скольких персонажей, выступающих в роли рассказчиков и представляющих свое видение событий. Для нуара характерно отсутствие благополучного финала.
И последнее: полар - 1) французский детективный роман; 2) это полицейский роман, каким он сложился во второй половине ХХ в.; он отличается от нуара главным героем - полицейским, который представляет государственную систему и является частью команды, а от традиционного французского полицейского романа большей реалистичностью и жесткостью. Наука не терпит многозначности в терминологии, возможно, со временем этот термин получит более конкретное определение или уйдет из отечественного литературоведения как избыточный.
Список литературы
1. Белов С. Крутой детектив Чейза. - URL: http://hardboiled.ru/critics/hard-boiled-of-chase/
2. Кириленко Н.Н., Федунина О.В. Классический детектив и полицейский роман: к проблеме разграничения жанров // Новый филол. вестн. - 2010. -№ 3(14). - С. 17-32.
3. Кошенко А., Капельгорская Н. Зарубежный детектив: энцикл. - Киев,
1993.
4. Невский Б. Служба - дни и ночи. Детективная фантастика // Мир фантастики. - 2006. - № 38 (октябрь). - URL: http://old.mirf.ru/Articles/art1535.htm
5. Райнов Б. Черный роман. - М.: Прогресс, 1975.
6. Чандлер Р. Простое искусство убивать // Как сделать детектив / сост. А. Строев. - М.: Радуга, 1990. - С. 164-179.
А. Б. Уралов
К некоторым вопросам функциональной классификации
морфем узбекского языка
Прослеживая исторические процессы образования морфологических форм, Н.А. Баскаков отмечает, что в тюркских языках грамматические значения выражаются тремя основными способами:
1) сочетаниями знаменательных слов со служебными словами;
2) аналитическими формами; 3) синтетическими формами. Каждый из способов имеет строго очерченные критерии, также способы могут быть строго дифференцированными между собой [1, с. 70].
Указывая на происхождение и генезис функциональных частей слова и их синхронное соотношение, Н.А. Баскаков определяет историческое взаимодействие аналитизма и синтетизма: «Элементы аналитизма и синтетизма варьируют по своему удельному весу по конкретным языкам, но господствующими грамматическими формами в тюркских языках являются ныне синтетические, аффик-
338
сальные формы, в то время как в более ранние периоды, как видно из этих процессов, тюркские языки в большей степени характеризовались аналитизмом, о чем со всей очевидностью показывает сама структура тюркских слов» [1, с. 70].
Соотношение и функционирование морфологических форм в историческом прошлом свидетельствует о том, что к системе или категории этих форм целесообразно и применение принципов функционально-семантических полей.
Исследуя функционирование и этимологию каузативных форм глагола, которые выполняют функцию и словоизменительных морфем, И.В. Кормушин указывает на то, что особенности данных форм объяснимы на прототюркском, проалтайском, и даже на ностратиче-ском уровне: «Все или часть показателей должны были быть собственно каузативными: некаузативные были семантически близки и впоследствии адаптированы ими. То, что в прототюркском был каузатив, нельзя доказать исходя из внутренних тюркских данных, поскольку допустимо предполагать, что все реконструируемые в данной микросистеме показатели на протоязыковом срезе были некаузативными, т. е. имели значение интенсивности, итеративности, дуративности и т. д. Однако, если учесть возможность алтайского родства, то на основании внешних данных, по наличию каузатива во всех алтайских языках, его необходимо восстанавливать уже в пра-алтайском, не говоря о прототюркском, протомонгольском и т. д. Каузатив может присутствовать и на ностратическом уровне, поскольку он известен как древняя морфологическая категория всем членам ностратической гиперсемьи. Причем "самый молодой" тюркский аффикс каузатива -т- в действительности достаточно архаичный показатель; на ностратическом уровне он находит параллели в уральском и дравидском (реконструкции В.М. Иллич Свитыча, Н. Поппе)» [9, с. 52, 87].
