CC BY
114
22. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. - Л., 1974. - 427 с.
Олзоева Янина Васильевна, доктор филологических наук, профессор кафедры филологии и методики преподавания языков Института педобразования Бурятского государственного университета. E-mail: BB2005@yandex.ru.
Olzoeva Yana Vasilevna, doctor of philological sciences, professor, department of philology and methodology of teaching languages, Pedagogical Institute, Buryat State University. E-mail: BB2005@yandex.ru.
УДК 800
© Е.Ф. Серебренникова К ПРОБЛЕМЕ АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ИЗМЕРЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ДИСКУРСА
В статье уточняются параметры моделирования социального дискурса с точки зрения его порождения в зоне семиотического регулирования социального взаимодействия в координатах социального пространства, социального мира, социальной драматургии. Ставится вопрос о детерминантах аксиологического измерения социального дискурса, к которым относится максима общего согласия/консенсуса и характер ангажированности актанта-медиатора в формулировании речевого послания публичному адресату.
Ключевые слова: социальный дискурс, аксиологическое измерение дискурса, максима общего согласия, ответственность, рациональность, иррациональность.
E.F. Serebrennikova TO THE PROBLEM OF AXIOLOGICAL DIMENSION OF SOCIAL DISCOURSE
In the article the modeling parameters of social discourse are analysed in terms of its generation in the zone of semiotic regulation of social interaction in coordinates of social space, social dramaturgy. The issue concerning the determinants of axiological dimension of social discourse arises. These are the maxim of general agreement/consensus and the nature of actant-mediator engagement in the verbal message formulation to the public addressee.
Keywords: social discourse, axiological dimension of discourse, maxim of common consent, responsibility, rationality, irrationality.
Социально ориентированное направление в науке о языке, опираясь на положение о социальной знаковой природе языка (Ф. де Соссюр), теории и концепции социальной антропологии (А. Дюрк-гейм, К. Леви-Строс, М. Мосс, И. Гоффман и др.), имеет глубокую и разностороннюю традицию исследований в отечественном языкознании (Е.М. Поспелов, Е.Д. Поливанов, Л.П. Крысин), зарубежной лингвистике (А. Мейе, Ж. Вандриес, Н.Луман, М. Пеше, П. Бурдье, М. Анжно, Дж. Девото, Ю. Хабермасс и др.). Современная антропоцентрически ориентированная лингвистика, исходя из био- и психосоциальной природы человека говорящего, ставит вопрос о социальной интерпретации языка/речи на уровне анализа дискурсивных образований как информационно-семиотическом и прагма-риторическом способе социального взаимодействия [Halliday, 1979, c. 121] путем моделирования его параметров и свойств в контексте его порождения. Такой подход позволяет приблизиться к соизуче-нию языка и общества как сверхсложным, синергетическим феноменам [Князева, 1992, c. 10-33], проявляющимся в коммуникативном и дискурсивном пространствах [Maingueneau, 1991, c. 308-320; Плотникова, 2008, c. 131-132] - «операторе» [Казыдуб, 2006, c. 23] порождения и усвоения социально значимых смыслов, соотнесенных с процессами и факторами, свидетельствующими, прежде всего, о признаках «социального нездоровья» [Angenot, 2006]: дестабилизации отношений между группами, составляющими общество, конфликтных зонах.
Актуальность дальнейшего соизучения языка, общества и культуры определяется важностью определения содержания и форм семиотического регулирования процессов, связанных с происходящи-
122
ми в настоящее время цивилизационными сдвигами, информационной революцией, процессами глобализации, социальными потрясениями, обусловливающими значительные изменения в системах ценностей, в параметрах имманентной нестабильности систем, открытых влиянию других систем и сред [Пригожин, 1991]. Возросшее состояние когнитивной неопределенности, характерное для момента «энтропных», вариативных и вероятностных переходов в новые состояния, и остроты кризисных явлений обусловливают особое внимание к информационному медийному пространству, в которое включен современный человек и в котором, в ходе медиатизации сформатированного определенным образом контента, выводятся «на свет», выносятся на публику - экстериоризируются - сложные феномены, представляется некоторое их объяснение, предлагаются возможные «сценарии» будущего для общества - «медиума» (Н.Луман). Медийное публичное открытое пространство коммуникации распространяется на общество в целом, что, безусловно, предопределяет его особо важное место в информационном единении членов общества в процессах социального взаимодействия. С одной стороны, именно его формат создает условия для возможности наиболее массового воздействия и регулирования социального взаимодействия. В этом плане медийное публичное дискурсивное пространство коммуникации позволяет в определенной степени диагностировать, измерять состояние и перспективы развития общества, средоточия социального напряжения. С другой стороны, оно представляет такое пространство, в котором происходит дискурсивное - оязыковленное - предъявление к принятию или непринятию моделей и способов осмысления и оценивание реалий современного мира, переживающего коллизии и находящегося в постоянных процессах становления и обновления.
