Научная статья на тему 'К соотношению системы языка, его нормы и узуса'

К соотношению системы языка, его нормы и узуса Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
6066
722
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СИСТЕМА ЯЗЫКА / LANGUAGE SYSTEM / LANGUAGE NORM / USAGE (SPEECH PRACTICE) / VIOLATION OF THE NORM / ЯЗЫКОВАЯ НОРМА / УЗУС (РЕЧЕВАЯ ПРАКТИКА) / НАРУШЕНИЯ НОРМЫ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Крысин Леонид Петрович

Статья посвящена соотношению системы языка, его нормы и речевой практики, реализующей возможности системы и рекомендации нормы. Приводятся примеры, показывающие особенности этого соотношения на разных ярусах языковой структуры. Анализ этих примеров завершается вы­водом о характере коммуникативного поведения носителя языка, обязанного учитывать все три указанные категории системные возможности, нормативные ограничения, особенности речевой практики (узуса). Языковая норма имеет разную природу в кодифицированных и некодифицированных подсистемах языка. В некодифицированных она равна узусу традиционно употребляемым языковым единицам и способам сочетания их друг с другом. В кодифицированных подсистемах, и прежде всего в литературном языке, норма объединяет в себе традицию и целенаправленную кодификацию.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

To the correlation of the language system, its norms and usage

The article is devoted to the correlation of the language system, its norms and speech practice, realizing system possibilities and norm recommendations. Examples are given showing the features of this correlation on different levels of the language structure. Based on the analysis of these examples we make a conclusion about the nature of the communicative behavior of the native speaker, who is obliged to take into account all three of the following categories: systemic possibilities, normative limitations, and features of speech practice (usage). The language norm has a different nature in the codified and non-codified language subsystems. In non-codified subsystem it is equal to the usage, traditionally used linguistic units and ways of combining them with each other. In codified subsystems, and above all in the literary language, the norm combines tradition and purposeful codification.

Текст научной работы на тему «К соотношению системы языка, его нормы и узуса»

УДК 81

К СООТНОШЕНИЮ СИСТЕМЫ ЯЗЫКА, ЕГО НОРМЫ И УЗУСА*

Л.П. Крысин

Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН (Россия, Москва)

Аннотация: Статья посвящена соотношению системы языка, его нормы и речевой практики, реализующей возможности системы и рекомендации нормы. Приводятся примеры, показывающие особенности этого соотношения на разных ярусах языковой структуры. Анализ этих примеров завершается выводом о характере коммуникативного поведения носителя языка, обязанного учитывать все три указанные категории - системные возможности, нормативные ограничения, особенности речевой практики (узуса). Языковая норма имеет разную природу в кодифицированных и некодифицированных подсистемах языка. В некодифицированных она равна узусу - традиционно употребляемым языковым единицам и способам сочетания их друг с другом. В кодифицированных подсистемах, и прежде всего в литературном языке, норма объединяет в себе традицию и целенаправленную кодификацию.

Ключевые слова: система языка, языковая норма, узус (речевая практика), нарушения нормы.

Для цитирования:

Крысин Л.П. К соотношению системы языка, его нормы и узуса // Коммуникативные исследования. 2017. № 2 (12). С. 20-31.

Сведения об авторе:

Крысин Леонид Петрович, доктор филологических наук, профессор, заведующий отделом современного русского языка

Контактная информация:

Почтовый адрес: 119019, Россия, Москва, ул. Волхонка, 18/2 E-mail: leonid-krysin@mail.ru Дата поступления статьи: 20.02.2017

* Статья написана на основе доклада, прочитанного автором на V международной конференции «Культура русской речи» (Гротовские чтения), 16-18 февраля 2017 г., Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН.

© Л.П. Крысин, 2017

В конце 1960-х гг. Михаил Викторович Панов сформулировал теорию антиномий - присущих языку постоянно действующих противоречий, благодаря которым совершается его развитие. Основные антиномии: говорящего и слушающего, узуса и возможностей языковой системы, кода и текста, антиномия, обусловленная асимметричностью языкового знака, антиномия двух функций языка - информационной и экспрессивной (см.: [РЯиСО, кн. 1: 24 и след.]].

