CC BY
44
<*>
Андрей АЛЕЙНИКОВ
К ПРОБЛЕМЕ ПОЛИТИКОСОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ГЕНЕЗИСА РОССИЙСКОГО БИЗНЕСА
Анализ проблем становления гражданского общества в России, его взаимоотношений с государством, другими институтами и организациями все более и более заставляет современных исследователей обращаться к политологическому изучению такого социально-политического и экономического феномена, как бизнес.
Развитие экономики знаний, информационно-коммуникационных технологий, усиление взаимозависимости экономических и политических субъектов ставит в центр научного анализа понимание бизнеса как не только экономического, но и социальнополитического феномена, необходимость его интегрированного рассмотрения как полифункциональной деятельности во взаимодействии с социумом в целом.
Сложность, противоречивость и недостаточная изученность социально-политических и социокультурных факторов генезиса, статуса, функций российского бизнеса обуславливает и наличие существенных пробелов, неполноты и зачастую спекулятивности понятийного аппарата социологической теории бизнеса. Российские ученые справедливо констатируют отсутствие единой трактовки базовых понятий этого феномена, «расплывчатость представлений о его конституирующих признаках, ...преобладание описательных исследований»1, «нерешенность задачи комплексного описания бизнеса в целом»2.
Существует широкий круг аспектов, в рамках которых должен быть проанализирован российский бизнес. Среди них можно отметить следующие:
— определение бизнеса как объекта социологического анализа в современных политологических дискуссиях о путях и сущности постсоветского развития России;
— оценку масштабов распространения «захвата государства бизнесом» или бизнеса государством и национальных особенностей социодинамики взаимодействия бизнеса и власти;
— анализ места и роли бизнеса в контексте определения влияния форм организации политической системы, политического режима на качество экономических институтов, социальное развитие;
— рассмотрение особенностей трансформации российского бизнеса как социально-политического института.
Таким образом, бизнес как феномен возникает только тогда, когда появляются условия и предпосылки свободного распоряжения собственностью, не ограничиваемой препятствиями внеэкономического характера, то есть когда мерами принуждения невозможно ограничение равночестности конкуренции. Иными словами, гражданское общество вырабатывает наиболее оптимальную и жизнеспособную для себя форму институционализации деятель-
1 Заславская Т.И. Бизнес-слой российского общества: сущность, структура, статус. «Социс», 1995, № 3, стр. 3
2 Паппэ Я.Ш. Российский крупный бизнес как экономический феномен: особенности становления и современного этапа развития. Проблемы прогнозирования, 2002, № 1, стр. 29
АЛЕЙНИКОВ
Андрей
Викторович — к.ф.н, Санки-Пеиидбург
ности по управлению собственностью с целью удовлетворения общественных потребностей. Этой деятельностью и является бизнес. На наш взгляд, используя некую конструктивную абстрактность различных трактовок бизнеса, возможно предложить следующие основные первоначальные признаки.
Во-первых, бизнес — это предельно рационализированный, целенаправленно и последовательно избирающий средства достижения цели вид деятельности с приоритетом мотивации достижения успеха.
Во-вторых, бизнес — атомизирован-ный, автономный, построенный на независимых индивидуалистических решениях институт, максимизирующий функцию полезности, задачу достижения собственного блага, чья рациональная эгоистичность, обращенная внутрь себя, позволяет выходить за пределы привычного социального поля, самопозициони-роваться вне рамок традиционалистских социальных связей.
В-третьих, бизнес — наиболее предсказуемый в своих экономических предпочтениях и реакциях на изменения в макро(микро)среде субъект социальнополитического процесса, обладающий наибольшей компетенцией, знаниями и информацией о функционировании институциональной среды спроса и предложения, способный не только к формулировке и жесткой «калькуляции» своих потребностей, своей выгоды, но и к инициативному конструированию путей их удовлетворения и достижения.
В-четвертых, бизнес — наиболее восприимчивый с точки зрения политического управления объект, воздействие на который может быть минимизировано расширением или ограничением ресурсных возможностей, при этом властное воздействие может выходить за рамки обычных и одобренных культурой методов, приобретать латентную социальнополитическую форму.
