CC BY
305
ББК Х623
К ПРОБЛЕМЕ «АБСОЛЮТНОГО» ПРАВООТНОШЕНИЯ
Д. В. Лоренц, ассистент кафедры гражданского права и процесса ЮУрГУ
Проанализированы юридическая природа и виды правоотношения, критикуется категория «абсолютного правоотношения». Автором предлагаются признаки правоотношения и новая классификация гражданских правовых отношений (юридические и фактические). Показывается практическое значение сделанных теоретических выводов, например, решаются проблемы исковой и приобретательной давности, возникающие в процессе реализации виндикационного правоотношения.
Ключевые слова: правоотношение, абсолютное правоотношение, виндикация, исковая и приобретательная давность.
Все права по предмету действительного (фактического) обладания разделяются на две категории: вещные права и требования. Имея вещное право, человек обладает вещью. Имея личное право или требование, человек обладает личной способностью другого человека, его волею и деятельностью, так что может требовать от него личного или вещественного исполнения1. Разделение гражданского права на две системы основано на характеристике субъективных обязательственных и вещных прав как прав соответственно относительных и абсолютных2. Это разграничение строится в зависимости от того, возлагается ли обязанность по соблюдению прав на определенных субъектов или на неопределенную группу лиц. В правоотношениях одного типа (например, возникающих из гражданских договоров) участвует конкретное управомоченное и противостоящее ему конкретное обязанное лицо. В правоотношениях другого типа (к примеру, в правоотношениях собственности) определена только личность управомоченного, все третьи лица должны соблюдать пассивную обязанность воздерживаться от совершения действий, нарушающих интересы правообладателя3. В конструкции абсолютного правоотношения субъект-объектная связь определена, в то время как интерсубъектная связь только предполагается, поскольку контрсубъект конкретизируется как лицо в условиях деликта, в то время как правомерное поведение делает широкий круг обязанных лиц юридически «невидимым»4. По образному выражению
В.К. Райхера, «общественные связи устанавливаются либо по типу прямых проводов, протянутых между определенными точками
пространства ... либо по типу беспроволочной связи, соединяющей данную точку пространства с абсолютно неопределенным числом всех прочих точек»5.
В связи с вышеизложенным перед нами возникает задача оценки «абсолютного отношения» в качестве правоотношения. Н.М. Савельева, обобщая взгляды С.С. Алексеева, О.С. Иоффе, Ю.К. Толстого, JI.A. Чеговадзе и других ученых, определяет правоотношение как регулируемую правом двустороннюю связь между индивидуализированными субъектами, характеризующуюся наличием взаимных прав и обязанностей6. Как правильно полагает К.И. Скловский, при заведомой неопределенности круга обязанных лиц обязательство не устанавливается. B.C. Нерсесянц замечает, что по определению не может быть правоотношения с одним правомочным субъектом7. По мнению Д.М. Генкина, всеобщая связь всех лиц между собой, урегулированная правом, является не правоотношением, а нормой права; нельзя представить себе, что собственник вступил в правоотношение со всеми лицами, которые не знают даже о существовании данного лица и о принадлежности ему той или иной вещи и которых не знает сам носитель права собственности8. Однако О.С. Иоффе полагает, что в абсолютных правоотношениях закон достаточно определенно называет личность обязанного: каждый обязан не посягать на принадлежащее данному субъекту право собственности; различие же состоит в том, что правоотношение первого типа конкретизируется индивидуальным методом, путем указания лишь на отдельное обязанное лицо, поведение которого может
быть как активное, так и пассивное, а конкретизация в правоотношениях второго типа достигается всеобщим методом, путем возложения пассивной обязанности на всех9. Видимо такое понимание конкретности взаимного поведения субъектов позволило О.С. Иоффе сделать вывод о том, что «всякое право без исключений сводится к обязательствам, и различие между вещными и обязательственными правами состоит только в том, что если право собственности абсолютно, то право кредитора относительно»10. В связи с этим оценим такой признак правоотношения, как волевое поведение участников. М.М. Агарков считает, что реальность правовых явлений нельзя приравнивать к реальности психологического взаимодействия субъектов в общественном отношении, так, например, обязательство может существовать и тогда, когда ни кредитор, ни должник психологически не осведомлены о нем11. О.С. Иоффе, указывая на отношения по наследованию недееспособным после недееспособного, так же полагает, что правоотношения могут быть и не связаны с актами психологической воли их субъектов12. Вряд ли можно согласиться со взглядами указанных авторов. В частности, возражая доводам О.