CC BY
125
УДК 8 (316)
А. В. Климов *
К. Н. ПОСЬЕТ О СНЯТИИ МУРАВЬЕВСКОГО ПОСТА В ЮЖНОЙ ЧАСТИ САХАЛИНА В 1854 ГОДУ
Константин Николаевич Посьет (1819-1899) был членом посольства во главе с графом Е. В. Путятиным в Японию и принимал активное участие в переговорах и подписании Симодского трактата. На борту фрегата «Паллада» он побывал на Сахалине, когда было принято решение снять Муравьевский пост майора Буссе.
Записные книжки являются важным культурным наследием и помогают пролить свет на многие социальные аспекты, как их рассматривал сам Посьет. Книжки хранятся в Российском государственном архиве военно-морского флота (РГА ВМФ) в Санкт-Петербурге. Ранее они не использовались для описания Сахалина, поскольку не предназначались для публикации. Автор вел их исключительно для себя, поэтому записи не проходили редакции или внутренней цензуры. И именно поэтому они представляют большой интерес для исследователей российско-японских отношений в середине XIX в. В книжке описывается ситуация на Сахалине, этнографические наблюдения, касающиеся айнов, коренного народа острова, отношений между русскими, айнами и японцами. Наблюдения К. Н. Посьета пусть и краткие, но очень точные, данные им во время непродолжительного пребывания на острове Сахалин, могут дать дополнительную объективную информацию.
Ключевые слова: К. Н. Посьет, записная книжка, Сахалин, русские, айны, японцы, отношения.
A. V. Klimov
K. N. Pos'et on the matter of removing the Murav'ev fortification in the southern part of the Sakhalin Island in 1854
Konstantin Nikolaevich Pos'et (1819-1899) was member of Russian embassy in Japan headed by Putyatin and took part in signing of the treaty of Shimoda. He visited Sakhalin Island on board of the "Pallada" ship at the time when the decision to remove the Murav'ev fortification under command of the major Busse took place.
Pos'ets notebooks are important cultural heritage which helps to see many social aspects of life as seen by Pos'et himself. Notebooks are stored in the Russian State Archive
* Климов Артем Вадимович — старший преподаватель Русской христианской гуманитарной академии, klim583@rambler.ru
312
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 2
of the Navy in Saint-Petersburg. These notebooks were never used for the description of the Sakhalin Island as they were not intended for public use therefore they were never edited or censored, thus presenting an incredible value for researching the Russo-Japanese relationship history in the XIX century. Relations between Russians, Japanese and Ainu are described in the handbook as well as general description of the Island. Precise and objective remarks of the K. N. Pos'et made during his personal presents on the Island can be used for further research of the matter.
Keywords: K. N. Pos'et, notebook, Sakhalin, Russians, Ainu, Japanese, relationship.
Константин Николаевич Посьет (1819-1899) относится к дворянскому роду, носившему фамилию Посьет-де-Россье, переселившемуся в Россию из Франции во время правления короля Людовика XIV из-за гонений на протестантов. Константин Николаевич был членом посольства во главе с графом Е. В. Путятиным и совершил плавание в составе русских военных судов в Японию и Китай, принимал активное участие в переговорах и подписании Симодского трактата, положивших начало официальным дипломатическим отношениям между Россией и Японией. На борту фрегата «Паллада» он побывал на Сахалине, когда было принято решение снять Муравьевский пост, которым командовал майор Буссе.
Константин Николаевич оставил записные книжки, которые являются важным культурным наследием и помогают пролить свет на многие социальные аспекты, в частности отношения между русскими, японцами и айнами, понять культуру того времени через личность автора.
После смерти Буссе его потомки опубликовали дневник, который скончавшийся вел исключительно для себя, не намереваясь в дальнейшем публиковать, и в котором порой давалась нелицеприятная, в определенной мере субъективная оценка Невельского и Рудановского. Последние после выхода в свет дневника дали, в свою очередь, негативную оценку Буссе, обвиняя его в неправомерности снятия Муравьевского поста в южной оконечности острова, что в дальнейшем создало немало трудностей при включении Сахалина в состав Российской империи.
