CC BY
232
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 14 (305). Филология. Искусствоведение. Вып. 77. С. 126-130.
Е. Ю. Шенберг
К ПРОБЛЕМЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ КАТЕГОРИИ ВЕЖЛИВОСТИ В ЛИНГВИСТИКЕ (на материале работ американских и британских ученых)
Исследуется проблема дефиниции категории вежливости в лингвистике. Рассматриваются основные положения работ П. Браун и Ст. Левинсона, Х. П. Грайса, Дж. Лича и Р. Дж. Уоттса, их сходства и различия. Представлены авторская точка зрения на проблему и предложения по дальнейшему развитию данной темы.
Ключевые слова: лингвистическая прагматика (прагмалингвистика), категория вежливости, теория вежливости, принцип кооперации, принцип вежливости, максимы вежливости, politic behaviour, коммуникативный контекст, статус.
Для всех лингвистических исследований, посвященных проблеме категории вежливости и ее выражения в языке, первым вопросом становится или, по крайней мере, должен становиться вопрос дефиниции термина «вежливость». Настоящая статья посвящена рассмотрению основных моментов работ П. Браун и Ст. Левинсона, Х. П. Грайса, Дж. Лича и Р. Дж. Уоттса как одних из самых знаменательных в истории исследования данной проблемы.
По-настоящему глубокому изучению проблемы определения категории вежливости в лингвистике посвятил свои работы языковед Ричард Дж. Уоттс, подвергший серьезной критике труды по теории вежливости своих предшественников и современников. Во-первых, Р. Дж. Уоттс обращает внимание на то, что дефиниция термина «вежливость» по большей части отсутствует в теоретических работах, посвященных вопросу вежливости. Те же теории, предлагающие такое определение, опираются на понимание вежливости в обиходном смысле, игнорируя необходимость четкого определения вежливости как термина в рамках той или иной области научного познания, а именно для лингвистики. Авторы, затрагивающие вопрос определения вежливости в своих трудах, отталкиваются от понимания вежливости как формы учтивого поведения, отражающего внимание и заботу: “Some writers are careful enough to define what they mean by the term and, in general, modern definitions agree on the basic substance of the notion, i.e. that it consists of mutually shared forms of consideration for others” [6. P. 50]. Этот факт объясняется невозможностью избавиться от оценочных коннотаций при определении такого явления как вежливость: “However, if, in using the term ‘politeness’, we at-
tempt to rid ourselves of all the first-order connotations the word might have, (im)politenesst and the wide variety of evaluations of the terms ‘politeness’ and ‘impoliteness’ can no longer be the object of study for a theory of linguistic politeness. The attempt to exclude all first-order connotations of the word (im)politeness is, of course, an attempt to claim that the theory is non-normative and descriptive rather than normative and prescriptive, but it is an attempt which, I shall argue, must ultimately fail” [6. P. 47]. Здесь встает вопрос о причинах невозможности утвердить лингвистический термин «вежливости», свободный от оценочных коннотаций. Причина проста и лежит в основе оценочной природы явления вежливости (“because of the evaluative nature of (impoliteness^’). Именно по причине оценочного характера самого явления, находящегося в центре внимания, любая теория, представляющая вежливость как универсальную сторону социального взаимодействия, терпит поражение [6. P. 49].
