CC BY
34
Вестник Псковского государственного университета
языкознание
УДК 801 (091) — 500.86/ 87
Л. Я. Костючук
к использованию фольклорных текстов
в диалектном словаре (из опыта «Псковского областного словаря с историческими данными»)
До сих пор продолжаются дискуссии относительно привлечения фольклорных текстов как иллюстраций в словарные статьи областных словарей. Известно отрицательное мнение об этом вопросе у ответственного редактора обобщающего «Словаря русских народных говоров», а также у многих авторов местных диалектных словарей.
В уникальный же «Псковский областной словарь с историческими данными», словарь полного типа (включающего и функционирующие у диалектоносителей общерусские слова) и с местными словами из памятников псковской письменности, по решению Б. А. Ларина вводятся цитаты из псковских фольклорных произведений с диалектными словами. Опубликованные 24 выпуска этого словаря доказывают научную и практическую значимость такого подхода.
Ключевые слова: областной словарь, диалектное слово, фольклорный текст, полный тип словаря, семантическая структура народного слова, этнографические сведения.
Larisa Kostiuchuk
REGARDING FOLKLORE TEXTS IN A DIALECT DICTIONARY (based on the Pskov Regional Dictionary with Historical Data)
Discussion regarding the use of folklore texts as illustrations to regional dictionary entries still goes on. The editor-in-chief of the Dictionary ofRussian Folk Dialects, as well as many authors of local dialect dictionaries express a negative opinion on this issue.
However, Boris Larin decided to include citations from the Pskov folklore in the Pskov Regional Dictionary with Historical Data, a complete dictionary which, apart from dialect words, comprises both common Russian words used by dialect-speakers and local words from Pskov written monuments as well. The published 24 editions of the dictionary prove the academic and practical significance of such approach.
Key words: regional dictionary, dialect word, folklore text, complete dictionary, semantic structure of a folk word, ethnographic data.
Вторая половина XX века была периодом активного собирания и, самое главное, научной обработки материалов народной речи в виде атласов и толковых областных словарей, содержащих ценные сведения о говорах. Несомненна заслуга собирателей, записывавших речь диалектоносителей, и ученых в возможности обобщить местный материал, а также тех, кто в более ранние десятилетия XX века и в XIX веке практически и теоретически представлял сведения о народном слове прежде всего
в лексикографическом аспекте. Не теряет значимости подвижническая деятельность В. И. Даля, который всю жизнь собирал народные слова и создал уникальный «Толковый словарь живого великорусского языка» с отражением в нём и литературных для XIX века слов, и сохраненных ценнейших сведений о народных словах практически всех российских губерний [5]. Ценность труда В. И. Даля и в сопроводительном исследовательском теоретически-практическом очерке 1852 года «О наречиях русского языка» [3, Т. I, с. XLI-LXXXV], и в научных докладах 1860 года «О русском словаре» [4, Т. I, с. XXX-XL], 1862 года «Напутное слово» [2, Т. I, с. ХШ-ЬХХ1Х], Лексикограф показывает те достижения в изучении народного языка, которые уже ярко проявились в отечественной науке XIX века.
В период становления сравнительно-исторического метода в XIX веке Российская академия наук усилиями прежде всего ее организатора А. Х. Востокова создала такие уникальные диалектные словари, как «Опыт великорусского областного словаря» 1852 года [15], а затем в 1858 году превосходящее его своей полнотой «Дополнение к "Опыту великорусского областного словаря"» [6], в частности в представлении материалов по псковским говорам.
Общественность России откликалась на просьбы академиков присылать записи народной речи. Известны многие подвижники собирательского труда, например выпускник псковской гимназии Иван Ильич Карпов, записи которого, хранящиеся в архиве Библиотеки Академии наук, до сих пор пополняют словарные статьи «Псковского областного словаря» [11]. Бескорыстная работа таких знатоков и любителей народного слова не забыта: ни один областной словарь XX-XXI веков не обходится без обращения к публикациям или архивам XIX века. Для «Псковского областного словаря с историческими данными» [16] активно используются рукописные источники, начиная с XIX века, из архивов Географического общества, Московской диалектологической комиссии, И. К. Копаневича, А. И. Белинского, Ю. Ф. Денисенко, А. И. Лебедевой, Л. Ф. Паткуль, И. А. Попова и др. [см. 20: в. 1, с. 19-20; в. 15, с. 55-58].