Записная книжка К. Н. Посьета, посвященная его пребыванию на острове, проливает дополнительный свет на этот вопрос. Записные книжки Посьета хранятся в Российском государственном архиве военно-морского флота (РГА ВМФ) в Санкт-Петербурге [1]. Они в кожаной обложке, листы из твердой белой мелованной бумаги. Записи сделаны карандашом, в некоторых местах поблекли, а то и вовсе исчезли. Хотя узкому кругу архивистов и было известно о существовании этих записных книжек, они не использовались исследователями. Собственно к рассматриваемому нами вопросу имеет отношение только записная книжка № 9. Книжка в обложке ярко-малинового цвета, длина ее 11,3 см, ширина — 7,8 см, толщина — 2,3 см. Всего в деле 75 листов. Первые записи датируются по старому стилю 11-м, по новому (григорианскому календарю) 23 сентябрем 1854 г. Следует сделать одно замечание: записные книжки не предназначались для публикации и вообще для постороннего глаза. Автор вел их исключительно для себя. Поэтому записи не представляют собой связанного одной темой последовательно излагаемого текста,
написаны небрежно, порой трудно читаются и не поддаются расшифровке, носят лапидарный характер, близкий к телеграфному изложению, и, кроме того, не проходили редакции или внутренней цензуры. И именно поэтому они представляют большой интерес для исследователей российско-японских отношений в середине XIX в. Описание ситуации на Сахалине, этнографические наблюдения, касающиеся айнов, коренного народа острова, отношений между русскими, айнами и японцами имеют большую ценность. Особенно если учесть, что в то время только начинали серьезные исследования народов, населяющих просторы Дальнего Востока, только что вошедшие в сферу влияния Российской империи. Наблюдения Посьета краткие, но очень точные, сделанные во время непродолжительного пребывания на острове, могут дать дополнительную объективную информацию. Попытаемся разбить содержание записной книжки № 9 по темам-рубрикам.
Начало записной книжки посвящено пребыванию фрегаты «Паллада» в Китайском море (11/23 марта), третьему заходу русского морского отряда, состоящего из фрегата, шхуны и транспорта, в Нагасаки (8/20 апреля), а также пополнению словарного запаса японского языка, подборке книг для Азиатского департамента Министерства иностранных дел России и чтению журнала «Отечественные записки» № 7 за 1852 г. [6]. По всей вероятности, К. Н. Посьета заинтересовала статья в рубрике «VII. Иностранная литература» — «V. Воспоминания морского офицера индо-китайской эскадры (статья вторая и последняя). (Острова Мариансюе и Лу-чу. — Порт Шанг-Гаи и Северные Китайцы.)». Статья посвящена островам Рюкю (в журнале фигурирует название Лу-чу, как было принято именовать в те времена этот архипелаг с главным островом Окинава). Собственно островам Рюкю посвящены две страницы, 42-44. Фрегат «Паллада» побывал на Окинаве, затем отправился в составе отряда русских кораблей в Манилу, где пополнил запасы провизии и где экипаж узнал о вступлении в войну против России Англии и Франции на стороне Турции. После этого Посьет и оказался на Сахалине. Записные книжки испещрены названиями русских журналов, книг, иностранной периодики, которые прочитывал Константин Николаевич. Он живо интересовался всем, а четкие и меткие характеристики выдают недюжинный ум талантливого исследователя. Однако эта информация не имеет прямого отношения к рассматриваемой теме. С 28-го листа начинается описание проливов Соя и Охотского моря, в котором Посьет видел «многие сотни сивучей на камне» [1, л. 28] и отмечал частые встречи с китами, о которых сообщал Крузенштерн.