К теме данной статьи имеет прямое отношение главным образом антиномия узуса и возможностей языковой системы. Вот как иллюстрирует действие этой антиномии М.В. Панов: «Узус ограничивает использование языковых единиц и их сочетаний; живые потребности речевого употребления заставляют постоянно прорывать цепь этих ограничений, используя возможности, заложенные в языковой системе. Например, узус запрещает сказать победю, или побежу, или побежду. Можно использовать оборот я буду победителем, я одержу победу, победа за мной; но они слишком книжны, не годятся для непринужденной бытовой речи (и могут в ней употребляться только шутливо]. Потребности языкового общения и запрещают и одновременно заставляют использовать эти формы (ведь строгое исполнение языковых запретов отвечает определенной потребности общения]» [РЯиСО, кн. 1: 25].

Термин «узус» употреблен здесь практически как синоним термина «норма», на это указывают следующие характеристики, содержащиеся в приведенной цитате: узус ограничивает, цепь ограничений (накладываемых узусом], узус запрещает, исполнение языковых запретов (диктуемых узусом]. Как известно, ограничения и запреты - это функции языковой нормы. По-видимому, такая синонимия послужила причиной того, что в работах других исследователей, развивавших теорию М.В. Панова, эта антиномия иногда называется антиномией системы и нормы (см., например: [Крысин 1968; Крысин 1989: 22; Беликов и Крысин 2016: 82]]1.

Насколько оправданно употребление терминов «узус» и «норма» как синонимов? Не обозначают ли они нечто хотя и близкое, но всё же существенно различающееся?

Прежде чем ответить на эти вопросы, рассмотрим понимание языковой нормы в современной лингвистике.

Термин норма часто используется в двух смыслах - широком и узком.

В широком смысле под нормой подразумевают традиционно и стихийно сложившиеся способы речи, отличающие данный языковой идиом от других языковых идиомов. В этом понимании норма близка к понятию узуса, т. е. общепринятых, устоявшихся способов использования данного языка. Так, можно говорить о норме применительно к террито-

1 Заметим, что в лингвистической литературе встречается и терминологическая синонимия иного рода: языковая система понимается как «естественная норма» [Апресян 1993: 9].

риальному диалекту: например, нормальным для севернорусских диалектов является оканье, а для южнорусских - аканье. По-своему нормативен и любой из социальных или профессиональных жаргонов. Например, то, что используется в торговом арго, будет отвергнуто как чуждое теми, кто владеет жаргоном плотников; устоявшиеся способы использования языковых средств существуют в армейском жаргоне и жаргоне му-зыкантов-«лабухов», и носители каждого из двух этих жаргонов с легкостью отличат чужое от своего, «нормального», и т. д.

В узком смысле норма - это результат целенаправленной кодификации языка. Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который иначе называют нормированным, или кодифицированным. Территориальный диалект, городское просторечие, социальные и профессиональные жаргоны не подвергаются кодификации, и поэтому к ним не применимо понятие нормы в узком смысле этого термина1.

Получается, что применительно к некодифицированным сферам языка мы можем употреблять термины «узус» и «норма» безразлично: то, как принято говорить, скажем, на данном диалекте, это языковой обычай, узус, но это и диалектная норма, отличающая его от других диа-лектов2. Однако относительно кодифицированной подсистемы, каковою является литературный язык, такое безразличие в использовании терминов «узус» и «норма» явно не оправдано: одно дело, как предписывают употреблять языковые средства словари и грамматики (норма), и другое - как в повседневном речевом общении следуют этим предписаниям носители литературного языка (узус, речевая практика). Несовпадение нормативных прескрипций и речевой практики более или менее очевидно, и современная устная и письменная речь предоставляет нам массу примеров такого несовпадения.

Из сказанного следует, что применительно к литературному языку полезно различать (в рамках рассматриваемой антиномии) три сущно-

1 Одним из первых в лингвистической науке двоякое понимание нормы (дескриптивное: то, как говорят, как принято говорить в данном обществе, и прескриптивное -как надо, как правильно говорить) выдвинул уругвайский лингвист Э. Косериу: в широком смысле «норма соответствует не тому, что "можно сказать", а тому, что уже "сказано" и что по традиции "говорится" в рассматриваемом обществе» [Косериу 1963: 175], а в узком смысле норма - результат целенаправленной деятельности общества по отбору и фиксации определенных языковых средств в качестве образцовых, рекомендуемых к употреблению. Близкое к этому понимание нормы можно найти и в работах представителей Пражского лингвистического кружка (например, Б. Гавран-ка, А. Едлички).

