CC BY
49
К
«ПРАГМАТИЧЕСКОМ» И ИНТЕРАКТИВНОМ ПАРАДИГМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТИ
Федор Алексеевич Станжевский - ассистент кафедры философии Санкт-Петербургского государственного технологического института (Технического университета). Завершает диссертацию (PhD) по философии в Ягеллонском университете, Краков. E-mail: stanzh@maiL.ru
Репрезентационизм и интернализм не в состоянии передать всю сложность деятельности сознания и мозга в ситуации интерсубъективности. Возникает необходимость другого подхода, который учитывает как деятельностный характер индивидуального сознания, так и автономию процесса взаимодействия по отношению к его участникам. В статье приводятся описание и интерпретация ряда экспериментов группы исследователей, которые изучают работу мозга при интерсубъективном взаимодействии исходя из деятельностной и интерактивной, а не «зрительской» модели взаимодействия. Ключевые слова: интерсубъективность, взаимодействие, репрезентационизм, интернализм, совместное внимание, атрибуция ментальных состояний, наблюдение, участие.
То
OWARDS A PRAGMATIST AND INTERACTIVE PARADIGM OF STUDYING INTERSUBJECTIVITY
Fedor Stanzhevskiy -
a Lecturer at the department of philosophy of the Saint-Petersburg State Technological Institute.
Modern cognitive sciences are dominated by the individualist paradigm of studying intersubjectivity. According to this paradigm, the individual mind precedes intersubjective interrelationships. The individual is a fuLLy constituted participant of interaction. Interaction itself is nothing more than a sum of internal models in the minds and brains of the participants and as such it has no autonomy in itself. Consciousness reflects "inside" the outward objective reality. The representative theory of mind is one of the foundations of internaLism and individualism about mind. In case of perception, a representation is construed as an internaL mentaL state which represents the outward world. In case of action, a representation is an internal mental state that causally precedes outward behavior. These ideas imply a split between the individual mind and the world; a similar split exists between the interacting minds.
The article postulates the necessity to develop a truly interactive model of intersubjectivity. Such a model implies that interaction has reality of its own apart from internal models "in the heads" of its participants. This model would imply that individual minds are results of interaction no Less than they are prerequisites for it. Based on data from deveLopmentaL psychoLogy, the author argues that individuaL minds are constituted in intersubjective interaction. The first stage of this interaction is dyadic interreLation whereby an infant and her mother constitute one dynamicaL system. The second stage is the so caLLed joint attention, which engenders the trianguLation of seLf-consciousness, other-consciousness and objectivity. Then some experimentaL neurobioLogicaL data are presented. These data have been obtained in an attempt to provide an ecoLogicaL approximation to reaL interactions. These data were obtained and interpreted from a non-individuaListic standpoint, which shows that the internaList modeL of cons-
Epistemology and Cognition 87
ciousness is not the only one to serve as an experimental and theoretical paradigm in studying in-tersubjectivity.
Key words: intersubjectivity, interaction, representationaltheory of mind, internalism, joint attention, affordance, attribution of mental states, observation, participation.
В современных когнитивных науках господствует индивидуалистская парадигма исследования интерсубъективности, согласно которой индивидуальное сознание предваряет интерсубъективное взаимодействие, является уже «готовым» и вполне конституированным его участником. Предпосылка методологического индивидуализма многим исследователям кажется очевидной и не требующей доказательств; между тем этот предрассудок является лишь интеллектуальной привычкой. Одной из мощных (с точки зрения влиятельности, а не обоснованности) подпор этой привычки является репрезентацио-низм. Согласно теории репрезентационизма (в некотором упрощении), сознание отражает «внутри» уже готовую «внешнюю» объективную действительность. В случае восприятия репрезентация - это внутреннее ментальное состояние, отражающее внешний мир. В случае действия репрезентация - это внутреннее ментальное состояние, каузально предваряющее действие «вовне». Настоящая статья не направлена на критику репрезентационизма как такового; мы хотим лишь указать на насущную необходимость смены парадигмы в исследовании интерсубъективности (переход от репрезентационистской модели к модели подлинно интерактивной). Поэтому ограничимся лишь кратким упоминанием тех проблем, к которым неизбежно приводит репрезентационистская модель.