Говоря о функциях и вариантах существования пратюркских формантов глагольного лица, А. П. Дульзон определяет и хронологию данных форм. По его мнению, «основное наше допущение о развитии тюркских языков из классного языка типа енисейских при учете данных языков близкого и более отдаленного родства позволяет говорить о том, что пратюркский язык не был единым. Некоторые варианты восходят к более узкой тюрко-монгольской общности (например, посессивный афф. 1 л. -ме), другие - к алтайской общности. Некоторые (с вместо к в аффиксе 2-го лица, -ман, -мин и др.), надо думать, существовали уже в праалтайском языке как диалектные» [6, с. 131].
Как известно, в тюркологии определены несколько способов появления морфологических элементов. Академик А. Н. Кононов, опираясь на выводы академика В.В. Радлова о том, что аффиксы
агглютинативных тюркских языков образованы совершенно так же, как и суффиксы флективных языков, особо отмечает: «"гиперагглютинация" В.В. Радлова, "фузия" Э. Сепира, "опрощение" В.А. Бого-родицкого в основных своих положениях совпадают; эти положения проливают свет на путь возможного морфологического анализа всей слово- и формообразовательной системы в тюркских языках, объясняя эту систему как результат сложного взаимодействия од-нофонемных аффиксальных морфем и дает возможность по-новому взглянуть на природу тюркских (респ. алтайских) аффиксов» [8, с. 111-113].
В тюрко-алтайских языках издревле существовали различные, но взаимосвязанные функциональные элементы. Посредством данных элементов выражались определенные лексико-грамматические значения и функции, существовали синкретизм и полифункциональность, омонимия, синонимия и антонимия форм, т. е. асимметричный дуализм языкового знака (С.О. Карцевский), иррационализм единиц (Ф. де Соссюр), функциональная транспозиция форм (Ш. Балли). К примеру, «строй монгольских языков значительно сложнее, чем думает большинство лингвистов. В этих языках помимо агглютинации имеется и фузия, и символизация, и внутренняя флексия (не только в личных местоимениях), и аналитизм, и вариантность основы, и неоднозначность многих аффиксов. Все эти явления были во все времена, есть и сейчас, они синхронны, сосуществовали и сосуществуют. Монгольские языки столь же фу-зионны, сколько и агглютинативны, и строй этих языков не определяется агглютинативностью или фузионностью, сингармоничностью или флексионностью. Можно быть уверенным, что аналитизм предполагает агглютинацию, агглютинация - фузию, фузия - чередование» [2, с. 5-6].
Как указывает А.А. Юлдашев, производные формы в тюркских языках образуются тремя способами формального выражения: 1) с помощью аффиксов или их сочетаний; 2) аналитическим путем; 3) редупликацией [5, с. 90]. Вопреки некоторым утверждениям, аффиксы в тюркских языках полисемантичны и полифункциональны, которые в определенных случаях выражают два и более значения, имеют несколько взаимосвязанных функций: «Причем многие аффиксы и в случае выражения синтаксических отношений несут одновременно две нагрузки: оформляют связь данного слова с другим и служат определяющим (конституирующим) элементом структур соответствующей синтаксической конструкции. Таковы, например, аффиксы условного наклонения, которые уточняют глагол с точки зрения наклонения, указывают на его зависимость от последующего сказуемого» [5, с. 91].
Начиная с 70-х гг. XX в. морфемика была признана как самостоятельный раздел языкознания и как особый уровень системы языка. Такому признанию благоприятствовали идеи и воззрения основоположников системно-структурного направления: И.А. Бодуэна де Кур-тенэ, Ф. де Соссюра, И. С. Трубецкого, Л. Блумфильда, Л. Ельмслева и др., в трудах которых морфема как особая структурно-семантическая единица языка заняла своё достойное место в ряду таких других единиц, как фонема, лексема, словоформа, модели словосочетаний и предложений. Усилился и интерес к функциональной стороне морфемных единиц языка.
Как известно, «формой отдельных слов в собственном значении этого термина называется способность отдельных слов выделять из себя для сознания говорящих формальную и основную принадлежность слова. Формами полных слов являются, следовательно, различия полных слов, образуемые различиями в их формальных принадлежностях, т. е. в тех принадлежностях, которые видоизменяют значения других, основных принадлежностей тех же слов» [11, с. 217].