Однако подчеркну, что это лишь первоначальные признаки бизнеса. Возможно, что предлагаемый нами расширительный подход к построению социологической теории бизнеса в социально-политическом контексте покажется несовпадающим с реальными нормами предпринимательского поведения в современной России. Подчеркну, что это лишь первоначальные признаки бизнеса. Возможно,
что предлагаемый нами расширительный подход к построению социологической теории бизнеса в социально-политическом контексте покажется несовпадающим с реальными нормами предпринимательского поведения в современной России. Однако история предпринимательства, опыт развития современного бизнеса убеждают в том, что предлагаемая теоретико-методологическая конструкция имеет вполне реальный политикосоциологический смысл. В современных условиях (примем это за исходный тезис) задачи конкурентоспособности бизнеса интегрируют в себя не только элементы экономической активности, успешного (провального) менеджмента, но прежде всего «поиск новых комбинаций»1 совершенствования форм и функций не только результата, но и процесса бизнеса, ориентированного не только на производство, обмен, распределение и потребление, но и на трансформацию всей системы социокультурных и политических проявлений этой деятельности. Иными словами, дизайн продуктов и услуг уже невозможен без конструирования отношений внутри бизнеса как системы и его взаимосвязи с социумом. Бизнес, подобно государству, обществу, семье, власти, слишком многогранен, чтобы судить о нем с простых позиций максимизации прибыли и рационализации путей достижения успеха. Использование мультипарадигмального подхода обуславливает раскрытие концептов институциональных изменений, означающих видение бизнеса как открытой системы, постоянно реагирующей на изменение политической и социальной среды. Равновесие положения бизнеса и власти в обществе — это система постоянных динамических структурно-функциональных преобразований и комбинаций.
На мой взгляд, антиолигархическая идеология имеет достаточно высокий мобилизационно-электоральный потенциал с ярко выраженным мэйнстримом в сторону позиционирования сложившихся на сегодня политико-экономических кланов как элиты, способной обеспечить сохранение российского суверенитета в условиях глобализации, но постепенно утрачивает онтологическую достоверность. Это объясняется следующим:
1 Шумпетер Й.А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М., «ЭКСМО», 2007, стр. 142
— неразвитая судебная система в условиях развития крупного производства и на фоне ужесточения условий ведения бизнеса в настоящее время эволюционирует в сторону возрастания доверия к судебной защите «бизнеса от бизнеса» и к контрагентам на фоне падения возможностей политически неангажированных бизнес-структур, на отстаивании в суде своих интересов в спорах с государством;
— использование крупными предпринимателями рычагов непосредственного влияния на государственную власть с целью создания своему бизнесу режима наибольшего благоприятствования нейтрализуется самой властью путем «захвата бизнеса»;
— невероятный размер личных состояний нескольких десятков бизнесменов в России является своеобразной платой за их услуги по сохранению и структурному преобразованию ряда ключевых отраслей экономики на фоне практической ликвидации крупных промышленных предприятий в посткоммунистической Центральной Европе;
— специфической чертой постсоветского бизнеса, в условиях слабости и уязвимости правовой системы, является «приятельский» бизнес как совокупность таких отношений внутри бизнес-сообщества и с внешним властным полем, при котором, по Пьеру Бурдье, «каждая группа агентов стремится поддерживать свое существование с помощью постоянной работы по установлению привилегированной сети практических связей,. мобилизуемых для ежедневных житейских потребностей»1;
— становление подобной модели российского бизнеса являлось фактором негосударственного вытеснения из сферы крупного предпринимательства организованной преступности и явного криминала, связанного с покушениями на человеческую жизнь и свободу. Сам бизнес, используя и направляя государственные ресурсы, создавая собственные системы безопасности, существенно уменьшил «бандитскую» составляющую в защите приобретенных прав собственности. Однако и государство, и бизнес оказались не готовы к формированию оптимального институционального окружения,
1 Бурдье П. Практический смысл, СПб, «Алетейя», 2001, стр. 325
к созданию демократических процедур политико-правовых условий защиты от взаимных «захватов». С одной стороны, государство не решило «фундаментальную политическую дилемму хозяйственной системы», сформулированную Б. Уэнгастом: «Правительство, достаточно сильное для того, чтобы защитить права собственности, оказывается вместе с тем и достаточно сильным и для того, чтобы конфисковать собственность своих граж-дан»2. С другой стороны, бизнес стал использовать власть как несущий элемент конструирования конкурентного преимущества, включая использование государственных ресурсов для ослабления или экономического уничтожения своих конкурентов;