А поскольку наш областной словарь с историческими данными является единственным в мировой практике региональных словарей, который, во-первых, является словарем полного типа и, во-вторых, включает местные слова из древнерусских и старорусских памятников псковской письменности, то составители используют местные слова из произведений разных жанров. Важна в Инструкции к словарю принципиальная установка Б. А. Ларина относительно фольклорных произведений: «<...> включаем в Псковский областной словарь ещё и данные из фольклора старой и новой записи, содержащего немало архаической лексики, вышедшей (или выходящей) из употребления» [12, с. 270]. Поэтому в пояснительной статье «Состав словаря» к первому выпуску было записано: «Широко используются в Псковском областном словаре выборки из опубликованных и хранящихся в архивах фольклорных материалов и диалектных записей XIX-XX вв., относящихся к Псковской области» [19, в. 1, с. 6].
Отметим, что составители «Псковского областного словаря» серьёзно относятся к иллюстративным материалам. Примеры из местных фольклорных произведений сохраняют названия знакомых и мало знакомых реалий, этнографически связанных с данным местом, помогают подчас понять семантическую. структуру той или иной лексемы. Порядок расположения фольклорных цитат определяется так во втором варианте Инструкции: «В конце [иллюстраций семантики единицы. — Л А".] следуют
цитаты, извлеченные из фольклорных и архивных записей Х1Х-ХХ вв.» [8, в. 15, с. 50]. При этом важно указывать жанр фольклорного произведения: «Если после цитаты идёт указание на жанр фольклорного источника, в квадратных скобках с прописной буквы курсивом пишется: [Песня], [Частушка] и т. п. Точка ставится после квадратных скобок. Начало стихотворной строки обозначается большой буквой» [8, в. 15, с. 50].
Итак, указанное решение при работе над «Псковским областным словарём с историческими данными» было принято на рубеже 50-60-х годов XX века. 24 выпуска этого словаря и продолжающаяся работа доказали научную и практическую значимость такого подхода. Но до сих пор возникают вопросы относительно привлечения в словарные статьи областных словарей фольклорных текстов как иллюстраций к семантике лексико-фразеологических единиц. Известно отрицательное мнение об этом вопросе у ответственного редактора академического «Словаря русских народных говоров» [17], а также и многих авторов региональных словарей.
На недавней Международной конференции в Институте лингвистических исследований РАН (октябрь 2014 г.), посвященной славянской лексикографии и лексикологии, вновь был поднят вопрос о возможности / невозможности вводить фольклорные тексты в диалектный словарь. Участников конференции, особенно зарубежных, в частности из славянских стран, интересовало мнение лексикографов, создающих «Псковский областной словарь» (непосредственно этому словарю были посвящены доклады И. С. Лутовиновой, М. А. Тарасовой, Л. Я. Костючук). И даже С. А. Мызников, говоря о проблемах обобщающего «Словаря русских народных говоров», как практик и руководитель словарного отдела ИЛИ РАН, высказал свою позицию по поводу значимости фольклорных источников в сохранении местных диалектных особенностей.
В первоначальном же «Проекте "Словаря русских народных говоров"» 1961 года Ф. П. Филин не писал о необходимости привлекать фольклорные источники [21], тем более что в те годы было принято делать акцент на общерусский, общенародный характер фольклорного текста. Но время и практика словарной работы заставляют менять подход к подбору источников для диалектного словаря и к расположению материала в пределах словарной статьи. Так, Е. В. Колосько, один из старейших составителей «Словаря русских народных говоров», в интересном докладе недавних лет пришла, например, к выводу о важности помещать фразеологические материалы на лексикографируемое народное слово не в конце словарной статьи, а распределять их по соответствующим значениям иллюстрируемого слова. При этом, подчеркивал автор, учитывается путь возникновения образности и фразеологизации выражения. А ведь это один из принципов подачи материала в «Псковском областном словаре», сформулированный Б. А. Лариным в конце 50-х годов XX века [12]. Авторы «Архангельского областного словаря» пришли к необходимости принципа полного диалектного словаря (тоже вслед за реализацией указанного подхода в «Псковском областном словаре»). Это оказывается особенно актуальным на современном этапе изучения и фиксации региональных слов.