Хотя в работах Ф.Ф. Фортунатова и других представителей Московской лингвистической школы «формальное ассоциируется прежде всего с понятием формы слова, т. е. членимость на основу и флексию, однако "Теория Фортунатова о форме слова" как результате "живых соотношений" (сходство и различия их "формальной принадлежности"), "существующих в данном языке в данную эпоху", положила "начало разграничению форм словоизменения и словообразования, строгому разграничению внешней и внутренней формы (значения и его формального выражения) в учении о грамматических категориях и разрядах слов, в учении о частях речи"» [3, с. 317].
Позже А.М. Пешковским формы и их значения были подразделены на синтаксические и несинтаксические формы (значения): синтаксические значения выражают зависимость одних слов от других в речи; несинтаксические значения отражают (называют) вне-языковую действительность. Иначе говоря, синтаксические значения служат для внутреннего «устройства» языка, тогда как несинтаксические значения направлены на внеязыковую действительность [7, с. 28].
В трудах акад. В.В. Виноградова формы по функции и значению подразделяются на словообразующие, формообразующие и словоизменительные формы [4, с. 36].
Опыт классификации аффиксальных морфем в русском, в славянских языках был перенесен и в тюркологию (труды Н.К. Дмитриева, А.Н. Кононова, Н.А. Баскакова и др.,). В узбекском языкознании в этом отношении примечательны труды А. Г. Гулямова. Так, в первой академической грамматике узбекского языка в разделе по морфе-
мике, написанном А.Г. Гулямовым, аффиксальные морфемы им классифицируются таким образом: словообразующие, формообразующие и словоизменяющие. Причем последние, как подчеркивает исследователь, выполняют словосвязующую роль, т. е. синтаксические функции [12, с. 291].
В трудах других учёных данная классификация получила некоторые видоизменения. Так, например, С. Усманов их подразделяет на два типа: словообразующие и формообразующие. В свою очередь, последний тип, подразделяется на модальные и словоизменяющие формы (данная классификация относится к концу 50-х годов XX века) [10, с. 68].
А. П. Ходжиев в свое время предлагал двухчленную, бинарную классификацию аффиксальных морфем: словообразующие и формообразующие. Формообразующие состоят из категориальных и некатегориальных (функциональных) форм [13, с. 161-162].
Учитывая разнообразие функциональных форм в морфологии узбекского языка, мы подразделяем их на следующие разновидности:
1) корневые и аффиксальные морфемы;
2) служебные морфемы-послелоги, союзы и частицы-эквиваленты аффиксальных морфем;
3) служебные глаголы; недостаточные глаголы; глаголы, выполняющие словообразующую функцию и функцию связи в предложении;
4) префиксоподобные элементы энг, жуда в имени прилагательном и наречии (энг баланд - «самый высокий», жуда тез -«очень быстро»);
5) аффиксоиды (элемент хона в словах ошхона - «столовая», чойхона - «чайхана» и др.);
6) нулевые морфемы;
7) морфемы-«хамелеоны» (вторая часть форм нон-пон «хлеб-млеб», чой-пой «чай и другие кушанья»);
8) редупликативные формы;
9) субморф или субморфы;
10) суперсегментные средства.
Функциональные особенности морфологических форм узбекского и других тюркских языков представляют большой интерес для исследования закономерностей развития языка.
Список литературы
1. Баскаков Н.А. Историко-типологическая морфология тюркских языков. -М., 1979.
2. Бертагаев Т.А. Морфологическая структура слова в монгольских языках. -М., 1969.
3. Большой энциклопедический словарь. Языкознание. - М, 2000.
4. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). - М.,
1947.
5. Грамматика современного башкирского литературного языка. - М., 1981.
6. Дульзон А. П. Пратюркские форманты глагольного лица // Тюркологические исслед. - М., 1976.
7. Земская Е.А. Современный русский язык. Словообразование. - М.,
1973.
8. Кононов А.Н. О фузии в тюркских языках // Структура и история тюркских языков. - М., 1971.
9. Кормушин И.В. Каузативниые формы глагола в алтайских языках // Очерки сравнительной морфологии алтайских языков. - М., 1978.
10. Усмонов С. Узбек тилида сузнинг морфологик тузилиши. - Тошкент, 2010 (1964).
11. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Хрестоматия по истории языкознания Х1Х-ХХ веков / сост. В. А. Звегинцев. - М., 1956.
12. ^озирги замон узбек тили. - Тошкент, 1957.
13. ^озирги узбек адабий тили. - Тошкент, 1980.