CC BY
52
соискатель ученой степени кандидата исторических наук, м.н.с. Центра гуманитарных проблем Баренц-региона КНЦ РАН
Busyreva Elena Vladislavovna,
degree-seeking student, junior research fellow of Barents Centre of Humanities of the Kola Science Centre, RAS
УДК 623.827-058.66(470.21):316.52 И.А. Разумова
К ИСТОРИИ ОДНОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ТРАГЕДИИ: ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ1
Аннотация
В статье рассматриваются особенности освещения, осмысления и символизации трагического исторического события в текстах разных авторов. Речь идет о коллективной гибели моряков атомной подводной лодки «Курск» в 2000 г. Авторы источников представляют разные общественные инстанции. Значения, которыми наделяется событие, симптоматичны для времени, страны, состояния ее культуры, социального самочувствия определенных общественных групп и их представителей.
Ключевые слова:
интерпретация, дискурс, коллективная гибель, профессия группы риска.
I.A. Razumova
THE HISTORY OF ONE NATIONAL TRAGEDY: LITERARY SOURCES AND INTERPRETATIONS
Abstract
The article considers the peculiarities of lighting, reflection and symbolization tragic historical events in texts by different authors. We are talking about the collective death of seafarers nuclear submarine "Kursk" in 2000. The authors of the sources represent different public authorities. Values, which is vested in the event, symptomatic for time, country and culture, social well-being of certain social groups and their representatives.
Key words:
Interpretation, discourse, collective death, occupation risk.
Коллективная гибель людей - всегда событие высокой социальной значимости. Тем более если оно напрямую связано с интересами государства, включено в орбиту политики и имеет международный резонанс. Сам характер события предоставляет неограниченные (теоретически) возможности для его сверхсимволизации, разнообразных интерпретаций и использования различными политическими силами, институтами, идеологами и т.д. К таким событиям, безусловно, относится гибель 118 моряков
1 Статья выполнена по материалам исследований, проведенных при финансовой поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» по проекту «Погребально - мемориальная культура «советских» городов в XX - начале XXI вв.».
97
потерпевшей аварию в Баренцевом море подводной лодки (атомного подводного крейсера - АПК) «Курск» 12 августа 2000 года. К настоящему времени об этом трагическом факте написано много, в том числе хроникально-исторических, аналитических, мемуарных, публицистических, художественных произведений. Он принадлежит отечественной и всемирной новейшей истории, не переставая при этом быть частью истории локальной. Оставляя специалистам вопросы социально-политические, юридические, историографические и многие другие, остановимся лишь на некоторых социальноантропологических аспектах, которые связаны с осмыслением, символизацией коллективной гибели моряков-подводников и ее освещением в текстах разных авторов. Значения, которыми наделяется событие такого масштаба, симптоматичны для времени, страны, состояния ее культуры, социального самочувствия тех или иных общественных групп и их представителей.
Из большого числа источников, в которых описываются события, связанные с гибелью атомохода, мы отобрали несколько. Одним из оснований выбора была причастность авторов к происходящему в силу их профессиональной принадлежности, которая позволила им занять позицию «посвященных» или «экспертов». Не будучи связанными с погибшими родственными или прямыми дружескими отношениями, они в то же время являлись участниками или заинтересованными наблюдателями, мнение которых авторитетно и общезначимо. При этом в зависимости от рода занятий они находились ближе к эпицентру событий или дальше от него на разных этапах. Вторым основанием отбора текстов является то, что авторы представляют разные общественные инстанции, непосредственно вовлеченные в мероприятия, связанные с гибелью атомохода: ВМФ, Генеральную Прокуратуру, РПЦ, научно-технические институты, литературу. Они обладают правом высказываться от имени этих инстанций, поскольку имеют в них достаточно высокий статус в настоящем или недавнем прошлом: адмирал и начальник Главного штаба ВМФ России (И.Н. Хмельнов); Генеральный прокурор и Министр юстиции Российской Федерации (В.В. Устинов); академик РАН, Генеральный конструктор и начальник ЦКБ МТ «Рубин» (И.Д. Спасский); известный писатель и журналист (Н.А. Черкашин, бывший офицер ВМФ); епископ Русской православной церкви, епископ Североморский и Умбский (о. Митрофан, в миру А.В. Баданин, бывший офицер ВМФ). Одновременно в текстах заявлены личностная и гражданская позиции, присутствуют выраженные в разной степени авторское «я» и мемуарные черты, все они написаны от первого лица. Произведения обладают рядом сходных жанровых и дискурсивных свойств (публицистичность, элементы жанра «расследования», интертекстуальность и др.), на фоне которых заметнее различия, что способствует семантическому анализу. Наконец, немаловажным был содержательный аспект. Нас, прежде всего, интересовало все, что связано с концептосферой смерти, произошедшей при определенных обстоятельствах. В этом отношении тексты достаточно информативны.