Данные факторы определяют необходимость дальнейшего изучения теоретических проблем семиотического взаимодействия языка, культуры и общества с точки зрения определения базовых оснований моделирования дискурса, обращенного к фактам и событиям уровня социального взаимодействия, с учетом динамики общества как открытой системы. Такое моделирование возможно в аксиологическом измерении, которое, в отличие от других возможных измерений, ориентировано на определение исходных и целевых детерминант дискурсов различных формаций. Социально ориентированный анализ дискурса представляет сложный процесс как в плане его моделирования, так и в плане определения его как «социального», исходя из априорно широкого охвата «социального» по отношению к другим типам дискурсивных практик. Моделирование социального дискурса в наиболее общем виде представляется возможным с опорой на положение о бытийно-ценностных координатах социального пространства [Карсавин, 1992] как «социального мира» [Вебер,1990], претерпевающего коллизии «социальной драматургии» [Гофман, 2000], а также положения теории «социального дискурса» М.Анжно, развивающего дискурсивные параметры «человека - внутри - общества».
Общество является одной из составляющих социальной сферы как сферы со-бытия людей на определенной территории и в определенное время. Согласно положениям социального конструкцио-низма, человеческое общество не является априорной величиной, а конституируется в процессе общения дискурсивно и интерактивно [Филлипс, Йоргенсен, 2008, с. 18].
Понятие общества определяется в статике и динамике составляющих его отношений как определенной «среды» активно и разнонаправленно влияющих друг на друга сил и факторов, рассматривается в присущности «общественного сознания, мнения» и постоянной динамике социальной интеракции как семиотического «обобществления» фактуальной и оценочной информации, взглядов, интересов, предпочтений.
В функциональном плане, в процессах социальной интеракции, общество стремится к интерсубъективности, связанной с постоянным поиском «идеала всеобщей коммуникации», достижение которого заключается в снятии противоречий общения [Каган, 1988]. Если общество становится объектом научного исследования, то оно понимается как социум. Социум обозначает особый тип реальности в виде общности совместно живущих в одной среде людей, между которыми существуют организованные отношения и на которые воздействуют силы данной среды совместного бытования, к числу которых относятся потребности, интересы, целеустановки и ценностные ориентиры.
Системами жизнеобеспечения социума как организма и целостного мира со-бытия людей в его пространственно-временных параметрах являются базисные культурные сценарии и картины мира (базовые для сознания социума), социальные институты (социальная организация), сфера здоровья, образования и воспитания (сохранение и воспроизводство «человеческого материала»), хозяйство и экономика (производство, распределение, разного рода обмены), власть (способы соединения человека с системами управления). Выделяется также сфера, определяющая отношение человека ко всем остальным социальным процессам (Розин, 2005, с. 223-237). Именно данная интегральная и сквозная
по отношению к другим социальным системам сфера, находящаяся промежуточно между материальным социальным бытием и целевыми концептуально-ценностными параметрами человека социального, является сферой «интерсубъективности». Осмысление ее сущности и ее определение как «социального мира» получает развитие в работах М. Вебера [Вебер, 1990]. Кроме того, важно то, что взгляд на общество в его целостности чаще всего рассматривается в рамках пространственновременной модели, как ограниченное социальное пространство со специфическими внутренними процессами и культурными характеристиками. При этом под пространством понимается «свойство реальности, выражающееся в ее протяженности, структурности, сосуществовании и взаимодействии ее элементов» [Социологический словарь, 1998]. Социальное пространство в этом плане представляет собой многомерное иерархизованное пространство, в котором обитают люди и которое они познают [Бурдье, 1993, с. 39]. Оно представляет собой «среду обитания» человека (Ibid).
