К
КРИТИКЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИОНАЛИЗМА1
К.Г. ФРОЛОВ
В статье рассматриваются основные идеи и подходы того направления философии восприятия и сознания, которое известно под общим названием «репрезентациона-лизм». Описывается специфика теорий высшего порядка восприятия У. Лайкана и высшего порядка мышления (осмысления) Д. Розенталя. Анализируются особенности нередуктивной версии репрезентационализ-ма в связи с аргументами Д. Чалмерса, предпочитающего фрегеанскую интерпретацию содержания опыта расселовской. Наконец, выдвигается ряд аргументов критического характера, отмечающих большие трудности, возникающие перед репрезентационализ-мом при необходимости учитывать культурный, исторический и смысловой контекст тех или иных событий и явлений в рамках нашего восприятия.
Ключевые слова: репрезентация, ин-тенциональность, квалиа, экспланандум, контекстуальная зависимость.
Репрезентационализм - явление неоднородное и весьма разноплановое, что делает его компактный анализ занятием весьма нетривиальным. И все же попробуем очертить тот круг проблем, вопросов и возражений, с которыми сталкивается данное направление мысли. Отправной точкой нам послужат ис-
1 Работа выполнена в рамках НИР СПбГУ «Генезис концепции сознания в философской научной традиции» (шифр ИАС 23.38.177.2011).
(в
а ■
а
Н
следования в этой области С.Ф. Нагумаиовой2. Симпатии Светланы Фарвазовны к репрезентационизму хорошо известны, что, конечно, нисколько не умаляет объективности ее компетентного анализа. Мы же попытаемся дать критический взгляд на проблему.
Под репрезентационализмом будем понимать точку зрения, согласно которой события и явления нашего чувственного опыта репре-зентуют нам события и явления мира физического, а характеристики событий и явлений определяют всю феноменологию нашего восприятия. В редуктивной формулировке одного из главных теоретиков ре-презентационализма Майкла Тая это звучит так: «Феноменальный характер есть то же самое, что и репрезентациональное содержание, которое отвечает определенным дополнительным условиям»3.
Тем не менее на концептуальном, описательном уровне даже самые радикальные редукционисты этого направления готовы рассматривать процесс восприятия как обладающий двумя аспектами: феноменальным и содержательным. Содержанием же является положение дел во внешнем мире, свойства самих его объектов. И здесь, как правило, репрезентационализм последовательно опирается на каузальную теорию референции.
Отдельные философы-репрезентационалисты занимают различные позиции по вопросу соотношения между чувственным и содержательным компонентами опыта. Прежде всего предметом дискуссий является тезис о прямой взаимосвязи между изменениями в ощущениях и изменениями в содержании опыта, т.е. о том, что всякому изменению ощущений всегда соответствует изменение содержания и наоборот.
Представим себе, что мы находимся в некоей комнате с искусственным «белым» освещением. Вдруг наше восприятие комнаты резко поменялось на красное. Очевидно, дело в том, что имело место переключение освещения, т.е. событие во внешнем мире, которое нашло свое отражение в переменах нашего восприятия. Именно на этом настаивают репрезентационалисты: переменам и событиям в феноменологии нашего опыта в нормальных случаях соответствуют события внешнего мира, которые и репрезентуются в нашем восприятии (наша визуальная картинка не могла «покраснеть» сама собой). И наоборот: событиям внешнего мира, находящимся в пределах различных форм нашего чувственного восприятия, в нормальных условиях соответствуют различные изменения ощущений (когда освещение было переключено, мы не могли продолжать воспринимать комнату с прежней феноменологией, она обязательно должна была измениться). ^ Иногда включение в анализ познавательных механизмов феноме-
(0 нологических аспектов приводит репрезентационализм к частичному ^ сближению с теорией чувственных данных со всеми характерными
Д 2 См.: Нагуманова С.Ф. Материализм и сознание. Казань, 2011.
™ 3 Туе МСошсюшиезя, Со1ог аМ Со^ей. М1Т Ргеяя, 2000. Р. 45.
