CC BY
230
Е.И.Литневская, ОА.Литневская
К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ТЕКСТООБРАЗУЮЩИХ ПРИЗНАКОВ КОГЕЗИИ И КОГЕРЕНТНОСТИ
В статье обсуждаются подходы к лингвистическому пониманию сущности текста и путем обращения к работам зарубежных лингвистов уточняются такие текстообразующие признаки, как когезия (формальная грамматическая и лексическая связность) и когерентность (семантическая цельность и осмысленность), далеко не однозначно понимаемые и не всегда различаемые отечественными лингвистами.
Ключевые слова: текст, признаки текста, когезия, когерентность.
This article's aim, which was achieved through the study of foreign linguistic works, is to expand upon the linguistic understanding of text and to analyze its fundamental properties of cohesion (formal grammatical and lexical linking) and coherence (semantic integrity and meaningfulness), the notions that tend to bewilder Russian linguists.
Key words: text, textual properties, cohesion, coherence.
На протяжении всего ХХ в., особенно во второй его половине, интерес к тексту неуклонно возрастал, и можно без преувеличения сказать, что на сегодняшний день именно текст является основным объектом лингвистического исследования, однако сколько-нибудь общепринятого определения текста по сей день не существует, а исследователи выделяют различные признаки текста, так и не складывающиеся в единую систему. Так, О. Г. Ревзина в завершение своей статьи «Текст: ускользающий объект» пишет: «Наука, как известно, ищет закономерности, и получается, что главная закономерность текста состоит в его единичности. Этой своей характеристики текст не утрачивает никогда и именно от нее не ускользает» [Ревзина, 2010: 13].
Ю. М. Лотман в статье «Текст в тексте» отмечает, что в соотнесении понятий «язык» и «текст» существуют два подхода. При первом подходе «язык предшествует тексту, текст порождается языком», вследствие чего возникает «представление о языке как о замкнутой системе, которая способна порождать бесконечно умножающееся множество текстов» [Лотман, 1981: 3-4]. При втором подходе «текст мыслится как отграниченное, замкнутое в себе конечное образование», поскольку «текст дается коллективу раньше, чем язык, и язык „вычленяется" из текста» [Лотман, 1981: 4-5].
При определении текста в собственно лингвистическом понимании можно идти в двух направлениях - от его формы и от его содержания.
В лингвистике текста наиболее распространен подход к определению текста «от формы». В этой традиции наиболее существенным параметром текста становится его связность (когезия), а текст рассматривается как замкнутая автономная структура.
Так, например, И. Р. Гальперин определяет текст очень строго: «Текст -это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин, 1981: 74]. Как мы понимаем, этому определению текста не соответствуют не только устные тексты, но и большое количество текстов письменных.
Однако в лингвистике имеется и богатая традиция определения текста как любого продукта речевой деятельности. Так, А. И. Горшков пишет, что «текст есть феномен употребления» [Горшков, 2000: 53]; близкую формулировку использует и В. Г. Костомаров: «Текст - продукт, любой результат любого общения» [Костомаров, 2005: 36]. В этом подходе «от содержания», который долгое время был принят почти исключительно в психолингвистике, на первый план выдвигается такой признак текста, как цельность (когерентность).
Между этими полюсами располагается множество других подходов к тексту. Так, например, ссылаясь на высказывание Э. Бенвениста о том, что «сегментировать предложение мы можем, мы не можем сделать его интегрантом какой-либо другой единицы более высокого уровня» [Бен-венист, 1974: 138], Н. К. Онипенко отмечает, что в описательной (традиционной) лингвистике «языковая система „герметизируется": текст рассматривается как поставщик объектов для лингвистики, но сам объектом грамматики не признается» [Онипенко, 2010: 69], поскольку описательная грамматика оперирует понятиями формы и значения и эти аспекты дают два ряда «эмических» (прототипических) единиц для одного и того же предложения - структурная схема в первом случае и пропозиция во втором. Функциональная же грамматика предлагает ввести при анализе третье измерение - функциональное. В этом случае между предложением и текстом появляется соединительный элемент - коммуникативный регистр речи - модель речевой деятельности, обусловленная точкой зре-
ния говорящего и его коммуникативными задачами, располагающая определенным набором языковых средств и реализованная в конкретном фрагменте речи (об этом см. [Золотова, Онипенко, Сидорова, 2004]).