Обратимся к опыту «Псковского областного словаря» для понимания необходимости отражения и учета фольклорного материала, записанного в псковской языковой среде, и к его роли в подчеркивании своеобразия лексико-семантической системы говоров.
На слово аленький разработана словарная статья ради устойчивого словосочетания аленький цветок, которое в говорах зафиксировано в двух значениях: 1. 'растение с мелкими красными цветами (возможно Иван-чай?)', функционирует в бытовой сфере речи; 2. перен. 'милый, любимый', отмечено в фольклорном малом жанре — частушке — с иронией («Ты цветок аленький, не напивайся пьяненький» в Островском р-не) еще в первой половине XX века И. К. Копаневичем [16, в. 1, с. 58]. Указанное прилагательное имеет ласкательный коннотативный оттенок. Без такой коннотации прилагательное алый 'ярко-красный' встречается как употребление (отмечается знаком: «—») в следующем контексте из повседневной жизни: «Алый кирпичь, красный; на пот, алый на плиту» в Лядском р-не. Но как употребление в функции 'Как постоянный эпитет в фольклоре' прилагательное отмечается в таких словосочетаниях: «алыи губъньки», «алые цветочки» (последнее как синоним к выражению «красны девушки») [16, в. 1, с. 61]. В говорах удалось отметить и традиционные, фольклорные значения, и свободные при назывании соответствующего цвета.
В словарной статье на глагол бабить в терминологическом значении 1 'принимать роды' наряду с обычным использованием в речи приведена и цитата из работы В. И. Чернышёва «Сказки и легенды пушкинских мест» [18], представляющей собрание фольклорной прозы: «Бабка-волшебница, как она [сестра] родила трёх сыновей, явилась бабить» [16, в. 1, с. 82]. Цитата подтверждает широкое использование слова в традиционных действиях псковского населения. Полный характер словаря позволил отметить в этом значении и любопытное употребление ('— О корове'): «Карова тялёнка бабить, лижыть яуо, пака чистинький стс1нить». Народ обнаруживает не частое использование этого слова в указанной ситуации рождения «младенца»: возможность аналогии между жизнью людей и животных, в частности домашних, без которых немыслима жизнь сельского жителя. Наряду с отдельным глаголом в таком же значении известно и устойчивое терминологическое сочетание «бабить рибён-ка» в контексте, раскрывающем ряд действий при указанной процедуре: «Рабён-ка, гаварят, бабила, завязывает пупок рябёнку, моет, бабить рябёнка ня каждый сможыт» [16, в. 1, с. 82].
Словарь сообщает названия той женщины, которая специализировалась на приёме родов и на обихоживании младенца и роженицы. Таков первый омоним бабка1; расширенное название словосочетанием с приложением бабка-пуповязица (пуповязница, пупорезница), атрибутивное словосочетание бабка приёмная [15, в. 1, с. 82]. Отмечаются эти синонимы и в фольклорных Поминаниях у И. К. Ко-паневича. В гнезде с корнем баб- с семой 'приём родов' есть и общерусская лексема бабушка в значении 2 'повитуха', и атрибутивное словосочетание бабушка пупорезная [16, в. 1, с. 88].
Значимость фольклорных текстов ярко проявляется в сохранении местных фонетических особенностей. Известно, что в настоящее время мало в каких говорах удаётся встретить «цоканье» или «чоканье». При знакомстве с носителями псковских говоров у людей невольно возникают в памяти народные дразнилки: «Апаце/не — те жэ англицане, толька нарецыя ня та» или «Ат Апоцки три вярстоцки... ».
Не случайно А. И. Белинский, о котором как выдающемся учёном-краеведе нам приходилось писать [9, с. 29-34; 10, с. 148-153], отмечая ценность его записей народной псковской речи 20-30-х годов XX века, роль научного исследования и систематизации им особенностей опочецких говоров, каждое своё наблюдение подтверждал
продуманными фольклорными текстами, преимущественно любимыми им частушками. Частушки — живые, яркие и хорошо запоминающиеся произведения народной поэзии, благодаря прежде всего рифме и оптимистическому шутливому настрою. Повторяясь неоднократно и своевременно в соответствующих ситуациях, они сохраняют и подчёркивают оценку родного языка их создателей. Так, А. И. Белинский как исследователь прежде всего отметил следующее относительно смешения звуков [ц] и [ч]: «Бросается в глаза неумение пользоваться звуками "ц" и "ч"». А следом подтверждает это задорной частушкой:
«Хараша наша дяревня — Настояшшее сяло, Няхарошая привыцка — Гаварить: цаво, цаво» [1].
