры как особого вида деятельности // Сибирская психология сегодня. — Кемерово: Кузбассвузиздат. — 2002. — С. 41-55.
4. Малыгин В.Л., Цыганков Б.Д. Клиника и динамика психических расстройств у лиц с патологической зависимостью от игры// Игровая зависимоть:
мифы и реальность: Мат-лы международной конф./ Под ред. акад. АМН Т. Б. Дмитриевой — М.: РИО ФГУ «ПНЦ ССП Росздрава», 2006 — С. 69-74
5. Павлов И. П. Двадцатилетний опыт объективного изучения нервной деятельности (поведения) животных. — М.: Наука, 1973. - 508с.
6. Худяков А.В., Староверова Ю.В., Киселева М.С. Некоторые социально-психологические характеристики посетителей интернет-клубов// Игровая зависимоть: мифы и реальность: Мат-лы международной конференции/ Под редакцией академика Т. Б. Дмитриевой — М.: РИО ФГУ «ПНЦ ССП Росздрава», 2006. — С. 142-145.
Клинические особенности социальных фобий у матерей детей с ограниченными возможностями
Н. В. УСТИНОВА, К. К. ЯХИН, Казанский государственный медицинский университет
Последние десятилетие было отмечено резким ростом научных исследований по социальной фобии, так как это тревожное расстройство широко распространено и может приводить к нарушению трудоспособности и адекватного социального функционирования [1, 5, 7, 9]. До настоящего времени имеет место гиподиагностика социальной фобии и недостаточное ее лечение [4, 6, 8, 9].
Целью настоящего исследования являлось изучение особенностей формирования и клинических проявлений социальных фобий у матерей детей с ограниченными возможностями с последующей разработкой лечебно-реабилитационных рекомендаций.
Материалы и методы исследования. Среди обследованных нами 125 женщин, имеющих ребенка с ограниченными возможностями (инвалидизирующим заболеванием), в группу исследования были отобраны19 матерей с выявленными социальными фобиями. Для более детального изучения психопатологической симптоматики кроме клинико-психопатологического нами были использованы дополнительные методы обследования: опросник для выявления невротических состояний Яхина-Менделевича [3] и опросник СМИЛ [2].
Результаты исследования. Анализ социально-демографических характеристик исследуемой группы обнаружил следующие особенности. Большинство женщин (14 человек) были разведенными. Высшее образование получили семь обследованных женщин этой группы, у девяти женщин имелось среднее специальное образование и у трех — среднее образование. Безработными являлись тринадцать женщин.
Возраст детей обследованных женщин варьировал от четырех до четырнадцати лет (средний возраст — 10,3+2,51 лет). Инвалидизирующим заболеванием ребенка являлся детский церебральный паралич: у шести детей отмечался гемиплегический синдром, также у шести отмечалась спастическая диплегия и у четырех наблюдался тетрапаретический синдром. Интеллектуальные нарушения (легкая и умеренная умственная отсталость) отмечались у четырех детей.
У десяти матерей дети нуждались во вспомогательных средствах для осуществления функции ходьбы, четверо детей не могли передвигаться самостоятельно без чьей-либо помощи и только пятеро имели легкие двигательные нарушения. У 11 детей были речевые нарушения. Большинство женщин в обследованной группе (12 человек из 19) были неудовлетворены материальными и жилищно-бытовыми условиями, согласно данным опросника В0З-КЖ-100.
Все обследованные с детства отличались впечатлительностью, повышенной ранимостью, мнительностью, обостренным чувством ответственности. Преимущественным типом воспитания в родительских семьях была гиперопека. По мере взросления отмечались преходящие эпизоды фобической симптоматики (страх отвечать у доски, обращаться к малознакомым людям и т.п.), проявляющейся в виде тахикардии, профузного потоотделения, неприятного ощущения в груди, чувства нехватки воздуха, сухости во рту, гиперемии лица, онемения конечностей, диспепсических расстройств. Однако подобные эпизоды не носили стойкого болезненного характера и на протяжении определенного периода жизни не влияли на социальную адаптацию обследованных.
С рождением больного ребенка в жизни женщин начинали происходить изменения. Появление в общественных местах матери с «неполноценным» ребенком неизбежно привлекало вни-
мание окружающих. Физический дефект ребенка расценивался матерью как собственная неполноценность. Ожидались негативная оценка, насмешки и унижения со стороны малознакомых людей. Жалость и, как казалось матерям, одновременно презрение большинства членов социума были невыносимы. Появлялась боязнь произвести неблагоприятное впечатление на окружающих. Постепенно формировалась заниженная самооценка, ощущение собственной неполноценности становилось особенно болезненным, что приводило к появлению так называемого «избегающего поведения», переставали посещать общественные места, особенно вместе с ребенком, общаться со своими знакомыми, ожидая неприятных вопросов и негативной оценки («плохая мать, не смогла родить здорового ребенка»). Еще больше усугублял ситуацию уход мужа из семьи, что окончательно лишало женщин уверенности в собственных силах. В результате они становились все более замкнутыми, старались избегать трудных для них ситуаций общения. При вынужденных контактах с малознакомыми людьми (в транспорте, магазине и т.п.) появлялись соматовегета-тивные симптомы, чувства стыда, вины, даже если рядом не было ребенка. Психическое состояние ухудшалось даже во время ожидания предстоящего выхода из дома.
Ограничивался круг общения, интересы. Постепенно подобное избегающее поведение приводило почти к полной социальной изоляции. Страх оказаться в ситуации суждения и критики социумом приводил к снижению настроения, появлению суицидальных мыслей. Они чувствовали себя комфортно только наедине со своим больным ребенком, с которым складывались очень тесные, эмоционально насыщенные отношения, скрепленные общим чувством враждебности по отношению к социуму. Как правило, отмечалось воспитание по типу гиперопеки с целью оградить ребенка от социальных контактов. Не желая того, мать неосознанно передавала ребенку свой страх перед суждениями и оценкой других людей, что, в свою очередь, приводило к развитию фобических и тревожных расстройств у самого ребенка. В таких семьях дети рано начинали понимать свое отличие от других, воспринимали это как дефект, испытывали трудности в общении со сверстниками. Мы наблюдали повышенную эмотивность и консерватизм, особенно в сфере морали у женщин с социальными фобиями. Обвиняя социум в деморализации, отсутствии ценностей, они пытались оправдать этим свою отчужденность от общества.
Невозможность адекватного функционирования в социальных ситуациях и тенденция избегать их, насколько это возможно, оказывали крайне отрицательное влияние на личную, образовательную и профессиональную стороны жизни женщины.
Исследование с помощью опросника Яхина-Менделевича выявило у всех больных социофобией низкие показатели диагностических коэффициентов (ДК<-1,28) по шкалам фобических нарушений, тревоги и депрессии (рис. 1.). В усредненном профиле СМИЛ отмечались высокие показатели по шкалам пессимистичности, относительно высокие показатели по шкалам индивиду-алистичности и феминности, низкие по шкале импульсивности, что указывает на преобладание в их поведении альтруистических тенденций над эгоцентрическими.
Результаты факторного анализа психопатологической картины заболевания представлены тремя группами расстройств:
1)конверсионными и вегетативными симптомами, являющимися соматическими эквивалентами тревоги,