Социальный дискурс, как следствие, порождается контекстом социального пространства - социального мира - среды обитания, конструируируемой семиотически на уровне межсубъектности: взаимодействия и коммуникативного снятия противоречий. Иначе говоря, под «социальным дискурсом» следует понимать дискурс, «погруженный» в социальное пространство, в жизненный мир социума. Более точнее, дефиниционно, вслед за М.Анжно, под социальным дискурсом следует понимать дискурс, в котором продвигаются социально важные, значимые смыслы [Angenot, 2006;12-25] - смыслы, концептуализированные субъектом оценочно и ценностно в соотношении с миром и уже имеющимися дискурсивными позициями. Аксиологическое измерение социального дискурса происходит, таким образом, от понимания онтологии социального пространства как пространства «между» миром реального, материального бытия «человека-внутри-общества» и виртуальным ценностным миром нормы: должного, идеального, совершенного, желаемого. Связь между двумя «мирами», пересекающая данный промежуточный социальный мир и самого человека, постоянно находящегося в зазоре между миром реальным и миром должным, имеет векторный характер, ориентирует социальный мир «вертикально», от мира бытия к миру ценностного в целевом отношении для личности и общества, поэтому психологи скорее ведут речь не о «ценностях», но о «ценностных ориентирах» в жизненном мире для человека и общества. Мир реального бытия движим удовлетворением потребностей, порождает интересы, запросы, желания, которые, с одной стороны, нацелены на будущее, с другой, определяют состояние социального мира в постоянной динамике игры интересов в «социальной драматургии», сталкивания позиций, оценок, что обнажает «нерв» социальной жизни, образуемый «болевыми точками»: проблемами социальной справедливости, национальной и индивидуальной идентичности, личного пространства, свободы, стандартов достойной «жизни», неопределенности будущего и вызовов времени. Видение мира в его целостной нормативной или идеальной для данного социума или отдельной личности упорядоченности определяет кредо, мировоззрение, идеологию, систему ценностных ориентиров. Контуры мира «между» регулируются этически и семиотически в процессах коммуникации, дискурсивизации, в которых достигается или не достигается равновесие на основе достаточно ценных дискурсивных (концептуальных) матриц, представляющих аттрактивные семиотические решения. Основным социолингвистическим эффектом аттрактивно-сти такого рода особых дискурсивных матриц является эффект «присоединения» к одним и тем же не только тематически, но и концептуально новым дискурсивным моделям формулирования идей разнородных по социальному статусу членов общества. Проистекающие из этого «притирающегося» фрикционного «единения» процессы освоения/присвоения публичным адресатом предлагаемых речевых формул могут стать узуальными и в дальнейшем приобрести характер конвенциональных средств оценивания, войти в состав аксиологической семиотики. Использованное здесь в общем смысле понятие «аттрактивности» как информационной привлекательности, на наш взгляд, может получить и специально терминологическую трактовку в русле синергетического подхода, если считать оправданным положение о соотношении элементов «преддетерминации и открытости эволюционных процессов в языке, связанных с событием выхода на структуры-аттракторы как одну из возможных структур знания» [Князева, 1992, с. 226]. На границе известного, познанного и неизвестного, представляющего преграду развития, аттрактивные структуры принимаются как вероятностно лучшие семиотические решения, на основе которых возможно конструктивное преодоление трудности. Аттрактивная матрица (структура) в этом случае предстает как формула, образующая зону перфор-мантной когнитивной активности, стимулирующей у коллективного реципиента смысловое самодо-страивание, интенсивную интерпретативную деятельность.
Дискурс социальный финализован. Будучи организованным вокруг смысла, он стремится дойти до конца, свершиться как под влиянием фактора времени, так и аксиологически, так как говорящий стремится донести до другого именно смысл послания, который ценностно обусловлен для человека, живущего в обществе. Дискурс, будучи действенным актом, исходящим от сильной позиции говорящего, эмманирует властный позыв, властный эффект. Говорить с кем-то значит одновременно спрашивать кого-то, вынуждать к реагированию, занимать дискурсивную позицию.