последствиями. Прежде всего это связано с необходимостью увязать феноменологический и содержательный компоненты, т.е. объяснить, почему восприятие того или иного содержания сопровождается именно такой феноменологией и как это происходит: как и почему эти процессы ощущаются и осознаются.
Согласно версии некоторых исследователей, ситуация обстоит таким образом, что в нашем распоряжении всегда имеется большое количество чувственных репрезентаций, не все из которых осознаются (мы всегда ощущаем свой затылок, но далеко не всегда это осознаем), поскольку для этого нужно, чтобы они стали содержанием состояний более высокого порядка. У. Лайкан прямо утверждает, что для такого осознания необходимо, чтобы та или иная репрезентация R была отсканирована на более высоком уровне в качестве другой репрезентации Rcon (теория восприятия высшего порядка): «Ментальные состояния делятся на осознаваемые и неосознаваемые. Теория репрезентаций высшего порядка (higher-order representation theory) пытается объяснить это различие, полагая, что то, что делает состояние осознанным, - это некая другая репрезентация высшего уровня»4. Приведем его «простой аргумент» полностью, поскольку это весьма показательно:
(1) Осознанная ментальная репрезентация - это та, о которой
субъект осведомлен (aware of being in it).
(2) Осведомленность о чем-то - это интенциональное состояние.
(3) Интенциональное состояние - это состояние репрезентации.
Таким образом:
(4) Осведомленность о некотором ментальном состоянии - это
репрезентация этого состояния.
(5) Сознательное состояние - это состояние репрезентации (восприятия) содержания других ментальных репрезентаций.
Таким образом, Лайкан смело движется в сторону регресса в бесконечность, поскольку концептуальной логической гарантии того, что этот новый уровень действительно является высшим и его восприятие является «непосредственным» и не нуждается в новом осмыслении, нет. На наш взгляд, сам «простой аргумент» - лучшее и наиболее наглядное свидетельство против самого себя. Очевидно, что по сравнению с теорией чувственных данных произошла лишь небольшая терминологическая замена: ментальный объект чувственного восприятия теперь стал называться ментальной репрезентацией £ без каких-либо существенных изменений в концептуальной структуре описания познавательного опыта. Но против такого подхода возра-
4 Lycan W. A Simple Argument for a Higher-Order Representation Theory of Consciousness // Analysis. 2001. № 61 (1). P. 3.
IB
(0
H
жал еще Г. Райл: «Ощущать - не значит находиться в когнитивном отношении к чувственно воспринимаемому объекту. Таких объектов нет. Как нет и такого отношения. Ложно не только, как это утверждалось выше, что ощущения могут быть объектами наблюдений, но также и то, что они сами по себе суть наблюдения объектов»5. Применительно же к взглядам Лайкана мы позволим себе сформулировать возражение так: осознавать - не значит находиться в когнитивном отношении к некоей ментальной репрезентации. Таких репрезентаций (как особых объектов восприятия) нет. Как нет и такого отношения.
Другой сторонник теорий высшего порядка - Д. Розенталь. Но он утверждает, что более высокий уровень восприятия - это скорее уровень осмысления: «Наша осведомленность высшего порядка о нашем состоянии - это то, как мы можем помыслить об этом состоянии»6. То есть репрезентация R осознается тогда, когда субъект принимает для себя некое убеждение, некую мысль: «R существует и мной сейчас воспринимается» (higher-order thoughts theory). На наш взгляд, это очень перспективное направление анализа процессов осознания. Более того, такая версия не сталкивается с регрессом в бесконечность. Ведь здесь убеждения не «наслаиваются» друг на друга и тем более не дублируют. Речь идет лишь о фиксации субъектом сведений в форме отчета о перцептивных процессах - процессах совсем иного рода.
Другое дело, что хорошо известен подход Д. Деннета, предпочитающего рассматривать вербальные отчеты единственным экспла-нандумом в рамках своего метода гетерофеноменологии7. В такой форме проблема статуса ментальных состояний не ставится вовсе, что очень удобно. Однако большинством исследователей такое решение признано все же именно подменой экспланандума. Но тогда следует признать, что и в рамках концепции Розенталя остается непроясненной связь между феноменальным и содержательным компонентами опыта, связь между более низким и более высоким уровнями восприятия, связь между ощущением и мыслью о нем. Поэтому во избежание логических и концептуальных трудностей многие исследователи все же предпочитают не прибегать к понятиям высшего порядка осознания и вместо этого дополнять в рамках своего анализа восприятия наличие определенного репрезентуемого содержания функциональными связями и механизмами (например, телеосеманти-ческие теории интенциональности Ф. Дретске8 и Р. Милликана9).