Константин Николаевич телеграфно сообщает о прибытии к посту в южной оконечности острова Сахалин: «В 7-м часу вечера бросили якорь против селения Хака Томари. На рейде: Транспорт, Двина и Иртыш и Корабль Р[оссийско-]. А[мериканской]. К[омпании]. Николай» [1, л. 28]. Топоним образован от двух айнских слов: Хахка (гахка) — шапка, и Томари — бухта [3, с. 417].
Описание Муравьевского поста. 22 сентября 1853 г. Г. И. Невельской, руководитель Амурской экспедиции, высадился в айнском селении Кусюн-Котан в бухте Лососей залива Анива. Во исполнение распоряжения Российско-американской компании о занятии острова Сахалин, одобренного императором
Николаем I 11 апреля 1853 г., был основан военный пост, получивший название Муравьевский «в честь главного ревнителя и предстателя пред Высочайшею властью за дело на отдаленном востоке, генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьева (графа Амурского)» [4, с. 255]. Начальник поста майор Буссе сопровождал морских офицеров во время осмотра ими укрепления, возведенного русскими солдатами. Пост, по описанию Посьета, обнесен высокой деревянной оградой
о двумя башнями о 3х орудий каждая и две таких же против входа в ограду. Две казармы в самой ограде, 3ья вне, под горой, и тут же лавочка с товарами Колонии. Флаг на башне Р[оссийско]. [Американской]. Компании. Команды 60 чел. с при-команд. [ированными] до 70ти, в том числе 20 чел. больных. ...Зимой было их до 40ка. Мороз доходил до 20°. Залив замерзает за версту от берега [1, л. 35 об.].
Буссе более категорично высказывался о возможностях Муравьевского поста в случае военных действий:
.. .еслибы японцы вздумали воевать против нас, то наше положение не слишком выгодное. Воспротивиться высадке невозможно. Имея 60 человек, из которых до 20-ти чел. постоянно больных, я, разумеется, не буду в состоянии разсылать партии по берегу в несколько сот верст протяжения. Место избранное для поста хорошо, еслибы его охраняли человек 200 [5, с. 61].
Буссе также сообщает в записи от 1 января 1854 г., что на 66 солдат и нижних чинов построено три казармы,
две в 5 саж. длины, три саж. ширины и 4 арш. вышины; третья в 5% саж. длины, 3 саж. ширины и 4 арш. вышины. Казармы, с досчатыми полами и потолком, светлы и сухи. Воздух всегда хорош, потому что огонь горит постоянно [5, с. 64-65].
Далее начальник Муравьевского поста пишет, что собирается возвести «бревенчатую стену, которая должна будет связать строения, и, кроме того, поставить вторую башню у кухни, по диагонали от моего дома.» [5, с. 66]. На это ушло немало сил и времени. В записи от 7 апреля Буссе сообщает, что закончили постройки башни, покрыли крышей 1-ю и 3-ю казарму, осталось только покрыть кухню крышей [5, с. 113]. Муравьевский пост представлял собой небольшую крепость с двумя шестиугольными сторожевыми башнями, на которых были размещены артиллерийские орудия, просуществовал меньше года (около восьми месяцев) и был снят 30 мая 1854 г. На японском чертеже из дневника «Сахалинский Дневник» (Карафуто-сима никки, ШЖШВНЙ), автором которого является Ёда Дзиро: сукэ (КШ хорошо изображено
это небольшое крепостное сооружение [2, с. 77].
К. Н. Посьет об айнах. Автор записной книжки очень благожелательно отзывался о коренном народе, населявшем южную часть острова Сахалин. В частности,он писал:
Между Айнами, обоего пола, весьма много благообразных. Общие черты: мужчины среднего роста, широкостные... [с] правильными лицами, весьма темного цвета с отливом красноты, черными, как смоль, волоса и глаза; брови, усы, борода — густые [1, л. 36].