2 Говоря о том, что не только литературный язык, но и местные и социальные диалекты имеют свою норму, т. е. комплекс традиционно употребляемых средств («узус определяет норму народного языка»), Б. Гавранек обращал внимание на то, что «отклонения от этого комплекса воспринимаются (носителями данного диалекта. - Л. К.) как нечто ненормальное, как отступление от нормы» [Гавранек 1967: 339, 340].

сти: систему, норму и узус. При этом в понятии нормы надо иметь в виду два указанных выше смысла - широкий и узкий: 1] норма как результат традиции, как многолетний обычай использовать языковые единицы и их сочетания и 2] норма как результат кодификации, как совокупность предписаний, касающихся употребления языковых единиц.

Литературная норма объединяет в себе и языковую традицию, и кодификацию, которая во многом основывается на этой традиции. Тем самым литературная норма противопоставлена, с одной стороны, системе (не всё, что допускает языковая система, одобрено нормой], а с другой, -речевой практике, узусу: в речевой практике вполне обычны большие или меньшие отклонения как от традиционной нормы, так и от тех нормативных предписаний, которые содержатся в грамматиках и словарях.

Примеры несовпадения системных возможностей, нормативных предписаний и речевой практики (узуса] многочисленны и разнообразны.

1. Так, фонетическая система русского языка допускает сочетания мягких задненёбных согласных с последующим /о/: [к'о], [г'о], [х'о]. Литературная же норма отвергает словоформы типа берегёт, жгёт (хотя в речевой практике литературно говорящих людей эти формы встречают-ся1], словоформы со звукосочетанием [к'о] единичны: ткёшь, ткёт, ткём, ткёте, а нарицательные слова с [х'о] в русском литературном языке не встречаются (ср. иноязычные фамилии с этим сочетанием: Хёглунд - шведский музыкант, Хёрт - американский киноактер и под.]. Тем не менее эти звукосочетания «фонетически закономерны», и «можно уверенно ожидать, что какое-нибудь заимствование типа гёла2 или необычное имя собственное с этим сочетанием (Хёлин] будет произноситься людьми, владеющими русским литературным языком, без звуковых замен и без артикуляционных запинок: они сохранят именно такой свой облик, с [г'о] и [х'о], даже если войдут в число общеупотребительных, частой в бытовой речи слов» [Панов 1967: 79-80].

2. Языковое творчество детей и некоторых писателей также может служить свидетельством того, что возможности системы языка значительно шире того, что разрешает литературная норма и что закреплено в узусе.

В знаменитой книге Корнея Чуковского «От двух до пяти» приведены многочисленные факты «незаконных» (а на самом деле вполне допускаемых системой русского языка] детских формо- и словообразований типа зададу, спрятаю, пивнул, откуснул, всколькером, рукти (по образцу слова ногти: «на ногах ногти, а на руках рукти»], зубовный врач, пугательные сказки и т. п. [Чуковский 1990: 105 и след.].

1 По данным массового обследования носителей русского литературного языка в 1960-х гг. приблизительно пятая часть опрошенных сочла допустимым употребление форм волокёт и жгёт [РЯДМО: 215 и след.].

2 Ср. слова гёрлс, гёрлскаут, гёрлфренд, заимствованные русским языком в самом конце ХХ в. и уже зафиксированные словарями (см., например: [Захаренко, Комарова, Нечаева 2008: 199; Крысин 2010: 192; Русский орфографический словарь 2012]].