Репрезентационизм резко отделяет «внутреннее» от «внешнего» и, следовательно, влечет за собой дуализм мир-сознание, поведение-сознание. Вместо того чтобы усматривать диалектическое сцепление между организмом и средой, на которое указывали еще амери-^ канские прагматисты и русские нейрофизиологи, репрезентационизм ip проводит четкие границы между сознанием и внешним миром. Эти В границы столь непреодолимы, что репрезентационизм совершает ко® лебательное движение от реализма (напомним, что репрезентация от-V ражает данную и заданную действительность) к солипсизму (если ме-^ жду репрезентацией и миром имеется разрыв, то почему бы репрезен-Ю тации вовсе не утратить зависимость от мира - именно эту гипотезу >1 подвергает критике Хилери Патнэм в работе "Brains in a vat"). Репре-® зентация как внутреннее ментальное состояние есть продукт гипоста-^ зирования процесса, «статизация» подлинной динамики, имеющей место между мозгом, телом и средой. Репрезентация - это статический снимок движения; стало быть, основывать изучение взаимодей-.¡S ствия субъекта со средой и с другими субъектами на понятии репрезентации - значит судить о «Лебедином озере» или «Русском Гамле-—' те», опираясь на ряд фотографий.
Однонаправленная причинно-следственная связь (при восприятии - снаружи вовнутрь, а при действии - наоборот) существенно упрощает действительную картину работы мозга, в котором процессы "top down" и "bottom up" дополняют друг друга и оказывают друг на друга взаимное воздействие. Так, Ален Берто [Berthoz, Petit, 2006] показывает, что при визуальном восприятии процесс «синтеза» визуальной картины уже в самых первых своих стадиях, в областях первичной зрительной коры VI, испытывает обратное воздействие со стороны предлобной коры и лимбической системы. Таким образом, нет смысла говорить о дуализме центра и периферии, а скорее о диалектике между ними. Именно этим объясняется воздействие на восприятие наших привычек, социальных и индивидуальных, а также нашей мотивации. Мозг не является пассивным органом, рецептором информации, напротив, мозг - это орган действия, непрестанно совершающий проекцию действительности. Потенциал готовности, наблюдаемый в области дополнительной двигательной коры перед движением, является тому примером: мозг проецирует планируемое движение до его совершения. Мозг не столько воссоздает действительность, сколько предваряет ее. Так, для хищника имеет значение не сама по себе адекватность воспроизведения движений своей жертвы: для эффективного прыжка важно рассчитать будущее местоположение добычи, предварить момент, который еще не настал.
Познание живого организма изначально деятельно, а восприятие всегда сопряжено с движением. Именно последняя идея лежит в основе теории кинестезиса, которую (возможно, независимо друг от друга) предложили Уильям Джеймс и Эдмунд Гуссерль. Кинестезис представляет собой неразрывное единство между восприятием и движением, которое делает возможным это восприятие. Для того чтобы «охватить взглядом» здание Генерального штаба, надо совершить ряд движений, как саккадических, так и мышечно-скелетных - повернуть голову и изменить направление взгляда. Полагают даже [O'Regan, Noe, 2001], что закодированное в головном мозге различие модальностей восприятия (например, слух и зрение) основывается исключительно на различии двигательных программ. Û
Методологический индивидуализм, основанный на репрезента- ^ ционистском интернализме, как мы уже сказали, воздействует на ис- ц следования в области интерсубъективности. Приведем пример такого исследования, в котором посылка индивидуализма руководит интер- ® претацией эксперимента. В одном из своих исследований Julian ^ Keenan et al. (2003) при помощи МРТ изучали возможную локализа- g цию самосознания в головном мозге человека на примере распознавания испытуемым собственного лица. Во время сканирования субъек- ,J® там показывали: (1) изображение их собственного лица, (2) лицо какой-либо известной личности, которую следовало индексировать, '—
В) О
и (3) компьютерную версию теста на распознавание выражения глаз (36 изображений человеческих глаз, выражающих различные ментальные состояния - серьезное, задумчивое и т.д.), причем субъектов просили распознать ментальное состояние человека по картинке.