5и
5 Райл /".Понятие сознания. М., 1999. C. 156.
2 6 Rosenthal D. Varieties of Higher-Order Theory // Higher-Order Theories of
q Consciousness ; ed. R.J. Gennaro. Philadelphia, 2004. P. 24.
I 7 Dennett D. Consciousness Explained. N.Y., 1991. P. 72.
8 Dretske F. Naturalizing the Mind. MIT Press, 1995. ^^ 9 Millikan R. Language, Thought and Other Biological Objects. MIT Press, 1987.
В такой целиком и полностью функционалистской версии феноменальный аспект опять уходит на второй план. Но и это не спасает: ведь незамедлительно восстанавливается в своих правах трудная проблема сознания Д. Чалмерса: снова оказывается непонятно, почему все эти процессы не «идут в темноте», а сопровождаются определенными, порой довольно яркими ощущениями и переживаниями10. А отсюда прямая дорога к слегка видоизмененным и адаптированным другим стратегиям: элиминативизму (нам лишь кажется, что осознанность - это некое особое специфическое состояние), эпифеномена-лизму (квалиа лишь сопровождают наши познавательные процессы, не играя в них никакой функциональной каузальной роли) и др.
Наконец, еще одной версией репрезентационализма является так называемый слабый репрезентационализм. Как и многие ослабленные версии других течений, он совместим с самыми различными позициями, а его «сердцевина» не слишком содержательна. В самом деле, здесь утверждается не более чем то, что содержанию нашего опыта соответствуют события внешнего мира, которые в нем и репрезентуются. Однако жесткая связь между изменениями в феноменологии и в содержании опыта отрицается. Классическим аргументом Чалмерса по этому поводу является ситуация, когда мы смотрим на две красные точки на черном фоне. Мы можем фиксировать свое внимание либо на одной, либо на другой, и феноменология будет меняться. Однако содержание (две красные точки на черном фоне), по мнению Чалмерса, в обоих случаях останется одинаковым11.
Другой его аргумент - гипотеза инвертированного спектра: когда и я, и предполагаемый (мыслимый) инверт смотрим на траву, наша феноменология различается (я вижу ее зеленой, а он красной), в то время как содержание (репрезентуемый объект) идентичен. Из этого Чалмерс делает вывод, что содержание нашего чувственного опыта мы должны понимать не в расселовском, а во фрегеанском смысле12, т.е. что важным аспектом содержания является не только сам его референт, но и (феноменальная) форма, способ представления. Этот момент представляется важным также и в вопросе, касающемся статуса иллюзий и галлюцинаций. В самом деле, что является их содержанием, если во внешнем мире им ничто не соответствует?
Для ответа на этот вопрос рассмотрим суждение: «Лабрадор Кони главы нашего государства черного цвета». Более привычная рассе-ловская трактовка рассматривает приведенное выше утверждение как состоящее из двух частей: субъект «Лабрадор Кони главы нашего го-
10 Chalmers D. The Conscious Mind: In Search of a Fundamental Theory. Oxford University Press, 1996. P. 21.
11 Cm.: Chalmers D. The Representational Character of Experience // The Future for Philosophy. Oxford University Press, 2004. P. 34.
12 Ibid. P. 42.
E
IB
(0
H
Е
0
1
(В
сударства» (конкретный референт) и предикат «черного цвета». Фре-геанская же версия основывает свое понимание содержания на форме представления. Так, возможно, что реальная собака Кони главы нашего государства (референт) на самом деле вовсе никакой не лабрадор и вообще белого цвета, а нам в целях конспирации показывают какую-то «подставную» собаку. Следовательно, наше суждение «Лабрадор Кони главы нашего государства черного цвета» конституировано не свойствами самого референта, а именно формой представления фактов для нас. А значит, оно может быть ложно. Точно так же обстоит дело и с нашими возможными иллюзиями и галлюцинациями: их феноменология тоже конституируется не референтами, а способом, когнитивными механизмами нашего восприятия.