Один из персонажей романа А. Солженицына «В круге первом» -Илларион Герасимович, «не слабел, а, наоборот, сильнел от такой жизни». Разумеется, система языка не ставит под запрет образование глагола сильнеть от прилагательного сильный, поскольку словообразовательная модель производства глаголов со сходной семантикой ('приобретать свойство, обозначенное прилагательным, в большей степени') от других прилагательных, имеющих в своем составе суффикс -н-, существует, ср.: полный - полнеть, умный - умнеть, ясный - яснеть и под. Однако ни в нормативных словарях, ни в речевой практике большинства говорящих по-русски глагола сильнеть нет. Заметим, что А.И. Солженицын вполне осознанно и целенаправленно расширял русский словарь, вводя в него слова, отчасти забытые, отчасти стоящие на периферии языка, отчасти придуманные им самим, но образованные в большинстве случаев в соответствии с системными закономерностями русского словообразования: выкоренить (искоренить, истребить), думчивый (требующий призадуматься), изломистый, крохота (мелюзга, мелкота), лють (сильный мороз, стужа; ср.: «Ой, лють там сегодня будет, двадцать семь с ветерком, ни укрыва, ни грева!» - «Один день Ивана Денисовича»), неують, скоро-дельный, сличка (сравнение), хрусткий (твёрдый и ломкий), чашничать (бражничать, пировать) и под. [Солженицын 2000].

3. В разные периоды развития языка литературная норма имеет качественно разные отношения с речевой практикой.

В эпохи демократизации языка тенденции, действующие в узусе, преодолевают сопротивление традиционной нормы, и в литературном языке появляются элементы, которые до того времени норма не принимала, квалифицируя их как чуждые нормативному языку. Например, характерное для современной речевой практики распространение флексии -а (-я) в именительном падеже множественного числа на всё более широкий круг существительных мужского рода (инспектора, прожектора, сектора, цеха, слесаря, токаря и под.) означает, с одной стороны, что конфликт между системой и нормой разрешается в пользу системы, а с другой, что постоянно изменяющийся, пополняемый новшествами узус, живая речевая практика оказывает давление на традиционную норму, и для некоторых групп существительных образование форм на -а (-я) оказывается в пределах кодифицированной нормы (и, значит, конфликт между нормой и узусом разрешается в пользу узуса).

4. Форма родительного падежа множественного числа носок (несколько пар носок), наряду с традиционно-нормативной носков, недавно разрешённая современными кодификаторами грамматической нормы (см.: [Еськова 1994: 191; Орфоэпический словарь... 2015: 469]), - несомненная уступка просторечному узусу, из которого форма родительного падежа множественного числа с нулевой флексией (носок), ранее оценивавшаяся как бесспорно неправильная, распространилась и в среду говоря-

щих литературно. Влиянием просторечной и профессионально-технической среды объясняются и многие другие варианты, допускаемые современной русской литературной нормой: договор, договора, договоров (наряду с традиционными договор, договоры, договоров] [Еськова 1994: 88; Орфоэпический словарь... 2015: 201], переговоры по разоружению (наряду с переговоры о разоружении], радиовещание на заграницу (т. е. радиовещание для слушателей, живущих за границей], война на уничтожение (вместо традиционной конструкции война с целью уничтожения], поделиться о впечатлениях (вместо поделиться впечатлениями]1 и т. п.

5. Речевая практика может способствовать не только проникновению в нормированный язык новых для литературного языка единиц, но и укреплению в нем новых моделей - словообразовательных, синтаксических и др. Например, многочисленные лексические заимствования из других языков, главным образом из английского, расширившие нормативный русский словарь в конце ХХ - начале XXI в., способствуют и тому, что активизируются структурно новые типы слов. Таковы, например, некоторые словосочетания с так называемыми аналитическими прилагательными (термин М.В. Панова - см.: [Панов 1956, 1971]] - типа бизнес-план, блок-схема, интернет-портал.

Надо сказать, что образование подобных словосочетаний - явление не новое для русского языка: их массовое возникновение (на основе сокращений типа парт-, проф-, сов- и т. п.] и широкое употребление относится еще к 1920-м гг. В большинстве случаев аналитическое прилагательное представляет собой неизменяемую единицу: аудио-, био-, видео-, гидро-, кардио-, космо-, нарко-, шоу- и под., - и препозитивное присоединение ее к знаменательному слову - явление вполне естественное, аналогичное тому, как присоединяются к определяемым словам обычные, изменяемые определения-прилагательные.

Однако когда в качестве аналитического прилагательного выступают слова, которые могут существовать и в виде склоняемых существительных - типа бизнес, блок, Интернет, - то речь может идти не только об образовании словосочетаний с аналитическими прилагательными: бизнес-план, блок-схема, интернет-портал, - но и о более традиционных для системы русского синтаксиса генитивных словосочетаниях типа план бизнеса, портал Интернета или о предложно-падежных конструкциях: план по бизнесу; портал в Интернете. Кроме того, вполне в духе языка употребить и относительное прилагательное, образованное от такого существительного: бизнесный план, интернетный портал, - но ни современная речевая практика, ни тем более литературная норма не воспользовались возможностью образования таких прилагательных.