Характер отображения событий в рассматриваемых произведениях зависит как от позиции автора в социальном поле, в том числе литературном, так и от функциональной направленности, жанровой принадлежности, типа текста. В этих отношениях произведения и авторы различаются. Профессиональным литератором является Н.А. Черкашин (1946 г.р.) - советский и российский журналист, писатель-маринист, работающий, в частности, в жанре «исторического расследования» и почти все книги посвятивший истории Русского флота, особенно ее драматическим страницам, катастрофам, и морякам различного ранга. В прошлом он - офицер-подводник, что позволяет насыщать произведения информацией, впечатлениями, размышлениями, основанными на личном биографическом опыте. Его книга о трагедии «Курска» [Черкашин, 2001] оказалась фактически первым крупным произведением о данном событии и была написана по горячим следам, то есть до того, как завершились основные мероприятия по подъему АПЛ и прощанию с погибшими. В отличие от других произведений, для этого текста характерна собственно литературность. Книга написана по
98
документальным, хроникальным, мемуарным свидетельствам, пресс-публикациям, которые обильно цитируются и комментируются. Вместе с тем построение и композиция глав тяготеют к художественности, в произведении много персонажей, прямой речи действующих лиц, диалогов. Большей частью это материалы бесед и интервью, которые проводил Н.Черкашин с участниками описываемых событий или ранее - в ходе журналистской работы. Биографии и их фрагменты вплетаются в ткань повествования, оформляются сюжетно. Текст отличается антропологичностью: общие идеи и утверждения передаются или дублируются через частные факты, обстоятельства и детали, которые касаются жизни отдельных людей. Автор еще не знал «конца» истории «Курска» (того, что происходило в 2002 г.). Это позволило ему свободно обсуждать различные мнения, оценки, прогнозы и сделало текст полифоничным. Фактически перед нами художественная публицистика, целью которой является утверждение гражданской позиции автора, его социально-политических, профессионально-этических взглядов как военного моряка и писателя одновременно, стремящегося к эмоциональному воздействию на читателя. Институционально автор принадлежит и к писательско-журналистскому цеху, и к военно-морской корпорации, а именно к морякам-подводникам. С теми и другими он идентифицирует себя, демонстрируя идентичности разными способами. Например, в сцене внутреннего диалога-спора авторского «я» в двух ранговых ипостасях: молодого капитан-лейтенанта и вдвое старшего капитана 1-го ранга Черкашина [Черкашин, 2001: 12-13]. В другом месте он риторически обращается к журналистам, объединяя себя с ними: «Уважаемые коллеги, собратья по журналистскому цеху, если б вы только знали, как нас не любят на флоте!» [Там же: 244] и т.п.