С. Иоффе, мы отметим следующее. Недееспособные лица в правоотношении фактически не участвуют, они лишь приобретают права и обязанности через опекунов, однако последние совершают вполне волевые действия, поэтому подобная реализация способности лица своими действиями создавать права и обязанности для других лиц и способности лица приобретать для себя права и обязанности в результате действий других лиц (трансдееспособность)13 порождает фикцию волевого поведения юридических субъектов правоотношения через реальное волевое поведение фактических участников. Представляется верным считать, что правоотношения должны выступить как осознанные явления. Поэтому вполне можно поддержать позицию Д.М. Генкина, который полагает, что качество конкретности правоотношения как раз и означает необходимость психологического взаимодействия его участников. Правильный, на наш взгляд, тезис отстаивает и
С.Н. Братусь, заявляя о волевом характере всякого правоотношения14. В связи с этим уместным будет напомнить мысль Ю.С. Гам-барова о том, что если бы мы признали наличие абсолютных правоотношений, «пришлось бы заключить, что каждое отдельное вещное
право обнимает собой целый мир, следовательно, и обитателей отдаленнейших стран, не имеющих о нем никакого представления и не могущих уже потому стать к нему в какое бы то ни было правоотношение»15.
Таким образом, стоит признать, что деление правоотношений на абсолютные и относительные не состоятельно, поскольку любое правоотношение является относительным и представляет собой сознательное взаимное поведение конкретных субъектов, обусловленное наличием совпадающих по содержанию субъективного права требования и юридической обязанности. Формулировка «обязательственное правоотношение» является плеоназмом (словесным излишеством). Утрачивает смысл выделять так называемое «абсолютное право», поскольку оно считается содержанием в действительности не существующего «абсолютного правоотношения». Речь здесь идет о соблюдении «всяким и каждым» абстрактной нормативной обязанности не нарушать чужие права и интересы, т.е. не нарушать норму права. Данные лица взаимодействуют не с неизвестными им, например, собственниками, а находятся в правоотношении с государством по соблюдению правопорядка: государство и любое лицо, легально находящееся на его территории, осознают реальность существования друг друга и взаимность своих прав и обязанностей.
Все отношения, которые регламентируются правом, по своей природе, естественно, являются правовыми. При этом по своему характеру только обязательства представляют собой юридическую связь между субъектами, выраженную во взаимных правах и обязанностях, а потому и являются в подлинном смысле правоотношениями. А, например, вещные отношения воплощаются в фактическом поведении лица относительно вещи, поскольку в данном случае содержание вещного права совершенно не сводится к обязанностям конкретных лиц, обладатель вещного права удовлетворяет свои интересы за счет собственных действий. Хотя встречаются и такие взгляды, в соответствии с которыми «сущность вещного права характеризуется не тем, что субъект права может делать с вещью, а тем, чего субъекты обязанности не должны делать с этою же вещью»16. Но все же большинство цивилистов, в том числе и сторонники существования так называемых «абсолютных правоотношений», обращают внимание на то, что «центр тяжести вещного права - в нем самом,
а не в действии или бездействии какого-либо другого лица»17. Как верно замечает К.И. Скловский, «вещное право имеет свою ценность отнюдь не в том, чтобы отгонять от вещи злонамеренных прохожих»18. Однако О.С. Иоффе все равно настаивает на том, что субъективное право могло бы существовать вне правоотношения только в случае, если бы дозволенность поведения вытекала бы из самого факта ее государственного признания; на самом же деле фактическое совершение управомоченным своих действий зависит также и от его взаимоотношений с другими лицами19. Но как было нами показано ранее, беспокойство О.С. Иоффе совершенно напрасно, поскольку обеспечительная мера осуществления вещного субъективного права достигается не взаимоотношением управомоченного со всяким и каждым абстрактным обязанным лицом, а наличием обязательства всех граждан перед государством не нарушать нормы права. Никакие юридические взаимоотношения между управомоченным лицом и абстрактными субъектами не складываются, поэтому вещные права существуют вне правоотношений и должны пониматься как юридическая мера собственного поведения лица. В связи с этим поддерживаем позицию тех цивилистов, которые полагают, что вещное отношение -это отношение субъекта к объекту, а наличие вещного права делает такое господство над вещью юридически правомерным20. Соответственно считаем неубедительными взгляды тех ученых, которые рассматривают любое правовое по своей природе отношение в качестве отношения между субъектами права21.
