CC BY
74
УДК 821.161.1.09.18 Е. Р. Боровская
кандидат филологических наук, доцент; доцент кафедры филологических дисциплин и методики их преподавания в начальной школе ГАОУ ВО МГПУ; e-maiL: [email protected]
К ИСТОРИИ ОДНОЙ ФАМИЛИИ В ПОВЕСТИ Н. В. ГОГОЛЯ «ПОРТРЕТ»
В статье впервые дается подробный сравнительный анализ вариантов фамилии главного героя повести Н. В. Гоголя «Портрет». Результаты филологического анализа языкового материала позволяют автору сделать вывод о проявлении стиля в именовании героя, а также уточнить ряд деталей, касающихся авторского замысла этой повести. В статье привлекаются материалы двух редакций повести, а также черновые записи писателя.
Ключевые слова: этимологический и сравнительный анализ; герой-художник; имя и портрет; внутренняя форма слова; индивидуальный стиль.
Borovskaya H. R.
PhD (PhiLoLogy), Associate Professor; Institute of Pedagogy and PsychoLogy in Education, State EducationaL Institution of Higher Education - Moscow City Pedagogy University (MCPU); e-maiL: [email protected]
THE BACKGROUND OF ONE SURNAME IN THE NOVEL "THE PORTRAIT" BY N.V. GOGOL
The articLe is the first attempt to present a detaiLed comparative anaLysis of variants of the main character's surname in the noveL "The Portrait" by N.V. GogoL, carried out for the first time. The resuLts of the phiLoLogicaL anaLysis of Linguistic materiaL aLLow the author to draw a concLusion about the styLe manifestation in the character's name, and aLso to specify a number of detaiLs concerning the author's intention in this story. The anaLysis invoLves materiaLs from two editions of the story, as weLL as the writer's rough notes.
Key words: etymoLogicaL and comparative anaLysis; artistic-type character; name and portrait; inner form of the word; individuaL styLe.
История создания имен и фамилий величайшим стилистом Н. В. Гоголем привлекала внимание филологов. Из всего арсенала приемов создания образов имен и фамилий писатель, пожалуй, использовал максимум. А. Ф. Лосев писал о важности имени: «Живое слово таит в себе интимное отношение к предмету и существенное знание его сокровенных глубин» [Лосев 1993, с. 642]. Имя и безымянность
как важная категория в литературном художественном произведении рассмотрена в статье И. Г. Минераловой, прием именования героя для обозначения его сути ярко представлен на рубеже Х1Х-ХХ вв., что позволяет видеть через имя стиль писателя [Минералова 2005]. Цепочка имя - портрет героя - стиль писателя оказывается для нас принципиально важной.
Н. В. Гоголь особое внимание уделял средствам создания художественного образа, о чем говорит история вносимых в текст правок. Именование героя является средством создания его портрета в широком смысле наряду с описанием внешности, интерьера, авторской характеристикой, изображение дара художника через словесное описание его живописных полотен. При создании повести «Портрет» работа над именем шла постоянно, варианты и первая редакция дают возможность утверждать особую важность для писателя имени с определенной внутренней формой. Мы говорим о внутренней форме имени как средстве создания портрета героя, обращаясь к терминологии А. А. Потебни, который предполагал в слове наличие внутренней формы, понимаемой как «образ образа», «образ идей» в слове [Минералов 1999]. Как замечал Ю. И. Минералов, в поэтическом языке не всегда этимологический анализ дает читателю единственно верную подсказку, есть еще и ассоциативные связи между словами, которые оказываются богаче и интереснее своей неожиданностью.
Мы имеем возможность рассуждать о замысле Н. В. Гоголя, выстраивая цепочку вариантов имени главного героя повести «Портрет». Как известно, во второй редакции повести Н. В. Гоголь дает своему герою фамилию Чартков [Гоголь 1938]. Цепочка вариантов имени позволяет увидеть вызревание окончательного образа, фамилии «подсказывают» доминанту образа на разных стадиях осуществления авторского замысла.
Ход размышлений над доминантой в характере виден в ряду вариантов фамилии: Корчев, Коблин, Коблев, Копьев, наконец, Чертков и Чартков. Отметим изменение доминанты характера, отраженные в вариантах имени.