Знакомство с книгой Н.А. Черкашина прямо или косвенно обнаруживают другие авторы. Они иногда цитируют его, иногда вступают в явный или внутренний диалог, полемику или, напротив, солидаризируются с мнением автора. В частности, адмирал И.Н. Хмельнов признал, что в «Унесенных бездной» было дано самое лучшее освещение событий, связанных с гибелью «Курска». За год до объявления официальной версии случившегося Н. Черкашин собрал и проанализировал разные точки зрения компетентных специалистов [Хмельнов, 2007: 136]. Сам И.Н. Хмельнов, адмирал России,
прослуживший, в частности, 20 лет на Северном флоте и прошедший путь от лейтенанта до адмирала, начальника Главного штаба ВМФ России, является автором книг по истории российского военно-морского флота. В постперестроечные 1990-е годы он подвергался обвинениям и занял критическую позицию в отношении руководства военно-морскими силами страны, оценивая ситуацию с флотом как крайне неблагополучную. События, связанные с гибелью «Курска», рассматриваются им в отдельной главе книги «Российский флот. Доблесть и нищета» [Хмельнов, 2007: 130-253]. При всей связи с целым сочинением эта глава относительно самостоятельна, поэтому мы рассматриваем ее в качестве одного из источников. Представляя интересы ВМФ, автор вместе с тем дистанцируется от современного руководства флотом, с критикой которого и связано основное идейное наполнение книги, определяющее ее содержание и социально-политическую, публицистическую направленность. Рассуждения И.Н. Хмельнова в аргументирующей части во многом опираются на собственный опыт, который должен быть признан авторитетным: «Из опыта службы и действий в чрезвычайных ситуациях знаю, что первое сообщение о них, как правило, наиболее верное, не скорректированное никем, а первые предположения, на нем основанные, как правило, в дальнейшем подтверждаются» [Хмельнов, 2007:130]; «Как бывший начальник ГШ ВМФ, представил себе и роль этого высшего на флоте органа управления в подготовке и проведении учений» [Там же: 132]. Это взгляд на проблемы флота «изнутри», поэтому автору так близок Н.А. Черкашин. Вместе с тем внутренний ракурс оказывается одновременно и точкой зрения «сверху», с позиции командования. Это позволяет противопоставить «правильные» действия в известной ситуации (виртуальные или прецедентные, которые предпринимались в прошлом) «неправильным» (имевшим, по мнению автора, место в описываемой
99
реальности). В отличие от произведения Н.А. Черкашина, текст И.Н. Хмельнова не претендует на художественность, хотя автор использует определенные риторические приемы, различные средства создания эмоциональной выразительности и т.п. По типу повествования это, в первую очередь, рассуждение на конкретную историческую тему с включением цитат - документальных и литературных. Функция социальной критики здесь особенно отчетлива и заявлена антитезой в заглавии всей книги.
Идеологически альтернативным представляется сочинение В.В. Устинова «Правда о «Курске» [Устинов, 2003]. Его автор - государственный чиновник, в описываемый период (и до 2006 г.) - Генеральный прокурор Российской Федерации, позже (до 2008 г.) -Министр юстиции РФ. Естественно, что институцией, от лица которой выступает автор и с позицией которой лично солидаризируется, - является независимый орган государственной власти. Основная функция книги - политическая. Она сводится к утверждению позиции современного российского государства по вопросу о гибели крупнейшего атомохода, в том числе к признанию того, что главный фактор поднятия «Курска» - политическая воля [Устинов, 2003: 161]. Частью данной функции является идеологическая задача продемонстрировать беспрецедентную «открытость» для народа сведений по делу о военно-стратегическом объекте. В задачи автора входило также подробное описание хода расследования катастрофы с тем, чтобы подтвердить правильность своих персональных действий как руководителя и объективность сделанных в результате выводов. Все указанные моменты подчеркиваются текстуально. При этом декларируемой целью самих следственных действий провозглашается отнюдь не только соблюдение закона, цель более амбициозна: «Утвердить сам эталон истины. Ведь у нас в прошлом истина-то бывала разная» [Устинов, 2003: 10]. Такие авторские установки определили специфику текста со всеми особенностями юридического дискурса, с детализацией хроникально документированной информации и одновременно - с элементами «криминального» сюжета, который базируется на логической цепочке умозаключений и следственных действий. Благодаря исключительной информированности автора, источник содержит много ценных социальноантропологических сведений, касающихся прагматических, технологических аспектов «прощальных» мероприятий и одновременно - психологического состояния специалистов, которые обследовали «пространство смерти», в том числе осуществляли извлечение и транспортировку тел погибших, а также многое другое.
