CC BY
93Русская литература ХХ-ХХ! веков: направления и течения
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
В ЛИТЕРАТУРЕ ПЕРВОЙ ТРЕТИХХВЕКА
Н.В. СПОДАРЕЦ
(Одесский национальный университет им. И.И. Мечникова, г. Одесса, Украина)
УДК 821.133.1.09(Бодлер)+821.161.1.09(Блок) ББК Ш5(418)-4+Ш5(2Рос=Рус)6-4
К ПРОБЛЕМЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ФЕНОМЕНА ЧЕЛОВЕКА В ЛИРИКЕ Ш. БОДЛЕРА И А. БЛОКА
Аннотация: В статье выдвинута гипотеза о том, что в цикле А. Блока «Черная кровь» художественная концептуализация феномена раздвоенного сознания ориентирована на творчество Ш. Бодлера. Прослежены особенности текстового воплощения концепта «человек-зверь», актуализированного как в лирике Ш. Бодлера, так и А. Блока третьего периода творчества.
Ключевые слова: концепт «человек-зверь», художественная концептуализация, феномен раздвоенного сознания.
Пафос деструкции человека и мира, идея их несовершенства рельефно обозначились в произведениях писателей-модернистов на уровне вербализации концептов.
Мы исходим из понимания концепта как ментально-когнитивной единицы, которая в границах словесного знака и языка предстает в своих содержательных формах образом, понятием и символом. Согласно «Краткому словарю когнитивных терминов», «понятие концепт отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких «квантов» знания»1.
В современном литературоведении концепт включен в инструментарий методик филологической аналитики, ориентированных на антропоцентрический подход к литературному явлению. Актуальность концепта в филологическом знании связана и с его высоким классифи-
1 Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред. Е.С. Кубряковой. - М.: Филол. ф-т МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. С. 90.
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
кационным потенциалом2. Опора на это понятие поможет нам реализовать экзистенциально-феноменологическую исследовательскую стратегию рассмотрения художественного сознания поэтов-модернистов, представивших в своей творческой практике оригинальные решения метафорического концепта «человек-зверь» - одного из структурных компонентов общемодернистской экзистенциальной кон-цептосферы. В целом, разработку анималистического компонента в творчестве европейских модернистов можно трактовать и как знак кризисного состояния сознания, обращенного к художественному решению антропологической проблематики.
Литературоведческая интерпретация концепта «человек-зверь» осуществляется нами в системе доминантных факторов целостности поэтического текста модернистов: субъектной организации и мотиви-ки. Выявление узуальной и окказиональной когнитивной составляющей содержания концепта «человек-зверь» в лирике Ш. Бодлера и А. Блока проводится с опорой как на имманентную поэтику произведений, так и на экстралитературные показатели.
В литературоведении уже неоднократно подчеркнута «законодательная миссия» Ш. Бодлера в формировании европейского поэтического модернизма. В продуктивной для модернистского дискурса линии разработки метафорического концепта «человек-зверь» просматриваются поэтические реминисценции и аллюзии к «Цветам зла», «Стихами в прозе» Ш. Бодлера. Рассмотрим в качестве примера цикл А. Блока «Черная кровь».
Среди факторов, акцентировавших в художественном сознании Ш. Бодлера обращение к концепту «человек-зверь», можно назвать «фантасмагорический мир» Франциско Гойи, который французский поэт ценил за «правдоподобность», отмечая: «Его чудовища рождаются жизнеспособными, они гармоничны. Никто не посмел пойти дальше, чем он, по пути реально зримого абсурда. Все эти извивающиеся тела, звероподобные хари, дьявольские гримасы сродни человеку»3. Значимым для становления новаторских принципов художественной антропологии Ш. Бодлера явился также его интерес к творчеству Э. По (в частности, к рассказу Э. По «Черный кот»).
Г.К. Косиков, один из исследователей творчества Ш. Бодлера, обосновывая мировоззренческие истоки поэта, обращает внимание на
2 Алефиренко Н.Ф. Проблемы вербализации концепта. Теоретическое
исследование. - Волгоград: Перемена, 2003. - 96 с.