Некоторый интерес представляет теория эвентуальных правоотношений, предусматривающих эвентуальные права и эвентуальные обязанности, т.е. обязанными лицами по отношению к собственнику являются лишь те, которые находятся с ним в более или менее непосредственном соприкосновении22. Мы полностью поддерживаем эту теорию, поскольку если при том или ином контакте случится осознание собственником и третьим лицом личности друг друга, а также предмета возможного посягательства со стороны потенциального нарушителя, то здесь как раз и возникнет взаимодействие конкретных субъектов, т.е. можно будет говорить о внедого-ворном охранительном правоотношении с пассивным содержанием; после нарушения прав возникнет протекционное обязательство с активным содержанием, влекущим для на-
рушителя необходимость совершить полезные действия в пользу потерпевшего.
Е.А. Крашенинников полагает, что любое субъективное гражданское право расчленяется на два правомочия: возможность совершения положительных действий самим управомоченным и возможность управомоченного требовать определенного поведения от обязанного лица. На взгляд данного ученого, будучи элементом правоотношения, право собственности включает в себя правомочие требования, через которое право сопрягается с корреспондирующей ему юридической обязанностью. Поэтому субъективное право собственности представляет собой единство правомочия требования и правомочия собственника на свои действия, а последнее складывается из трех субправомочий - возможности владения, пользования и распоряжения вещью. Сообразно с этим субъективное право, например, займодавца включает в себя правомочие требования возвращения суммы займа, а также правомочие займодавца на свои действия, состоящее из двух субправомочий: возможности предъявить требование заемщику и возможности принять предложенное им исполнение23. Как мы уже доказали, право собственности существует и реализуется вне правоотношения, следовательно, в таких условиях нельзя говорить о противостоящих ему юридических обязанностях, а, значит, оно состоит только из правомочий на собственные действия, осуществление которых само по себе будет означать и реализацию права собственности, так как этим самым удовлетворяются интересы управомоченного.
С полномочиями займодавца другая ситуация. Предъявление требования совершить исполнение, совершение действий обязанным лицом, а также принятие исполнения управомоченным - это все этапы реализации права требования займодавца. Право управомоченного на принятие исполнения не имеет юридической самобытности, поскольку, как правильно заметил Г.Ф. Шершеневич, «передача есть двухсторонний акт овладения, основанный на взаимном согласии прежнего и нового владельца и на действиях той и другой стороны, - на вручении и принятии вещи»24. Следовательно, принятие есть элемент передачи, которая всецело зависит от поведения обязанного лица, так как именно должник инициирует вручение. Что касается права на предъявление требования, то оно вообще в «здоровом» юридическом климате не имеет смысла
в связи с добровольным началом реализации исполнения со стороны добросовестного обязанного лица. А если кредитор даже и предъявляет требование, то осуществление такого суррогатного права на предъявление требования также не имеет юридической значимости, поскольку оно само собой не удовлетворяет интересы кредитора, а представляет собой лишь условие реализации права требования, но ни как не самостоятельное некое субправомочие. Ключевым для удовлетворения интереса кредитора является поведение должника, которое соответствует ни правомочию на предъявление требования и ни правомочию на принятие исполнения, а праву требования исполнения. И к тому же уместным будет заметить, что, как правило, законодатель исходит из того, что принятие надлежащего исполнения есть обязанность кредитора (например, обязанность покупателя принять товар -ст. 484 ГК РФ), а не его право. Таким образом, кредитор в обязательстве обладает только одним самостоятельным субъективным правом - правом требования, которое может быть реализовано только за счет поведения обязанного лица.