1 Об источниках и нормативном статусе этих и подобных конструкций см., например: [Ицкович 1982; Синтаксис и норма 1974; Гловинская 1996].

6. Под иноязычным влиянием появляются конструкции, не характерные для русского синтаксиса. Например, деепричастные заголовочные конструкции вида Подводя итоги, достаточно частотные в прессе начиная со второй половины ХХ в., появились под влиянием соответствующих конструкций английского языка - ср. англ. summing up (именно так было переведено на русский язык название автобиографической книги Соммерсета Моэма "The summing up"]. Сюда можно отнести также появление форм множественного числа у существительных, которые традиционная норма предписывает употреблять преимущественно в форме единственного: гонка вооружений (ср. англ. arms race], мирные инициативы (ср. англ. peace initiatives] и нек. др.; ср. также используемое некоторыми современными лингвистами словосочетание речевые практики -также, по-видимому, результат влияния английского языка.

Профессионально-технический язык стал источником таких конструкций, как проверка ёмкостей на герметичность, бурение скважин на воду, сфера военно-делового языка - конструкций приказ на наступление, задание на поход и под. (см.: [РЯиСО, кн. 3: 251 и след.; Золотова 1974]].

7. Еще более показательно давление узуса на норму в области орфографии. Например, возврат в написании ряда слов, относящихся к религиозной сфере, к старой, дореволюционной норме - с прописной буквы (вместо положенного, согласно «Своду правил орфографии и пунктуации» 1956 г., написания их с буквы строчной]: Бог, Богородица, Рождество, Пасха, Сретенье, Библия и др. - произошёл первоначально в письменной практике конца ХХ в., и только затем это было утверждено в качестве обязательной орфографической нормы (подробнее об этом см. во вступительной статье «Правила употребления прописных букв» к словарю [Лопатин, Чельцова, Нечаева 1999: 12-34]].

8. В периоды укрепления языковых традиций - что, несомненно, связано с определенной социальной, политической и культурной стабилизацией общества, - фильтрующая сеть нормативной кодификации становится более частой, и тогда ненормативное, но при этом достаточно широко представленное в узусе с большим трудом попадает в литературный язык.

Например, в 1930-е гг., когда формировался советский языковой стандарт, литературная норма отвергает имперфективные глагольные формы, образуемые от двувидовых глаголов: атаковывать, использовы-вать, мобилизовывать, организовывать и под., - хотя в 1920-е гг. они были весьма употребительны не только в просторечии, но и в литературной речи и имели определенные социальные перспективы укрепиться в нормативном языке. Академик С.П. Обнорский даже написал специальную статью, посвященную глаголу использовывать [Обнорский 1935], в которой выражал крайнее беспокойство по поводу распространения этой просторечной формы в речи литературно говорящих людей. Беспокойство

оказалось напрасным, никто из владеющих литературной нормой не скажет сейчас: *Надо использовывать такую возможность. Но другие, сходные формы можно и услышать, и увидеть напечатанными: таковы, например, организовывать и мобилизовывать1 (см. об этом также: [Мучник 1961; РЯиСО, кн. 3, § 68; Горбачевич 1971: 222-223]].

Итак, языковая норма имеет разную природу в кодифицированных и некодифицированных подсистемах языка. В некодифицированных она равна узусу - традиционно употребляемым языковым единицам и способам сочетания их друг с другом. В кодифицированных подсистемах, и прежде всего в литературном языке2, норма объединяет в себе традицию и целенаправленную кодификацию. Норма как совокупность традиционно используемых языковых средств и правил их сочетания противопоставлена системе языка (как комплексу возможностей, из которых норма реализует лишь некоторые], а норма как результат целенаправленной кодификации может входить в противоречие с узусом, в котором наблюдается как следование кодификационным предписаниям, так и нарушение их.