Еще одним источником послужила книга И.Д. Спасского «"Курск": после 12 августа 2000 года» [Спасский, 2003]. Ее автор - видный ученый, кораблестроитель, предприниматель, Генеральный конструктор и начальник ЦКБ МТ2 «Рубин», академик РАН. Он участвовал в разработке проектов всех атомных подводных крейсеров стратегического назначения, в том числе класса «Антей» (к которому относится «Курск») Во время операции по подъему «Курска» И.Д. Спасский был консультантом, и вскоре он опубликовал воспоминания, в которых описал процесс и результаты данной операции, очевидно, по праву охарактеризованной им как «уникальная». Институционально мемуарист представляет техническую науку, связанную с государственными структурами и Военно-промышленным комплексом страны. Что касается главной функции книги, она вполне очевидна: продемонстрировать ход работ по подъему АПЛ, которым руководил автор, и подтвердить правильность своих (разумеется, коллегиально выработанных и осуществленных в «Рубине») технических идей, решений и действий, а тем самым -научный, профессиональный статус - собственный и корпоративный. Одновременно утверждается верность государственного решения поднимать аварийную лодку, вопреки сомнениям «непрофессионалов». В этой связи несколько диссонирующим выглядит заявление о том, что главным итогом операции было выполнение сугубо гуманитарной
2 Центральное конструкторское бюро морской техники «Рубин» (до 2003 г. - Ленинградское проектномонтажное Бюро «Рубин»).
100
миссии: «упокоение» погибших на родной земле, в том числе ради их родственников [Спасский, 2003: 223].
Фактически тексты В.В. Устинова и И.Д. Спасского могут быть объединены по сюжетному основанию. В обоих случаях повествование развивается вслед за ходом конкретных мероприятий - в первом случае следственных, во втором технических, по подъему субмарины, а сюжет представляет цепь испытаний, которые преодолевают действующие лица, убеждая в итоге общество в правильности действий государства и, в первую очередь, решений Президента. В тексте генпрокурора сюжет артикулируется как победа Правды над недоверием, воли Президента над сомневающимися, благодаря действиям Генеральной Прокуратуры. В книге ученого-конструктора он предстает как история о достойном выполнении автором и его сподвижниками принятых на себя обязательств, вопреки научно-техническим проблемам, природно-климатическим препятствиям и социальным противникам (прежде всего, СМИ), но при поддержке РПЦ. Таким образом, в обоих случаях присутствуют герои (главный из которых Президент), противники и помощники.
Иной тип текста представляет издание «Неугасимая лампада "Курска"». К десятилетию событий 12 августа 2000 года» [Баданин, 2010], подготовленное игуменом Митрофаном (Баданиным) - в настоящее время епископом Североморским и Умбским. Являясь активным деятелем Русской Православной Церкви, кандидатом богословия и членом Союза писателей России, автор известен как современный православный историк Крайнего Севера. «Неугасимая лампада "Курска"» - это мемориальная иллюстрированная книга, она выполнена как фотоальбом, в котором видеоряд сопровождает и дополняет авторский текст. Последний, в свою очередь, обильно включает «чужой текст»: библейские цитаты, выдержки из документов, писем, пресс-публикаций, а также высказывания духовных и светских лиц. Вне видеоряда вербальный текст в отдельных частях лишается связности, так как некоторые фразы являются подписями к изображениям или относительно самостоятельными утверждениями, соответствующими фотографическим образам. Вместе с тем авторское повествование обладает безусловной цельностью, оно разделено на главы и развивается, повинуясь логике автора и жанра (или метажанра), который более всего подходит под определение проповеди. Основной является функция религиозной пропаганды. Текст характеризуется всеми признаками религиозного дискурса, которые обычно выделяют исследователи [Карасик, 2004; Бобырева, 2008; Кожемякин, 2011; Чумакова, 2012; Чаусов, 2013]: эзотеричностью (при открытости непосвященным), апелляцией к эмоциям, стилистической яркостью, прецедентностью, широким использованием интертекстуальных единств, высокой степенью знаковости предметной области и т.д. Комментируя историческое событие, религиозный автор помещает его в контекст специфической картины мира,
интерпретирует сквозь призму религии и с помощью соответствующих категорий. Одной из важных особенностей религиозного дискурса является его обрядовость, связь с ритуальной практикой и внимание к ее смысловым, содержательным и процессуальным аспектам. В силу данного свойства текст о. Митрофана оказывается очень
информативным в отношении символики описываемого события и погребальнообрядовой стороны прощания с моряками и АПЛ «Курск».