Конечно, исследователи отмечали связь фамилии Чертков с линией искушений, которая выпадает на долю героя, говорится об этом в работах как об очевидном значении. Например, Н. Л. Степанов замечает: «Гоголь сам знал и тягость голодного существования и унизительность самодовольно-снисходительного отношения людей
состоятельных к бедняку, будь он ничтожный чиновник, или безызвестный художник. Но он никогда не кривил душой, никогда не шел на компромисс, не отдавал своего искусства на милость пироговых и ковалевых, не пытался написать произведения, которые могли бы им понравиться. Поэтому он с таким гневом и беспощадностью клеймит Чарткова за измену искусству, за то, что он поддался искушению богатства и роскоши и продал свой талант. Даже фамилия художника в первой редакции повести была Чертков; она как бы намекала, что художник продал свою душу дьяволу» [Степанов 1961].
Обращает внимание на линию искушений, акцентированную фамилией Чертков, и С. Машинский [Машинский 1979].
Интересна работа Л. Н. Дмитриевской, в которой рассматривается место повести «Портрет» в истории русской литературы, говорится об особом месте искусства и пути героя-художника в этой повести [Дмитриевская 2013], но соответствие Чартков - Чертков воспринимается исследователями как «общее место», которое не требует специального обсуждения и комментария [Боровская 2009]. Однако над парой Чартков - Чертков стоит задуматься, о чем скажем далее, поскольку к этой паре обратимся как к результату работы писателя.
К фамилии Чартков Н. В. Гоголь шел через другие варианты, которые наглядно представляют смещение акцента в герое.
Л. Н. Дмитриевская замечает, что в центре внимания оказывается не сам художник и не ростовщик, а портрет ростовщика: «Подобный подход позволил автору поднять ряд важных культурологических, религиозно-философских вопросов:
- что есть истинное творчество и истинное искусство;
- ответственен ли создатель за свои творения, и перед кем он несет ответственность;
- образ художника, творца: кто он, какова его задача, как не свернуть с пути, не предать талант...» [Дмитриевская 2013, с. 18].
На чем же писатель сделает акцент с помощью имени героя-художника? Для работы с именами мы имеем варианты из черновиков писателя Корчев, Коблин, Коблев, Копьев.
Фамилия Корчев связана, в первую очередь, с корчей, судорож-ностью, искажением. Можно отнести эти судороги как к торопливой «судорожной» манере создания Чартковым портретов на заказ, так и к болезненному проявлению состояния героя перед смертью, когда действительно тело его и лицо сведены судорогой, корчей. При первом
описании портрета ростовщика эта судорожность обращает на себя внимание: «черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движения» (цитируем по второй редакции). В цитате видна та же судорожность в противоположность спокойствию святых и мирному сиянию их взора на иконах. Противопоставляя художников, герой во второй части говорит о том человеке, который «корчит лицемера», «говорит, будто бы знает то, чего не знает, и только гадит и портит» [Гоголь 1938, с. 127].
Второй план фамилии Корчев - это связь со словами корчевать, выкорчевывать, что можно связать с изживанием таланта в душе художника и с уничтожением им в конце жизни полотен великих мастеров. И все-таки план «корча», «судорога», представляется основным.
Варианты фамилии Коблин и Коблев видятся нам однотипными, так как при разных суффиксах отсылают к одному корню - кобь в значении «волхование», «гадание» [Даль 1998], причем гадание это «по предметам и встречам». В. И. Даль приводит цитату из Лаврентьев-ской летописи: «По диаволью наущенью кобь держать». Как видим, в сюжете повести есть и колдовство, и «предметы» (портрет) и «встречи» (с нечистой силой). Впрочем, и в этих двух вариантах фамилии слышится тоже «кобенить», т. е. «корчить» [Даль 1998].