— компрометация и криминализация правил, норм, установлений экономического и политического бытия, приписываемая зарождению российского бизнеса, является, однако, общей проблемой посткоммунистического развития, синдромом перехода от отсутствия многих элементарных законодательно оформленных естественных норм поведения к созданию правового пространства частной и публичной жизни при одновременном падении моральных постулатов;
— культивируемая в обществе «народная ненависть» к бизнесу, особенно крупному, приводит к расколу и конфликтам в обществе, а не к формулированию приемлемого нравственного смысла бизнеса, способного сгладить противоречия и поддержать декларируемое общественное единство. Власть, демонстративно отделяя бизнес от публичной политики, подвергает сомнению безусловную правомерность предпринимательской активности, способствует неприятию большинством общества успехов активного меньшинства. Андрес Ослунд, анализируя динамику народных чувств, отмечает, что «чем больше человек начинает заниматься реальным производством, тем большую ненависть он вызывает. Людей больше всего задевает то, что видно невооруженным глазом. Когда миллиарды утекают из государственной казны, это происходит незаметно для общества. А вот когда олигархи перестают воровать и начинают что-то делать сами, тут-то они выходят из
2 Гуриев С., Лазарева О., Рачинский А., Цухло С. Корпоративное управление в российской промышленности. М.,2004, стр. 268-311
тени на всеобщее обозрение. Заводы-то не спрячешь»1;
- нравственная нелегитимность российского бизнеса, активы и ресурсы которого воспринимаются обществом лишь как знак социального статуса, основанием неадекватного образа жизни, приводят к трактовке бизнеса как «деятельности по деланию денег» любыми, в том числе аморальными и нерыночными средствами.
В условиях институциональной недоношенности правил и норм взаимоотношения бизнеса, власти и общества подобный концепт воспринимается как негласное разрешение со стороны власти и менеджеру, и чиновнику, и наемному работнику «делать деньги» любыми средс -твами, соблюдая внешнюю лояльность и демонстрируя свою определенную квазиаскезу, соответствующую ожиданиям не общества, но власти. «Если государство скажет, — заявляет Олег Дерипаска, — что мы должны отдать активы, мы их отдадим. Я не отделяю себя от государства»2.
Любопытна весьма жесткая оценка подобной институциональной траектории развития бизнеса, которую гораздо раньше дала известный публицист Юлия Латынина: «Олигарх, который отдал этому государству хоть списанный «мерс», недостоин управлять даже скобяной лавкой»3.
Таким образом, «антиолигархическая» риторика, исходящая от власти, по своим конструктивным составляющим сугубо прагматична и утилитарна, ибо парадоксальным образом способствует дальнейшей концентрации капитала и росту числа российских представителей в списках журнала «Форбс» за счет приобретения развивающихся производств у той части бизнеса, которая «не обременена» политическим ресурсом. В этом — принципиальная черта взаимодействия бизнеса и власти в России, заключающаяся в технологичном моделировании методами политического конструирования онтологического уровня бизнеса. «Управляемая демократия», «равноудаленный бизнес»
1 Ослунд А. Сравнительная олигархия: Россия, Украина и США. Отечественные записки, № 1(22), 2005, стр. 7
2 Дерипаска О. Интервью газете Financial Times, цит. по «Новое время», № 26 (026), 6.08.2007, стр. 40
3 Латынина Ю. Промзона. М., 0лма-пресс,2003,
стр. 415
позволяют добиваться результатов лишь в условиях неразвитости экономических институтов, «что в свою очередь не может не оказать негативного воздействия на дальнейшие перспективы политической трансформации»4.
Социодинамику российского бизнеса определяет набор социально-политических факторов, имеющих, на наш взгляд, характер системных детерминант. Во-первых, это изменение политической сущности социальной ответственности бизнеса, понимаемой как преодоление деструкции ценностно-ориентированных оснований хозяйственной деятельности, представлений о рынке как бездефицитном западном супермаркете, товары в котором появляются безотносительно к производительному труду. Власть должна политически сконструировать интеграцию бизнеса в общество и государство, ограничивая не его свободу по управлению собственностью, предполагающую рациональное осознание национальных интересов и собственной ответственности за их реализацию, но его волю, то есть произвольные действия, в том числе с использованием властного потенциала, по ограничению свободы других экономических агентов.