В отличие от условия (2) при изображении собственного лица (1) наблюдалась достоверная активация в правой верхней, средней и нижней лобной извилинах. При выполнении теста на распознавание выражения глаз (3) активировались лобные области с обеих сторон, а также медиальная область лобной доли. При этом достоверная активация наблюдалась в средней лобной извилине с обеих сторон, левой верхней височной извилине и медиальной зоне верхней лобной извилины. Таким образом, области активации в случаях (1) и (2) перекрывались. Другими словами, области коры, активируемые при обработке информации о себе, в значительной мере совпадали с областями, активируемыми при обработке аналогичной информации о другом субъекте (условие эксперимента (1) - распознавание своего лица -было нацелено на исследование самосознания, а условие (3) - распознавание выражения глаз - на изучение понимания другого человека). Из наблюдения совпадения областей активации в обоих случаях авторы заключают, что способность моделировать и понимать сознание другого человека основана на способности обработки самореферентной информации, т.е. способность понимать самого себя более фундаментальна по сравнению со способностью понимать других людей. Однако как бы ни обстояло дело с истинностью этого тезиса, проблема заключается в том, что полученные экспериментальные данные никак его не обосновывают: все, что мы можем узнать из данного эксперимента, - это наличие корреляции (а не каузальной зависимости) между, так сказать, «обработкой самореферентной информации» и «атрибуцией ментальных состояний» другому субъекту, иными словами, между самопониманием и пониманием других. Те-ф зис о каузальной зависимости, выдвинутый авторами, является пло-С дом более или менее неосознанного допущения, а не результатом ^ эксперимента, следовательно, этот тезис экспериментально недооп-V ределен. Проблема в том, что исследователи проецируют заранее ^ принятое допущение индивидуализма на результаты эксперимента. Ю Представляется, что существуют достаточные основания пола-
>1 гать, что индивидуальное сознание не предваряет взаимодействие, а, ^ напротив, является его следствием. Причем это утверждение безого-^ ворочно справедливо в отношении онтогенеза индивидуального сознания и с определенными очевидными оговорками - в отношении 2 конкретного ситуативного взаимодействия между «зрелыми» субъектами.
Психология развития предоставляет достаточно материала для иллюстрации этого тезиса в отношении онтогенеза индивидуального
О
И
н &
23
сознания. Схематически можно выделить несколько стадий развития интерсубъективности у детей. Немаловажно, что языковое взаимодействие должно с неизбежностью основываться на доязыковых формах интерсубъективности.
Первая стадия интерсубъективности включает в себя феномен имитации новорожденных: новорожденные младенцы в состоянии точно имитировать движения лица взрослых, приводя в соответствие зрительно воспринимаемые ими, но не ощущаемые движения лица с ощущаемыми проприоцептивно, но не видимыми жестами своего собственного лица. Это сцепление (весьма вероятно, врожденное, но, по-видимому, требующее актуализации в конкретном опыте) между проприоцепцией и зрительным восприятием представляет «межтелесную связь» (ш1егсогрогаШ;ё, по выражению Мерло-Понти) между Я и другим. Возможно, именно это явление иллюстрирует врожденную и непосредственную, т.е. не выводимую в умозаключении, способность человека воспринимать другого человека именно как наделенного субъективностью, как равного ему субъекта.
Феномен диадической первичной интерсубъективности выходит за рамки простой имитации. Эта первичная интерсубъективность представляет собой ряд сенсомоторных (а лучше сказать - кинестетических) навыков, способностей понимать смысл движений, жестов, выражений лица другого человека (воспитателя), значение направления его глаз, а также намеренные действия в контексте взаимодействия лицом-к-лицу. Ребенок уже не просто имитирует, а реагирует на эмоциональные выражения лица воспитателя. Речь идет о подлинном взаимодействии, в котором ребенок и воспитатель взаимно регулируют эмоции друг друга. Этот динамический процесс взаимной регуляции превосходит сумму репрезентации эмоций воспитателя у ребенка и репрезентации эмоций ребенка у воспитателя - речь идет о подлинном, динамическом обмене, о взаимодействии. Этот эмоциональный обмен между воспитателем (матерью) и ребенком в определенном смысле расширяет границы индивидуального сознания обоих: имеет место диадическое расширение сознания [Тгошск, 1998].
С точки зрения теории систем мать и ребенок - две самоорганизо- V ванные системы - обретают большую степень связности и сложности ^ организации (в частности, большую сложность «состояний» органи- щ зации мозга) именно в диадическом сцеплении. Индивидуальная сис- >% тема черпает большую степень сложности в диадически сцепленной системе; материнская поддержка регуляции эмоций у ребенка позво- ^ ляет тому достичь более сложной организации мозга. Диадическая £ система обладает степенью сложности и связности, превосходящей эндогенные состояния матери и ребенка, взятые по отдельности, но ,¡2 индивидуальная система реконфигурирует свою организацию, интегрируя в нее «продукты» взаимодействия. Если говорить на языке '—
В) О
В) О
Выготского (с осторожностью, чтобы не путать разные парадигмы), происходит интериоризация того, что возникло в результате взаимодействия. Этот процесс напоминает процесс идентификации, описываемый психоаналитиками, который также знаменует собой интерсубъективную подпитку индивидуального роста: Я первоначально возникает путем идентификации со значимыми другими. Стоит заметить, что диадическое расширение сознания во взаимодействии с другими, по всей видимости, далеко не ограничивается периодом развития, но (хотя и менее выраженно) сопровождает любое интерсубъективное взаимодействие.