Итак, можно предложить классификацию гражданских правовых отношений по специфике их характера на юридические (обязательственные) и фактические (вещные и личные неимущественные). По своей природе, все отношения, урегулированные нормой права, являются правовыми. Но по характеру только обязательства представляют собой юридическую связь между субъектами, выраженную во взаимных правах и обязанностях, а потому и являются в подлинном смысле правоотношениями. Вещные отношения являются фактическими, поскольку вещные права реализуются вне правоотношения; управомоченному лицу нет необходимости обращаться к другим лицам, а достаточно лишь совершить собственные действия относительно вещи. В результате следует констатировать, что понятие «правовое отношение» (отражающее природу явления) шире по объему, чем понятие «правоотношение» (отражающее характер явления).
Практическое значение подобных теоретических изысканий можно показать на примере лишения владения индивидуальноопределенной вещью. Особенность нарушения такого владения связана с возможностью неосведомленности потерпевшего и фактического владельца о личности друг друга, что
формирует проблему определения момента возникновения виндикационного правоотношения.
Мысль о том, что виндикация представляет собой абсолютный иск, направленный «против всех и каждого», прослеживается в трудах многих цивилистов25. Обратим внимание, что абсолютностью характеризуется лишь правоспособность виндицировать вещь у любого нарушителя владения, само же субъективное виндикационное притязание по своей природе относительно, т.е., как верно замечает М.Б. Братусь, «пассивная легитимация по вещному иску предполагает не фиктивное, а реальное отношение каждого данного ответчика к спорной вещи»26. Следовательно, в случае, в частности, хищения имущества неизвестным лицом, притязание должно возникать не с момента нарушения и не с момента, когда потерпевший узнал или должен был узнать о нарушении (как это некорректно закреплено в п. 1 ст. 200 ГК РФ), а с момента, когда он узнал или должен был узнать о личности нарушителя, поскольку именно данный момент ознаменуется наполнением содержания субъективного права требования определенной моделью поведения конкретного обязанного лица, фигура которого появилась в правовом пространстве. Однако, если нарушитель в свою очередь не осведомлен о личности виндиканта, то вряд ли можно говорить о наличии у него возникшей юридической обязанности, так как обязанное лицо в любом правоотношении должно осознавать содержание своей обязанности и быть готовым исполнить ее, а если нарушитель не знает контрагента, он не сможет совершить волевое действие в пользу конкретного субъекта. В связи с этим отсутствие психологического взаимодействия между сторонами означает и отсутствие конкретной взаимной юридической связи между ними, а потому не существует и само виндикационное правоотношение. В приведенном примере виндикационное притязание лишь возникает вне правоотношения, но реализация подобного рода субъективных прав допустима только за счет действий обязанного лица, а, значит, удовлетворение в рамках виндикационного обязательства.