Несмотря на то, что П. Браун и Ст. Левинсон предложили универсалистский подход к определению вежливости, их теория оставалась до настоящего времени наиболее влиятельной. Это можно объяснить такими достижениями авторов, как то, что они сочли необходимым разграничить вежливости как явление общения и вежливость2, как термин, описывающий природу и механизмы явления вежливостиг Кроме этого, их теория именно как универсалистская, то есть предполагающая универсальную основу явления вежливости во всех языках мира, дала толчок к разработке немаловажных кросскультурных исследований. Однако тот факт, что невежливость и динамика коммуникативного контекста остались за предела-
ми теории П. Браун и Ст. Левинсона, следует считать серьезным упущением. Особенность же данной теории в том, что, как о ней нередко отзываются, это теория вежливости как «сохранения лица»: “...essay attempts to show in considerable detail how certain precise parallels in language usage in many different languages can be shown to derive from certain assumptions about ‘face’ - individuals’ self-esteem” [3. P. 2]. На основе этого авторы выдвигают три стратегии вежливости: положительная вежливость (‘positive politeness ’) применяется для выражения солидарности, поддержки «лица» адресата; отрицательная вежливость (‘negative politeness ’) активизируется для смягчения давления на «лицо» адресата; особенность стратегии косвенной вежливости (‘off-record (politeness)’) - в избегании недвусмысленного давления на «лицо» адресата [3. P. 2]. По П. Браун и С. Левинсону, выбор каждой из вышеприведенных стратегий социально детерминирован, прежде всего, отношениями между адресантом и адресатом речевого сообщения, а также степенью потенциальной оскорбительности его содержания [3. P. 2].
Одна из главных заслуг философа языка Х. П. Грайса, на наш взгляд, состоит в «открытии» так называемого закона общения, согласно которому его участники следуют определенному направлению разговора, делая уместный вклад в его развитие. Этот закон Х. П. Грайс предложил называть «принципом кооперации», или «принципом сотрудничества», включающим ряд таких постулатов общения, как максима количества, качества, отношения и так далее. Кроме того, Х. П. Грайс упомянул принцип «Будь вежлив» в ряду других максим, отмеченных ученым как «эстетические, социальные или моральные по своему характеру» (“There are, of course, all sorts of other maxims (aesthetic, social, or moral in character), such as “Be polite”, that are also normally observed by participants in talk exchanges.”) [4. P. 28]. Таким образом, вежливость обозначена здесь как один из подпринципов общения, подчиняющийся основному - принципу кооперации.
Лингвист Дж. Лич поддерживает принцип кооперации Х. П. Грайса, но, в отличие от последнего, принцип вежливости отмечает отдельно: «My argument will be in favour of the study of pragmatics by means of CONVERSATIONAL PRINCIPLES of the kind illustrated by H. P. Grice’s Cooperative Principle (1975:45-6). I shall want to introduce into prag-
matics not only a Cooperative Principle (CP), but other principles, such as a Politeness Principle (PP)» [5. P. 7]. В то время как П. Браун и Ст. Левинсон предлагали универсальные стратегии вежливости, Дж. Лич отмечал прямо противоположное, и мы склонны поддержать его точку зрения: “.it is clear that the Cooperative Principle and the Politeness Principle operate variably in different cultures or language communities, in different social situations, among different social classes, etc. One has only to think of.the way in which politeness is differently interpreted in (say) Chinese, Indian, or American societies, to realize that pragmatic descriptions ultimately have to be relative to specific social conditions” [5. P. 10].
Также Дж. Лич дает еще одно значение термину «риторика», в котором этот термин может употребляться и во множественном числе, а именно, когда под ним понимается набор принципов ведения разговора (“a set of conversational principles which are related by their functions”). Дж. Лич выделяет межличностную риторику, заключающую в себе принцип кооперации и принцип вежливости, каждый из которых, в свою очередь, заключает в себе ряд максим (максимы же Х. П. Грайса Дж. Лич называет субмаксимами). Отсюда имеем своеобразную четырехуровневую иерархию (рисунок), на абсолютности которой ее автор, однако, не настаивает, ибо между максимами и субмаксимами не всегда видны четкие рамки (“It is not meant to be definitive”) [5. P. 16].