Феномен совместного внимания характеризует так называемую вторичную субъективность (Trevarthen, 1979) и является второй стадией развития сознания, непосредственно следующей за первичной интерсубъективностью. Совместное внимание представляет собой ситуацию «триангуляции» (по выражению Д. Дэвидсона) Я-другой-объект в мире. Ребенок выходит за пределы восприятия намерений и эмоций другого человека, относящихся к его (ребенка) Я, теперь он схватывает то, как другие взаимодействуют с миром, используют вещи в мире, интенционально направлены на мир. Ребенок начинает понимать ситуации, контексты действия [Gallagher, 2005], разделять общий мир с другими. В этом смысле термин «внимание» несколько обманчив, поскольку не учитывает деятельного, телесного аспекта триангуляции. В ситуации совместного внимания ребенок не является зрителем, внутренне репрезентирующем визуальную картину: он деятельно и аффективно вовлечен во взаимодействие, которое само по себе является процессом, а не данностью.
Совместное внимание по своей природе связано с кинестезиче-ской природой восприятия вещей и с кинестезическими корнями интерсубъективного взаимодействия. Как и первичная интерсубъективность, совместное внимание не исчерпывается периодом развития; в частности, оно не только генетически, но и феноменологи-С чески проясняет феномен объективности. Здесь оказывается, что ^ «объективность» объекта задается не только суммой моих кинесте-U зисов по отношению к нему, но и перспективой (иной, чем моя) на ^ этот объект другого субъекта. Перспектива же другого непосредственно понимается исходя из его моторных (кинестезических) воз->1 можностей действия и восприятия в мире. Исток моего понятия ® «объективной» реальности, таким образом, нужно искать не только ^ в интермодальном (например, зрительном и тактильном) восприятии, но и в интерсубъективной ситуации совместного внимания. В то же время и сама интерсубъективность модифицируется благо-,!S даря опосредованности в объекте: теперь связь между Я и другим pJV пролегает через разделяемую ими ситуацию, через предмет совме-—' стного внимания, который достижим не только для меня, но и для
другого, лежит в пределе возможностей как моего действия, так и действия другого. Возможно, здесь получает развитие и приобретает полноту восприятие другого как субъекта, впервые актуализо-ванное при имитации и вышедшее на новую ступень организации в первичной интерсубъективности. Отныне другой субъект не только связан со мной эмоционально, но, как и я, является деятелем в мире, обладает возможностью действия, полем возможностей в данной ситуации. Разумеется, в триангулярной ситуации совместного внимания модифицируется и самосознание, самовосприятие Я, которое получает возможность учесть перспективу другого на объект и на себя. Здесь Я участвует в организации другого, а другой в свою очередь участвует в организации Я.
Совместное внимание не только проясняет онтогенез самосознания, интерсубъективности и объективности, но и служит моделью исследования «зрелого» интерсубъективного взаимодействия как такового. Подобно тому как это было описано в случае диадической интерсубъективности, триангулярное взаимодействие обладает собственной динамикой, спецификой и автономией, не являясь простой суммой вкладов каждого из участников взаимодействия по отдельности. De Jaegher and Di Paolo (2007) описывают взаимодействие как координацию движений (мы бы сказали - кинестезисов) субъектов, при которой индивидуальное смыслополагание каждого из них испытывает на себе воздействие со стороны всего процесса взаимодействия. Последний обладает операционно замкнутой структурой, несводимой к суммированному поведению индивидов. Такое взаимодействие авторы называют участвующим смыслополаганием. Смысл активно порождается во взаимодействии, а индивид конституируется как деятель внутри процесса взаимодействия.
Из сказанного выше следует, что модель исследования взаимодействия должна основываться не на простом наблюдении субъектом другого и даже не на наблюдении им взаимодействия, а на деятельном участии во взаимодействии. По вполне очевидным причинам нейрофизиологические исследования такого взаимодействия связаны с определенными трудностями, откуда, однако, не следует неизбеж- SJ ность «сложить оружие»: во второй части настоящей статьи мы опи- ^ сываем попытку (пока одну из немногих) применить интерактивную щ модель исследования к изучению нейрофизиологии интерсубъектив- ^ ности.
***
О
Долгожданная смена парадигмы в исследовании социального £ сознания намечается в статье «К нейронауке второго лица» [Schilbach et al., in press], где авторы постулируют необходимость перейти от ис- ,J® следований субъекта в качестве наблюдателя к исследованию собственно взаимодействия между субъектами. В самом деле, ощущение '—
а
О
а
О
и понимание «ментальных состояний» другого человека в обычном контексте происходит не в виде наблюдения за другим, а во взаимодействии с этим другим человеком. Предварительные исследования при помощи методов нейровизуализции подтверждают существенное отличие нейронной активации в ситуации взаимности, характерной для социального взаимодействия, по сравнению с простым наблюдением.