Когда не известен конкретный нарушитель, то «право требования» все еще является охранительной правоспособностью, ибо нарушителем остается «всякий и каждый». Значит, если считать началом исчисления срока исковой давности момент нарушения права
или момент, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права, то можно столкнуться с парадоксальной ситуацией, когда невозникшее право на защиту будет погашено по истечении срока исковой давности. Однако как может начаться исчисляться «срок жизни» (исковая давность) юридической субстанции (субъективного права на защиту), если сама эта субстанция еще «не живет». Таким образом, протекционное требование должно возникать, а вместе с ним срок исковой давности подлежит исчислению с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушителе своего права, иначе мы вынуждены будем довести диспозицию нормы права до абсурда, когда несуществующее субъективное право начнет приближаться к своему прекращению.
Учитывая, что срок исковой давности (юридическое время) связан с осведомленностью о личности правонарушителя, то для пресечения возможности предъявления притязания через неоправданно длительный промежуток времени после нарушения необходимо закрепить в законодательстве срок появления притязания на «свет» и его реализации (фактическое время защиты). Данный фактический срок защиты (будем именовать его протекционной давностью) следует исчислять с момента нарушения, например, с момента завладения вещью нарушителем, и в целях согласованности этого срока с нормами о приобретательной давности он должен составлять для недвижимости 15 лет, для иного имущества - пять лет27. Начаться и (или) продолжаться юридическое время (срок исковой давности) может только в пределах фактического времени защиты права, за исключением случаев восстановления срока исковой давности (ст. 205 ГК РФ), либо когда приостановленный (ст. 202 ГК РФ) или прерванный (ст. 203 ГК РФ) срок исковой давности выйдет за пределы протекционной давности и будет уже существовать независимо от нее.
1 См.: Победоносцев К.П. Курс гражданского права. -Первая часть: Вотчинные права // СПС «Консультант Плюс». Классика российской цивилистики. - 2005.
2 См.: Аверьянова М.В. Защита добросовестного кредитора по договору о передаче имущества в собственность // Юридический мир. - 2000. - № 10. - С. 41.
3 См.: Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «Хозяйственного
права» // СПС «Консультант Плюс». Классика российской цивилистики. — 2005; Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. - М., 1995. - С. 140-142; Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. - Свердловск, 1972. -С. 63; Брагинский М.И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных правоотношений // Гражданский кодекс России: Проблемы. Теория. Практика: сборник памяти С.А. Хохлова / отв. ред. A.JI. Маковский. - М., 1998. - С. 122; Латыев А.Н. Вещные права в гражданском праве: понятие и особенности правового режима: дис. ... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2004. -С. 6.
4 Бакаева И.В. Методологические аспекты исследования категории «объекты гражданских прав» // Актуальные проблемы частноправового регулирования: материалы Международной VI научной конференции молодых ученых / отв. ред. Ю.С. Поваров. - Самара, 2006. -С. 118.
5 Райхер В.К. Абсолютные и относительные права (к проблеме деления хозяйственных прав) // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина. - Вып. I. - Л., 1928. -С. 298, 303-304.
6 См.: Савельева Н.М. Правовое положение ребенка в Российской Федерации: гражданско-правовой и семей-но-правовой аспекты. - Самара, 2006. - С. 75-76.
7 См.: Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. - М., 1999. - С. 57; Нерсесянц B.C. Общая теория права и государства. - М., 1999. - С. 516-517.
8 Генкин Д.М. Право собственности в СССР. - М., 1961. -С. 34-37.
9 Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву // СПС «Консультант Плюс».
10 Иоффе О.С. Обязательственное право. - М., 1966. -С. 607.
11 См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому Гражданскому праву. - М., 1940. - С. 144.
12 См.: Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву // СПС «Консультант Плюс».
13 См.: Красавчиков O.A. Юридические факты в советском гражданском праве. - М., 1958. - С. 37.
14 См.: Генкин Д.М. Указ. соч. - С. 34-36; Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве. -М., 1947.-С. 28-29,31.
15 Цит. по: Братусь М.Б. Вещно-правовые способы защиты права собственности и владения: дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2005. - С. 26.
16 Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. - Т. 1 // СПС «Консультатнт плюс». Классика российской цивилистики. — 2005.