Постановка вопроса об аксиологических детерминантах сам по себе парадоксален. С одной стороны, понятно: в аксиологическом плане невозможно говорить об абсолютных ценностных константах. Ценность не существует для человека и общества как нечто данное и освоенное раз и навсегда, хотя это нечто, как соответствующее идеальному и самому дорогому, достаточно укоренено в бессознательном; ценность (ценностный ориентир) - это то, к чему возводится актуальное ценностное суждение/высказывание в ходе установления оценочного отношения. «Относительность» ценностей в их зависимости от факторов момента суждения, вместе с тем, не отменяет «трансцедентально» переданную в ходе социализации и существующую на момент актуального семиозиса аксиологическую семиотику, опосредующую валидность «семантики и прагматики» текущей выводной синтактики. «Семиотика аксиологии, аксиосистем», закрепленная социально и культурологически, заложенная в самом языке, в языковом сознании человека, в его индивидуальной картине мира, позволяет всякий раз формулировать само ценностное суждение, использовать готовые семиотические инструменты аксиологического отношения или реализовывать аксиологические стратегии, соотносимые со временем «вечности» антропогенеза и культурогенеза. С другой стороны, всякий дискурс, будучи событийным по сути, то есть влияющим на состояние сознаний и состояние мира, всякий раз, отражая переживание человеком ситуации выбора (экзистенциального или нравственного), ставит необходимость в установлении обоснованного «здесь и сейчас» оценочного отношения. Необходимо отметить, что ситуация выбора, порождаемая ситуацией реального бытия, является по сути «фрактальной», то есть открыта когнитивной неопределенности и характеризуется размытым спектром возможностей интерпретативной множественности выводов при том, что человек может опираться в когнитивной деятельности на изоморфность структур сознания и бытия. Опора на данные изоморфные структуры позволяет перекинуть мостик на границе познанного и не познанного, в эвристичном диалогическом усилии преодоления.
Нет необходимости в данном случае упоминать, что даже так называемые «вечные» и «универсальные» ценности могут существовать лишь «потенциально», номинально и семиотически, каждый раз находя подтверждение или опровержение в контексте оценивания. В этой связи возникает вопрос о том, можно ли выделить некоторые «вечные» детерминанты, которые трансцедентально отражают те социально неоспоримые факторы, детерминанты, которые регулировали бы и контролировали бы аксиологически социальное пространство, внутренне держащееся на скрепленности структуры социальной системы, где все взаимосвязано, все связано со всем ^й tout se tient, если воспользоваться выражением А.Мейе по поводу природы всякой системы), и где все решается на грани балансирования интересов в социальной драматургии под давлением формирующихся фундаментальных реалий бытия. Ответ в данном случае сформулирован философски И. Кантом в знаменитой формуле социального (добавим - семиотического) равновесия. Формула «concensus omnium» [Кант, 1994, с.131], которая отражает самосохранение и саморазвитие общества и саму суть происходящих в нем процессов, должна быть признана в качестве аксиологической идеальной «максимы», достижение которой сохраняет социум, нарушение которой ведет к непредсказуемым последствиям. Пока ядро общества является стабилизированным консенсуально, в нем имеется «устойчивая коллективная воля», направленная на сохранение существующего порядка. Коллективная воля рождается из огромного количества журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются, как справедливо отмечает С.Г.Кара-Мурза [Кара-Мурза, 2007: 65], анализируя идеи А.Грамши о факторах «гегемонии» в обществе.
Наличие «consensus omnium» обеспечивает выживание данного сообщества и учет общего интереса, общей пользы - непрерывно творимый продукт повседневного и публичного взаимодействия в процессах общения. Кантовское понятие «consensus omnium» как идеал развития общества предполагает общность чувств, мнений, мыслей в процессах социального взаимодействия. Как следствие, фундаментальная естественная целевая направленность социума на поддержание или сохранение «общего согласия» образует основной ценностный вектор социального мира, создающийся в постоянной игре интересов составляющих общество групп.
С другой стороны, социальная среда как совокупность разнонаправленных действующих «сил» (П.Бурдье) образует открытую и сверхсложную систему, эволюция которой определяется в их диффузном взаимовлиянии, создающем предпосылки для саморегулирования в возникающих критических точках взаимодействия [Князева, 1992, с. 10-33]. Данного типа реальность образует «социальную топографию» общения, устанавливая контекст социально значимого дискурса, «социальный дейксис» высказывания [Бурдье, 2005, с. 63]. Данные понятия способствуют пониманию причин порождения социального дискурса в одном из фрагментов социальной среды как некоторого реагирования на активно действующую социальную силу и тех социальных групп, которые оказываются вовлеченными в возникающие критические социальные ситуации.