Как мы уже видели, старая парадигма, все еще очень распространенная, негласно предполагает, что социальное сознание (т.е. способность познавать другого человека, его ментальные состояния, действия и т.д.) представляет собой такой способ обработки информации, который по существу является пассивным «поглощением» информации, предоставленной объективным и уже готовым к восприятию миром. Вопреки этому в новой перспективе восприятие является активным процессом со стороны организма, расположенного в среде и укорененного в ней, а отнюдь не абстрактно изолированного от нее. Эту характеристику восприятия передает труднопереводимый на русский язык термин "аГАэгёапсе" (его не совсем точно переводят как «возможность»), предложенный известным психологом Дж.Дж. Гибсоном. Среда предлагает организму определенные возможности (дерево как укрытие, вода как питье или как среда обитания, место охоты и т.п.). Восприятие животным этих возможностей зависит как от условий среды, так и от его собственной конституции - здесь имеет место сцепление организма со своей средой. Следовало бы говорить о применении такого понятия возможности к человеческой социальной среде - другой человек всегда предлагает возможность взаимодействия с ним как с другом, начальником, партнером и т.д.
Социальное сознание, интерсубъективность вообще, как правило, предполагает эмоциональную ангажированность и взаимодействие - в том смысле, в котором взаимодействующие субъекты взаимно отвечают на состояния или действия друг друга, вызывая цепь взаим-^ ных реакций друг на друга. В таком взаимодействии главную роль иг-V рает не теоретическое познавание другого субъекта, но практическое ^ ноу-хау, основанное на навыке взаимодействия и, напротив, форми-(В рующее этот навык. В контексте такого взаимодействия возникают >1 общие, разделяемые субъектами намерения и мотивы, могущие при-^ водить к совместным действиям и дальнейшему развитию взаимодей-^ ствия. С точки зрения нейрофизиологии можно выдвинуть гипотезу о различии нейронной активации в зависимости от роли во взаимо-2 действии, например является ли субъект инициатором или же отвечает на инициативу другого.
Прежде чем приступить к описанию экспериментов с ПЭТ и МРТ, иллюстрирующих это явление, отметим еще один важный
И
Н &
23
теоретический момент. Мы уже упоминали о диадической интерсубъективности, эмоционально связывающей двух субъектов. Эмоциональная вовлеченность в контакт с другим человеком имеет исключительную важность с самого детства и является источником смысла и познания в отношении как самого себя, так и другого человека. Это значение эмоциональной вовлеченности в контакте с другим человком никогда не ослабевает: эмоции, по-видимому, играют огромную роль в восприятии и понимании других людей; эмоциональный ответ здесь гораздо важнее, чем интеллектуальные конструкты. Однако в повседневности общение между людьми имеет место в определенном контексте, в некоторой ситуации - ситуации совместного внимания. Повторим: речь идет о триадической интерсубъективности, в которой двое субъектов взаимодействуют и разделяют аффекты и установки в отношении третьего объекта или лица. Именно явление совместного внимания стало предметом исследования в экспериментах Л. Шильбаха и др.1, призванных подтвердить правомерность новой парадигмы изучения социального сознания.
Шильбах и др. [Schilbach et al., 2006] исходят из предпосылки о различии нейрофизиологического базиса при исследовании: а) стороннего наблюдателя и б) субъекта, находящегося в реальной ситуации взаимодействия с соответствующей эмоциональной нагрузкой. Авторы пытаются моделировать более интерактивные и более экологически достоверные эксперименты, чтобы выявить нейронные корреляты социального сознания с точки зрения наблюдателя и с точки зрения субъекта взаимодействия. Кроме того, они задаются вопросом о том, могут ли два взаимодействующих мозга вместе предоставить больше информации о взаимодействии, чем их сумма по отдельности.
Шильбах с коллегами провел исследование при помощи функционального МРТ, в котором попытались выявить различие в нейронной активации в случаях, когда социальные стимулы направлены на субъекта (испытуемого) или на кого-то другого. Испытуемым предложили представить себе самих себя стоящими рядом с двумя други- ® ми людьми, которых они не видят. Перед ними находился третий че- W ловек, которого они могли видеть, - виртуальный персонаж, изобра- ^ жаемый на видео (рис. 1). Переменные эксперимента заключались (В в выражении лица виртуального персонажа (это были либо социально значимые, либо произвольные выражения лица), а также в направле- Q нии его взгляда (он смотрел либо прямо на испытуемого, либо в сто- Q
рону, на одного из двух невидимых персонажей). Испытуемых проси- Е
,, щ
ли оценить, ощущают ли они, что виртуальный персонаж намерен JS
вступить в социальное взаимодействие. «
1 См.: Гранов [и др.] (в печати).