Сопровождается частушка замечанием собирателя народной речи: «Крестьяне чувствуют, что они говорят неправильно» [1]. Но содержание частушки свидетельствует о добром и шутливом восприятии своей речи, как и в частушке с передачей «чоканья»:
«Сястри ча мая, Ты мяня ня бойся, Я тябя ня трону, Ты ни бяспакойся» [1].
Известные народные сказки в исполнении псковских рассказчиков сохраняют местное произношение, что и отмечал В. И. Чернышёв в псковской сказке: «Вот потом [коза] приходя и под дверям крицыт : "Детыньки, отоприте маленьки, отоприте маленьки, отоприте"» [16, в. 24, с. 182].
В тексты традиционных народных сказок попадают и «новые» для говоров слова, используемые для обсуждения ситуаций, связанных с работой, официальными отношениями соответствующего периода жизни при общении с собирателем. Содержание сказки позволяет усмотреть аналогию сказочных и современных для региона событий. Например, В. И. Чернышёвым было отмечено в сказке слово отстранить в значении 1 'освободить от должности, уволить со службы': «Володя вынял записку, подаёт буфетчику: "Я отстранён"» [16, в. 24, с. 258]. Такой пример показывает динамические процессы в лексико-семантическом составе народных говоров и сосуществование общерусских слов и собственно диалектных. Экспрессивное слово копырнуть, оказавшееся синонимичным указанному отстранить, было записано в псковских говорах в XIX веке И. И. Карповым с толкованием 'отстранить от работы' [16, в. 24, с. 223]. В лексико-семантической системе псковских говоров такое значение трактуется как переносное от значения 'сильно толкнуть; поддать (ногой)'.
У самого И. И. Карпова есть параллель несовершенного вида копырять со значением 'бить пинками' к глаголу совершенного вила копырнуть. Эти глаголы близки по основной семе 'толкать ногами'. Но они не составляют видовую пару, так как различаются многоактностью (копырЯть) и одноактностью (копырнуть).
Однако выбор слов отстранить и копырнуть для передачи увольнения как неприятного для человека события при учёте развития их лексических значений свидетельствует об активных этапах переосмысления указанных глаголов.
Сборники и отдельные записи пословиц, зафиксированных на Псковской земле в прошлом [22; 23] и настоящем [14], позволяют обнаружить местные варианты пла-
на выражения общенародных фольклорных произведений малых форм, как и собрания загадок, собранных Евлентьевым и опубликованных в «Псковских губернских ведомостях» 60-х годов XIX века [7]. Приведём примеры.
В пословичном выражении начала XVIII века Конь копытом, а жаба клешнею в исторической части словарной статьи на слово копыто своеобразно употребляется слово клешня для обозначения лапки жабы в местном говоре [16, в. 15, с. 224]. Именно текст фольклорного произведения малого жанра (пословицы) донёс до нас своеобразное развитие семантики слова в народном употреблении.
Слова повседневного использования, даже общерусские, в фольклорных текстах участвуют в создании художественного образа. На фоне исходных общеизвестных значений обнаруживаются начальные сдвиги в значении слова, что передаётся, как указывалось, знаком употребления (горизонтальной чертой).
Так, слово корка в значении 'твёрдый наружный слой хлеба' приобретает расширенную семантику как еще не устоявшееся значение, а только употребление ('— О чёрством куске хлеба') в контекстах песенных жанров: «У батьки жыла, корки ела, на работе песни пела, замуж вышла, чай пила, слёзы горькие лила» [Песня]; «Пашол плясать, дома нечаво кусать, Сухари да корки, на нагах апорки» [Частушка] [16, в.15, с. 244]. Учитывая образный контекст с обобщенным значением в говорах можно обнаружить устойчивые сочетания слов с тенденцией к переосмыслению при развитии дополнительных сем. Это передаётся как идиоматика народной речи: от наименее спаянных в смысловом отношении словосочетаний к возможной фразеологизации [см. 12]. В псковских говорах отмечены такие устойчивые выражения: со знаком «угла» нецелостные по смыслу (корки есть в значении 'бедно жить'); более целостное, фразеологизированное выражение со знаком «треугольника» с признаками образности, объясняющей появление значения 'стать, быть, независимым, самостоятельным в жизни' (на своих корках): «Тотрь на своих коркъх» [16, в. 15, с. 244].