Исследователи предлагают множество текстообразующих признаков. Так, Ю. М. Лотман пишет: «В основу понятия текста, видимо, удобно будет положить следующие определения: выраженность <...>, отграничен-ность <...>, структурность» [Лотман, 1970: 67-69]. Под выраженностью Лотман понимает знаковую фиксацию текста, его материальную вопло-щенность, под отграниченностью - его выделенность в ряду других знаковых последовательностей, а говоря о структурности, отмечает, что «текст не представляет собой простую последовательность знаков в промежутке между двумя внешними границами. Тексту присуща внутренняя организация, превращающая его на синтагматическом уровне в структурное целое» [Лотман, 1970: 69].
А. И. Горшков к трем свойствам текста, выделенным Ю. М. Лотманом, добавляет четвертое - содержательность, или информативность [Горшков, 2006], а И. Р. Гальперин, говоря о текстовых категориях, определяет их как информативность, членимость, внутритекстовые связи, континуум, автосемантию отрезков текста, ретроспекцию и проспекцию, модальность, интеграцию и завершенность текста [Гальперин, 1981: 4]. У других исследователей можно найти и другие текстообразующие признаки: «По прошествии двадцати лет количество категорий текста, изучаемых лингвистикой текста, заметно увеличилось» [Бабенко, Казарин, 2005: 40].
Как мы видим, мало какой подход обходится без учета формальных и семантических скреп текста. Однако термины «когезия» (формальная связность) и «когерентность» (семантическая цельность и осмысленность) в русистике используются редко, несмотря на их распространенность в западных работах, что может являться одной из причин, по которой они не всегда четко разграничиваются. Так, например, Л. Е. Гриневская, О. В. Зимина и В. Б. Киселева в статье «Текст как доминирующая единица перевода» употребляют эти термины синонимично: «О понятии когерентности (когезии) текста пишут многие лингвисты <...>. Понятие когезии (когерентности) имеет широкое трактование и представляет собой соотнесенность составляющих текст компонентов» [Гриневская, Зимина, Киселева, 2006: 39].
Для уточнения этих текстообразующих понятий и соответствующих им терминов обратимся к истории их становления в лингвистике.
Термины «когезия» и «когерентность» пришли в отечественное языкознание через труды западных лингвистов. Основополагающую роль в привлечении внимания к связности элементов текста принято отводить труду «Когезия в английском языке» («Cohesion in English», 1976) М. А. К. Халлидея и Р. Хассан - первому систематическому описанию ко-гезии в английском языке. Когезия в их работе понимается как совокупность поддающихся описанию лингвистических механизмов, обеспечивающих связь между высказываниями, или такое отношение элементов в тексте, когда один элемент значения предполагает другой элемент, причем интерпретация второго зависит от интерпретации первого [Halliday, Hasan, 1976: 27] (здесь и далее перевод наш). Халлидей и Хасан выделяют пять основных механизмов когезии: 1) референция (экзофора, анафора и катафора как виды эндофоры), 2) эллипсис (опущение слов вместо их повторения), 3) субституция (замена слов, например, более общее понятие вместо их повторения), 4) лексическая когезия (повторение лексических элементов, обеспечивающее связь между предложениями, и кол-локации), 5) использование коннекторов для установления логических и временных связей между высказываниями.
Авторы более поздних работ предлагают модифицированные классификации механизмов когезии (так, например, Р.-А. де Богранд и В. Дрес-слер выделяют субституцию, прономинализацию, референцию, эллипсис, темпоральные связи, коннекторы, лексическую изотопию [de Beaugraun-dre, Dressler, 1981: 89]).
Отдельные идеи Халлидея и Хасан получили признание научного сообщества, однако некоторые выдвинутые ими теории вызвали критику. Так, Халлидей и Хасан утверждали, что когезия является единственным источником целостности, когерентности («фактуры») текста, фактически отождествляя два понятия: «В этой книге мы исследуем ресурсы, которыми английский язык располагает для создания фактуры. Если содержащий более одного предложения отрывок на английском воспринимается как текст, в этом отрывке можно будет выделить определенные лингвистические элементы, способствующие единству текста и придающие тексту фактуру <...> когезные связи между предложениями имеют особое значение, поскольку они - единственный источник фактуры» [Halliday, Hasan, 1976: 2-9].