Опт 95
I
Я
>1 ?
о Е
а
№
Рис. 1. Исследование с помощью МРТ [8сЫ1ЪасИ et а1., 2006]: а - виртуальный сценарий согласно инструкциям; б - социально значимое выражение лица, взгляд направлен на испытуемого субъекта; в - произвольное выражение лица, взгляд направлен на другого человека; г - нейронные корреляты восприятия испытуемым взгляда, направленного на него; д - нейронные корреляты восприятия испытуемым взгляда, направленного на другого человека; е - нейронные корреляты восприятия испытуемым произвольных движений лицевых мышц
Испытуемые без труда различали социально значимую и произвольную мимику; при этом большая концентрация внимания и большее эмоциональное вовлечение ощущались в случае, когда стимул (взгляд) был направлен на испытуемого. Результаты нейровизуализа-ции (рис. 2) выявили достоверные различия в нейронной активации при восприятии социально значимой мимики в зависимости от того, был ли направлен взгляд на испытуемого или в сторону от него. В первом случае наблюдался дифференциальный рост нейронной активности в вентральной части медиальной области предлобной коры и на поверхности миндалевидного тела; в случае, когда взгляд виртуального персонажа был направлен на другого человека, активировались медиальная и боковая зоны теменной коры головного мозга.
В случае, когда взгляд виртуального персонажа направлен в сторону от испытуемого, последний выступает в роли наблюдателя; когда же взгляд виртуального персонажа направлен на самого испытуемого, имеет место начало социального взаимодействия. Сами авторы на основании описанных данных МРТ замечают, что в первом случае активируются области мозга, отвечающие за визуально-пространственную информацию, во втором случае стимулы, направленные на самого испытуемого, активируют области, связанные с обработкой эмоциональной и оценочной информации (миндалевидное тело и вентральную зону предлобной коры). Эти результаты подтверждают важную роль эмоций не только при восприятии эмоциональных состояний другого человека, но и при взаимодействии с ним; они обеспечивают телесный ответ на выражение, намерения и действия друго-
го и таким образом предоставляют возможности и мотивацию для действия и дальнейшего взаимодействия.
Кроме того, результаты МРТ показали, что при восприятии произвольной мимики активируются правая нижняя область лобной коры и нижняя теменная кора - области, обычно включаемые в систему зеркальных нейронов, активируемую при восприятии моторных интенций другого человека. Как бы ни обстояло дело с собственно зеркальными нейронами, сама активация указанных областей при восприятии действий другого человека убедительно проиллюстрирована при помощи методов нейровизуализации. Однако роль этой активации может быть интерпретирована по-разному. Обычно активацию областей коры головного мозга (ГМ), отвечающих как за выполнение, так и за восприятие действия, интерпретируют (в случае восприятия) как симуляцию действия другого. Однако возможна и другая интерпретация: активация этих областей может быть связана не просто с симуляцией действия другого, а с восприятием возможностей дальнейшего взаимодействия с ним исходя из этого только что совершенного действия. Иначе говоря, эта активация подготавливает мозг и организм в целом к ответу на действия другого, к комплементарному, дополняющему действию в процессе взаимодействия. При этом активируются моторные программы, позволяющие координировать собственные действия с действиями другого человека.
В другом исследовании Шильбах с коллегами изучал нейронные корреляты лицевой мимикрии, выявив сеть, состоящую из лицевой области первичной моторной коры, задней зоны поясной коры, гип-покампа и дорсальной части среднего мозга. Авторы делают вывод о существовании тесной связи между восприятием выражений лица и формированием аналогичных выражений лица у наблюдателя. Они заключают также, что ситуации, требующие эмоциональной вовле- « ченности и ведущие к некоему моторному ответу, активируют лоб- 'g но-теменные зоны и срединные структуры коры ГМ, а также лимби- S) ческую систему ГМ. у
Следовательно, первоосновная роль социального сознания - не ^ просто интеллектуально познавать сознание других людей и их мен- jg тальные состояния. Напротив, познание другого человека основано ^ на том ответе, который вызывают в нас его действия: «Когда другие ® обращаются к нам лично, восприятие их выразительного поведения, ^ их мимики с нейрофизиологической точки зрения опирается на тес- g ное сцепление восприятия и действия с обработкой аффективной JJ и телесной информации, подпитывающей и поддерживающей подго- ,JJ товку моторного ответа как способа увидеть возможности для взаи- ^ модействия и ответить на них». '—
а е и
л >1 а о
о
Е
f
■н &
23
В своем исследовании М. Уилмс и др. [Wilms et al., 2010] изучали нейрофизиологические корреляты взаимности социального взаимодействия. Ведь взаимодействующие непосредственно воздействуют друг на друга, и это взаимное воздействие необходимо показать на уровне его нейронного базиса. Ясно, что современные аппараты МРТ на данный момент не позволяют представить всю полноту взаимодействия двух субъектов. Поэтому авторы смоделировали новый тип постановки эксперимента, основанный на интерактивном отслеживании движений глаз.