В фамилии Копьев ощущается связь со словами накопление, копить, что соотносимо со стремлением героя собрать земные богатства. Но на первом плане оказывается копье как вид оружия. При этом написание Копьев или Копьёв с переносом ударения не меняет картину. Копье - это то оружие, которое, во-первых, считалось универсальным, могло быть как у пешего дружинника или даже ополченца, так и у князя-полководца (нам важно такое понимание для русской литературы, например, для «Слова о полку Игореве» [Словарь-справочник... 1967]); во-вторых, копье часто понималось как обозначение духовного оружия в борьбе с силою бесовскою. Второе значение нам важно в связи с образом ростовщика, искушениями художника и всей его судьбой.
Именно копье изображается русской иконописной школой в сюжете битвы Георгия Победоносца со Змеем. Копье с крестом (в отличие от меча в западной религиозной живописи) обозначает, что св. Георгий побеждает силой веры в Господа Бога: удар изображен единственный, это начало поединка с копьевого удара, а дальнейшего перехода на другой вид оружия, например меч - не понадобится.
Михаил Алпатов в иконе св. Георгия подметил следующее: в изображенной битве «Георгий не делает усилий, его господство над врагом выглядит как нечто извечное и предопределенное свыше» [Алпатов 1967, с. 158].
Виктор Кутковой, специалист по русской иконе, замечает: «икона показывает нам «тайные и сверхъестественные зрелища». Разворачивается мистическая брань между добром и злом». Он отмечает, что «в новгородской иконописи до XVI в. все святые воины-змееборцы, восседающие на конях, никогда не усекают змея мечом, а колют его копьем. И всякий раз рука каждого воина удерживает копье без признаков какого бы то ни было напряжения. Копье и эта «победа без усилий» находятся, очевидно, в определенной взаимосвязи» [Кутковой].
Пояснение находим у Д. С. Лихачёва: «копье было оружием первой стычки и почти всегда ломалось в ней» [Лихачёв 1985, с. 207].
Фамилия Копьев отсылает читателя к поединку с силой бесовскою, к сюжету о битве со змеем, всплывает традиция иконописания. Имя художника Андрей Петрович не только придает «мужественность» образу через толкование имени Андрей, но и «подсказывает» имя истинного художника - иконописца св. Андрея Рублева. И здесь неожиданный ход мысли. Из-мельч-ание художника, раз-мен-ивание дара на «чечевичную похлебку» ведет к «размену» рубля на копейки. Известно, что название копейке дает изображение копья, копьеносца, т. е. как раз упоминаемого выше св. Георгия Победоносца, который борется со змеем. Иконописец Андрей Рублёв «превратился» в модного художника Андрея Копьёва! Рубль превратился в копейку. Поразительная глубина мысли и «чувство» внутренней формы слова.
Эта же фамилия Копьев отсылает нас к игре в орлянку, «копье» значит «орел, или лицевая сторона монеты, выигрыш». Видимо, этот выигрыш, который зависит от случая или действия неизвестных человеку законов, и был важен автору. Тогда игра здесь понимается широко, жизнь человеческая как игра в орлянку или. карты. Здесь возникает связь с теми произведениями, в которых представлена зависимость человека от игры: «Пиковая дама» А. С. Пушкина, «Маскарад» М. Ю. Лермонтова. В общем, и в жизни Чарткова поворотным моментов оказывается «игра случая», когда «случайно» попадает портрет к Чарткову, «случайно» из рамы вываливается сверток с деньгами.
Вместе с тем есть и еще смысл в фамилии Копьев: «копейщина», т. е. «откуп с осажденных за жизнь, чтобы не брали город на щит,
на копье». В «Портрете» присутствует и мотив «откупа за жизнь» в довольстве, в качестве платы выступают дар и душа художника.
Есть и еще очень интересный аспект фамилии Копьев - отсылка к Херувимской песне из Божественной литургии, к словам «дорино-сима чинми...». Дори - от греческого копье, «копье не только как торжественно возносимая благодарность, но как таинство пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. «Дориносима» соединяет в своей семантике копье того давнего времени страстей Господних за всех и каждого - и нынешнюю благодарность, которая поднимает наше «сердце сокрушенно и смиренно» к Богу» [Минералова 2014, с. 157]. Это значение, очевидно, не соответствовало финалу жизни художника.