Но против жесткой взаимосвязи между содержанием и феноменологией его восприятия имеются и другие убедительные аргументы. Особенно это касается феноменологии интерпретативной. Так, в зависимости от моего собственного состояния одно и то же содержание может быть воспринято мной либо как красивое (приятное, вкусное, смешное), либо как некрасивое (неприятное, невкусное, несмешное). Таким образом, здесь можно лишь повториться: не все, что мы видим в вещах, находится или как-либо относится к ним самим. Некоторые характеристики мы привносим в наш процесс восприятия от себя и на свой вкус. Такие компоненты нашего опыта не репрезентуют что бы то ни было в окружающем мире.
В то же время есть и другая крайность: удариться в так называемый интернализм - точку зрения, согласно которой содержание нашего опыта определяется нашим собственным физическим состоянием, т.е. физически идентичные субъекты испытывают идентичный опыт. Фи-лософы-экстерналисты не соглашаются с таким утверждением и указывают на важность самых разных факторов, в том числе и социального происхождения, влияющих на особенности восприятия. К числу таких факторов относится понятийный и теоретический запас знаний субъекта. Такого рода характеристики, не являющиеся по своей природе физическими, также могут определять особенности восприятия.
Соотношение между структурой наших понятий и структурой нашего опыта вообще является немаловажной проблемой теории познания. Не секрет, что разнообразие и детализированность нашего опыта намного превосходит наши способности полностью «упаковать» его в слова, понятия и характеристики. Это вынужден признать и репре-зентационализм. Но тогда возникает возможность существования понятийно неоформленного и неформулируемого опыта.
(В Проблема такова: представим себе, что мы видим яблоко. Полное
восприятие этого яблока непременно включает соотнесение его с некоторым понятием яблока. Когда мы видим яблоко, то после некоторой нефиксируемой на сознательном уровне интерпретации мы воспринимаем его как съедобное, потенциально сочное, возможно,
кислое (если яблоко зеленое). Без такого концептуального теоретизирования мы не смогли бы добраться до содержания опыта, понять, о чем он, на что указывает. Однако когда, например, мы слушаем некоторую музыку, этот процесс может не включать никакого теоретизирования, мы вполне можем «раствориться», «погрузиться» в «чистую феноменологию» этого явления. Для описания происходящего нам при всем желании, вполне возможно, не удалось бы подобрать никаких подходящих слов и понятий, в точности определяющих специфику нашего опыта. И тем не менее этот опыт со всеми его особенностями и нюансами был бы нам очевиден, доступен непосредственно.
Такая ситуация сама по себе не слишком приятна для репрезента-ционализма: не вполне понятно, на что именно указывает такой почти медитативный опыт. Да и является ли какое-либо указание его наиболее существенной характеристикой, сутью его природы. Репрезента-ционализм продолжит настаивать на этом и будет утверждать, что данной музыке соответствуют события внешнего мира (исполнение музыкантами или СБ-проигрывателем). Более того, эта музыка состоит из определенных элементов - звуков, образующих некоторую структуру, которая в свою очередь может быть описана совсем в иных, физических терминах. И до некоторой степени об этом косвенно свидетельствует и наш неформулируемый познавательный опыт.
В этом смысле весьма важной категорией, характеризующей акт репрезентации, является его прозрачность. Собственно, в нормальных условиях под прозрачностью понимается в точности тот факт, что в рамках нашего познавательного опыта мы познаем свойства самих вещей. Утверждение теории чувственных данных о том, что все познаваемые нами качества - это свойства нашего опыта, а не внешних объектов, является для репрезентационализма совершенно неприемлемым, как и утверждение о том, что феноменология того или иного чувственного опыта определяется не столько физическими характеристиками объекта, сколько особенностями нашего механизма его восприятия и интерпретации.