Иерархия принципов межличностной риторики
Итак, Дж. Лич отделяет принцип вежливости от принципа кооперации и дает схематичное его определение. В чем, на наш взгляд, достижения и упущения этой нестрогой модели? Хотим заметить, что вежливое высказывание
не обязательно строится на соблюдении максим такта, щедрости и т. п.: достаточно знать набор потенциальных лингвистических формул, подходящих для определенных типовых коммуникативных контекстов, и уметь реализовать их своевременно и к месту. Также верным нам представляется предположение, что в случае соблюдения вышеупомянутых максим вполне вероятно, что высказывание будет сочтено вежливым, как, с другой стороны, вероятен и иной исход. Таким образом, максимы Дж. Лича предлагают лишь одностороннее видение вежливости, но не дают нам ее полного определения, как не оказывают большой помощи в поиске ответов на вопрос о том, как понимать вежливость лингвистически. Эти максимы - категории скорее этические, и, по крайней мере, мы имеем право утверждать, что в русле лингвистических дисциплин (прагмалингви-стики, социолингвистики, коммуникативной лингвистики, межкультурной коммуникации др.) на данном этапе мы не можем оперировать подобными терминами по той причине, что это внелингвистические категории. Такой опыт обновления терминологического аппарата безусловно возможен, но он станет теоретически необходим только в том случае, если мы действительно примем модель вежливости Дж. Лича как единственно корректное понимание категории вежливости, которую стоит де-финировать для лингвистических дисциплин, исходя из данной модели, для того чтобы закрыть вопрос. Но вопрос остается открытым, и принцип вежливости Дж. Лича, на наш взгляд, должен учитываться как частичное обозревание проблемы с определенной точки зрения, возможная интерпретация и не более того.
Разрабатывая проблему определения вежливости и строя свою теорию вежливости, Р. Дж. Уоттс вводит термин “politic behavior”, или «благоразумное (обходительное) поведение». Нововведение Уоттса заключается в том, что в рамках его теории такое поведение следует рассматривать как уместное, ожидаемое, но отнюдь не как вежливое: “Specific modes of behaviour have become canonical as part of the objectified structures of the field and, ... they represent reproductions of discursive formats that have become institutionalised as expectable behaviour for interaction. Such modes of behaviour, linguistic or non-linguistic, can be considered as appropriate to an interactive event, and since they are within the social constraints operating within the field, they are generally non-salient. It is
these modes of appropriate behaviour, linguistic or otherwise, that I wish to call politic behavior” [6. P. 256-257]. Как участники постоянного вербального взаимодействия мы способны определить, какое поведение в тот или иной момент взаимодействия является уместным, подходящим, и мы склонны воспроизводить его в нужном контексте. Согласно Уоттсу, в ситуации, когда другие люди заняли места, указанные на ваших билетах, наиболее вероятно, что вы, начиная разговор с ними, произнесете, к примеру, следующее: “Excuse me. I think you’re sitting in our seats.” Такое речевое поведение может считаться и вежливым, но, с другой стороны, оно вполне ожидаемо и уместно в данной ситуации, в отличие от вежливого “I’m sorry to bother you, but would you very much mind vacating our seats?” Таким образом, politic behaviour («обходительное», или «благоразумное» поведение) есть не что иное, как то поведение, которое участники взаимодействия конструируют как подходящее, или уместное, поведение в рамках происходящего в данный момент социального взаимодействия: “.politic behaviour is that behaviour, linguistic and non-linguistic, which the participants construct as being appropriate to the ongoing social interaction” [6. P. 257].
Итак, Р. Дж. Уоттс предлагает разграничить в рамках новой теории вежливости понятия politic behaviour и politeness, подвергнув пересмотру понимание вежливости в многочисленных теориях, начиная с работ П. Браун и Ст. Левинсона и включая теории, возникшие под влиянием и на основе теории последних. В то же самое время, гипотеза Р. Дж. Уоттса оставляет много вопросов. Задумываемся ли мы или хотим ли мы звучать вежливо чаще, чем мы хотим не звучать грубо? Постановка такого вопроса указывает на то, как тонка грань между нейтральным (уместным, ожидаемым) и вежливым. К тому же, мы можем ожидать вежливое обхождение и считать его уместным в том или ином контексте. Возможно, поэтому теория Уоттса, несмотря на всю свою оригинальность и логичность, не может быть всегда подкреплена фактическими данными. Необходимо проделать большую экспериментальную работу, для того чтобы наши предположения или предположения других исследователей проблемы определения вежливости в лингвистике были подкреплены или опровергнуты негипотетическим материалом.