Женщин он характеризует более подробно следующим образом:
Женщины: среднего роста, почти без исключения полны, с опухлыми щеками (вероятно, от чрезмерного употребления жиру), [лица] с высокими, монгольскими скулами, вообще же черты круглые, глаза большие; черные; брови и волоса густые, черные, последние с пробором и обстрижены в гребенку и закрывают пол лица. Губы полные и окрашены синею краскою. Цвет лица светлее мужчин; молодые — цынготной желтизны [1, л. 36-36 об.].
О мужской одежде Посьет пишет мало: «Одежда — синяя рубашка и такие же брюки грубой простой ткани.» [1, л. 36]. Зато гораздо детальнее описывает женские одеяния:
Одежда: синяя рубашка, нерпичий (?) лафтак и такая же обувь, которая связывается ниже колена и имеет вид коротких брюк. Швы лафтока украшаются голубым бисером. Кожаный, узкий пояс урашен медными бляшками и за ним, на спине, кривой ножик, в деревянном футляре, для разбивки комков вскрытой рыбы. Носят большие серьги, кольца и браслеты преимущественно из железа и бисера. Голов обыкновенно ни мужчины, ни женщины, не покрывают; только летом, от солнца женщины, носят плоско-круглые солом[енные] шляпы. Женщины вообще хорошо одеты, хотя грязно. Детей носят на спине, верхом; а одна, безжалостная, возвращаясь домой с работы, несла малютку в мешке, перекинутом за спину, и я узнал об этом только по крику ребенка [1, л. 36 об. - 37 об.].
Отношение японцев к айнам. Посьет пишет о жестоком обращении японцев к айнам, их унижении и бесправном положении. Он мало пишет об этом в записной книжке, но отдельные фразы позволяют нам составить правильное представление. В частности, он отмечает: «Японцы не берут с собой на службу своих жен и распоряжаются Айнскими женами и дочерьми по произволу!! (Посьета это так поразило, что он ставит два восклицательных знака. — А. К.)» [1, л. 36]. А также он прямо говорит: «Айны смотрят на русских как на своих избавителей, по причине жестокого обращения с ними Японцев» [1, л. 35 об.]. К этому стоит добавить точное замечание майора Буссе:
Табак и вино (в данном случае сакэ. — А. К.), служащее везде более образованным народам средством, так сказать, порабощения себе дикарей, имели то же действие для японцев над айнами. Конечно, кроме этих двух вредных двигателей японцы имели еще и силу оружия, которой малосильные айны не могут сопротивляться; но вино и табак, доставляемые им японцами, делают их более терпеливыми к перенесению своего рабства [5, с. 70-71].
И далее Николай Васильевич отмечает, что японцы нуждаются в айнах как в работниках на рыбных промыслах. Японцы сделали их «рабами, работающими под страхом побоев и с надеждою получить милость от господ своих — водку и табак» [5, с. 71].
Об отношении японцев к русским. Константин Николаевич прямо спросил японского чиновника, пришедшего к нему с визитом рано утром, в 5 часов: «...полюбил ли он русских, зимовавших в Хока-Томари, то получил в ответ: "Русских полюбили и желали бы жить с ними в дружбе; одно не хорошо, что поселились там, где наши промыслы"» [1, л. 37 об.]. И начальник Муравьевского поста, майор Буссе, судя по его дневнику, придерживался того же мнения, что было бы лучше выбрать место по соседству. Однако справедливости ради следует заметить, что у Невельского не было достаточно времени, чтобы не спеша после высадки на берег выбрать место для обустройства поста.
Любопытным представляется диалог Посьета с неким чиновником, который не назван в записной книжке по имени. Приведем его здесь полностью.
«Яп[онский]. Чин[овник]. А соединились ли Русские с Японцами в Нагасаки? Как же подружились с присланными из Иедо (Эдо. — А. К.) высок[ими]. Чиновниками, менялись подарками и получили всё нужное».
«А товарами менялись ли?»
«Менялись подарками, а за провизию и другие вещи платили через Голландцев».
«А желали бы Японцы, чтобы Русские соединились с ними?»