Речевая деятельность носителя литературного языка осуществляется в постоянном (но при этом обычно не осознаваемом] согласовании собственных коммуникативных действий с возможностями системы, с тем, что предписывают словари и грамматики данного языка (т. е. с нормой], и с общепринятыми в данное время в данном социуме средствами и способами его использования (речевой практикой, узусом].

Список литературы

Апресян Ю.Д. Лексикографическая концепция Нового большого англо-русского словаря // Новый большой англо-русский словарь. Т. 1 / под общ. рук. Э.М. Медниковой и Ю.Д. Апресяна. М.: Русский язык, 1993. С. 6-17. Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2016. 337 с.

Гавранек Б. Задачи литературного языка и его культура // Пражский лингвистический кружок: сб. ст. / сост., ред. и предисл. Н.А. Кондрашова. М.: Прогресс, 1967. С. 338-377.

Гловинская М.Я. Активные процессы в грамматике // Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995) / под ред. Е.А. Земской. М.: Языки русской культуры, 1996. С. 237-304.

Горбачевич К.С. Изменение норм русского литературного языка. Л.: Просвещение, 1971. 270 с.

Еськова Н.А. Краткий словарь трудностей русского языка. Грамматические формы. Ударение. М.: Русский язык, 1994. 447 с.

1 В Национальном корпусе русского языка (http://www.ruscorpora.ru] найдено 4 637 контекстов для глагола организовывать, 50 - для мобилизовывать, 54 - для атаковывать, 18 - для глагольной формы использовывать, при этом употребление последнего глагола отмечено преимущественно в текстах 1920-х гг.

2 Помимо литературного языка к кодифицированным подсистемам могут быть отнесены, например, специальные подъязыки науки.

Захаренко Н.Н., Комарова Л.Н., Нечаева И.В. Новый словарь иностранных слов.

3-е изд. М.: Азбуковник, 2008. 1037 с. Золотова Г.А. О характере нормы в синтаксисе // Синтаксис и норма / отв. ред.

Г.А. Золотова. М.: Наука, 1974. С. 145-175. Ицкович В.А. Очерки синтаксической нормы. М.: Наука, 1982. 199 с. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. Вып. 3. М.:

Прогресс, 1963. С. 143-343. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М.: ЭКСМО, 2010. 944 с. Крысин Л.П. Социальная маркированность языковых единиц // Крысин Л.П. Русское слово, свое и чужое. Исследования по современному русскому языку и социолингвистике. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 486-509. Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского

языка. М.: Наука, 1989. 186 с. Крысин Л.П. К соотношению системы языка и его нормы // Русский язык в школе. 1968. № 2. С. 8-11.

Лопатин В.В., Чельцова Л.К., Нечаева И.В. Орфографический словарь русского

языка. Прописная или строчная? М.: АСТ-пресс, 1999. 373 с. Мучник И.П. Двувидовые глаголы в русском языке // Вопросы культуры речи.

Вып. 3. М., 1961. С. 93-115. Обнорский С.П. Глагол использовать - использовывать в современном русском

языке // Язык и мышление. Т. 3-4. М., 1935. С. 161-168. Орфоэпический словарь русского языка. Произношение. Ударение. Грамматические формы / [авт.: Н.А. Еськова, С.Н. Борунова, В.Л. Воронцова]. 10-е изд., испр. и доп. М.: АСТ, 2015. 1008 с. Панов М.В. Об аналитических прилагательных // Фонетика. Фонология. Грамматика: К 70-летию А.А. Реформатского. М., 1971. С. 240-253. Панов М.В. Русская фонетика. М.: Просвещение, 1967. 440 с. Панов М.В. О слове как единице языка // Ученые записки МГПИ. М., 1956. Т. 51. С. 129-165.

Русский орфографический словарь / под ред. В.В. Лопатина, О.Е. Ивановой. М.:

Азбуковник, 2012. 896 с. РЯДМО - Русский язык по данным массового обследования. Опыт социально-лингвистического изучения / под ред. Л.П. Крысина. М.: Наука, 1974. 351 с. РЯиСО - Русский язык и советское общество. Социолого-лингвистическое исследование. Кн. 1-4 / под ред. М.В. Панова. М.: Наука, 1968. Синтаксис и норма / отв. ред. Г.А. Золотова. М.: Наука, 1974. 282 с. Солженицын А.И. Русский словарь языкового расширения. М.: Русский путь, 2000. 280 с.