Указание в словарной статье синонимического ряда однокоренных (с корнем кор-) образований при участии разных суффиксов в диалектных словах — это свидетельство своеобразной «жизни» и общерусского слова, и местных слов в лексико-семантической системе говоров.
Показ в подробной словарной статье богатого подтверждающего материала из народной речи наглядно представляет и помогает понять семантические процессы, происходящие на лексическом уровне. Разные источники, содержащие псковские лексемы, дают возможность обнаружить сложность и своеобразие лексико-фразе-ологического фонда при лексикографической обработке материала. Показательны в этом отношении местные пословицы, особенно записанные и отобранные теми собирателями, которые хорошо знают псковские говоры, будучи носителями местной речи. Таким диалектоносителем и учёным-диалектологом был уроженец деревни Щиленка Дновского района С. Е. Мельников, оставивший рукописный сборник псковских пословиц с ценными комментариями к лексическим компонентам этого фольклорного жанра. Записанная им пословица Под лежачий кляч вода не течёт из Опочецкого района иллюстрирует в выпуске словаря слово кляч со значением 'отпиленный или отрубленный кусок дерева, бревна', что является оттенком к значению 1 'толстое бревно' [16, в. 14, с. 250]. В местном говоре в известной общерусской пословице с образом «лежачий камень» появился более знакомый в сельском
обиходе образ «кусок бревна». Тем самым доказывается значимость фольклорного выражения, активно живущего в народной речи псковичей, но обогащённого зоркими наблюдениями людей в близкой и понятной им обстановке. Всё это помогает доносить до исследователей-лексикографов уникальные народные слова, которые не были подчас известны собирателям ранее. И чем активнее будут привлекаться материалы рукописного собрания псковских пословиц, например С. Е. Мельникова, тем полнее будет представлено богатство псковской лексики.
К сожалению, некоторые слова пока не вошли в изданные выпуски «Псковского областного словаря», так как составителям словаря не был известен рукописный труд талантливого псковича. Поступил же сборник пословиц в наше распоряжение после безвременной кончины Сергея Екимовича. Рассмотрим некоторые примеры из этого собрания. Так, слово гули 'праздность, постоянная гулянка' (в определении С. Е. Мельникова) в Гдовской пословице Гули, гули, да смотри, чтобы в лапти не обули известно было и В. И. Далю, который отмечал, что употребляется оно вместо таких слов, как гулянье, гульба, погулка, шатанье [5, Т. I, с. 406]. Но у В. И. Даля это значение, видимо, связано с созвучным названием гули в значении 'голуби', которое лексикограф объясняет «от призывного клика» к голубям «гуль-гуль», этимологизируя его не очень уверенно от глагола гулять со знаком вопроса. В подтверждение этого В. И. Даль приводит варианты пословицы, аналогичные отмеченной в псковских говорах: Гули, гули, ан и в лапти обули; Сегодня гули, да завтра гули: держись, чтобы в лапти не обули! Приводит лексикограф такое замечание: «о страстных голубятниках, проживающих время и состояние на голубей» [5, т I, с. 406]. Однако, видимо, такое объяснение напоминает «народную этимологию». Созвучие некоторых слов и восприятие пословицы в современных говорах позволяет усмотреть значение с семой 'гулять', что отметил В. И. Даль уже в XIX веке.
Даже некоторые сведения из сборника пословиц показывают, что введение рукописного источника пословиц в записи С. Е. Мельникова для использования при работе над словарными статьями позволит ввести в корпус словаря многие народные лексемы.
Например, слово полешня 'охота' как синоним к общерусскому слову охота в пословице Как на полешню бечь, тогда и собак кормить из Новоржевского района.