Для репрезентационалиста крайне важно «вернуть» все, что содержится в нашем опыте, обратно во внешний мир. Только сформулировав теорию того, как все содержание нашего чувственного познания черпается нами исключительно из внешнего мира как репрезентация его явлений, событий и характеристик, репрезентацио-налист сможет быть доволен. В противном случае придется не только объяснять, откуда берется этот субъективный «довесок», но и разбираться с его онтологическим статусом, поскольку во внешнем мире, в физической реальности ему ничего соответствовать не будет. Именно я для решения такой важной метафизической задачи репрезентациона-лизм и прикладывает все усилия.
И все же на наш взгляд репрезентационализм исходит из принципиально неоправданных намерений. Многочисленные эксперименты
Е
(0
Н
свидетельствуют о том, что основным содержанием, основной функцией нашего чувственного познания является не столько познание свойств конкретного объекта «самого по себе», сколько различение, дискриминация в рамках некоторой палитры, некоторого спектра разнообразия возможных характеристик. Эти пределы различимости заданы нам природой и возможностями нашего познавательного аппарата (границы видимого цветового спектра, частотные границы звукового восприятия и т.д.). Определенные ограничения накладываются и на различение весьма близких, но строго не тождественных характеристик.
Но главное, чего склонен не учитывать или недооценивать репре-зентационализм, - это контекстуальная зависимость наших квалиа, наших феноменальных переживаний. Еще Джорджу Беркли был известен опыт с тремя емкостями с водой: горячей, холодной и средней температуры13. Если мы опустим вначале одну руку в горячую воду, а другую в холодную, а затем обе руки одновременно перенесем в емкость с водой средней температуры, то одна и та же вода (одно и то же содержание) будет восприниматься (репрезентироваться) одной рукой как теплая, а другой как прохладная. Это говорит о том, что в основе чувственного восприятия лежит не только установление определенных отношений между воспринимающим субъектом и воспринимаемым объектом, но и отношение между субъектом, воспринимающим один объект, и тем же субъектом, воспринимающим другой объект, т.е. не только отношение присвоения, но и отношение различения.
Но содержание отношения различения в принципе не может быть хоть в каком-то смысле принадлежностью одного конкретного объекта! Таким образом, прохладность уже на концептуальном уровне никак не может быть характеристикой самой воды, репрезентуемой субъекту в опыте. Прохладность - это не нечто само по себе, а отношение одного чувственного восприятия к другим, известным по предыдущему опыту, в том числе и непосредственно предшествовавшему (отношение к контексту).
Другой пример: представим себе, что когда мы включили некоторую музыку, нам представилось, что она звучит слишком громко, чем вызывает некоторый дискомфорт и напряжение. Однако через некоторое время наше восприятие адаптировалось, мы «привыкли» и перестали воспринимать ее как слишком громкую, дискомфорт исчез. Такое изменение феноменологии без соответствующего изменения £ внешних факторов в корне противоречит представлениям репрезен-тационализма (см. пример с комнатой, в которой меняется освеще-
(В
О ние). (В
13 См.: Беркли Дж. Три разговора между Гиласом и Филонусом // Дж. Беркли. Соч. М., 2000. С. 221.
Ситуация станет еще более неоднозначной, когда мы включим в наше рассмотрение восприятия и осмысления не только перцептивный, локальный контекст, но и шире - культурный и даже культурно-исторический. В самом деле, представим себе, что мы присутствуем при исполнении киртан - сакральных, экстатических песнопений, характерных для духовных практик индуизма14. Репрезентует ли нам эта музыка сама по себе свое глубокое содержание, свои смыслы, свое назначение? Слышим ли мы в ней то же самое, что слышит рядом с нами укорененный в этой культуре, в этой традиции человек, в котором эти звуки вызывают особые переживания, которые мы по обыкновению порой не вполне корректно связываем с понятием священного? Представляется вполне возможным, что подобная экзотическая музыка, полная непривычных гармоний, может восприниматься нами просто как неприятная, утомительная и однообразная, как абсолютно не соответствующая тем представлениям о прекрасном и возвышенном, которые господствуют в нашей культуре.