Понятно, что идейная нагрузка сочинений названных авторов разная, как и их социальная платформа, что является самым существенным фактором отбора и представления материала. Особенно в первый период после гибели «Курска», когда вначале бурно обсуждались многочисленные версии случившегося, затем осуществлялось расследование, а после оценивались выводы официальной комиссии, событие не только интенсивно осмысливалось, но и остро переживалось всем обществом. Оно затрагивало интересы государства, военных и производственных ведомств, семей военнослужащих и жителей военных гарнизонов, волновало общественных и культурных деятелей, широкие слои населения. Помимо того что бытовало множество версий, обозначились ключевые
101
социальные проблемы, связанные с кризисом доверия государству, флоту (как руководству, так и военнослужащим), средствам массовой информации, науке, отечественной технике и т.д., по которым высказывались полярные позиции. Полемика была очень острой и во многом спровоцированной специфической информационной ситуацией. Официальная информация запаздывала и дозировалась - по естественным причинам военно-стратегического характера. Информационный вакуум заполнялся циркулирующими мнениями, основанными на повседневном знании и обыденной (мифологической) логике, а также журналистскими публикациями, в которых использовались самые разнообразные источники, часто устные. Журналисты интерпретировали происходящее по мере информированности, в соответствии с профессиональными задачами (привлечь и/или шокировать аудиторию) и социальнополитическими установками - своих изданий и собственными. Деятельность СМИ и взаимоотношения с ними других инстанций стали предметом обсуждения и этической оценки во всех рассматриваемых источниках, исключая только текст о. Митрофана (Баданина). Это объяснимо, поскольку «конфликт интерпретаций» был связан со стремлением выяснить причины катастрофы и, следовательно, смысла гибели людей, а по вопросу о смысле смерти религиозная и светская позиции кардинально различаются.
Наши источники можно достаточно четко разделить на категории по идейным основаниям, в соответствии с которыми освещаются события. Исходя из логического понимания идеи как ответа на какую-либо проблему, мы попытались выявить главные идеи рассматриваемых текстов по проблемным вопросам, которые формулируются самими авторами или заявлены в качестве цели их сочинений, а также по констатирующим высказываниям (табл.1). Понятно, что все проблемные аспекты в данном случае связаны с поисками смысла коллективной смерти моряков: ее причин и значения - практического и символического. Если учесть, что событие имело не только общенациональное, но и международное значение, можно объяснить высокий уровень его знаковости, симптоматичности. Обращает на себя внимание, что не у всех, но у трех из пяти авторов гибель «Курска» осмыслена как «знак беды» более высокого уровня или, если говорить на языке рациональных понятий, признак системного кризиса разного масштаба: «Трагедия "Курска" показала всему миру несоответствие международноправовых норм реальной угрозе для человечества в ходе эксплуатации атомных подводных лодок даже в своих прибрежных морях» [Хмельнов, 2007: 248-249]; «Ни одна страна в мире не подвергала свой флот такому разорению и разграблению, как послесоветская Россия» [Черкашин, 2001: 251]; «наш флот, переживавший системный кризис, вступил теперь в состояние перманентной, хронической катастрофы. Поистине, "последний парад наступает". По сути, люди в тельняшках превратились в заложников близорукой по отношению к флоту политики» [Хмельнов, 2007: 137]; «Духовное разорение, моральная деградация и беспамятство, в котором оказалась страна к концу страшного ХХ века, больше невозможно было терпеть. Господь пожалел Россию и положил предел распаду и разложению нашего некогда великого народа» [Баданин, 2010: 5] и т.п. Причина смерти, таким образом, мыслится либо как некое внешнее насильственное воздействие, либо как внутреннее неразрешимое (несовместимое с жизнью) противоречие, объектом же оказывается не экипаж и не подводная лодка, а флот и - шире - страна. С религиозной точки зрения, гибель подводного корабля, которого признавали лучшим на флоте, это Божья кара за грехи. С внерелигиозной позиции событие символически может квалифицироваться как убийство - в противовес мнениям, которые сводят его причину к внутреннему диагнозу: «Гибель "Курска" - это не катастрофа, «допущенная по вине личного состава». Это не просчеты конструктора... Нельзя упрекать человека в плохом здоровье, если он скончался от того, что в темном подъезде ему врезали молотком по голове. "Курск" - это убийство. Пусть непреднамеренное, неосторожное, но убийство» [Черкашин, 2001: 255].