Чуковский К. От двух до пяти // Чуковский К. Соч.: в 2 т. М.: Правда, 1990. Т. I. С. 71-464.

References

Apresyan, Yu.D. (1993), Leksikograficheskaya kontseptsiya Novogo bol'shogo anglo-russkogo slovarya [The lexicographic concept of the New Big English-Russian Dictionary]. New Big English-Russian Dictionary, Vol. 1, Moscow, Russkii yazyk Publ., pp. 6-17. (in Russian)

.n.n. KpticHH

29

Belikov, V.I., Krysin, L.P. (2016), Sotsiolingvistika [Sociolinguistics], 2nd ed., Moscow, Yurait Publ., 337 p. (in Russian) Chukovsky, K. (1990), Ot dvukh do pyati [From two to five]. Chukovsky, K. Works, in

2 volumes, Moscow, Pravda Publ., Vol. 1, pp. 71-464. (in Russian) Coseriu, E. (1963), Sincronía, diacronía e historia. El problema del cambio lingüístico. Novoe v lingvistike [New in Linguistics], Iss. 3, Moscow, Progress Publ., pp. 143343. (in Russian)

Eskova, N.A. (1994), Kratkii slovar' trudnostei russkogo yazyka. Grammaticheskie formy. Udarenie [A brief dictionary of the complexities of the Russian language. Grammatical forms. Stress], Moscow, Russkii yazyk Publ., 447 p. (in Russian) Eskova, N.A., Borunova, S.N., Vorontsova, V.L. (2015), Orfoepicheskii slovar' russkogo yazyka. Proiznoshenie. Udarenie. Grammaticheskie formy [Orthoepic dictionary of the Russian language. Pronunciation. Stress. Grammatical forms], 10th ed., Moscow, AST Publ., 1008 p. (in Russian) Glovinskaya, M.Ya. (1996), Aktivnye protsessy v grammatike [Active processes in grammar]. Zemskaya, E.A. (Ed.) Russkii yazyk kontsa 20 stoletiya (1985-1995) [Russian language in the end of the 20th century (1985-1995)], Moscow, Yazyki russkoi kul'tury Publ., pp. 237-304. (in Russian) Gorbachevich, K.S. (1971), Izmenenie norm russkogo literaturnogo yazyka [Change in the norms of the Russian literary language], Leningrad, Prosveshchenie Publ., 270 p. (in Russian)

Havránek, B. (1967), Úkoly spisovného jazyka a jeho kultura. Prazhskii lingvisticheskii kruzhok [Prague linguistic club], Collected articles, Moscow, Progress Publ., pp. 338-377. (in Russian) Krysin, L.P. (2010), Explanatory dictionary offoreign words, Moscow, EKSMO Publ. (in Russian)

Krysin, L.P. (2004), Sotsial'naya markirovannost' yazykovykh edinits [Social marking of linguistic units]. Krysin, L.P. Russkoe slovo, svoe i chuzhoe. Issledovaniya po sovremennomu russkomu yazyku i sotsiolingvistike [Russian word, its own and others. Studies on the modern Russian language and sociolinguistics], Moscow, Yazyki slavyanskoi kul'tury Publ., pp. 486-509. (in Russian) Krysin, L.P. (1989), Sotsiolingvisticheskie aspekty izucheniya sovremennogo russkogo yazyka [Sociolinguistic aspects of the study of the Modern Russian Language], Moscow, Nauka Publ, 186 p. (in Russian) Krysin, L.P. (Ed.) (1974), Russkii yazyk po dannym massovogo obsledovaniya. Opyt sotsial'no-lingvisticheskogo izucheniya [Russian language according to the mass survey. Experience of socio-linguistic study], Moscow, Nauka Publ., 351 p. (in Russian)

Krysin, L.P. (1968), K sootnosheniyu sistemy yazyka i ego normy [To the relation of the system of language and its norms]. Russkii yazyk v shkole [Russian language at school], No. 2, pp. 8-11. (in Russian) Itskovich, V.A. (1982), Ocherki sintaksicheskoi normy [Essays on the syntactic norm],

Moscow, Nauka Publ., 199 p. (in Russian) Lopatin, V.V., Ivanova, O.E. (Eds.) (2012), Russian orthographic dictionary, Moscow, Azbukovnik Publ., 896 p. (in Russian)