Хатуль 'заплечный мешок' — слово, отмеченное в родной деревне С. Е. Мельникова (Щиленка, Дновского района): Хватьхатуль, ды видал поталь. Стоит учесть замечание диалектолога-собирателя, односельчанина тех, кто употребляет указанную пословицу: «Интересно, что в деревне Щиленка Карельская [так в прошлом называлась эта деревня. — Л. К.] не знают, что такое хатуль, а поговорку употребляют. Так говорят о том, кто ушёл, увиливая от работы». При этом С. Е. Мельников от пословиц отличает то, что он назвал «поговоркой». Вероятно, точнее было бы говорить о «приговорке» по поводу какого-то обычного, типичного, повторяющегося явления.
У В. И. Даля находим слово хатуль в предположительном произношении (обозначается вопросительным знаком) от слова катуля в значении 'котомка или мешок' [5, Т. IV, с. 543]. Фиксирует это слова лексикограф в смоленских говорах. Занесенное, видимо, из других говоров, слово в созвучной псковской фразе (хатуль — потуль) «пригодилось» в одном из псковских говоров для передачи оценки негативных поступков.
В двух районах (Великолукском и Холмском) отмечена пословица, включающая народный словообразовательный дериват порина от пора (в значении 'определенное для какого-нибудь действия время') в одной пословице с двумя вариантами одного и того же смысла: Упустивши порину, не ходят вмалину — Спустя порину, не ходят по малину.
Фиксация подобных пословиц значима для показа, как познание общерусских языковых ценностей осваивается в диалектной речи. И поэтому обращение к общерусскому лексико-фразеологическому богатству, включая и фольклорные материалы с учётом местных особенностей, необходимо для лучшего и более полного исследования лексико-семантической системы в областном словаре.
Поскольку «Псковский областной словарь с историческими данными» содержит материал из древних псковских памятников, то это способствует пониманию роли диахронии в формировании лексического и грамматического фонда местных говоров и в закреплении идиоматических выражений, в частности пословиц. Через анализ предложений и исследование их плана выражения приоткрывается перспектива (преемственность и изменчивость) в отражении окружающего мира, в формировании народной ментальности и нравственных норм у носителей русского языка. Привлечение записей псковской народной речи начала XVII века иностранцами (например, немецким купцом Т. Фенне, составившим в 1607 году русско-немецкий разговорник в Пскове) позволило донести до исследователей псковских говоров XX-XXI веков специфику плана выражения и плана содержания у псковских слов в далёком прошлом. (Напомним, что Б. А. Ларин был мужественным первопроходцем в обосновании правомочности привлечения записей русской речи иностранцами для изучения русского языка [13].)
Приведём несколько известных и до сих пор пословиц в псковском звучании XVII века: Цыплята (!) хоче курица (!) учить [23, с. 472]; Рука руку моет, ино будут обк чисты; Таково жё друг другу (!) любит, а Бог об-кихъ [23, с. 479].
В следующем случае удачно введена как объяснение во фразе пословица об отношениях между людьми , что наблюдал немецкий купец у псковичей во время торговых дел: «Лестлив, да сердце худо, оманыват доброго друга, — то пословка правда есть: в тихой водк вир внлико<й>» [23, с. 479]. В составе пословицы звучит псковский регионализм вир вместо общерусского слова омут.
Ценны пословицы с псковскими словами, отмеченными Т. Фенне: «Дивья чу-жёвауха отр-кзать, что полсти, — не болит» [23, с. 470]: дивья — это «безлично-предикативное слово», то есть категория состояния, со значением 'хорошо, удобно' [16, в. 9, с. 67]; полсть — 'кусок материала, например домотканого холста' (см. в Картотеке «Псковского областного словаря», а также в словаре В. И. Даля ообнару-живается ряд однокоренных слов с подобной семантикой [4, т. III, с. 265]).
Можно продолжать рассуждения о пользе и научной значимости того типа областного словаря, к которому относится до сих пор единственный в своей уникальности «Псковский областной словарь с историческими данными» (во-первых, полного типа; во-вторых, с совмещением синхронных и диахронных параллелей). Такой подход способствует многоаспектному представлению народного слова в лексикографическом труде.