3 Бодлер Ш. Об искусстве / пер. с франц. Н. Столяровой и Л. Липман; предисл.
В. Левика; послесл. В. Мильчиной. - М.: Искусство, 1986. С. 176.
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
другие антропологические концепции просветителей и романтиков. Исследователь цитирует скандальное для XVIII в. сочинение Ламетри «Анти-Сенека, или Рассуждение о счастье», где сделан акцент на природных свойствах человека, «представляющего собою вероломное, хитрое, опасное и коварное животное». Концептуальное открытие Ш. Бодлера, подчеркивает Г. К. Косиков, заключалось в том, что он не в ком-нибудь, но прежде всего в себе самом обнаруживает жизнь «животной личности», не кого-нибудь, а себя самого ощущает он сугубо плотским человеком4. По сути дела, Ш. Бодлер в своем творчестве вышел на новый для европейского литературного сознания методологический вектор концептуализации человека в системе антиномных показателей, архетипический код которых просматривается и в глубинах мифологии, сопрягавшей область антропологического и анималистического.
Этот же оценочный ракурс имел место и в христианской мифологии, что очевидно из персонажной номинации, отвечающей концепту «зверь», характерно развернутому в тексте Откровения Святого Иоанна Богослова (Апокалипсис). Здесь через образно-смысловую оппозицию «зверь» - «ангел» проясняется семантика имени «зверя» как Антихриста, который является воплощением Сатаны, противником Бога. В Новом Завете, по мнению исследователей сакральных текстов, Сатана и Дьявол - одно и то же существо. Дьявол способен не только искушать человека, подавлять его волю, но и вселяться в него, овладевая телом и подчиняя себе бессмертную душу.
Представляется, что в книге Ш. Бодлера «Цветы зла» образ зверя отвечает именно этой линии концептуализация, охватывающей всю субъектную сферу, но идентифицирующую ее в семантической парадигматике данного концепта не однозначно. В первом программном стихотворении книги Благословение в картинах и диалогах разворачивается, а вернее «моделируется» (по аналогии с библейской историей рождения Богочеловека) некая схематическая жизненная линия существования Поэта, полная испытаний и межличностных конфликтов, когда даже самые близкие стремятся «унизить все божественное в нем». Статусу поэта противопоставлен статус матери и жены - в авторской картине мира экзистенциально значимых женских архетипов, что подтверждает и биографический контекст творчества Ш. Бодлера.
4 Косиков Г.К. Шарль Бодлер между «восторгом жизни» и «ужасом жизни» // Бодлер Ш. Цветы зла. Стихотворения в прозе. Дневники. Жан-Поль Сартр. Бодлер / Составление, вступит. статья и коммент. Г.К. Косикова. - М.: Высшая школа, 1993.
С. 21-22.
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
По характеру мысли и поведенческой доминанте они в авторском мире отвечают образу «чужого». Жена же предстает соблазнительницей, совратительницей, ощущающей в себе «живущего зверя», способного, «играя, насладиться» и как «гарпия вырвать сердце» покорного поэта.
Но что ж Поэт? Он тверд.
Он силою прозренья
Уже свой видит трон близ Бога самого5,
чем подчеркнута богоизбранность и богоравность Поэта.
Очевидно, что экзистенция поэта и само его существование трактуется Ш. Бодлером в системе аксиологических приоритетов романтизма. Образные аналогии поэта позволяют нам актуализировать и мифологический код в противопоставлении богоравного и сатанинского. Последнему в авторских коннотациях отвечает женская ипостась, соответствующая мифологическому образу Лилит, трактуемому и как женщина-птица: подобно «гарпии вырывает сердце». В данном стихотворении смысловое поле концепта «человек-зверь», аргументируемого мифологическими коннотациями, отвечает персонажам, выделенным по гендерному (феминному) принципу.