102
Все авторы, которые отмечают знаковый характер гибели АПЛ, в прошлом военные моряки, а в настоящем представляют относительно независимые институции. Логично предположить их самоидентификацию с объектом, «умершим». Именно в текстах этих авторов присутствует проблемный аспект исключительной связи морских профессий со сферой смерти. В предельно обобщенном религиозном дискурсе имеются в виду мореплаватели всех времен, без различия конкретных занятий. Главное здесь -постоянный контакт с непостижимой морской стихией. Смертельная опасность для моряка - естественное состояние, оно способствует формированию особых духовных качеств, принятию христианской идеи, что «смерти нет»: «Суровая стихия Ледовитого океана была естественной средой обитания каждого помора с раннего детства. Именно здесь день за днем доверчиво и буднично вручали они жизни свои в руки Божьи. Именно здесь всем сердцем постигалась ими мудрость поморской поговорки: «Кто в море не хаживал, тот Богу не маливался»» [Баданин, 2010: 17]; «Человеку на море страшно. Так было всегда и по-другому в этом мире никогда не будет. Человек, связавший свою жизнь с морем, вставший на дерзновенный путь личного общения с этой могучей непостижимой стихией, неизбежно придет к глубокой внутренней перемене всего своего существа и постигнет особое состояние духа, которое можно определить как дух морского богоискательства [Там же: 16]. Таким образом, моряки наделяются очень высоким символическим статусом. Тем более военные моряки, связанные одновременно с двумя хронотопами смерти - войной и морем: «Всякий, кто выбрал себе путь
профессионального военного служения, без колебаний должен принять в свое сердце и обязательное условие этого выбора - постоянную готовность умереть; <.. .> если нет этого «согласия на смерть», то человек не состоялся как воин, как защитник и, более того, он не родился для вечной жизни» [Там же: 19].
У светского автора опасность военно-морской профессии (в данном случае -конкретной) истолковывается не в символическом, но в прагматическом ключе. Одним из основных и частотных в тексте И.Н. Хмельнова является понятие «безопасность». В отличие от религиозного писателя, он не только не настаивает на «естественности» пребывания моряка на грани жизни и смерти, но считает важнейшей государственной задачей обезопасить представителей профессии группы риска, особенно в мирном пространстве-времени: «Сейчас следует прекратить взаимные обвинения и упреки, а совместные усилия направить не на выяснение отношений между ведомствами, а сконцентрировать их на создании действительно безопасных условий службы для наших подводников. Субмарины не должны гибнуть в мирное время, и всякие разговоры о коэффициентах их гибели мне кажутся кощунственными» [Хмельнов, 2007: 170]; «В XXI веке, свободном от «холодной войны», в мирное время уже недопустимо нести столь огромные человеческие и материальные потери» [Там же: 253].
Третий вариант воплощения той же идеи обращает к проблеме мотивации выбора рискованной, а потому мифологизированной профессии. Выбор представляется иррациональным (аналогия - «призвание»), имеющим религиозно-мистическое обоснование:
«- Скажите, зачем мужчины идут в подводники? - тихо спросила меня Ольга. -Разве вы не знаете, что вы - смертники?
Я не смог ответить ей сразу на этот вопрос. Я и сейчас ещё не могу найти точные слова... Пожалуй, лучше всех объяснил это своим родным Митин сослуживец - командир дивизиона живучести капитан 3-го ранга Андрей Милютин, тоже сложивший голову на "Курске":
- Вот представьте: ты проснулся, тебе отчего-то муторно, чего-то не хватает, а потом засыпаешь и понимаешь, что без этого не можешь жить. Когда я ступаю на борт лодки, то будто погружаюсь в сладкий сон.
103
Теперь он погрузился в этот «сладкий сон» навсегда... Кое-что проясняет девиз петербургского клуба моряков-подводников: «Наше дело - это не профессия и не служба. Это - религия» [Черкашин, 2001:135].
В случае моряков-подводников статус профессии риска особенно высок, поскольку имеет, как минимум, тройное обоснование: деятельность связана с войной, морем и пребыванием под водой в замкнутом пространстве. Подводная лодка - идеальный и даже слишком простой, а потому часто используемый образ гроба в могиле. Столь же безыскусен и употребителен и образ сна-смерти.