Радикальная разница в подходе Р. Дж. Уоттса по отношению к подходу
П. Браун и Ст. Левинсона в том, что Уоттс призывает учитывать контекст дискурса. “What they do not take properly into consideration, however, is that what might be assessed as a ‘mutually shared form of consideration for others’ might easily be assessed differently by those others” [6. P. 50]. Здесь, на наш взгляд, Р. Дж. Уоттс акцентирует важность прагматического подхода к исследованию и, в первую очередь, определению вежливости, а именно необходимость учета прагматического контекста, включающего все условия речевого акта. «Конкретно эти условия включают в себя коммуникативные цели собеседников, время и место речевого акта, уровень знаний коммуникантов, их социальные статусы, психологические и биологические особенности, правила и конвенции речевого поведения, принятые в том или ином обществе, и так далее» [1].
Нам бы хотелось более подробно рассмотреть такую составляющую коммуникативного контекста, как «статус». Несмотря на то что было бы нецелесообразно полностью отрицать важность учета статусных характеристик участников речевого взаимодействия, все же заметим, что, на наш взгляд, они не только не являются главными в формировании вежливости высказывания, но и то предположение, что вежливость высказывания отчасти обусловлена социальным статусом участников речевого акта, является очень спорным. Такие речевые особенности высказывания, как его лексическое наполнение, синтаксическая структура, интонационный контур, могут вкупе характеризовать высказывание как вежливое, но необязательно эта вежливость становится результатом статусной ситуации. Важно проследить механизм формирования вежливого высказывания или формирования вежливости как его неотъемлемой черты. Если перед реализацией речевого акта его инициатор не раздумывает или почти не раздумывает над его формулировкой (то есть лично его не обрабатывает, не «пропускает через себя»), то можно предположить, что вежливость высказывания будет обусловлена скорее «внешними» факторами, такими как устоявшиеся нормы речевого этикета, а также распределение статусных ролей и т. п. Вообще «Ролевой план статуса проявляется в том, что статус обобщает множество социальных ролей» [2. С. 13]. Однако обусловливают ли эти роли наличие/ отсутствие самой вежливости и ее степень в актуализированном высказывании? Обусловливает ли статус веж-
ливость саму по себе как неотъемлемую часть данного речевого акта? Наш ответ отрицательный. Что касается знаменательных факторов, обусловливающих вежливость высказывания, хотелось бы подчеркнуть тот угол восприятия статусных ролей в ситуации, из которого исходит адресант, а именно следующее: учитывает ли он(а) положение в обществе своего собеседника, видит ли в данный момент, к примеру, конкурента, а не младшего брата (даже если разговор происходит в домашней обстановке), намерен ли он(а) демонстративно игнорировать социальный и/ или гендерный статус свой и/ или собеседника и т. п. Мы считаем, что этот перцептивный фактор с обеих сторон - адресанта и адресата - в большей степени влияет на особенности речевой реализации и на то, будет ли сочтено высказывание вежливым, даже если намеревалось как таковое или нет.