«Мы бы желали быть в дружбе с Китайцами, Голландцами и Русскими, только не с Американцами; пусть Американцы не приезжают» [1, л. 37 об. - 38].
Можно из этого диалога сделать вывод, что местный японский чиновник хотел убедиться, как проходили переговоры в Нагасаки, а главное, определить линию поведения: обмениваться ли подарками, до какой степени можно сближаться с русскими. Что касается нежелания видеть американцев на Сахалине, то в искренности такого заявления можно усомниться. Еще при высадке на берег Невельского с командой поста японцы могли убедиться в негативном его отношении к американцам. И вполне возможно предположить, что японский чиновник мог таким образом ответить, чтобы произвести на русских благоприятное впечатление.
Для переговоров с русскими представителями приехали с Хоккайдо, а точнее, с Матмая (Мацумаэ) официальные представители. Русские со всеми знаками внимания их приняли. Сначала
повезли их (троих) на своих шлюпках сперва на Трансп[орт]. Двину, как военный [корабль] с орудиями; а потом на Николай, как красивое и богатое отделкою судно. Их угостили вином, конфетами и подарили ликеру две бутылки. Они же привезли в трех ящичках: часо, конфет и сушеной морской травы. Двое слуг с пиками везде за ними следовали. [1, л. 39 об.].
Посьет отмечает, что от них невозможно было добиться внятных ответов на задаваемые им вопросы. По всей видимости, с японской стороны
на переговорах присутствовали (в написании Посьета) Хори-орибе-сама, который собирался вернуться в Мацумаэ через 18 дней, Мидзно-Сайедзай-монъ, который собирался отправиться с экспедиционной поездкой на мыс Соя, и переводчик Намура Кооджиро [1, л. 41]. В записи от 31 мая Посьет сообщает:
В эту ночь возвратился Хака-Томари старик, любимец Буссе, ездивший на м[ыс]. Сойя (Соя. — А. К.), чтобы встретить Мидзно Снедзаймон. Мы пригласили его с двумя другими на Двину, где я передал ему бумагу. для отправления к полномочным Тсутаро и Ковадзи [1, л. 44 об.].
Российская делегация во главе с Путятиным вела с ними переговоры в Нагасаки. Одна из трудностей современных исследователей — это соотнесение имен и фамилий японцев, топонимов с общепринятой сейчас транслитерацией. У Посьета было, видимо, лингвистическое чутье, и он достаточно точно передавал произношение японских слов кириллицей. И тем не менее и у него встречаются ошибки. По-видимому, под именем Тсутаро фигурирует глава японской делегации на переговорах в Нагасаки Цуцуи Масанори Хидзэн-но ками (Ш^Ш^ШМ^; 1778-1859), а под Ковадзи — Кавадзи Тосиакира
(Л1ЖШМ; 1801-1868).
Далее Посьет в записках сообщает, что Буссе передал японцам
письмо, в котором благодарил Японцев и Айнов за приязнь оказанную Русским и за разные услуги, также просил не мстить Айнам, служившим Русским. Три старших Айна присутствовали в соседней каюте, и когда мы кончили перевод письма (переводчиком был казак Дьячков, хорошо говоривший по Айнски), то Японцы, в доказательство, что исполнят данное обещание, просили позволение пригласить их в одну с ними каюту и повторили им содержание нашего письма.
Буссе с своей стороны благодарил их, а я сказал что вероятно они с своей стороны не подадут повода к жалобам, и что Русские, при возвращении, найдут их в согласии с Японцами, и видеть, столько же расположенными к Русским [1, л. 44 об. —45 об.].