Бурные научные дискуссии середины XX века и последующих десятилетий отбушевали давно. Достижения псковской диалектной лексикографии в соответствии
с новаторскими идеями Б. А. Ларина давно признаны научной общественностью. В том числе, как говорилось в начале статьи, мнение коллектива словарников из Межкафедрального словарного кабинета имени профессора Б. А. Ларина при Санкт-Петербургском университете и с кафедры русского языка Псковского государственного университета (в прошлом пединститута) относительно привлечения фольклорного материала как иллюстративного в областные словари было поддержано российскими и иностранными учеными на Международной конференции по славянской лексикографии и лексикологии (октябрь 2014 года, ИЛИ РАН, г. С.-Петербург).
Воистину справедливы и мудры псковские «пословки» (как назвал их в 1607 году Т. Фенне) в фиксации иностранца, удивлявшегося псковской речи: Без притчи человкк<у> вкку не <и>зжить [23, с. 471]; Жить не тужить, добро добыть да лихо сбыть [23, с. 472]; Луче молчать, как худа говорить, а худой гов<о>ркгк помочи н^т, только люди лают [23, с. 472].
Литература
1. Белинский А. И. Характерные особенности говора крестьян Опочецкого уезда (района) Псковской губернии (области) (1920-1930 гг.) / Рукопись // Архив Опочецкого музея.
2. Даль В. И. Напутное слово // Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М., 1956. С. XШ-LXXIX.
3. Даль В. И. О наречиях русского языка // Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М., 1956. С. XLI-LXXXV.
4. Даль В. И. О русском словаре // Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М., 1956. С. XXX-XL.
5. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Тт. НУ М., 1956.
6. Дополнение к «Опыту великорусского областного словаря». СПб., 1858.
7. Загадки русского народа, собранные Евлентьевым // Псковские губернские ведомости. 1864 г. № 35-39, 44, 45; 1865 г. № 2-5.
8. Инструкция «Псковского областного словаря с историческими данными» (2-я редакция) // Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 15. СПб., 2004. С. 5-51.
9. Костючук Л. Я. Об источниках сведений о псковской народной речи (случайности и закономерности в сохранении Слова) // Актуальные вопросы современной гуманитарной парадигмы: Сборник материалов научно-практической конференции с международным участием 15 марта 2012 г. Псков, 2012. С. 29-34.
10. Костючук Л. Я. Талантливые записи опочецкой народной речи А. И. Белинским и «Псковский областной словарь» (к сохранению памяти о людях) // «Памятью жива Россия»: Материалы историко-краеведческих чтений 2013 года. Опочка, 2014. С. 148-153.
11. Краткий сборник простонародных слов преимущественно Новорж.[евского], Опоч.[ец-кого], Остров.[ского], Порхов.[ского] и Пск.[овского] уездов Псковской и Осташковского Тверской губерний / Собрал окончивший курс Псковской губернской гимназии Ив. Ил. Карпов. СПб., 1855. Тетр. I — 159 л., Тетр. II — 289 л., Тетр. III — 203 л. // Рукописный отдел БАН, шифр 17.10.16.
12. Ларин Б. А. Инструкция Псковского областного словаря // Псковские говоры. I: Труды Первой псковской диалектологической конференции 1960 года. Псков, 1962. С. 252-271.
13. Ларин Б. А. Три иностранных источника по разговорной речи Московской Руси XVI-XVII веков. СПб., 2002.
14. Мельников С. Е. Псковские пословицы / Рукопись // Архив Псковского областного словаря.
15. Опыт великорусского областного словаря. СПб., 1852.
16. Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1-24... Л. / СПб., 19672013...
17. Словарь русских народных говоров. Вып. 1-46... М.; Л. / СПб., 1965-2013...
18. Сказки и легенды пушкинских мест / Записи на местах, наблюдения и исследования В. И. Чернышёва. М.; Л., 1950.
19. Состав словаря // Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1. Л., 1967. С. 6-16.
20. Список сокращений источников XIX-XX вв., использованных в современной части ПОС // Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1. Л., 1967. С. 19-20; Вып. 15. СПб., 2004. С. 55-58.
21. Филин Ф. П. Проект «Словаря русских народных говоров». М.; Л., 1961.
22. Шаповалова Г. Г. Псковский рукописный сборник начала XVIII века // Русский фольклор: Материалы и исследования. Т. IV. М.; Л., 1959. С. 305-330.
23. T. Fenne's Low German Manual of Spoken Russian Pskov 1607. Vol. II. Copenhagen, 1970.