Мы предлагаем узкое понимание вежливости как характеристики определенного высказывания и широкое понимание вежливости как категории речевого поведения, проявляющейся в выборе и реализации таких лингвистических средств и таким образом, что данный речевой акт получает данную характеристику. Таким образом, мы имеем речевой акт, не просто социально одобренный априори, но имеющий некую иллокуцию вежливости, которая может быть неустойчива, то есть подвержена влиянию динамичных факторов коммуникативного контекста. Как было замечено ранее, вежливость чрезвычайно трудно, если не невозможно, описать в рамках других категорий, отличных от такта, учтивости, скромности и т. п. В то же время мы не можем приравнивать вежливость к последним, ибо вежливость, например, может быть как тактична, так и нетактична, что также обусловливается определенными условиями реализации речевого акта. К тому же вежливость как явление градуальное не может не включать невежливость, ибо последнее есть не что иное как продолжение градационной шкалы вежливости.
В заключение отметим, что вежливость -это категория одновременно устойчивая (значит, существующая объективно и регулярно проявляющая себя в речи) и неустойчивая (то есть восприимчивая к контексту и до некоторой степени определяемая им). О сочетании стабильных и динамичных черт категории вежливости писал Дж. Лич: “.but there are also other features, such as formality of style, which tend to remain stable over fairly long stretches of time. It
is nevertheless not always easy to separate these two types of condition. Politeness, for instance, is often a function of both: standing features such as the social distance between participants interact with dynamic features such as the kind of il-locutionary demand the speaker is making on the hearer (request, advice, command, etc.) to produce a degree of politeness appropriate to the situation” [5. P. 12]. Снова подчеркнем, что не следует приравнивать вежливость к синониму учтивости, такта и т. п., с одной стороны, или к уместному или ожидаемому поведению, с другой стороны. Высказывание, которому присуща в данном контексте определенная степень вежливости (например, слишком вежливое, слегка вежливое, (не)достаточно вежливое), может быть сочтено неуместным или недостаточно уместным непосредственными участниками ситуации общения или же третьими лицами. Вежливый тон может быть истолкован как грубость в случае, если он, к примеру, знаменует уклончивость ответной реплики. Отдельный речевой акт, не будучи формулой речевого этикета, имеет потенциал считаться (не)вежли-вым в том или ином контексте в зависимости от того, к примеру, был ли он произнесен чересчур громко привлекающим к себе внимание или ласковым тоном, и поэтому можно судить о вежливости как о характеристике, накладывающейся на все остальные лингвистические и прагматические характеристики высказывания. Вежливость имеет чисто социальный характер в смысле, открывающемся в оппозиции к эмоциональным или аттитудинальным характеристикам общения, таким, как, например, тактичность. В то время как тактичность несет на себе отпечаток эмоциональной оценки (говоря упрощенно, с точки зрения бинарной
оппозиции «хорошо/ плохо», тактичность - это всегда «хорошо»), вежливость остается без-эмоциональна и безоценочна. Таким образом, это отдельная категория, которую не следует отождествлять с рядом этических и других внелингвистических категорий.
Определение категории вежливости и подробное ее исследование имеет огромное значение и в лингводидактическом отношении и, безусловно, необходимо для формирования культурных, языковых и речевых компетенций изучающих иностранные языки, в частности, английский. Становление последнего как языка международного общения вскрывает новые проблемы межкультурной коммуникации и требует их тщательного изучения и разрешения, что становится непосредственной задачей современной лингвистики и лингводидактики.
Список литературы
1. Богданов, В. В. Лингвистическая прагматика и ее прикладные аспекты [Электронный ресурс] // Прикладное языкознание : учебник / В. В. Богданов, Л. В. Бондарко, Л. А. Вербицкая и др. СПб., 1996. 528 с. URL: http://matling.spb. ru/files/semiot/pragma.htm.
2. Карасик, В. И. Язык социального статуса. М., 2002. 333 с.
3. Brown, P. Politeness: Some Universals in Language Usage / P. Brown, S. Levinson. Cambridge, 1987. 345 p.
4. Grice, H. P. Studies in the Way of Words. Cambridge, MA., 1991. 395 p.
5. Leech, G. N. Principles of Pragmatics. L. & NY., 1983. 250 p.
6. Watts, R. J. Politeness. Cambridge, 2003. 318 p.