Моделирование общества в русле пространства открывает также перспективу взгляда на него изнутри, с точки зрения существующего в ней человека, и позволяет установить сущность его роли в процессах социального взаимодействия в русле «интерсубъективности» и коммуникативных процессов. В этом отношении важным представляются положения, сформулированные Л.П. Карсавиным. В условиях социального пространства, согласно Л.П. Карсавину, определяется модус бытия человека как лица - «актанта» [Карсавин, 1992]. Понятие «актанта», не отрицая иных ипостасей человека как «многомерного» существа, выявляет его видение не как отдельного индивида, но как индивида в системе социальных связей и отношений, в его ипостаси «homo socius». Синонимом данного понятия следует считать выдвинутое М.Анжно в его теории социального дискурса понятие «человека - внутри - общества», отражающего именно социальный модус бытия человека [Angenot, 2006, p. 12-25]. Термин «актант» уточняет данное понятие с точки зрения происходящих процессов социального коммуникативного взаимодействия. С одной стороны, «актант» принадлежит к определенной социальной среде, является носителем «социальных ролей и статусов» [Карасик, 1992, с. 245], определенных социотипических программ поведения. С другой стороны, существуя в социальном мире, он оказывает влияние на «среду» со-бытия с Другими путем естественного участия в социальной коммуникативной интеракции, выражая потребности, интересы, ценностные предпочтения не столько индивидуально-личностного свойства, но той среды, к которой он принадлежит и в которой данные потребности и цели могут реализоваться. Таким образом, актант, отражая сущность существования индивида как «человека - внутри - общества», становится участником социального взаимодействия различных «актантов» изначально разнонаправленного характера, порождающего конфликтные ситуации. Социальное взаимодействие «актантов» и противодействующих им, соответственно, «контрактантов» получило определение «социальной драматургии» [Гофман, 2000, с. 10)]. Социальные актанты вступают в различные формы коммуникации: прямые, опосредованные, выраженные в первичных и вторичных текстах-продуктах коммуникации. Социальный актант имеет дело с языком «как множеством дискурсивных практик, в совокупности составляющих динамическую вербальную культуру данного общества» [Бахтин, 1986, с. 168-169]; одновременно это тот, кто имеет возможность влиять на принятие решения по принципу обладания некоторой властью: политической, юридической или массмедийной, и поэтому может выступать в качестве «медиатора» в социальном коммуникативном дискурсивном пространстве. Социальный мир, понимаемый в совокупности составляющих его качественных параметров, предстает, таким образом, оптимальным способом представления общества как «дискурсивного» медиума, в котором выделяется активная роль актантов-медиаторов, формулирующих социально и ценностно значимые смыслы, направленные на достижение социального «мира» в некоторой критической ситуации, в соответствие с идеологической, ценностно ориентированной позицией, которая, не являясь индивидуальной, носит социотипический характер.
Понимание важности консенсуальной формулы и стремление ею руководствоваться определяет базовый ценностный концепт социального контракта - ответственность, который позволяет, с одной стороны, составить общую характеристику «актантов» - субъектов медийного коммуникативного социального пространства и, с другой стороны, получить непротиворечивый критерий для моделирования социального дискурса в аксиологическом измерении. Детерминанта ответственности раскрывается в двух аспектах. Ответственность в дискурсе состоит (опознается) прежде всего в такой ангажированности на публичный дискурс, которая определяет доверие к нему как «истинностному», правдивому (ответственному, серьезному), не предвзятому, не одностороннему, но объективизированному. Направленность вектора оценивания выражается формулой Мир ^ Я (мы). Кроме этого, ответственность имплицирует рациональность дискурса, точнее рациональность «актанта» - медиатора, производящего социальный дискурс. Рациональность предусматривает не только здравомыслие, усилие диалога, логического убеждения, но и добропорядочность. Рациональность дискурса опреде-
ляет опознание его и доверие к нему как дискурсу добрых намерений. Детерминантной, противоположной рациональности, следует считать «иррациональность», мотивирующей основой которой является эмотивно-эстетическое отношение к миру и предметам дискурса, модальным оператором которого является оператор «мне нравится - мне не нравится и все тут». Иррациональность состоит (но не декларируется) в такой ангажированности на публичный дискурс, которая имеет манипуля-тивный целевой властный эффект, отражая субъектность оценивания по вектору Я ^мир. Со стороны рационального медиатора и рационального публичного адресата иррациональность определяется в терминах большей легкости усилий убеждения, достаточности силы отрицания и ниспровержения, питательной средой для которого является несовершенство мира и человека; постоянное формирование «центров социальной напряженности», сопровождающееся нарастанием когнитивной неопределенности по отношению к сценариям будущего.