Некоторые лингвисты выступили c критикой данного утверждения (см., например, [Morgan, 1978; Morgan, Sellne, 1980; Carell, 1982]), полагая, что связи между элементами текста не обязательно должны быть
эксплицитно выражены, чтобы текст мог считаться когерентным. Так, К. Нутталл справедливо отмечает, что «мысленная обработка текста -процесс, во время которого взаимодействуют текст и изначальные фоновые знания <.. .> слушателя или читателя» [Nuttall, 1982: 15-17].
Таким образом, Халлидей и Хасан выдвигают модель анализа текста «снизу - вверх»: от формальных элементов к смыслу (среди приверженцев этой позиции можно назвать дю Буа, Пейна, О'Доуда, Флейшмана, Михилла, Дюри, Переза Лоридо). Нутталл и ряд других лингвистов (например, Каррелл, Румельхарт), напротив, предлагают модель анализа «сверху - вниз» - от содержания к формальному строению.
Хотя большинство исследователей все еще отмечает важность когезии для текстового анализа, многие согласны с тем, что когерентность зависит не столько от свойств самого текста, сколько от интерпретатора: именно он делает выводы (inferences) и устанавливает логические связи между высказываниями, что практически делает когерентность синонимом интерпретируемости. При более широком подходе когерентность понимается как основа коммуникативного процесса, и в таком случае акцент делается не только на реакции адресата и его желании понять адресованный ему текст, но и на интенции адресанта донести этот смысл, оценив способности адресата и соответствующим образом представив материал.
В этом свете становится важно понимание контекста, поскольку благодаря ему даже в на первый взгляд не связанных между собой высказываниях может обнаружиться логическая связь. Так, фраза Джон болеет дома, а формула уксусной кислоты - CH3COOH обретает смысл, если рассмотреть ее как ответ на вопрос Где Джон? Он обещал сказать мне формулу уксусной кислоты [Enkvist, 1989: 374].
Можно говорить о разных уровнях (степенях) когерентности: текст, не поддающийся интерпретации, признается реципиентом некогерентным, тогда как в текстах с неочевидной интерпретацией когерентность будет выражена с разной силой. В конечном итоге, степень когерентности зависит не столько от того, понятен ли текст, сколько от того, какое количество усилий интерпретатор должен приложить, чтобы его понять. Субъективный характер когерентности зависит главным образом от языковых компетенций реципиента, его знакомства с контекстом высказывания и положением дел, описываемым в тексте. Таким образом, автор текста может повысить его когерентность, приняв во внимание компетенции и знания потенциальных адресатов и соответствующим образом упорядо-
чив материал. М. Шароль называет авторов, использующих подобную стратегию создания текста, готовыми к «сотрудничеству», в противовес авторам, которые не пытаются помочь реципиентам либо же нарочно пытаются подвести их к ложным выводам и повторному анализу текста (подробно об этом в 1989]).
Отметим, что существуют тексты, о когерентности которых отдельно взятый реципиент судить не сможет. Например, человек, не знакомый с определенной терминологией или жаргоном, не сможет сказать, насколько осмыслен текст, в котором используется эта терминология или жаргон.
Другими словами, в конкретной коммуникативной ситуации у читателя возникнет ряд специфических ожиданий, которые повлияют на его интерпретацию когерентности текста. Например, различные литературные жанры будут требовать специфических стратегий интерпретации. Суждение о когерентности текста будет во многом зависеть о того, насколько текст может считаться адекватным ситуации и условиям, в которых он был произведен и в которых он воспринимается. В свою очередь, некоторые из условий, необходимых для «адекватности», «успешности» текста, такие как когерентность, соответствие жанру, непротиворечивость, уместность, и другие, могут быть формально вычленены и характеризованы.