Lopatin, V.V., Cheltsova, L.K., Nechaeva, I.V. (1999), Orfograficheskii slovar' russko-go yazyka. Propisnaya ili strochnaya? [Orthographic Dictionary of the Russian language. Uppercase or lowercase letter?], Moscow, AST-press Publ., 373 p. (in Russian)

Muchnik, I.P. (1961), Dvuvidovye glagoly v russkom yazyke [Two-aspect verbs in the Russian language]. Voprosy kul'tury rechi [Questions of the speech culture], Iss. 3, Moscow, pp. 93-115. (in Russian) Obnorskii, S.P. (1935), Glagol ispol'zovat' - ispol'zovyvat' v sovremennom russkom yazyke [The verb "to use" in modern Russian language]. Yazyk i myshlenie [Language and thinking], Vol. 3-4, Moscow, pp. 161-168. (in Russian) Panov, M.V. (1971), Ob analiticheskikh prilagatel'nykh [On analytic adjectives]. Fonetika. Fonologiya. Grammatika [Phonetics. Phonology. Grammar], To the 70th anniversary of A.A. Reformatsky, Moscow, pp. 240-253. (in Russian) Panov, M.V. (Ed.) (1968), Russkii yazyk i sovetskoe obshchestvo. Sotsiologo-lingvis-ticheskoe issledovanie [Russian language and Soviet society. Sociological and linguistic research], Vol. 1-4, Moscow, Nauka Publ. (in Russian) Panov, M.V. (1967), Russkaya fonetika [Russian phonetics], Moscow, Prosveshchenie

Publ., 440 p. (in Russian) Panov, M.V. (1956), O slove kak edinitse yazyka [On the word as a unit of language]. Uchenye zapiski MGPI [Scientific notes MSPI], Moscow, Vol. 51, pp. 129-165. (in Russian)

Solzhenitsyn, A.I. (2000), Russian dictionary of the vocabulary expansion, Moscow,

Russkii put' Publ., 280 p. (in Russian) Zakharenko, N.N., Komarova, L.N., Nechaeva, I.V. (2008), New dictionary offoreign

words, 3rd ed., Moscow, Azbukovnik Publ., 1037 p. (in Russian) Zolotova, G.A. (1974), O kharaktere normy v sintaksise [On the nature of the norm in syntax]. Zolotova, G.A. (Ed.) Sintaksis i norma [Syntax and norm], Moscow, Nauka Publ., pp. 145-175. (in Russian) Zolotova, G.A. (Ed.) (1974), Sintaksis i norma [Syntax and norm], Moscow, Nauka Publ., 282 p. (in Russian)

TO THE CORRELATION OF THE LANGUAGE SYSTEM, ITS NORMS AND USAGE

L.P. Krysin

V.V. Vinogradov Russian language Institute of RAS (Russia, Moscow)

Abstract: The article is devoted to the correlation of the language system, its norms and speech practice, realizing system possibilities and norm recommendations. Examples are given showing the features of this correlation on different levels of the language structure. Based on the analysis of these examples we make a conclusion about the nature of the communicative behavior of the native speaker, who is obliged to take into account all three of the following categories: systemic possibilities, normative limitations, and features of speech practice (usage). The language norm has a different nature in the codified and non-codified language

subsystems. In non-codified subsystem it is equal to the usage, traditionally used linguistic units and ways of combining them with each other. In codified subsystems, and above all in the literary language, the norm combines tradition and purposeful codification.

Key words: language system, language norm, usage (speech practice), violation of the norm.

For citation:

Krysin, L.P. (2017), To the correlation of the language system, its norms and usage. Communication Studies, No. 2 (12), pp. 20-31. (in Russian)

About the author:

Krysin Leonid Petrovich, Prof., Head of the Department of Modern Russian Corresponding author:

Postal address: 18/2, Volkhonka ul., Moscow, 119019, Russia E-mail: leonid-krysin@mail.ru Acknowledgment:

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

The article is written on the basis of a report presented by the author at the 5th International Conference "Culture of Russian Speech" (Grotov Readings), February 16-18, 2017; V.V. Vinogradov Russian language Institute of RAS.

Received: February 20, 2017

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.