При всей глубине значений фамилии Копьев Н. В. Гоголь эту фамилию отбросил как неподходящую. Почему? Думается, как раз из-за «всплывающего» сюжета о битве св. Георгия со змеем, из которой Святой выходит победителем, а не змей. Чартков и не святой, и не победитель зла, увы. Нравственная доминанта героя и сам сюжет вступили бы в противоречие с внутренней формой имени героя. И столь удачный, на наш взгляд, вариант Копьев навсегда останется только на страницах черновика повести.
В первой редакции герой назван Чертковым, что намекает на связь героя с нечистой силой.
Фамилия Чертков образована с помощью патронимического суффикса -ов. Логичнее было бы образование черт - чертов, однако здесь словообразовательная цепочка выглядит иначе: чёрт - чёртик -чертков. Очевидно, элемент -к-, понимаемый как суффикс, дает снижение образа, «мельчит» его. Правильнее была бы цепочка чёрт - чёртик - чёртиков. Видимо, и здесь важна была еще одна ассоциация -та черта, до которой доходит художник в поисках материального достатка. За важность этого последнего значения говорят и размышления исследователей о месте инфернального в повести: «Мистика и связанный с ней мотив портрета нужны в повести не для занимательности сюжета, а для отражения философских мыслей автора» [Дмитриевская 2013, с. 17], «детальное описание портрета, и прежде всего глаз, необходимо Гоголю не для нагнетания страхов и ужасов в духе не чуждого писателю романтизма. Писатель вновь и вновь ставит проблему искусства» [Лепахин 2002, с. 167].
Заметим, все отклоненные автором варианты фамилии художника весьма удачно подходят к сюжету и акцентируют ту или иную
черту его характера. Почему же выбирается фамилия Чартков? Мы уже упоминали «взаимозаменяемость» слов Чартков - Чертков, достаточно вспомнить украинский город Чортюв, который насчитывает многовековую историю с XV в. и переходил из рук в руки - был он и одним из центров восстания Богдана Хмельницкого, и был под владычеством Турции, и передавался Речи Посполитой, и отходил к Австрии. Думается, переменчивость ориентиров может быть связана и с героем-художником.
Валерий Лепахин «услышал» в фамилии Чарткова слово чары: «В редакции «Арабесок» у главного героя в соответствии со всей «бесовщиной» повести откровенно «говорящая» фамилия: Чертков. Имени же у него нет совсем, слуга называет его, например, барином. Во второй редакции Гоголь приглушил это откровенное указание: герой получил имя, отчество и немного видоизмененную фамилию - Чарт-ков (новая фамилия героя отсылает нас к слову «чары»)» [Лепахин 2002, с. 166].
Что оказывается для Н. В. Гоголя основным во внутренней форме фамилии героя?
Фамилия Чартков созвучна с фамилией Чертков, произносятся они одинаково [ч'иэрткоф]. На слух восприятие не меняется и связь очевидна. Написание по большому счету и не меняется, по-польски черт сгаН из праславянской формы *сьЛ [Фасмер], известен и польский город с «двойным» написанием.
В то же время при зрительном восприятии фамилии появляются другие значения. Чартков - чары, и он действительно как будто очарован, он не видит очевидного, он полнеет и вполне доволен жизнью. Только потом божественное полотно (заметим эпитет!) рассеивает эти чары нечистой силы. Оказывается, добавлен новый оттенок. Дело не в том, что герой чёртов как Чертков, не просто корчится и кобенится (возвратный суффикс здесь подсказывает субъективность процесса). Дело в том, что герой подпадает под чары, он в большей степени оказывается объектом воздействия мистических сил. Вспоминается наставление художнику из повести: «.талант есть драгоценнейший дар Бога - не погуби его. Исследуй, изучай всё, что ни видишь, покори всё кисти, но во всем умей находить внутреннюю мысль и пуще всего старайся постигнуть высокую тайну созданья. Блажен избранник, владеющий ею. <...> Намек о божественном, небесном рае заключен
для человека в искусстве, и по тому одному оно уже выше всего» [Гоголь 1938, с. 135].