Однако в последующих стихах книги «Цветы зла» структура персонажной системы и сама концепция субъекта, идентифицирующего в процессе художественного бытия свой онтологический статус, меняется. Очевидно, что наряду с метафизическим аспектом, Ш. Бодлер в оценке мира и человека все активнее руководствовался и экзистенциально-феноменологическим, в связи с чем изменяется и формат субъектной концептуализации, субъектной идентификации и принцип субъектно-субъектных отношений.
Постепенно в концептуальное поле метафоры «человек-зверь» вводится вся персонажная система книги «Цветы зла», в которой фактор животно-стихийной природы становится структурообразующим в концептуализации представителей рода человеческого, включая и лирического героя. Заметим, что анималистические аналогии возникают в авторском сознании, в первую очередь, при характеристике женских образов. Например:
Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла!
или
5 Бодлер Ш. Цветы зла // с парал. франц. текстом. - М.: Радуга, 2006. — 796 с.
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
Зверь мой с душою свирепо-игривой, чудо-тигрица, прильни же к плечу!
Пальцы давно запустить я хочу в чащу твоей развороченной гривы
или
Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,
Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.
Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, -Неумолимая, как беспощадный зверь!
И в этих стихах концепция женских образов коррелирует с апокрифической трактовкой женского начала, маркированного архетипом Лилит, по мифологическим преданиям - воплощением злой силы, женщины, наделенной демоническими чарами. В фольклоре Лилит трактуется и как оборотень, принимающий облик кошки, на что, очевидно, ориентировался Ш. Бодлер в стабильной, в рамках поэтической системы поэта, аналогии женщины и кошки (стихотворения «Кошка», «Кошки» и др.).
Ориентация на архетипический компонент образа Лилит задавала систему значений, отвечающих бодлеровскому решению концепта «человек-зверь» как экспликации животно-стихийной природы именно женщины. Но отношение к ней у лирического героя теперь двойственное: в силу голоса страсти, она «желанна», но при этом не лишена признака «беспощадного зверя». Ясно, что поэт не ограничивается узуальной составляющей концепта «человек-зверь», а разрабатывает индивидуальную линию его репрезентации и концептуализации.
Это особо очевидно при прочтении стихотворения Ш. Бодлера «Кот», где субъектом и объектом экспликации концепта «человек-зверь» становится уже лирический герой, констатирующий:
В мозгу моем гуляет важно Красивый, кроткий, сильный кот И, торжествуя свой приход,
Мурлычет нежно и протяжно.
(...)
Он не царапает, не мучит Тревожных струн моей души И только царственно в тиши Меня как скрипку петь научит,
С твоею песенкой целебной,
Кот серафический, волшебный,
С гармонией твоих рулад!
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
В этом стихотворении, опираясь на знакомый нам анималистической образ, художественно развернута феноменология двойничества лирического героя. Семантически образ кота-двойника, с одной стороны, сопрягается с областью природного, символизирующего уже сильное балансирующее начало, а не стихийно-разрушительное (образ кошки-Лилит), с другой, «как серафический, волшебный», как аллегорический образ - он и является тайным знаком и носителем божественного дара поэта. В данном стихотворении для вербального развертывания состояния раздвоенности сознания лирического героя Ш. Бодлером найден ряд повествовательных и композиционных приемов. Лирический сюжет в стихотворении строится на развертывании отношений лирического Я и сферы его сознания, в котором значим выделенный анималистический признак:
Его зрачков огонь зеленый Моим сознаньем овладел.
На уровне композиционной организации средством передачи таких отношений стал прием смены ракурса, «игры» точкой зрения субъекта высказывания.
В поэтическом мире Ш. Бодлера область рассмотренной нами анималистической концептуализации постепенно охватила всю субъектную сферу, включая лирического героя и систему женских образов. Тем самым в бодлеровском художественном решении концепта «человек-зверь» четче обозначилась его функциональная и структурная связь с концептом «человек» - базовым в авторской экзистенциальной концептосфере.