Из приведенной цитаты явствует: первое — сейчас это, может быть, трудно представить — языком международного общения между русскими и японцами на острове Сахалин был айнский, а не какой-либо другой язык. Об этом же писал и майор Буссе в своем дневнике [5, с. 116]. Казак Дьячков свободно говорил по-айнски, у японцев также были переводчики с айнского. Второе — русские беспокоились за айнов, которые активно сотрудничали с ними. Японцы могли преследовать айнов за это после снятия Муравьевского поста. После ухода русских они становились беззащитными перед японцами. И как могли, Буссе и Посьет стремились публично произнесенными заверениями японских официальных лиц обезопасить сотрудничавших с ними айнов. Третье — несмотря на то что русское посольство находилось на Сахалине, представители его поддерживали переписку с полномочными представителями японской стороны, продолжая обсуждать насущные проблемы.
Потом Посьет объявил японцам, что русская эскадра вскоре отправится вместе с солдатами Муравьевского поста. При расставании обменялись подарками.
До передачи письма, они (японцы. — А. К.) предложили, как обыкновенно, сладости в подарок. Я не принял, пока не получил уверение что примут и от меня безделицу. Старик согласился и я снял с себя новый шеиный платок из. шелку и навязал его Японцу на шею.
Когда кончили мы, Буссе предложил старику кусок красного сукна. Он отговаривался, но когда ему повторили, что в Нагасаки мы менялись подарками как с посл[о]м, так и с Губер[наторо]м и другими чиновниками, то не говоря более ни слова принял [1, л. 45 об. —46 об.].
Японо-русский словник. Посьет был вдумчивым исследователем, подмечавшим все нюансы событий, свидетелем коих был. Он постоянно в своих записных книжках пополнял словарный запас японских слов. Так, в частности, он приводит краткий перечень новых слов: огонь — хи;
огниво — хиюти (правильно — хиути tKfí^. В дословном переводе — высекание огня, огниво же в более точном значении — хиутииси íMfJ^, камень для высекания огня, то есть кремень);
перец — косю. Правильно же — косё: ШШ, [черный] перец; часы — произношение, написанное русскими буквами не удалось расшифровать. Не исключено, судя по первым буквам, что Посьет приводит произношение карманных часов — кайтю: токэй 'M^^gg;
зеркало — арока. Соотнести с каким-нибудь японским словом, сходным по звучанию, не удалось;
зеркало — кагаоми. Правильно — кагами Ш;
трубка (курительная) — ксери. Заимствование из кхмерского языка, образовано от khisier. Правильное произношение кисэру;
раковина — аоби. Вероятно, Посьет имел в виду аваби Ш — морской промысловый моллюск морское ушко или ушко гигантское, по-латыни Haliotis gigantea;
зрительная труба — меганэ. Правильное произношение мэганэ ШШ, сейчас часто пишется, особенно на вывесках, знаками слоговой азбуки катакана — ^^¡^;
ящик — хако. Записано на слух правильно. В текстах обычно пишется иероглифом Ш (хако);
кольцо — ибуганэ. Скорее всего, Посьет, неправильно расслышав, хотел передать слово юбиганэ Ш^. В современном японском языке кольцо произносится юбива и записывается двумя иероглифами ШШ;
трость — цоэ. Поскольку в японском языке нет звука цо, то, по-видимому, Посьет хотел передать звучание слова цуэ К;
рыба — куира. По-видимому, Посьет неправильно понял японцев. Речь, по-видимому, шла о ките — кудзира М;
леденец — гузен. Может быть, Посьет хотел передать слово кушанье в вежливом варианте годзэн ШШ, приняв, что это слово соотносится к леденцам;
ракушка — инга [1, л. 40]. По всей видимости, Посьет неточно записал слово игай моллюск толстокожая мидия, по-латыни Mytilus crassitesta Lischke.
Мы видим, что Константин Николаевич не всегда точно передавал произношение японских слов. И тем не менее удивляет его способность улавливать звуки совершенно незнакомого ему языка, готовность его серьезно изучать. Широкий кругозор и хорошая лингвистическая подготовка, которую он получил в молодости, давали ему возможность изучать японский язык, находясь в среде, в которой говорили по-японски.
Описание дома, где проживали представители японских властей. По-сьет описывает его, сравнивая с виденным им подобным домом в Нагасаки.