Исторический аспект не менее важен. Так, в современном мире весьма востребованным является так называемое аутентичное исполнение старинной музыки: исполнение на инструментах, чьи конструктивные особенности наиболее близки к образцам далеких эпох, которое обычно происходит в старинных же «декорациях» - соборах или замках с их особой акустикой. Предполагается, что соблюдение этих «локальных», физических условий способно позволить нам ощутить, как такую музыку слышал, скажем, И.С. Бах.
Однако вот тут-то как раз становится актуальной, правда, совсем в ином смысле, идея о том, что то, что он слышал в этой музыке, оказывало колоссальное влияние на то, как он ее слышал, на многообразные и неуловимые нюансы феноменологии этого явления. Однако под содержанием мы теперь будем понимать вовсе не события физического мира, такие, как колебания струн или воздуха с определенной частотой и амплитудой, а все богатство культурного контекста и подоплеки этой музыки. И было бы неоправданной смелостью утверждать, что это содержание вообще формулируемо в конкретных терминах.
Хуже всего репрезентационализм справляется с анализом символических форм восприятия, даже наиболее фундаментально важных из них, таких, как чтение текста. Как могут простые «палочки и черточки» определенной формы что-либо репрезентовать, кроме самих себя, своей формы и цвета? Однако же мы способны не только читать в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» описание ^ событий и переживаний, которые никогда не имели место, но и нахо- (В дить в них особый высокий, в том числе философский, экзистенци- ф
альный смысл. А это само по себе может быть важным событием на- ■
(0
* См.: Ковен S. ТЬе Yoga о£Кйапа. КУ. : Бо1к Боокя, 2008.
шей психической жизни со своей особой феноменологией восприятия. И все это черпается нами из «набора букв» как физических объектов, напечатанных на бумаге, но вовсе не только из них, не из них самих.
Важно подчеркнуть, что репрезентационализм претендует вовсе не на статус чисто «технической» концепции когнитивных процессов чувственного восприятия, а на звание полноценной, фундаментальной теории сознания. Общий мотив понятен: репрезентационализм стремится к устранению всяческих посредников между познающим субъектом и окружающими его познаваемыми объектами, стремится построить простую и ясную, прозрачную модель восприятия, стремится преодолеть разделение, даже пропасть между физическим миром и миром человеческой субъективности, стремится к монизму, порой даже ценой редукционизма. Вот только проблема в том, что эти посредники есть и они давно и хорошо известны. Это и язык, и общекультурные установки, и исторический контекст, и многое другое. Человек всегда воспринимает мир и каждый его отдельный феномен или явление через призму культуры и не может иначе. Причем особенности такого «преломления», очевидно, не заложены в самих вещах. И здесь невозможно не упомянуть о нашей отечественной традиции рассмотрения подобного рода проблематики, прежде всего о таких выдающихся исследователях, как Л.С. Выготский15, Г.Г. Шпет16 и М.К. Петров17.
Изложенные выше доводы свидетельствуют о том, что сознание, феноменальный мир человека - это не то явление, которое можно компактно смоделировать в рамках некоторой концептуальной структуры. В этом, возможно, и состоит причина того, что данная проблема никак не хочет поддаваться решению, несмотря на все титанические интеллектуальные усилия: многообразию экспланандума соответствует бесчисленное разнообразие контекстов, коннотаций, ассоциативных связей и подтекстов. Их невозможно формализовать и уж тем более редуцировать к физическим структурам и событиям. Ведь они черпаются нами не из самих окружающих предметов и их непосредственных свойств и характеристик, а из пространства культуры, смыслов и идей. К изучению таких структур идеального призывал еще Э.В. Ильенков18. Очевидно, что эта задача актуальна и сегодня.
Е
15 См.: Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Л.С. Выготский. Психологи. М., 2000. С. 512-745. (В 16 Шпет Г.Г.Заметки // Дом Бурганова. Пространство культуры. 2009. № 2.
& С. 191-208.
в 17 Петров М.К. Язык. Знак. Культура. М., 1991.
щ 18 См.: Ильенков Э.В. Проблема идеального. Статья первая // Вопросы философии.
^^ 1979. № 6; Он же. Проблема идеального. Статья вторая // Вопросы философии. 1979. ~ №7.