Экспансия, захват, равноудаленность и другие проявления властного подавления предпринимательской пассионарнос-ти проецируются в институциональной деформации бизнеса, использующего власть ради самосохранения, меняющего социальные, моральные, культурно-нормативные связи с обществом на внешне политапатичную деловую рациональную витальность.
Во-вторых, политическое и социальное решение проблемы легитимности крупной частной собственности.
Отметим, что проблема «первородного греха», т.е. источников приобретения прав собственности, не является специфически российской. Она была характерна и для периода первоначального накопления капитала в развитых странах, и для посткоммунистических обществ, осуществляющих приватизацию.
Нелегитимность собственности и прав бизнеса на управление ею как в глазах собственного населения, так и по мне-
4 Либман А. Экономические институты в «гибридных» системах. Свободная мысль, 2007, № 9 (1580), стр. 98
нию власти, проявляется тогда, когда меняются стратегии политического режима, обостряются социальные противоречия или наступает экономический спад. При этом вопрос нелегитимности собственности актуализирован ее сверхконцентрацией в России, когда примерно 1500 «олигархов» контролируют 50% всей собственности, а 14 «суперолигархов» распоряжаются средствами, равными 26% ВВП1, что, по-нашему мнению, означает правомерность постановки вопроса о легитимности политической и экономической системы общества в целом.
Э. де Сото отмечал, что документальное описание экономически значимых особенностей активов (несомненно, наиболее актуальное в странах посткоммунис-тической трансформации, содержащее всю информацию «о факторах, ограничивающих и повышающих ценность активов»2), позволяет повысить мобильность ресурсов, обеспечить значительную экономию трансакционных издержек без их вывода за пределы правовой системы. Именно возможности гарантировать выполнение заключенных соглашений вне государственных обязательств лишена значительная часть российского бизнеса. Владимир Соловьев по этому поводу удачно заметил: «Необходимо четко понимать, что стоимость бизнеса в России равна тому, сколько стоит этот бизнес отобрать: все списки «Форбса» — для идиотов»3.
Существует широкий спектр рецептов решения проблемы легитимации частной собственности — от ренационализации до введения налогов на непредвиденные расходы (доплата бизнесом разницы между суммой, уплаченной в ходе приватизации, и нынешней аукционной ценой компании) или жесткой прогрессивной шкалой налогообложения. Каждый из этих вариантов далеко не бесспорен и в любом случае открывает поле не только для усиления роли государства — собственника, что не является однозначно негативным трендом, а прежде всего для
1 Рогачева И.А. Россия: власть и бизнес, СПб, «Наука», 2007, стр. 22
2 Де Сото Э. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М., «Олимп-бизнес», 2004, стр. 68
3 Соловьев В.Р. Путин. Путеводитель для нерав-
нодушных. М., «ЭКСМО», 2008, стр. 168
формирования деформированных институциональных механизмов государственного корпоративизма, при котором политическое доминирование над бизнесом определяется уже не только задачей перераспределения собственности, но и вмешательством государственного аппарата в непосредственное распоряжение и управление собственностью, что, безусловно, приводит к деградации не только материальных, но и интеллектуальных, менеджериальных ресурсов бизнеса, «в ходе которой ресурсы наиболее ушлых людей превращаются из товаров и денег в ресурсы других людей. Перераспределение мотивируется тем, что у новых собственников ресурсов более государственническое мышление, чем у прежних»4.
Деятельность российского бизнеса в социально-политической сфере хаотична и непоследовательна, оторвана от конкретных стратегий развития. «Основной вопрос философии бизнеса» — о первичности благосостояния социума и вторич-ности достижения успеха конкретной бизнес-структуры, лежащий в основе современной российской практики трактовки социальной ответственности предпринимательства, должен быть заменен выработкой системы координат политического и социального конструирования гражданской позиции бизнеса как одной из основ модернизационного развития.