Опыт антропо-анималистической модели художественной концептуализации Ш. Бодлера был творчески воспринят и продуктивно развит многими европейскими писателями-модернистами в их разработке концепта «человек». Усвоение этого опыта русскими символистами осуществлялось в соответствии с их эстетической аксиологией. Как отмечала З. Минц, цитатность и активная функция реминисценций отличает творческий метод символистов вообще и А. Блока, в частно-сти6. В целом поэтическое письмо А. Блока характеризуется многочисленными аллюзиями и реминисценциями из лирики предшественников и современников. Начало 1910-х гг. в этом отношении показательно ориентацией художественного сознания А. Блока на опреде-
6 Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике Ал. Блока // Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. - СПб.: Искусство-СПБ, 1999. С. 363-364.
Русская литература ХХ-ХХІ веков: направления и течения
ленные идеологемы, мотивы и образы предшественников, где в первом ряду можно назвать идеологов новой художественной антропологии -Ш. Бодлера и Ф. Ницше.
С именем Ш. Бодлера А. Блок был знаком еще в юности, т.к. его мать одной из первых переводила сочинения французского поэта на русский язык. Показательно, что уже в «Стихах о Прекрасной Даме» тема «двойников», как писал К. Мочульский, «врывалась тревожным шепотом в мелодию книги... В «Распутьях» тема эта развивается в коротких лирических повестях, темно-аллегорических и нарочито -туманных»7. Лирический дискурс таких «декадентских» стихов отвечает «записи бреда, ночных кошмаров»8, не понятых и не принятых даже поэтами-символистами (З. Гиппиус и др.). Среди образов двойников в этих стихах появляется и образ черного человека, символизирующего «двоемирие» в самом человеке и иррациональное в сфере жизни. В художественной антропологии А. Блока уже на раннем этапе его творчества очевидна корреляция с моделью, продуктивно разработанной Ш. Бодлером, констатирующим не взаимоисключение, а взаимодополнение в сознании человека интенции к идеалу и голос страстей роковых, стремление к «бездне».
Можно предположить, что именно путешествие во Францию летом 1913 года для А. Блока стало новым импульсом к актуализации широкого аллюзивного пласта из творчества Ш. Бодлера. Мотивика, отдельные образы французского поэта оказываются аксиологически востребованными художественным сознанием А. Блока десятых годов в процессе художественной экспликации авторской картины мира и концепции человека.
А. Блока, как и Ш. Бодлера, отличал интерес к феномену раздвоенного сознания современного человека, болезненно переживавшего фазы межличностных отношений (в том числе, и интимных отношений). Художественная проекция становления такого личного и творческого опыта обозначена лирическим сюжетом цикла «Черная кровь» как любовного поединка ЕГО и ЕЕ, представленного дискурсом лирического героя. Как и у Ш. Бодлера, отношения лирического героя и героини строятся по модели рокового поединка, продиктованного голосом страстей. Но мотив поединка не ограничивается только сферой межличностных отношений, а распространяется и на область сознания лирического героя, переживающего внутриличностную драму. Ее источник - внутренний и внешний, что в данном случае раскрыто
7Мочульский К.В. А. Блок. А. Белый. В. Брюсов. - М.: Республика, 1997. С. 59.
8 Там же.
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
А. Блоком в рамках художественного мира не только отдельного стихотворения, как у Ш. Бодлера, а собранного авторского цикла, состоящего из девяти стихотворений. Внутренний конфликт кроется в иррациональной природе человека, подверженного «внутреннему огню», с которым не может справиться лирический герой при встрече с героиней. Внешним источником внутриличностной драмы героя становится, казалось бы, конкретная возлюбленная, стоящая «вполоборота», «грудь и рука» которой в поле его зрения. Именно она даже «не взглядом», а своим «дыханием» принесла «грозу», разжигает «огонь»:
Ширится круг твоего мне огня,
Ты, и не глядя, глядишь на меня!
Пеплом подернутый бурный костер -Твой не глядящий, скользящий твой взор!9.