Уровни аксиологического измерения социального медийного дискурса. Наши наблюдения позволяют представить следующую градацию уровней аксиологического измерения социального дискурса:
• Уровень первый, максимально приближающийся к параметрам детерминанты «всеобщего согласия». Исходно ориентирован на поиск общих социальных ценностных оснований, в презумпции их приятия всем обществом. Данного типа дискурс свойственен «политическому деятелю», соблюдающему баланс интересов особенно в координатах «центра социальной напряженности», в котором с наибольшей остротой обнажается «нерв» средоточия болевых точек. Поскольку концептуально и этически дискурс отграничен идеей стабилизации общества и «нормального», логически вытекающего из объективных обстоятельств прогрессирования в будущем, то по цели и характеру дискурсивное «послание» может быть названо «консервативным», оберегающим и предостерегающем в плане неприятия кардинальных изменений и семиотических решений, способных повлечь непредсказуемые последствия. Приведем пример. Наш корпус примеров исследовании феномена иммиграции в Италии, создавшего критический «центр социальной напряженности», показывает, что такого типа аксиологический дискурс характерен для дискурсивной практики статусных, действующих политических деятелей на «вершине власти». Он реализуется в дискурсивной формации согласия в жанре послания «Отец - семье» и возводится к традиционным ценностям безопасности, труда, образования, социальной солидарности, благополучия, милосердия, экономического процветания и/или к наиболее явной «национальной», объединяющей всех идее.
• Уровень второй в параметрах соответствия максиме «всеобщего согласия», ответственности и рациональности выявляет дискурс аналитического, исследовательского типа, исходной посылкой которого является объективное, многостороннее рассмотрение социально значимого объекта: порождающего кризис феномена, проблемы скрытой природы. В целевом плане данного типа дискурс предполагает выход на объективный, универсальный, научный или квазинаучный уровень с опорой на рациональность. Актантом данного типа дискурса является в большинстве случаев эксперт. Аналитическая речь эксперта реализуется в формации согласия, возможность которого устанавливается на уровне комплексного анализа явления и последующего его перевода в «общечеловеческое» измерение в экстраполяции от доминант национального эгоцентризма или личностных пристрастий. Ценностью данного типа дискурса является достижение научно обоснованной «истины», сущностной природы рассматриваемого явления.
• Уровень третий в параметрах соответствия максиме «всеобщего согласия», ответственности и рациональности выявляет дискурс более «секториальный», односторонний, более ангажированный, развивающийся в формации антагонизма и доминации в координатах открытого и пересеченного обратными и встречными связями коммуникативного социального пространства. Социальный дискурс, условно относимый к данному аксиологическому уровню, исходно ориентирован на критику одной из сторон в социальной драматургии в интересах другой стороны или общества в целом посредством выявления «виновных» и «жертв» конфликтных ситуаций и кризисных явлений в обществе. Целевой детерминантой является убеждение в абсолютной правоте выдвигаемой позиции, которая подразумевает разделение общества. Жанрово структурируется как «обвинительная речь перед судом», подразумевает возможность перспективы «иррациональности» при порождении и «опознании», интерпретации дискурса в случае усиления доминанты отрицания. Ценностью данного типа дискурса является вскрытие причин и факторов социального нездоровья, ниспровержение «виновных», вопросы же обоснования сценариев будущего носят либо фоновый, не фокализованный характер, либо стремятся к «популизму» для привлечения на свою сторону «обиженных» и «пострадавших».