Дом для офицеров отличается от виденных в Нагасаки (дано правильное написание топонима в отличие от Гончарова и других русских, которые употребляли топоним Нангасаки. — А. К.), большею простотою, двойными наружными стенами, выведенными в одном футе одна от другой, и еще тем, что в середине каждой комнаты, в ровень с полом, выложен кирпичем небольшой прямоугольник, для содержания на нем горячих углей, для чего в Нагасаки употребляют красивые горшки и бронзовые чашки. Вообще большая чистота. Комнат было до 20ти... [1, л. 42 об. - 43].
Константин Николаевич дает план дома в записной книжке с пояснениями. Кроме того, он делает карандашную зарисовку с японского рисунка, висевшего в этом доме, сцены ловли сельди неводом. На берегу изображен сарай, люди тянут невод к берегу, вблизи берега находятся небольшие кораблики, похожие на большие лодки [1, л. 44]. Сам дом располагался на берегу залива Анива и предназначался для представителей властей, приезжающих с острова Хоккайдо, в написании Посьета 1езо, т. е. Эдзо. Помимо этого строения Константин Николаевич посещал культовые сооружения. По кратким описаниям трудно понять, были это буддистские храмы или синтоистские святилища. Посьет отмечает, что в течение дня русские в сопровождении японцев осмотрели «три Японских храма» [1, л. 39 об.]. Можно предположить, что, скорее всего, это были все-таки буддистские храмы, потому что сделана ремарка: «Алтари похожи на китайские буддистские» [1, л. 42 об.]. Стены в храмах тоже были «увешаны рисунками Японских судов и картинками представляющими рыбную ловлю, так же человеческими фигурами» [1, л. 42 об.]. Подобное замечание свидетельствует о том, что японцы чрезвычайно большое внимание уделяли вылову рыбы. Для них это было основной задачей, ради ее выполнения они и находились в бухте Анива, в южной части Сахалина.
О принятии решения о снятии Муравьевского поста. В записи от 31 мая 1854 г. Посьет, в частности, сообщает, что «в 1 часу воротился на Тр[анспорт], а в 1 час мы снялись. Б[уссе] получил предложение Адмирала, Буссе просил бывших на рейде Шт.[абных] офицеров и Командиров судов подать свое мнение касательно снятия поста. Все единогласно подписали мнение: что 1 так как пост временный, поставлен был по особым обстоятельствам] не для защиты местности или какого-либо имущества».
2. Имеющиеся у отряда майора Буссе пушечные орудия не смогут противостоять нападению английской эскадры судов, «а взятие батареи повредило бы значению нашему в глазах Японцев и Айнов», и
3. как по причине зловредного запаха происходящего от представленной гниению рыбы, большими кучами разложенной по всему берегу, и без того предполагалось перенести пост в другое более здоровое место. — На основании всего этого и мнения Ген[енерал-] Адъют[анта], Контр-Адм[ирала] Путятина и Ком[андиров] судов» было принято решение: «1) снять Мура-вьевский пост. 2) Употребить для перевозки в Имп[ераторскую] Гавань все 4 суда стоящие в заливе Анива. Подписались 7 человек» [1, л. 46 об. - 47]. Однако отлив помешал осуществить погрузку на корабли. Планировали сняться с якоря и уйти в море вечером 31 мая. Но, судя по записи от 1 июня, этому помешали «туман и противный ветер». Еще две ночи суда эскадры простояли на якоре [1, л. 47 об.].
Это полностью совпадает по содержанию с текстом протокола заседания командиров всех судов, стоявших на рейде у Муравьевского поста. Цитата из него приведена в журнале:
1) что пост Муравьевский был временной и поставлен по обстоятельствам, а не для защиты местности или какого-либо имущества; 2) что уничтожение поста неприятельскою эскадрою, против которой пост восемью восьмифунтовыми орудиями не в силах был бы устоять, повредило бы значению нашему в глазах японцев и айнов; и 3) что по словам г. начальника поста, зловредный запах, предоставленный гниению рыбы, японцами наваливаемый вдоль всего берега бухты, требовал неотлагательного перенесения поста в другия, более здоровые места.