В иные идеологические контексты помещается гибель «Курска» теми авторами, которые в силу своего служебного положения и рода деятельности были организаторами и исполнителями следственных и технологических мероприятий, связанных с «прощанием» с «Курском». В их мемуарах событие не представлено в знаковой роли, они не идентифицируют себя с военно-морской общностью. Если использовать категории ритуала, то этих деятелей можно отнести к экспертам ритуальной службы -посреднической структуры между живыми и мертвыми, - в отличие от авторов, цитировавшихся выше и представляющих «группу умершего», хотя бы и в периферийной ее части. Причины данной смерти рассматриваются ими скорее как «естественные» или ситуативные (несчастный случай), установка на поиски «убийц» и, соответственно, социальная критика в их задачи не входят. Декларируется или выражается за счет стилистических средств стремление к максимальной объективности. В первом варианте причина представлена как «болезнь пациента». Она обусловлена «национальным характером», который, как известно, менять трудно: «Слово это - «педантизм». У нас в России оно явно не в почете. Нам свойственно проявление, к счастью, эпизодически, таких качеств, как лихость, бесшабашность и действий «на авось» <...>, нам придется полюбить слово «педантизм», которое олицетворяет четкие, последовательные и стабильные действия при проведении подготовительных, проверочных и обслуживающих операций, всей технологической цепочки при эксплуатации техники» (следуют положительные примеры отношения к военной технике в США и Великобритании) [Спасский, 2003: 258-259]. Автор даже оговаривается с мягкой иронией, что у него самого «10 процентов немецкой крови».
Во втором варианте, аргументируемом выводами официального расследования, причиной гибели признан случай. Вместе с тем его предложено осмысливать как частность общего правила («социально-философского», или религиозного) - есть коллективная ответственность, но нет в мире виноватых: «в историческом плане, думаю, не стоит оперировать понятиями вины или невиновности. Мы все жили в одном культурном пространстве. И мы все ответственны за него, да и за свое собственное поведение в тех или иных обстоятельствах - тоже. Мы все наследники того образа жизни, которым обладали» [Устинов, 2004: 291]. Высказывание содержит антитезу: сопоставлены «культурные пространства» прошлого (у данного автора под ним подразумеваются советский и перестроечный периоды) и настоящего. Возможная ответственность ассоциирована с «наследием». Или с «наследственностью», за которую, строго говоря, пациента винить трудно? Этой логике соответствует вывод, прямо коррелирующий с религиозным подходом: для предотвращения катастроф нужна «новая нравственность». Переключаясь на такие рассуждения, автор не случайно обращается к специфической проповеднической риторике: «Крушение нынешней атомной цивилизации может
оказаться еще более катастрофическим, чем гибель минойской культуры или Вавилона <...>. Человечество уже не может оставаться прежним для того, чтобы выжить. Оно не может полагаться на привычный внушенный кем-то разум, как на средство ориентации в жизни. <...>. Надо понять, что такой губительный разум дан нам кем угодно, но только не Богом (это для верующих) и не всесильной природы (это для атеистов). И, если прислушиваться к нему, этот порочный разум будет приказывать нам бесконечно повторять ошибки наших пращуров. <...>. Это понимание современных проблем и ставит
104
новые задачи, и провозглашает новые правовые принципы жизни, которые, как мне представляется, должны стать более нравственными» [Устинов, 2004: 292-294]. Обратим внимание на то, что, единодушно признавая глобальность угрозы техногенной катастрофы, разные авторы: бывший военачальник и государственный чиновник, - по-разному подходят к разрешению проблемы. Если один считает необходимыми активные практические социальные действия по изменению положения вещей, то другой настаивает на «самосовершенствовании», переводя разговор в плоскость когнитивного и этического аспектов аналогично тому, как это делается в религиозном дискурсе. Это еще одно свидетельство роли институционального фактора в интерпретации трагического события коллективной гибели людей, а также подтверждение инициирующей роли смерти в осмыслении социальной реальности и определении «жизненной» общественной программы.
Список литературы
Бобырева Е.В. Религиозный дискурс: ценности и жанры // Знание. Понимание. Умение. 2008. №1. С. 162-167.
Игумен Митрофан (Баданин). Неугасимая лампада «Курска». К десятилетию событий 12 августа 2000 года. СПб.; Мурманск: «Ладан», 2010. 108 с.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: «Гнозис», 2004. С. 266- 276.
Кожемякин Е.А. Религиозный дискурс: методология исследования // Научные ведомости Белгородского гос. университета. Серия: Философия. Социология. Право. Вып. 2 (97) / Т. 15. 2011. [Электронный ресурс]. Научная библиотека КиберЛенинка: URL: http://cyberleninka.ru/article/n/religioznym-diskurs-metodologiya-issledovaniya#ixzz2vwNq5xND.