Наконец, чарки - злые, именование злых духов в армянской мифологии, в их числе есть дух, сводящий человека с ума ударом. Кроме того, чарк - это собственно наименование одной из категорий злых духов, антропозооморфных существ с вывороченными ступнями (вперед пятками), напоминающими козлиные [Мифы народов мира 1998]. Этим значением можно было бы и пренебречь из-за отсутствия -т- в середине слова и слишком далеких связей православного писателя с мифами Армении, но совпадения с текстом впечатляет. Более всего это значение связывается с образом ростовщика: его можно отнести к злым духам, и антропозооморфность присутствует, и назван он в первой редакции греком, армянином (!) или молдаванином.
Таким образом, значение фамилии Чартков не только отсылает к чертовщине, но еще добавляет очарование героя нечистой силой, когда изначальный склад натуры героя делает его доступным искушениям и чарам. Восточный колорит возможен при актуализации армянского мифа за счет фигуры ростовщика.
Думается, именно фамилия героя Чартков аккумулирует в себе значения, предполагаемые автором в других вариантах.
В Корчеве акцент на внешнем проявлении состояния (в имени не проясняется, какого именно состояния), в Коблеве и Коблине - на языческом волховании (не «прописан» христианский контекст), в Ко-пьеве на первом месте плата, Чертков однолинеен.
Соединение значений окажется именно в фамилии Чартков, что отразит сложность характера героя и обстоятельств в повести.
Нельзя не восхититься чувством языка Николая Васильевича Гоголя, пример с выбором фамилии героя указывает как на тщательную работу стилиста, так и на особую важность выбранной им фамилии для внутренней формы повести.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алпатов М. В. Этюды по истории русского искусства. М. : Искусство, 1967. Т. 1. 214 с.
Боровская Е. Р. Портрет у Н. В. Гоголя и А. Ф. Писемского (на материале повести Н. В. Гоголя «Портрет» и романа А. Ф. Писемского «Тысяча душ») // Вестник Литературного института им. А. М. Горького. 2009. № 1. С. 105-134.
Гоголь Н. В. Портрет. Другие редакции повести. Комментарии // Полное
собр. соч.: в 14 т. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1937-1952. Т. 3. 1938. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М. : Цитадель, 1998. Т. 2. И-О; 1998. 699 с. Дмитриевская Л. Н. Портрет и пейзаж в русской прозе: традиция и художественные эксперименты. Сер. Стиль и синтез. М.-Ярославль : Литера,
2013. 200 с.
Кутковой В. О древнерусских иконах. «Чудо св. Георгия о змие». URL: www.
pravoslavie.ru/jurnal/136.htm Лепахин В. Живопись и иконопись в повести Н. В. Гоголя «Портрет» // Икона в русской художественной литературе: Икона и иконопочитание, иконопись и иконописцы. М. : Отчий Дом, 2002. 736 с. Лихачёв Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л. : Худож.
лит-ра, 1985. 359 с. Лосев А.-Ф. Философия имени // Бытие. Имя. Космос. М. : Мысль, 1993. 958 с. Машинский С. Художественный мир Гоголя. М. : Просвещение, 1979. 432 с. Минералов Ю. И. Теория художественной словесности. М. : Владос, 1999. 360 с.
Минералова И. Г. Евхаристический ресурс русской культуры, явленный художественной словесностью и живописью // Русская литература в православном контексте. Вып. II. Ставрополь : Издат. центр СтПДС,
2014. 236 с. С. 147-161.
Минералова И. Г. Имя и безымянность в русской литературе рубежа XIX-XX веков // Лучшая вузовская лекция. Вып. II. М. : Литера, 2005. 124 с. Мифы народов мира : Энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. 2-е изд.
М. : АСТ, 1998. Т. 2. 719 с. Словарь-справочник «Слова о полку Игореве»: в 6 выпусках / сост. В. Л. Виноградова. М.-Л. : 1965-1984. Вып. 2. Д - Копье. 1967. 214 с. Степанов Н. Л. Гоголь. Жизнь замечательных людей. Серия биографий. Вып. 10 (324). М. : Молодая гвардия, 1961. 432 c. URL: n-v-gogol.ru/books/item/ f00/s00/z0000006/st029.shtml Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 4. М. : Рус. яз. Медиа, 2003. 611 с.