Отмечается, что протокол был подписан командирами: корабля «Николай» шкипером Клинкостремом, корабля «Князь Меньшиков», лейтенантом Фуругельмом, транспорта «Иртыш», капитан-лейтенантом Чихачевым, транспорта «Двина», лейтенантом Васильевым, майором Буссе, капитан-лейтенантом Посьетом и подполковником корпуса штурманов Алексеевым [5]. Через 15 лет на месте снятого Муравьевского поста был основан Корсаков-ский, названный в честь Михаила Семеновича Корсакова, генерал-губернатора Восточной Сибири, сменившего на этом посту Николая Николаевича Муравьева [3, с. 417].
Таким образом, можно сделать вывод, что снятие Муравьевского поста было объективной необходимостью в сложившихся обстоятельствах: угроза нападения объединенной эскадры английских и французских кораблей в связи с начавшейся Крымской войной была более чем реальной. Противостоять же этому нападению малочисленный пост на берегу моря с несколькими орудиями не мог. Поэтому и было принято решение снять пост во избежание ненужных человеческих, материальных и имиджевых потерь с российской стороны.
12 июня суда вошли в Императорскую гавань. 27 августа Посьет сдал командиру фрегата «Диана» 8623 руб. 70 коп. [1, л. 49-49 об.]. Еще раз Посьет оказался на Сахалине: 23 июня корабль вышел из Кастри и 24 июня прибыл в Дуэ [1, л. 53], где русские начали добычу каменного угля. Там 26 июня 1854 г. Посьет получил от Рудановского «пакет со вложением 94 р. 21 'Л к. на имя Невельского» [1, л. 71].
Крымская война, в которой активное участие против России приняли Англия и Франция, конечно же, создавала дополнительные трудности для быстрого заключения договора с Японией и для разграничения владений России и Японии. Размышляя, по-видимому, над этим, Посьет приводит в записной книжке любопытную таблицу потерь Англии в войнах, которые она вела.
Амер[иканская]. война (7 л.) стоила Англии
200,000,000 ф. ст.
Француз[узская]. война (22 г.) стоила Англии
500,000,000 ф. ст.
В Авганистане пропало 4 500 чел. [1, л. 50 об.].
Невольный подтекст этих выкладок, сделанных Посьетом, очевиден: несмотря на огромные траты (финансовые и людские) Англии, Россия выстоит, а посольство достигнет поставленных целей.
Введение в научный оборот записной книжки видного деятеля Российской империи Константина Николаевича Посьета, который дает в ней краткую характеристику состояния дел, политической ситуации в контексте российско-японских отношений на Сахалине в мае 1854 г., представляется актуальной задачей. Особенно если принять во внимание то обстоятельство, что значительное количество документов (в том числе, не исключено, и касающихся Муравьевского поста) из архива адмирала Г. И. Невельского не сохранилось [4].
ЛИТЕРАТУРА
1. Российский государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ). — Ф. 1247. Оп. 1. Ед. хр. 15.
2. Вакуленко Ю. А. Российский форпост в борьбе за Южный Сахалин // Вестник Сахалинского музея. — 2014. — № 21. — С. 76-104.
3. Высоков М. С. Комментарий к книге А. П. Чехова «Остров Сахалин». — Владивосток: Южно-Сахалинск, 2010.
4. Костанов А. И. Документальная история Сибири XVII — середина XIX вв. — Владивосток: Дальнаука, 2007.
5. Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг. Дневник Н. В. Буссе, 25 августа 1853 г. — 19 мая 1854 г. С ответом гг-м Невельскому и Рудановскому Ф. Буссе. — Санкт-петербург, 1872.
6. Отечественные записки. Учено-литературный журнал, издаваемый Андреем Краевским. — 1852. — Т. LXXXШ, № 7.