Символическим выражением этого внутреннего состояния героя и героини стал метафорический эпитет черная кровь. Герой констатирует:
Нет! Не смирит эту черную кровь Даже - свидание, даже - любовь!
Мотив взгляда, композиционные приемы смены пространственной и субъектной точек зрения, которыми, как и Ш. Бодлер, в данном цикле активно пользуется А. Блок, позволяют в широком ракурсе символической оптики (пространственной, психологической, архетипиче-ской, мифологической) охватить проблему свидания как любви-поединка и художественно (в рамках собранного авторского цикла) смоделировать версию ее разрешения.
Уже в начале второго стихотворения цикла оговаривается многомерность взглядов и голосов как со стороны субъектов оценки:
Я гляжу на тебя. Каждый демон во мне Притаился, глядит,
так и со стороны лирической героини как субъекта действия:
Каждый демон в тебе сторожит,
Притаясь в грозовой тишине.
9 Блок А. Черная кровь // Блок А. Собрание сочинений: В 6 т. - Т. 2: Стихотворения и поэмы. 1907-1921. - Л.: Худож. литература, 1980. С. 210-214.
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
Множественность субъектной сферы данного цикла, несмотря на реальность отношений ЕГО и ЕЕ - двух субъектов действия, продиктована той антропологической концепцией человека, на которую ориентировался и которую художественно воплотил в данном произведении А. Блок.
Идея двойственной и антиномичной природы человека в художественном мире рассматриваемого цикла воплощается поэтикой двой-ничества и множественности Я. Лирический герой как субъект действия в ситуации любовного свидания проявляется, в первую очередь, своей дьяволической ипостасью: сначала он констатирует свою способность «убить» героиню, как только «кровь прошумела в ушах». Мотивом черной крови связывается ЕЕ и ЕГО дьяволическая ипостась:
Гаснут свечи, глаза, слова...
- Ты мертва наконец, мертва Знаю, выпил я кровь твою...
Я кладу тебя в гроб и пою, -Мглистой ночью о нежной весне Будет петь твоя кровь во мне!
Но это убийство виртуальное, разыгранное «ночным сознанием» (7-е стихотворение цикла) героя в «страстном бреду» (8-е стихотворение цикла). За ним следует реальная ситуация, когда герой констатирует свою способность ударить героиню:
Над лучшим созданием божьим Изведал я силу презренья.
Я палкой ударил ее.
Разрешение конфликта в сфере реальных отношений ЕЕ и ЕГО -уход героини; разрешение конфликта в сознании героя - «убийство» героини как путь ее возвращения «на берег рая», а его - освобождение, т.к. «свободным» он стал! Речь идет об экзистенциальном освобождении от природно-стихийного голоса тела, которому полностью подчинена героиня - воплощение архетипа Лилит. Эта связь маркирована ее телесными характеристиками и аналогиями. Она неукротима в поисках наслаждения, когда «обугленный рот в крови / Еще просит пыток любви»; ее мир - это мир ночи, где она подобна «ощерившейся кошке»; её объятия «страшные», поэтому лирический герой хочет «вернуть ее навек на синий берег рая..., убив всю ложь и уничтожив яд...». Мотивом освобождения героя маркируется аксиологическая приоритетность для А. Блока сферы духа, а не тела. Его модель художественной кон-
Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения
цептуализации человека в 10-е гг. согласуется с поисками христианской антропологии конца XIX - начала XX вв., рассматривающей плотский опыт человека и как этап возможного духовного восхождения.
Художественно-концептуальные решения данного цикла позволяют констатировать сознательную ориентацию А. Блока на аллюзив-ный пласт лирики Ш. Бодлера, следовавшего принципам бинарности и антиномичности при построении образов. Важным средством реализации этих принципов в творчестве рассматриваемых поэтов стало художественное решение метафорического концепта «человек-зверь», смысловое поле которого углублялось и расширялось в процессе концептуализации феномена человека.