17 См.: Генкин Д.М. Указ. соч. - С. 33; Новицкий И.Б. Основы римского гражданского права. - М., 1972. -С. 69; Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. - Л., 1955. - С. 54; Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву // СПС «Консультант Плюс»; Латыев А.Н. Указ. соч. -С. 6; Ахметьянова З.А. Признаки вещных прав // Юрист. - 2008. - № 3. - С. 59.
18 Скловский К.И. Рецензия на книгу В.А. Лапача «Система объектов гражданских прав: теория и судебная практика» // Хозяйство и право. - 2004. - № 6. - С. 95.
19 См.: Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву // СПС «Консультант Плюс».
20 См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. - М., 1998. - С. 192; Хвостов В.М. Система
римского права. - М., 1996. - С. 58; Батчаев Ю.С. Защита владения в российском гражданском праве: дис. ... канд. юрид. наук. - Ставрополь, 2005. - С. 12-13; Щен-никова Л.В. Вещное право в гражданском кодексе: вопросы практикующего юриста законодателю // Законодательство. - 2000. - № 10. - С. 13; Гражданское право: учебник / под ред. Е.А. Суханова. - М., 1998. - Т. 1. -С. 475.
21 См.: Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву // СПС «Консультант Плюс»; Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР // СПС «Консультант Плюс». Классика российской цивилистики. - 2005; Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. - М., 1995. -С. 72.
22 См.: Александров Н.Г. Законность и правоотношения в советском обществе. - М., 1955. - С. 114.
23 См.: Крашенинников Е.А. Интерес и субъективное гражданское право // Правоведение. - 2000. - № 3. -С. 134-138.
24 Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. - Т. 1 // СПС «Консультант Плюс». Классика российской цивилистики. - 2005.
25 См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. - М., 1995. - С. 140-142; Матгеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. - М., 1999. - С. 365; Кочеткова Ю.А. Соотношение вещноправовых и обязательственно-правовых способов защиты права собственности // Актуальные проблемы гражданского права. - Вып. 2 / под ред. М.И. Брагинского. -М., 2000. - С. 30; Ахметьянова З.А. Указ. соч. - С. 60.
26 Братусь М.Б. Указ. соч. - С. 6.
27 Вариант исчисления срока приобретательной давности, предложенный в ст. 234 ГК РФ, порождает большое число вопросов. Проблематичной остается ситуация,
когда личность собственника узукапиенту неизвестна, и при этом собственник не заявляет иск. Здесь давностному владельцу и суду практически невозможно будет без участия потерпевшего определить момент начала срока исковой давности, поскольку такой момент связан с субъективной стороной поведения собственника. Следовательно, затруднительно будет установить момент окончания срока исковой давности, а, значит, и момент начала и окончания срока узукапии. Для устранения существующей в действующем законодательстве неопределенности относительно момента начала срока приобретательной давности следует дифференцировать правила исчисления этого срока. Если владелец и собственник знают о личности друг друга, в такой ситуации срок приобретательной давности должен быть равен сроку исковой давности, и они должны быть полностью взаимосвязаны, т.е. приостановление одного из них должно влечь приостановление другого, перерыв исковой давности прерывает узукапию. Причем учитываться должен только срок исковой давности по притязанию собственника, поскольку речь идет о возникновении у одного лица и прекращении у другого именно права собственности. А поэтому истечение срока исковой давности по виндикации иного титульного владельца не может вызвать возникновение права собственности на стороне узукапиента, так как сохраняется вероятность виндикации со стороны собственника, который является последней инстанцией в защите нарушенного права. Когда узукапиент и собственник не располагают взаимной информацией относительно личности друг друга, то целесообразно определять начало узукапии с момента завладения вещью и срок приобретательной давности должен быть равен предложенному нами предельному сроку возникновения и реализации правопритязания об истребовании имущества (протекционной давности).
Статья поступила в редакцию 13 октября 2008 г.