Устанавливаемое по критерию максимы общего согласия и правила ответственности актанта - медиатора аксиологическое измерение социального дискурса ориентирует последующий анализ на уточнение технологий принятия и продвижения аттрактивных семиотических решений в особо конфликтной зоне социального дискурса - «центре социальной напряженности» [Вепрева,2002], эксте-риоризирующей противостояние в социальном мире по одному из фундаментально, витально важных реалий бытия человека и общества.
Литература
1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества [Текст]. - М.: Искусство, 1986. - 502 с.
2. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики: пер. с фр. / сост., общ. ред. пер. и послесл. Н.А. Шматко. - СПб.: Алетейя; М.: Институт экспериментальной социологии, 2005. - 576 с.
3. Вебер М. Избранные произведения [Текст]. - М.: Прогресс, 1990. - 804 с.
4. Вепрева И.Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху [Текст]. - Екатеринбург: Изд-во ЕГУ, 2002. - 379 с.
5. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни [Текст]. - М.: КАНОН-пресс-Ц, 2000. - 238 с.
6. Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод [Текст] / М.В. Йоргенсен, Л.Д. Филипс; пер. с англ. - 2-е изд., испр. - M.: Гуманитарный Центр, 2008. - 352 с.
7. Каган М.С. Мир общения: Проблема межсубъектных отношений [Текст]. - М.: Политиздат, 1988. - 319 с.
8. Казыдуб Н.Н. Дискурсивное пространство как фрагмент языковой картины мира (теоретическая модель) [Текст]. - Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 2006. - 216 с.
9. Кант И. Критика чистого разума [Текст]. В 8 т. Т. 3. - М.: Мысль, 1994. - 131 с.
10. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием [Текст]. - М.: Эксто, 2006. - 832 с.
11. Карасик В.И. Язык социального статуса [Текст]. - М.: Наука, 1992. - 316 с.
12. Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка [Текст]. - М.: Ка-нон+ РООИ «Реабилитация», 2008. - 544 с.
13. Карсавин Л.П. О личности [Текст] / Л. П. Карсавин // Т. 1. Религиозно-философские сочинения. - М., 1992. - С. 19-29.
14. Князева Е.Н. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным [Текст] / Е.Н Князева, С.П. Курдюмов // Вопросы философии. - 1992. - № 12. - С. 45-67.
15. Крысин Л.П. Социальная маркированность языковых единиц [Текст] // Вопросы языкознания. - 2000. - № 4. - С. 24-42.
16. Луман Н. Медиа коммуникации [Текст] / Н. Луман, А. Глухов, О. Никифоров; пер. с нем. - М.: Логос, 2005. - 280 с.
17. Плотникова С.Н. Языковое, дискурсивное и коммуникативное пространство [Текст] / С.Н. Плотникова // Вестник ИГЛУ. Сер. Филология. - 2008. - № 1. - С. 131-136.
18. Пригожин И.Р. Философия нестабильности [Текст] // Вопросы философии. - 1991. - № 6. - С. 46-52.
19. Розин М.В. Теория культуры [Текст]. - М.: Экмос, 2005. - 375 с.
20. Социологический словарь [Электронный ресурс] // режим доступа http://www.slovari-
online.ru/word/социологический-словарь/социология.htm
21. Универсалюк Е.А. Медийный социальный диалог в предметной области иммиграции как зона обновления итальянского языка [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук 10.02.05. - Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 2009. - 21 с.
22. Angenot M. Theorie du discours social. Notions de topographie des discours et de coupure cognitives [Text] //
Discours en contexte. - septembre 2006. - № 1. - P. 12-25.
23. Habermas J. Moralitat und Sittlichkeit [Text]. - Frankfurt am Mein: V.W. Kuhlmann, 1986. - 375 S.
24. Halliday M.A. K. Language as Social Semiotics: The Social Interpretation of Language and Meaning [Text]. - London: Edward Arnold, 1979. - 172 p.
25. Maingueneau D. L’analyse du Discours [Text]. - Paris: Hachette Superieure, 1991. - 268 p.
Серебренникова Евгения Федоровна, доктор филологических наук, профессор кафедры французкой филолологии Иркутского государственного лингвистического универститета, г. Иркутск, e-mail: ser_evgen@yahoo.com.
Serebrennikova Evgeniya Fyuodorovna, doctor of philological sciences, professor, department of French philology, Irkutsk State Linguistic University, Irkutsk, e-mail:ser_evgen@yahoo.com.