Спасский И.Б. «Курск»: после 12 августа 2000 года. М.: «Русь», 2003. 288 с.
Устинов В.В. Правда о «Курске». М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. 319 с.
Хмельнов И.Н. Истоки трагедии АПРК «Курск». Глава вторая // Российский флот. Доблесть и нищета. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2003. С.130-253.
Чаусов В.И. Религиозный дискурс в медиаполе Великого Новгорода // Вестник Новгородского Государственного Университета: научный журнал. Великий Новгород, 2013. № 75. С.45-48.
Черкашин Н.А. Унесенные бездной. Гибель «Курска»: Хроника. Версии. Судьбы. М.: Коллекция «Совершенно секретно», 2001. 320 с.
Чумакова К. Религиозный дискурс в масс-медиа // Современный дискурс-анализ. Электронный журнал. Вып. 6. 2012. С. 82-90. URL:
http://discourseanalysis.org/ada6/st47.shtml.
105
106
Проблемные позиции /автор Черкашин Хмельнов Спасский У СТИНОВ о. Митрофан (Баданин)
Явление, на которое указывает событие как знак ВМФ России и спасательная служба находятся в состоянии смерти Существует глобальная угроза техногенной катастрофы. Российский флот нуждается в спасении России нужно возрождение, оно осуществляется через пролитие
Связь с профессиональной группой Готовность моряка к смерти - это профессия. Российские подводники -заложники и спасители мира Военные не должны гибнуть в мирное время Богоискательств о - особое состояние духа тех, кто связан с морем
Причины, виновники Политики и государственные чиновники привели флот на грань катастрофы ВМФ - заложник политики и неправильного руководства им Национальный характер: отсутствие педантизма, технически грамотной эксплуатации техники Нет виноватых, есть коллективная ответственность и конкретный случай Скорбь, горе - «вразумление Божие»
Спасение, спасители Спасение страны и флота - дело рук «рядовых» профессионалов Россия может решать проблемы без иностранной помощи Установление истинных причин катастроф и деятельность по их устранению и обеспечению безопасности Цивилизационное развитие по западному образцу: рациональность, автономия экспертного знания. Единство науки, народа, государства и религии Утверждение Истины, новой нравственности, борьба с ложным разумом. Единство государства (Президента) и народа Православная вера. Традиция -духовное основание понимания того, что смерти нет
Основное идейное содержание текстов
Сведения об авторах Разумова Ирина Алексеевна,
доктор исторических наук, главный научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН
Razumova Irina Alekseyevna,
Dr.Sc. (History), Leading Research Fellow of the Barents centre of the Humanities of the Kola Science Centre RAS
УДК 94(470)''1941/1945''(470.21)
П.В. Федоров
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА В ПАМЯТИ «ДЕТЕЙ ВОЕННОГО МУРМАНСКА»
(ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПО УСТНОЙ ИСТОРИИ 2014 г.)1
Аннотация
Описаны первые результаты реализации проекта «Жизнедеятельность и повседневные коммуникации детского населения Мурманска в годы Великой Отечественной войны (устная история и семейные архивы)». Представлены и проанализированы образцы устных рассказов информантов, «Детей военного Мурманска», с точки зрения научных проблем, изучающихся в рамках военноисторической антропологии.
Ключевые слова:
Вторая мировая война, Великая Отечественная война, устная история, дети, культурная память.
P.V. Fedorov
THE GREAT PATRIOTIC WAR IN MEMORY OF «MURMANSK CHILDREN OF WAR» (FIELD RESEARCH ON ORAL HISTORY 2014)
Abstract
Described the first results of the project "Life Support and Everyday Communication of the Child Population of Murmansk in the Great Patriotic War 1941-1945 (Oral History and Family Archives)". Presented and analyzed samples of oral histories of informants, «Murmansk children of war», from the point of view of scientific problems of military and historical anthropology.
Кеу words:
the World War II, the Great Patriotic War, oral history, children, cultural memory.
Не без сожаления приходится констатировать, что в образах истории Второй мировой войны в Арктике, созданных российской историографией, где есть место
1 При поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Правительства Мурманской области (проект № 14-11-51601).
107