В концепте социальных факторов формирования институциональной среды бизнеса можно выделить не только доступность инфраструктуры, человеческих ресурсов, но прежде всего защиту государством собственности и создание условий для открытости инвестиций, системы мер по поощрению честной конкурентной борьбы. Социальная ответственность бизнеса должна пониматься не как средство уменьшения ущерба, наносимого или нанесенного обществу, а как формирование общих ценностей социума и бизнеса. В этой связи методологически убедительным представляется понятие «социальная включенность» бизнеса, содержание которого тезисно можно раскрыть следующим образом:
— социально-ориентированное общество является условием развития бизнеса,
4 Кордонский С.Г Ресурсное государство. М., «REGNUM», 2007, стр. 42
заинтересованного в эффективности трудовых ресурсов, качество которых обеспечивает возможность равного доступа к образованию, здравоохранению, освоению культурного пространства;
— гуманизация социально-трудовых отношений обеспечивает не только социальную безопасность бизнеса, но и сокращает внутренние издержки, формирует соответствующее представление потребителей о социально-эффективных регуляторах, основанных на обеспечении права собственности и демократическом управлении;
— создание рабочих мест, социальных и материальных благ, улучшающих качество жизниза счет внедрения «новых комбинаций» (Йозеф Шумпетер), объективно вынуждает государство, институты гражданского общества обеспечивать условия (инфраструктура, образование, открытость рынка, культурные и социальные нормы) для развития бизнеса;
— социальная политика государства и бизнеса должна быть основана на общих ценностях, а принимаемые решения по меньшей мере на уровне политического консенсуса должны устраивать обе стороны.
Основным вектором развития социальной включенности бизнеса должно быть разрушение неэквивалентных отношений между ним и властью, сокращение возможностей чиновников по формированию «плавающих ресурсов» (понятие введено Ш. Айзенштадтом), то есть ресурсов, выведенных из-под контроля гражданского общества и мобилизуемых в целях реализации политической программы государственного аппарата1.
Блестящий российский министр финансов и аналитик С.Ю. Витте тонко уловил присущую России особенность взаимодействия бизнеса и власти: «Как бы ни был изменен законодательной властью порядок открытия и эксплуатации фабрично-заводских предприятий, последние всегда будут в значительной зависимости от многочисленных местных властей, начиная от урядника и восходя до генерал-губернатора, и эти местные влияния могут быть полезны и благотворны только тогда, когда все органы власти проникнутся убеждением, что развитие
1 Eisenstadt S.N. Lescauses de la disintegration et de la chute des empires. Analyses sociologiques et analyses historiques. Diogene.1961. № 34. P. 95—96
промышленности есть благо с государственной и народно-хозяйственной точки зрения и что всемерная помощь ей входит в круг их служебных и нравственных обязанностей»2.
Современный эксперт Александр Волков ту же проблему в условиях современной России концептуализирует так: «Я делю бизнес на мелкий, средний и крупный не так, как принято в законодательстве — по количеству работников или по объему производимой продукции, а по тому, какой чиновник может этот бизнес закрыть»3.
Таким образом, основным вектором институционального развития бизнеса должна стать эволюция от модели политического конструирования институциональной среды бизнеса, заключающейся в активном предложении институтов со стороны власти к модели рыночного конструирования.
Принципиальным является предлагаемый нами подход преодоления рассмотрения бизнеса и власти как жестко противостоящих друг другу сфер общественной жизни.
Опираясь на теоретические разработки проблем инклюзии и эксклюзии, осуществленные Н. Луманом4, можно утверждать, что власть опирается на инклюзивную благонадежность, то есть реализация права на применение насилия сопровождается предъявлением аргументов (доказательств или убеждений), о соответствии этих действий интересам большинства членов социума, граждан государства и т.д.
Бизнес построен на эксклюзивной лояльности, ибо не обладает средствами и правом к принуждению совершения контрактов вне предъявления аргументов в пользу рыночного преимущества своего товара (услуги). Государство, таким образом, означает обязательную включаемость граждан в себя, бизнес — сугубо добровольную деятельность, обладающую, по сравнению с этатистскими структурами, свободой «входа» и «выхода».
2 Витте С.Ю. О положении нашей промышленности. Всеподданнейший доклад министра финансов. Историк-марксист, 1932, № 2/3, стр. 139
3 Волков А.Д., Привалов А.Н. Скелет наступающего. Источник и две составные части бюрократического капитализма в России. СПб. Питер, 2008, стр. 30
4 Луман Н. Дифференциация. М., «Логос», 2006, стр. 34—48