Таким образом, когезия - это текстовая категория, наличие которой повышает статус некоторого множества высказываний, превращая их в текст; это формально-структурная категория, обусловленная линейностью текста и внешне выражающаяся на уровне синтагматической соотнесенности слов, предложений и текстовых фрагментов, тогда как когерентность опирается на логические и семантические связи между текстовыми фрагментами. Может показаться, что вопрос о когерентности текста выходит за рамки лингвистики, и будет справедливым отметить, что в ходе своего развития лингвистика текста действительно сблизилась с рядом других дисциплин и позаимствовала их термины и методологию (например, из психологии и логики), однако данное сближение было вызвано необходимостью обновления инструментария лингвистики текста, объекта по своей природе сложного и многоаспектного.
Понимание несовпадения понятий когезии и когерентности приобретает особую значимость при анализе «нестандартных» текстов, в частности текстов с неочевидными когезными связями, таких, например, как собрание сентенций Ларошфуко «Максимы», или определенных фраг-
ментов разговорной речи, которым некоторые ученые отказывают в статусе текстов, вводя в научный обиход термин «текстоиды» (об этом см.,
например, в [Сиротинина, 1994], [Литневская, 2011]).
Список литературы
Бабенко Л. Г., Казарин Ю. В. Филологический анализ текста. М., 2005.
Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 129-141.
Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.
Горшков А. И. Лекции по русской стилистике. М., 2000.
Горшков А. И. Русская стилистика. Стилистика текста и функциональная стилистика. М., 2006.
Гриневская Л. Е., Зимина О. В., Киселева В. Б. Текст как доминирующая единица перевода // Лингводидактические аспекты перевода в процессе подготовки переводчиков: Материалы международного научно-практического семинара 15 ноября 2005 года. Иркутск, 2006.
Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004.
Костомаров В. Г. Наш язык в действии: Очерки современной русской стилистики. М., 2005.
Литневская Е. И. Письменные формы русской разговорной речи (К постановке проблемы): Монография. М., 2011.
Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970.
Лотман Ю. М. Текст в тексте // Тартуский университет: Ученые записки. Вып. 567. Тарту, 1981. С. 13-18.
Онипенко Н. К. Грамматика описательная и грамматика объяснительная: их объекты и единицы (к постановке проблемы) // Единицы языка и текст: Сб. научных статей / Под ред. Е. Ф. Кирова. М., 2009. С. 66-76.
Ревзина О. Г. Текст: ускользающий объект // Научные доклады филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова: Сб. Вып. VI / Под ред. М. Л. Ремневой, О. А. Клинга. М., 2010. С. 3-15.
Сиротинина О. Б. Тексты, текстоиды, дискурсы в зоне разговорной речи // Человек - текст - культура. Екатеринбург, 1994.
De Beaugrande R.-A., Dressler W. Introduction to Text Linguistics. London, 1981.
Carell P. Cohesion is Not Coherence // TESOL Quarterly, 16, 4, 1982, Р. 479488.
Charolles M. Coherence as a Principle in the Regulation of Discursive Production // Connexity and Coherence: Analysis of Text and Discourse. Berlin; New York, 1989. Р. 3-15. Enkvist N. E. From Text to Interpretability: A Contribution to the Discussion of Basic Terms in Text Linguistics // Connexity and Coherence: Analysis of Text and Discourse. Berlin; New York, 1989. P. 368-381. HallidayM. A.K., HasanR. Cohesion in English. London, 1976. Morgan J.-L. Toward a rational model of discourse comprehension // TINLAP-2: Theoretical issues in natural language processing: University of Illinois at Urbana-Campaigne, July 25-27, 1978. Urbana, 1978. P. 109-114. Morgan J.-L., Sellne M. B. Discourse and linguistic theory // R. J. Spiro, B. C. Bertram and W. F. Brewer (eds). Theoretical issues in reading comprehension. Hillsdale, NJ, 1980.
Nuttall C. Teaching Reading Skills in a Foreign Language // Practical Language Teaching 9. London, 1982.
Сведения об авторах:
Литневская Елена Ивановна, кандидат педагогич. наук, доцент кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: litn-elena@mail.ru
Литневская Ольга Андреевна, аспирант кафедры французского языкознания филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: olga. litnevskaya@ens-lyon.fr