В эксперименте Уилмса испытуемый, помещенный в сканер, мог видеть видео, изображавшее виртуального персонажа; движения глаз испытуемого мониторились при помощи инфракрасной камеры. Движения глаз виртуального персонажа приводились в соответстие с взглядом испытуемого, а движения глаз последнего были направлены на «прощупывание» поведения другого, подобно тому, как это происходит в реальной жизни. Такая постановка эксперимента позволяет испытуемым ощущать, как их собственные движения глаз воздействуют на взгляд виртуального другого человека. Кроме того, эксперимент позволяет исследовать нейронные корреляты роли испытуемого в социальном взаимодействии - речь идет о роли инициатора или же реагирующего на инициативу. Это немаловажно при исследовании совместного внимания, когда мы направляем свое внимание на что-либо совместно с другим человеком, осознавая эту нашу с ним совместную направленность внимания. Ситуация совместного внимания возникает либо когда мы следуем за взглядом другого, либо когда сами направляем его взгляд.
Шильбах и его коллеги использовали представленную выше постановку эксперимента при помощи МРТ для исследования совместного внимания [Schilbach et al., 2010]. Испытуемые взаимодействовали с виртуальным персонажем во время нейровизуализации. Испытуемый либо инициировал ситуацию совместного внимания с персонажем, либо, напротив, следовал за взглядом этого персонажа, в обоих случаях фиксируя взгляд на предметах, показываемых на экране. В результате МРТ выявила активацию медиальной области предлобной коры и задней зоны поясной коры при совместной направленности внимания на объект независимо от роли - инициатора или реагирующего. Направленность взгляда на другой предмет, а не на тот, на который смотрел виртуальный персонаж, активировала боковую лобно-теменную сеть (рис. 2, в), которая связана с контролем внимания и движений глаз. В свою очередь медиальная предлобная кора и задняя поясная кора принадлежат к ментальной системе, описанной выше, и перекрываются областями, отвечающими за так называемый режим мозга по умолчанию (defaul mode), которые активируются в состоянии покоя ГМ при отсутствии внешних задач...
# •
Рис. 2. Результаты нейровизуализации [Schilbach et al., 2010]: а - экран, представляющий антропоморфного виртуального персонажа и три предмета (серые квадраты); б - нейронные корреляты совместного внимания; в - нейронные корреляты неразделяемого внимания; г - нейронные корреляты совместного внимания, инициированного другим; д - нейронные корреляты совместного внимания, инициированного самим испытуемым
Таким образом, при том, что испытуемый постоянно фиксирует взгляд на предмете на экране, имеют место существенные различия в нейронной активации в зависимости от того, направлен или нет взгляд испытуемого на объект вместе с другим. Зрительная фиксация предмета в координации с другим приводит к активации нейронной сети, связанной с восприятием ментальных состояний и коммуникативных намерений другого человека (а также с саморефлективным режимом по умолчанию). Ментальная система активировалась при простой координации взгляда испытуемого с взглядом (виртуального) другого без явного намерения оценивать его ментальные состояния. Таким образом, активация областей мозга, составляющих ментальную систему, возможна при совместном внимании без эксплицитного знания о ментальных состояниях других людей и, следовательно, эта система может играть роль в дорефлективном, практическом ноу-хау взаимодействия с другими.
Результат, полученный Шильбахом, имеет большое теоретическое значение: оказывается, нейронная сеть ментальной системы не связана только с рефлективным, интеллектуальным социальным сознанием, но может служить коррелятом базовых механизмов, обеспечивающих первичные навыки социального взаимодействия. Возможно, именно такова первая стадия развития этой системы, и лишь позднее она начинает использоваться для явного, эксплицитного социального сознания.
В описываемом эксперименте при помощи МРТ были также выявлены различия нейронных коррелятов в зависимости от того, кем
а
5
V В (8
>1 ?
о Е
а
была инициирована ситуация совместного внимания: когда испытуемый следовал взгляду другого, активировалась передняя зона медиальной предлобной коры, тогда как инициация совместного внимания испытуемыми приводила к активации вентральной области полосатого тела, входящей в систему, отвечающую за переработку информации о вознаграждении (подкреплении). Оценка субъективного опыта испытуемыми также показала, что инициируемая ими ситуация совместного внимания приносила удовольствие. Из этого можно сделать вывод о том, что социальное взаимодействие включает в себя аффилиативную мотивацию, реализация которой сама по себе служит вознаграждением, и, следовательно, взаимодействие и разделение опыта с другим - самостоятельный и важный мотив.
Мы представили два эксперимента, исходящих из новой экспериментальной парадигмы Шильбаха и др.; первый был связан с диади-ческой ситуацией интерсубъективности, а второй - с ситуацией триа-дической, ситуацией совместного внимания. Цель обоих экспериментов - создать более достоверную с экологической точки зрения ситуацию взаимодействия между субъектами. Оба были основаны на отслеживании взгляда, возможно, одном из самых характерных аспектов интерсубъективного взаимодействия. Эти эксперименты подтверждают различие в нейронной активации между точками зрения наблюдателя и участника взаимодействия. Более того, оказывается, что базовое взаимодействие между людьми имеет дорефлективный, преинтеллектуальный характер - оно является практическим навыком, ноу-хау.
Эксперимент показывает, что новая философская аксиоматика, порывающая с интерналистской репрезентационистской аксиоматикой, которой руководствуются многие исследователи, может успешно руководить постановкой и интерпретацией экспериментов и в результате порождает более сложную, экологически достоверную и адекватную модель интерсубъективности. «Новая» аксиоматика В в действительности опирается на «старые» феноменологию и прагма-^ тизм, но сам факт возвращения к этой философии говорит о необхо-V димости философии как таковой в интердисциплинарном научном ^ пространстве, в частности в исследовании сознания. Всякий экспери-1В мент интерпретируется исходя из определенной теории, на основе оп->1 ределенной аксиоматики - ведь многие эксперименты сами по себе ® теоретически недоопределены. Роль философского анализа - прояс-^ нить выбранную (зачастую подспудно, неосознанно) аксиоматику и предоставить рациональные основания для выбора одной из возможных теорий. Представляется, что прагматическая (не только в ис-.¡А торическом, но и в этимологическом смысле) теория является лучшим кандидатом для руководства и прояснения экспериментальной —' деятельности, чем интернализм и репрезентационизм.
О
Библиографический список
Станжевский Ф.А., Станжевский А.А. Некоторые методологические проблемы нейровизуализации функций социального сознания // Физиология человека (в печати).
Berthoz, Petit, 2006 -BerthozA, Petit J.L. Phénoménologie et physiologie de l'action. P. : Odile Jacob, 2006.
De Jaegher, Di Paolo, 2007 - Jaegher H. de, Di Paolo E. Participatory Sense-Making. An Enactive Approach to Social Cognition. Phenom. Cogn. Sci., 2007.
Gallagher, 2005 - Gallagher Sh. How the Body Shapes the Mind. N.Y. : Oxford University Press, 2005.
O'Regan, Noe, 2001 - O'Regan J.K., Noe A. A Sensorimotor Account of Vision and Visual Nonsciousness // Behavioral and Brain Sciences. 2001. № 24.
Tronick, 1998 - Tronick E. Dyadically Expanded States of Consciousness // Infant Mental Health Journal. 1998. Vol. 19(3). P. 290-299.
Schilbach, et al., 2010 - Schilbach L, Wilms M, EickhoffS.B. [et al.]. Minds Made for Sharing: Initiating Joint Attention Recruits Reward-Related Neurocir-cuitry // Journal of Cognitive Neuroscience. 2010. № 22(12).
Schilbach, et al., 2006 - Schilbach L, Wohlschlaeger A.M., Kraemer N.C. [et al.]. Being with Virtual Others: Neural Correlates of Social Interaction //Neuropsy-chologia. 2006. № 44(5).
Schilbach et al., in press - Schilbach L, Timmermans B, Reddy V. [et al.]. Toward a Second-Person Neuroscience // Behavioral and Brain Sciences (in press).
Wilms et al., 2010 - Wilms M, Schilbach L, Pfeiffer U. [et al.]. It's in your eyes-using gaze-contingent stimuli to create truly interactive paradigms for social cognitive and affective neuroscience // Social Cognitive and Affective Neuroscience. 2010. № 5(1).
